- Именно спокойствие, и я его достигну так  или  иначе,  сказал  отец
Брайен, доставая из кармана конверт.
     - Уберите, - сказал отец Келли, чувствуя, что должно быть в конверте.
     - Пожалуйста, передайте это от меня пастору Шелдону.
     Отец  Брайен  тяжело  поднялся,  вглядываясь,  где  тут   дверь   или
какой-нибудь выход, и исчез.
     - Ну вот, посмотрите, что вы наделали! - сказал отец Келли.
     Отец Витторини, потрясенный, перестал жевать.
     - Но отец, я все время думал, что это дружеская перепалка, и  мы  оба
играем, только он сильно, а я не очень.
     - Но игра слишком затянулась, и это проклятое  веселье  оборачивается
чем-то серьезным, - сказал Келли. - Вы не знаете Вильяма так,  как  я.  Вы
его, на самом деле ранили.
     - Я постараюсь сделать все, что от меня зависит...
     - Постарайтесь не провертеть дыру в штанах! Теперь уж не мешайте, это
задача для меня. - Отец Келли сгреб конверт со стола и посмотрел на  свет.
- Рентгеновское просвечивание страдающей души, Господи помилуй.
     Он поспешил наверх.
     - Отец Брайен? - позвал он. Замедлил шаги.
     - Отец? - постучал в дверь. - Вильям?
     В столовой, опять в одиночестве, отец Витторини силился  доесть  свои
хлопья. Они казались совершенно безвкусными и застревали в глотке.


     Только после второго завтрака отцу Келли удалось прижать отца Брайена
к стене в маленьком сумрачном  садике  за  домом  и  вручить  ему  конверт
обратно.
     - Вилли, порви, пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты сдавался  в  середине
игры. Как давно у вас это длится?
     Отец Брайен вздохнул и взял конверт, но не порвал его.
     - Вкралось как-то незаметно. Это я первый начал толковать  ирландских
писателей,  а  он  начал  напевать  итальянские  оперы.  Потом   я   начал
рассказывать о книге  Келлза  [древнее  собрание  ирландских  саг],  а  он
прогулял меня по эпохе Возрождения. Слава Богу, он не  разыскал  энциклику
об этих проклятых космических путешествиях раньше, а то бы я  перевелся  в
монастырь, где блюдут обет молчания. Но даже там, я боюсь, он не унялся бы
и сопровождал запуски  на  Канаверал  азбукой  глухонемых.  Какой  адвокат
дьявола  [священник,  выступающий  оппонентом   на   канонизации   святых]
получился бы из него!
     - Отец!
     - Я принесу покаяние за  это  позже.  Да  он  просто  выдра,  тюлень,
резвящийся с  догмами  церкви,  как  с  раскрашенным  мячиком.  Интересно,
конечно, смотреть, как тюлени скачут, но не  смешивайте  их,  скажу  я,  с
истинными приверженцами церкви,  такими,  как  вы  и  я!  Это  может  быть
гордыня, но вам не кажется, что  это  напоминает  вариации  на  правильную
тему, только на флейте-пикколо посреди нас, арфистов?
     - Что за загадки, Вилли? Мы, священники,  должны  быть  примером  для
других.
     - А кто-нибудь говорил об  этом  отцу  Витторини?  Давайте  посмотрим
правде в лицо:  среди  священнослужителей  итальянцы  самые  разболтанные.
Нельзя даже положиться на то, что они остались бы трезвыми во время Тайной
Вечери.
     - Будто бы мы, ирландцы, остались бы... - пробормотал отец Келли.
     - Мы бы, по крайней мере, подождали, пока Святой обряд не кончится!
     -  Ну  хватит,  мы  священники  или  парикмахеры?  Все  будем   волос
расщеплять - или отбреем Витторини его же собственной бритвой?
     Вильям, у тебя есть какой-нибудь план?
     - Разве что баптиста пригласить в посредники.
     - Да ну тебя с твоим баптистом! Ты энциклику разыскал?
     - Энциклику?
     - Ты что, дожидаешься, когда рак на горе свистнет? Нужно  обязательно
прочесть этот космический эдикт! Проработать, запомнить, а затем атаковать
нашего ракетчика на его собственной территории! Теперь в библиотеку -  как
там кричат мальчишки? Пять, четыре, три, два, один - поехали!
     - Или непечатный эквивалент.
     - Можно и непечатный. А теперь - за мной!


     Они столкнулись с пастором Шелдоном, когда тот выходил из библиотеки.
     - Бесполезно, - сказал пастор, улыбаясь, когда разглядел  румянец  на
их лицах, - вы ее там не найдете.
     - Не найдем что? - отец Брайен увидел, что пастор смотрит на  письмо,
которое он все еще держал в руках, и быстро спрятал его. - Что не найдем?
     - Ракетный корабль велик для наших маленьких апартаментов,  -  сказал
пастор в слабой попытке казаться загадочным.
     - Уж не склонил ли вас итальянец на  свою  сторону?  -  воскликнул  с
тревогой отец Келли.
     - Нет, просто уже земля слухом полнится. Я пришел, чтобы самому кое в
чем удостовериться.
     - Итак, - с облегчением выдохнул Братцем, - вы на нашей стороне?
     Взгляд пастора Шелдона погрустнел.
     - А тут есть какие-нибудь стороны, отче?
     Они вместе вошли в маленькую библиотеку. Отец  Брайен  и  отец  Келли
сели очень неловко, каждый на краешке своего стула.  Отец  Шелдон  остался
стоять, не отводя взгляда от им смущенных лиц.
     - Ну, почему вы боитесь отца Витторини?
     - Боимся? - отец Брайен как будто удивился этому слову  и  с  нажимом
выговорил: - Скорее, негодуем.
     - Одно ведет к другому, - признал Келли и  продолжил:  -  Видите  ли,
пастор, это один городок в Тоскане кидает камушки в Мейнут,  который,  как
вы знаете, находится в нескольких милях от Дублина.
     - Я ирландец, - сказал пастор со смирением.
     -  Вот  именно  поэтому  мы  и  не  можем   понять   вашей   глубокой
невозмутимости при подобном безобразии, - сказал пастор.
     - Я ирландец из Калифорнии, - сказал пастор.
     Он подождал, пока до них  это  дойдет.  После  некоторой  паузы  отец
Брайен жалобно выдавил из себя:
     - А мы и забыли.
     Он взглянул на пастора и увидел, что тот совсем недавно загорел,  это
был цвет лица человека, ходившего, как подсолнух, повернувшись  к  солнцу,
даже здесь, в Чикаго, старавшегося получить сколько можно света  и  тепла,
чтобы поддержать свое существо. Он увидел  человека  с  фигурой  игрока  в
бадминтон и теннис. Если взглянуть на его руки во время  проповеди,  можно
представить, как он плывет под теплым небом Калифорнии.
     Отец Келли засмеялся.
     - Ирония судьбы! Как все просто оказалось. Отец  Брайен,  вот  вам  и
баптист!
     - Баптист? - спросил пастор Шелдон.
     - Без обид, пастор, но мы  искали  посредника,  а  тут  как  раз  вы,
ирландец из Калифорнии, который совсем  недавно  познакомился  с  метелями
Иллинойса... Мы родились и выросли на холмах Корка и Килкока. Из  нас  это
не выбьешь  и  двадцатью  годами  Голливуда.  А  говорят,  я  слышал,  что
Калифорния похожа на... - Келли помедлил, - на Италию?
     - Вон куда вы клоните, - пробормотал отец Брайен.
     Пастор  Шелдон  кивнул,  выражение   его   лица   было   одновременно
приветливым и печальным.
     - У меня кровь, как у вас, но я вырос в климате, похожем на  римский.
Так что, отец Брайен, я совершенно искренне  спрашивал,  какие  тут  могут
быть стороны.
     - Ирландец, да не совсем ирландец, - загрустил отец Брайен. - Хотя  и
не итальянец. Природа просто забавляется нашей плотью.
     - Только если мы ей позволяем, Вильям и Патрик, - произнес Келли.
     Священники чуть вздрогнули при звуке своих имен.
     - Вы до сих пор не ответили: чего вы испугались?
     Отец Брайен наблюдал, как его руки слабо цепляются  одна  за  другую,
как смущенные борцы в начале схватки.
     - Видите ли, как только оказывается, что на земле все устроилось,  по
крайней мере, выглядит на первый  взгляд,  как  победа  -  является  вдруг
Витторини...
     - Простите меня, отец, - сказал пастор, - является вдруг  реальность.
Является пространство, время, энтропия, прогресс - является миллион вещей,
всегда. Не отец Витторини изобрел космические полеты.
     - Да, но он умудряется на них греть руки.  Послушать  его,  так  "все
начинается с мистики и  кончается  политикой".  Ну,  да  ладно.  Я  спрячу
дубинку, если он уберет свои ракеты.
     - Нет, лучше оставим все, как есть, - возразил  пастор.  -  Лучше  не
прятать неистовство и особые способы передвижения в пространстве, лучше  с
ними поработать. Почему бы нам не забраться в ракету, отец, и не поучиться
у нее?
     - Чему поучиться? Тому, что большинство вещей, которым  мы  научились
на Земле, ни на что не годятся на Марсе, Венере или куда там  еще  засунул
бы нас Витторини? Отправить Адама и Еву  в  какой-нибудь  новый  Эдем,  на
Юпитер, при помощи нашей собственной ракеты? Или, хуже  того,  обнаружить,
что нет ни Эдема, ни Адама, ни Евы, ни  проклятого  Яблока,  ни  Змея,  ни
Грехопадения, ни Первородного Греха, ни Благовещения, ни Рождения, ни Сына
- можете сами продолжить список, ничего вообще  на  этих  окаянных  мирах!
Этому, что ли, мы должны научиться, пастор?
     - Если понадобится, то и этому, - сказал пастор Шелдон. -  Это  Божий
космос и Божьи миры в нем. Мы не должны  пытаться  тащить  за  собой  наши
соборы, когда все, что нужно, это уложить с вечера чемодан. Церковь  может
быть упакована в коробку не больше, чем нужна для  атрибутов,  необходимых
для обедни,  так  что  все  можно  унести  в  руках.  Позвольте  это  отцу
Витторини, - люди из южных пределов уже очень давно научились  строить  из
воска, который легко тает и принимает форму а гармонии с движением и  тем,
что нужно человеку. Вильям, Вильям, если  вы  будете  настаивать  на  том,
чтобы строить изо льда, он расколется, когда пройдет звуковой барьер,  или
растает в ракетном пламени и не оставит вам ничего.
     - Такому, - сказал отец Брайен, - трудно научиться в  пятьдесят  лет,
пастор.
     -  Однако  учитесь,  у  вас  должно  получиться,  -  сказал   пастор,
прикасаясь к его плечу.  -  Вот  вам  задание:  помириться  с  итальянским
священником. Найдите сегодня способ для встречи умов, попотейте, отец.
     Ну, а для начала, так как библиотека  у  нас  небольшая,  покопайтесь
где-нибудь еще, разыщите эту  космическую  энциклику,  чтобы  хоть  знать,
из-за чего шумим.
     И через мгновение он исчез.
     Отец Брайен слышал умирающий звук быстрых ног - как будто  белый  мяч
уже летел высоко в опьяняющем воздухе, и пастор торопился принять  участие
в волейбольном матче.
     - Ирландец, да не ирландец. Хотя и не итальянец. А мы-то кто, Патрик?
     - Я уже начинаю сомневаться, - был ответ.
     И они двинулись в город, в библиотеку побольше,  где  можно  было  бы
найти великие мысли папы по поводу открытого космоса.


     Поздно вечером, когда ужин давно уже прошел,  фактически,  когда  уже
пора было ложиться, отец Келли двигался по дому, стучал в двери  и  что-то
шептал.
     В десять часов отец Витторини спустился вниз - и у него дух захватило
от удивления.
     Отец Брайен, стоя у неиспользуемого камина,  грел  руки  над  газовой
горелкой, стоящей на решетке, и даже не повернулся на звук шагов.
     На специально освобожденном месте стоял телевизор, перед  ним  четыре
кресла и два маленьких столика с двумя бутылками и четырьмя стаканами. Все
это приготовил отец Брайен, не позволив отцу Келли помогать совсем. Теперь
он обернулся, потому что подходили Келли и пастор Шелдон.
     Пастор помедлил в дверях и обозрел помещение.
     - Чудесно, - он помолчал и добавил: - Я думаю. Дайте-ка  взглянуть...
- Прочел этикетку на бутылке. - Отец Витторини сядет здесь.
     - У "Ирландского мха"? - спросил Витторини.
     - Как и я, - сказал отец Брайен.
     Витторини с заметным удовольствием сел.
     - А остальные усядутся возле "Слезы  Христовой",  как  я  понимаю?  -
сказал пастор.
     - Это _и_т_а_л_ь_я_н_с_к_о_е_ вино, пастор.
     - Я, кажется, о нем слышал, - сказал пастор и сел.
     - Вот, - отец Брайен поспешно протянул руку и, не глядя на Витторини,
налил ему полный стакан "Мха", - переливание ирландской крови.
     - Позвольте мне, - Витторини кивком поблагодарил и поднялся,  в  свою
очередь, чтобы наполнить  стаканы  остальных.  -  Слезы  Христа  и  солнце
Италии, - сказал он. - Ну, а теперь, перед  тем,  как  выпьем,  я  кое-что
скажу.
     Другие ждали, глядя на него.
     - Папской энциклики о космических полетах, - сказал он наконец, -  не
существует.
     - Мы обнаружили это, - сказал Келли, - несколько часов назад.
     - Отцы, простите меня, - сказал Витторини. - Я, как рыбак на  берегу,
который, завидя рыбу, берет побольше наживки. Я все это время  подозревал,
что энциклики не было. Но каждый раз, когда я заводил разговор об  этом  в
городе, столь многие священники из Дублина отрицали ее существование,  что
я пришел к мысли:  должна  существовать!  Они  не  проверили,  потому  что
боялись: а вдруг найдут. А я не проверял из-за своей гордости: а вдруг  не
найду.  Так  что  римская  гордость  или  дублинская  гордость  не  многим
отличаются. Скоро мне предстоит перевод, я буду неделю  хранить  молчание,
пастор, и принесу покаяние.
     - Хорошо, отец, хорошо, - пастор Шелдон поднялся. - У меня  маленькие
объявление. В следующем месяце прибывает новый священник. Я долго об  этом
думал. Он итальянец, родился и вырос в Монреале.
     Витторини прикрыл один глаз и попытался представить себе новичка.
     - Если церковь должна быть всем для всех, - сказал Шелдон, - то  меня
интересует мысль о горячей крови, взращенной в  холодном  климате,  как  у
нашего нового итальянца; так же завораживает и обратное:  холодная  кровь,
взращенная в Калифорнии. Нам нужен тут еще один итальянец,  чтобы  утрясти
некоторые вещи. Ну, кто-нибудь предложит тост?
     - Можно, я, пастор? - Отец Витторини опять поднялся, мягко  улыбаясь.
Глаза его светились, он  посмотрел  на  пастора,  на  всех  троих.  Поднял
стакан:
     - Разве Блейк не сказал как-то об "орудиях радости"? То  есть,  разве
Бог не создал природу,  а  потом  не  растревожил  ее  вызывающей  плотью,
игрушечными мужчинами и  женщинами,  какими  мы  все  и  являемся?  И  так
счастливо призванные, с самым лучшим, что у нас есть, с добрыми  чувствами
и тонким умом, в мирный день в благодатном краю -  разве  мы  не  Господни
орудия радости?
     - Если Блейк сказал так на самом деле, - сказал  отец  Брайен,  -  то
беру все обратно. Он никогда не жил в Дублине!
     Все засмеялись.
     Витторини пил "Ирландский мох" и кротко молчал.
     Остальные  пили  итальянское  вино  и  понемногу  смягчились.   Потом
умиротворенный отец Брайен предложил:
     - Витторини, не включить ли нам этого нечестивца?
     - Канал девятый?
     - Конечно, девятый!
     Пока  Витторини  крутил  ручки,  отец  Брайен  размышлял  над   своим
стаканом.
     - А что, Блейк на самом деле так говорил?
     - Фактически,  отец,  -  сказал  Витторини,  склоняясь  к  призракам,
которые появлялись и исчезали на экране, сменяя друг друга, - он  мог  так
сказать, если бы жил в наши дни. Я написал это сам, сегодня.
     Все поглядели  на  итальянца  с  некоторым  благоговением.  Телевизор
погудел и дал ясную картину: вдалеке стояла ракета, ее готовили и запуску.
     - Орудия радости, - сказал отец Брайен, - не одно ли из них вы сейчас
настраиваете? И не другое ли там стоит, готовое взлететь?
     - Может быть, - мурлыкал Витторини. - И если  эта  штука  взлетит,  с
человеком внутри, и живой и невредимый  он  облетит  вокруг  света,  и  мы
вместе с ним, хотя и сидим здесь, - вот и будет радость.
     Ракету готовили к запуску, и отец Брайен на некоторое  время  прикрыл
глаза. "Прости меня, Господи, - думал, - прости  старику  его  гордыню,  и
прости Витторини его ехидство, и помоги мне  понять,  что  я  тут  сегодня
увижу, и не спать, если потребуется,  не  теряя  юмора,  и  пусть  с  этой
штуковиной все будет в порядке - взлетит  и  опустится  с  человеком  там,
внутри, Господи, думай о нем и будь с ним. И помоги мне, Господи, в разгар
лета, когда неотвратимый, как судьба, Витторини  вечером  четвертого  июля
соберет ребят со всего квартала на ректорском газоне запускать праздничные
ракеты. Все они будут смотреть на небо, как в утро  Искупления,  и  помоги
мне Господи, быть, как эти дети, перед великой ночью  времени  и  пустоты,
где ты пребываешь. И помоги  мне,  Господи,  подойти  и  зажечь  ближайшую
ракету в честь Дня Независимости, и стоять  рядом  с  отцом-итальянцем,  с
таким же восторженным лицом, как у ребенка - перед лицом сверкающей славы,
и даруй нам наслаждение".
     Он открыл глаза.
     Голоса издалека, с Канаверал, кричали  в  ветре  времени.  На  экране
проступали странные призрачные силы. Он допивал остатки вина, когда кто-то
тихонько тронул его за локоть.
     - Отец, - сказал Витторини рядом с ним, - пристегните ремни.
     - Сейчас, - сказал отец Брайен, - сейчас пристегну. Большое спасибо.
     Он  откинулся  в  кресле.  Закрыл  глаза.  Дождался  грома.  Дождался
пламени. Дождался вибрации и голоса, который учил глупой, странной,  дикой
и чудесной вещи - обратному счету, назад... до нуля.


                               Рэй БРЭДБЕРИ

                                  МЫШАТА


     - Они очень странные, эти маленькие мексиканцы, - сказал я.
     - Что ты имеешь в виду? - спросила жена.
     - От них не доносится ни звука, - ответил я. - Прислушайся.
     Наш дом стоял в ряду таких же строений, чуть в глубине, и  часть  его
мы сдавали внаем. Покупая его, мы с женой отгородили  несколько  комнат  в
расчете на квартирантов. Теперь, стоя у стены и прислушиваясь, мы  слышали
лишь биение собственных сердец.
     - Я знаю, они дома, - прошептал я. - Все  три  года,  что  они  здесь
живут, от них не было слышно ни звона посуды, ни  разговоров,  ни  щелчков
выключателя. Великий боже, что они там делают?
     - Никогда об этом не задумывалась, - ответила жена. - В  самом  деле,
странно.
     - Они зажигают всего одну синюю лампочку  -  в  гостиной.  Маленькую,
тусклую, ватт на двадцать пять. Если, проходя мимо их двери,  заглянуть  в
нее, то виден он - сидит в кресле и не говорит ни слова.  Она  -  сидит  в
другом кресле, смотрит на него и тоже молчит. И оба не двигаются.
     - На первый взгляд даже кажется, что их нет дома, - сказала  жена,  -
так у них темно в гостиной. И только присмотревшись можно  различить,  что
они сидят там.
     - Когда-нибудь я ворвусь к ним, зажгу все лампы и заору. Боже правый,
если уж я не могу вынести эту тишину, то как они могут?  А  умеют  ли  они
вообще говорить, а?
     - Он здоровается, когда приносит месячную плату.
     - А еще?
     - Прощается.
     Я потряс головой.
     - Встречаясь со мной, он только улыбается и бежит дальше.
     Мы с женой по вечерам читаем, слушаем радио, разговариваем.
     - А радио у них есть?
     - Нет. Ни радио, ни телевизора, ни телефона. И ни книг, ни  журналов,
ни газет.
     - Поразительно.
     - Не волнуйся так.
     - Я знаю, что ты,  например,  не  сможешь  два  или  три  года  кряду
просидеть в темной комнате и не разговаривать, не слушать радио, не читать
и даже не есть, ведь правда? Из их комнат ни разу не пахнуло жареным мясом
или яичницей. Черт побери, их даже ночью не слышно.
     - Наверное, дорогой, они просто мистифицируют нас.
     - Если так, им это здорово удается!
     Я вышел прогуляться  вокруг  квартала.  Был  чудесный  летний  вечер.
Возвращаясь, я от нечего делать заглянул в их дверь. Там - тьма и  тишина,
две  отяжелевшие  фигуры  сидели  в  креслах,  и  горела  маленькая  синяя
лампочка. Я стоял у двери довольно долго - пока не докурил свою  сигарету.
И только повернувшись, чтобы уйти, я заметил, что он стоит в  прихожей  со
своим обычным приветливым выражением на лице. Он не двигался. Просто стоял
и разглядывал меня.
     - Добрый вечер, - сказал я.
     Молчание. Потом он повернулся и исчез в темной комнате.


     В семь часов утра маленький мексиканец вышел из дому  и  заспешил  по
аллее. В его квартире было все так же  тихо.  Его  жена  вышла  в  восемь,
неуклюжая в своем темном  одеянии.  Она  ступала  осторожно,  может  быть,
потому, что маленькая шляпка едва держалась на ее прическе. Вот так  молча
и незаметно они все эти годы уходили на работу.