снул ее руку и, закрыв глаза, через силу заговорил:
     - Хорошо, правда, если бы мы вечером легли спать, а  ночью все каким-то
образом вернулось  на свои места. Все нелепости, шум  и гам, ненависть,  все
ужасы,  все  кошмары, злые  люди  и бестолковые  дети,  вся  эта  катавасия,
мелочность, суета, все надежды, чаяния и любовь. Правда, было бы хорошо?
     Она подумала, потом кивнула.
     И тут оба вздрогнули.
     Потому что  между ними (когда он пришел?), держа в руке  бутылку из-под
шипучки, стоял их сын.
     Лицо мальчика было бледно. Свободной рукой он коснулся щеки  отца,  там
где оставила след слезинка.
     -  Ты... - сказал  он и  вздохнул. -  Ты...  Папа, тебе тоже  не  с кем
играть.
     Жена хотела что-то сказать.
     Муж хотел взять руку мальчика.
     Мальчик отскочил назад.
     - Дураки! Дураки! Глупые дураки! Болваны вы, болваны!
     Сорвался с места, сбежал к морю и, стоя у воды, залился слезами.
     Мать хотела пойти за ним, но отец ее удержал.
     - Не надо. Оставь его.
     Тут  же  оба оцепенели. Потому что  мальчик  на  берегу,  не переставая
плакать, что-то написал на клочке бумаги, сунул клочок в  бутылку, закупорил
ее железным колпачком, взял покрепче, размахнулся - и бутылка, описав крутую
блестящую дугу, упала в море.
     Что, думала она, что он написал на бумажке? Что там, в бутылке?
     Бутылка плыла по волнам.
     Мальчик перестал плакать.
     Потом он  отошел от  воды и остановился около родителей, глядя на  них,
лицо ни просветлевшее, ни мрачное, ни  живое,  ни убитое, ни решительное, ни
отрешенное, а какая-то причудливая смесь, словно он примирился со  временем,
стихиями и этими  людьми. Они смотрели на него, смотрели  дальше, на залив и
затерявшуюся  в  волнах  светлую искорку  -  бутылку, в которой лежал клочок
бумаги с каракулями.
     Он написал наше желание? - думала женщина. Написал то, о чем  мы сейчас
говорили, нашу мечту?



    Рэй Брэдбери.
    Чудесный костюм цвета сливочного мороженого


     Перевод Т. Шинкарь
     OCR: Алексей Базалев



     На город  опускались летние сумерки.  Из дверей  бильярдной,  где мягко
постукивали шары, вышли трое молодых  мексиканцев  подышать  теплым вечерним
воздухом,  а заодно и поглядеть на мир. Они то лениво переговаривались между
собой, то молча смотрели,  как по горячему асфальту,  словно черные пантеры,
скользят лимузины  или, разбрасывая  громы  и  молнии,  проносятся  трамваи,
затихая вдали.
     - Эх, - вздохнул Мартинес, самый молодой и самый печальный из  троих. -
Чудесный вечер, а, ребята? Чудесный...
     Ему казалось, что в этот вечер  мир  то  приближается к нему, то  снова
отдаляется.    Снующие   мимо   прохожие   вдруг   оказывались   словно   на
противоположном  тротуаре, а  дома,  стоящие на  расстоянии полумили,  вдруг
низко  склонялись над  ним.  Но  чаще люди, машины,  дома  были где-то по ту
сторону  невидимого барьера и были недосягаемы.  В этот жаркий летний  вечер
лицо юного Мартинеса застыло, словно скованное морозом.
     В такие вечера хорошо мечтать... мечтать о многом...
     -  Мечтать!  -  воскликнул тот,  которого  звали  Вильянасул. У себя  в
комнатушке  он вслух громко читал  книги, но  на улице  всегда говорил почти
шепотом. - Мечтать - это бесполезное занятие безработных.
     - Безработных? - воскликнул небритый Ваменос. - Вы только послушайте! А
кто же мы, по-твоему? У нас ведь тоже нет ни работы, ни денег.
     - А значит, - заключил Мартинес, - нет и друзей.
     - Это  верно. - Взгляд Вильянасула был устремлен в сторону площади, где
тихий  летний ветерок шевелил кроны  пальм. - Знаете, чего бы  мне хотелось?
Мне  хотелось  бы  пойти  на  площадь,  потолкаться  среди   деловых  людей,
побеседовать с  теми, кто приходит туда по вечерам, чтобы поговорить о делах
на  бирже.  Но  пока  я так  одет,  пока я  бедняк, они  не  станут со  мной
разговаривать.  Ничего,  Мартинес, зато у  нас  троих есть  дружба. А дружба
бедняков - это что-нибудь да значит. Это настоящая дружба... Мы...
     В эту минуту мимо прошел красивый молодой мексиканец с тонкими усиками;
на каждой руке у него повисла хохочущая девица.
     - Madre mia! - хлопнул себя по лбу Мартинес. - А как вот  этому удалось
подцепить сразу двух подруг?
     - Ему  помог  его  красивый белый  костюм. - Ваменос  грыз свой грязный
ноготь. - Видать, он из ловкачей.
     Прислонясь  к стене,  Мартинес провожал  взглядом хохочущую компанию. В
доме напротив открылось  окно четвертого этажа, и из него выглянула красивая
девушка; ветер ласково  заиграл  ее  черными  волосами.  Мартинес  знал  эту
девушку  вечность: целых шесть недель. Он кивал ей головой, он приветственно
поднимал руку, улыбался, подмигивал,  даже кланялся ей  на улице или  когда,
навещая друзей, встречал  ее в вестибюле дома, в городском  парке, в  центре
города. Но девушка подставила лицо ветру. Юноша не существовал для нее - его
словно и не было.
     - Madre  mia! - Мартинес  отвел от  нее  взгляд и снова посмотрел вдоль
улицы; мексиканец и  девицы  уже  заворачивали за угол. - Эх, был бы у  меня
такой костюм! Мне не нужно даже денег, только бы иметь приличный костюм.
     - Не знаю,  стоит ли советовать, - вдруг  сказал Вильянасул,  - но что,
если  бы  тебе  повидаться с  Гомесом? Он уже  месяц что-то  толкует  насчет
костюма. Я пообещал ему, что войду в пай, лишь бы отвязаться. Уж этот Гомес!
     - Эй, приятель, - раздался чей-то тихий голос.
     - Гомес!  - Трое  друзей  обернулись  и  с  любопытством  уставились на
подошедшего.
     С  какой-то странной  улыбкой  Гомес вытащил бесконечно длинную  желтую
ленту, которая заплескалась и зашелестела на ветру.
     - Гомес! - воскликнул Мартинес. - Зачем тебе портновский метр?
     Гомес расплылся в улыбке.
     - Хочу снять мерку.
     - Мерку?
     -  Стой  спокойно.  - Гомес  окинул  Мартинеса оценивающим взглядом.  -
Caramba! Где же ты был все это время? А ну-ка, давай!
     Мартинес почувствовал, как ему измеряют  длину руки,  ноги, затем объем
груди.
     -  Стой спокойно! -  покрикивал Гомес. -  Руки -  точно. Ноги,  грудь -
великолепно!  А теперь  быстрее  рост! Пять футов, пять  дюймов!  Подходишь!
Давай руку! - Тряся Мартинесу руку, он вдруг воскликнул: - Подожди, а есть у
тебя десять долларов?
     - У меня  есть! - Ваменос  помахал грязными бумажками. - Сними мерку  с
меня, Гомес.
     -  Весь  мой капитал  -  это девять  долларов девяносто  два  цента.  -
Мартинес пошарил  в  карманах.  -  Ты считаешь, что этого  хватит  на  новый
костюм? Как же так?
     - А так. Потому что у тебя подходящий размер!
     - Сеньор Гомес, но я совсем не знаю вас...
     - Не знаешь? Ничего, теперь мы будем жить вместе. Пошли!
     Гомес исчез  в дверях  бильярдной. Мартинес, сопровождаемый  деликатным
Вильянасулом  и  подталкиваемый  нетерпеливым  Ваменосом,  тоже  очутился  в
бильярдной.
     - Домингес! - позвал Гомес.
     Разговаривавший  по  телефону  Домингес подмигнул  вошедшим.  В  трубке
пронзительно пищал женский голос.
     - Мануло! - крикнул Гомес.
     Мануло, опрокидывавший в рот содержимое винной бутылки, обернулся.
     Гомес указал на Мартинеса.
     - Я нашел нам пятого партнера!
     Домингес ответил:
     - У меня свидание, не мешай... - и вдруг умолк. Трубка выпала у него из
рук. Маленькая  черная записная  книжка, полная  имен  и  телефонов,  быстро
исчезла в кармане.
     - Гомес, ты?!.
     - Да, да! Давай скорее деньги. Выкладывай!
     В телефонной трубке продолжал пищать женский голос.
     Домингес в нерешительности  поглядывал  на трубку. Мануло поглядывал то
на пустую бутылку, которую  продолжал  держать в руках, то на вывеску винной
лавки напротив. Потом Мануло и Домингес неохотно выложили по десять долларов
на зеленое сукно бильярдного стола.
     Изумленный  Вильянасул  последовал их  примеру. То  же  самое  сделал и
Гомес, толкнув в бок Мартинеса. Мартинес пересчитал смятые бумажки и мелочь.
Гомес жестом опытного крупье сгреб деньги.
     -  Пятьдесят долларов!  Костюм стоит шестьдесят! Нам  нужно еще  десять
долларов.
     - Погоди, Гомес! - воскликнул Мартинес. - Ты говоришь об одном костюме?
Uno?
     -  Uno! - Гомес  поднял кверху палец. - Один великолепный летний костюм
цвета сливочного мороженого. Светлый-светлый, как луна в августе.
     - Чей же он будет?
     - Мой! - крикнул Мануло.
     - Мой! - крикнул Домингес.
     - Мой! - крикнул Вильянасул.
     - Мой! - крикнул Гомес. - И твой,  Мартинес.  Друзья,  покажем  ему, а?
Становитесь-ка все в ряд.
     Вильянасул,  Мануло,  Домингес  и  Гомес  выстроились  в  ряд  у  стены
бильярдного зала.
     - Мартинес,  становись  и  ты  тоже! А теперь,  Ваменос, положи  нам на
головы бильярдный кий.
     - Сейчас, Гомес, сейчас.

     Мартинес  почувствовал,  как  на  его  макушку лег  бильярдный  кий,  и
высунулся вперед, чтобы посмотреть, что происходит.
     - О! - воскликнул он.
     Кий  ровно лежал на головах пятерых парней.  Ваменос, широко  улыбаясь,
легко двигал его взад и вперед.
     - Мы все одного роста! - вскричал Мартинес.
     - Одного! - засмеялись приятели.
     Гомес  пробежал  вдоль  шеренги,  шелестя  желтым  портновским  метром,
прикладывая  его то к одному,  то  к  другому юноше, отчего  те смеялись еще
громче.
     -  Точно!  -  заявил  он. -  Подумайте только, понадобился месяц, целых
четыре недели, чтобы подобрать четырех парней  одинакового роста и сложения.
Целый месяц я искал и снимал мерки. Мне попадались парни ростом в пять футов
и пять дюймов, но они были либо слишком толсты, либо слишком тонки. Иногда у
них были длинные  руки  или  слишком  длинные ноги.  Эх, ребята, если бы  вы
знали, скольких пришлось обмерить! А теперь нас пятеро совсем одинаковых - в
плечах, и в груди, одинаковая длина рук и одинаковый вес! Ох, ребята!
     Мануло, Домингес,  Вильянасул, Гомес,  а за ними и Мартинес встали один
за  другим  на  весы;  весы-автомат,  пощелкивая,  выбрасывали  билетики   с
обозначенным на  них весом.  Ваменос,  улыбаясь во весь рот, кидал в автомат
монетки. С бьющимся сердцем Мартинес прочел свой билетик.
     - Сто тридцать пять фунтов... сто тридцать шесть... сто тридцать три...
сто тридцать четыре... сто тридцать семь... Это чудо!
     - Нет, - сказал Вильянасул,  - это просто  Гомес. Они  улыбались своему
доброму гению, а он сгреб их всех в охапку.
     - Ну не молодцы ли мы,  ребята? - удивлялся он сам. - Все одного роста,
и у всех одна мечта -  костюм! Каждый из нас будет красавцем по крайней мере
один день в неделю, а?
     - Я уже не помню, когда  я был красивым, -  сказал  Мартинес. - Девушки
шарахаются от меня.
     - Теперь  они остолбенеют  от  восхищения, когда увидят тебя, -  сказал
Гомес, - увидят в новеньком летнем костюме цвета сливочного мороженого.
     - Гомес, - сказал Вильянасул, - можно мне задать тебе вопрос?
     - Конечно.
     -  Когда  мы  купим  этот  прекрасный  летний  костюм цвета  сливочного
мороженого, не может случиться так, что ты наденешь его, сядешь в автобус  и
уедешь в Эль-Пасо эдак на годик, а?
     - Вильянасул, Вильянасул, как можешь ты такое говорить?
     -  Что видят глаза, то говорит язык, - сказал  Вильянасул. - А  помнишь
беспроигрышную  лотерею, которую  ты устроил  и в  которую  так  никто  и не
выиграл? Или компанию "Перец с мясом и фасолью", которую ты задумал создать,
но только задолжал за аренду помещения?
     - Ошибки молодости, -  сказал  Гомес.  -  Ну, довольно.  В  такую  жару
обязательно  кто-нибудь  купит  наш  костюм.  Он  стоит в  витрине  магазина
"Солнечные костюмы фирмы Шамуэй". У меня  есть пятьдесят долларов. Нам нужен
еще один партнер.
     Мартинес видел, как ищущий взгляд друзей пробежал по залу. Он тоже стал
разглядывать   присутствующих.  Глаза  его  миновали,   не   останавливаясь,
Ваменоса,  затем  неохотно  вернулись  к  нему;  он увидел  грязную  сорочку
Ваменоса, толстые, желтые от никотина пальцы.
     - Я! -  наконец не  выдержал Ваменос. - Снимите  мерку с меня! Мои руки
слишком велики от рытья канав, это верно, но фигура...
     В  эту  минуту  Мартинес снова  услышал  на  тротуаре  шаги  несносного
мексиканца и его хохочущих девиц.
     Тень беспокойства, словно летняя тучка, пробежала по лицам друзей.
     Ваменос медленно ступил на весы и опустил  в  автомаат монету. Зажмурив
глаза, онначал шептать слова молитвы:
     - Madra mia, прошу тебя...
     Автомат щелкнул и выбросил билетик. Ваменос открыл глаза.
     - Смотрите! Сто тридцать пять фунтов! Еще одно чудо!
     Все  смотрели  на  билетик  в  правой  руке  Ваменоса и  на  засаленную
десятидолларовую бумажку в левой.
     Гомес дрогнул. Покрывшись испариной, он  облизнул губы. Затем  его рука
рванулась вперед и схватила деньги.
     - В магазин! За костюмом! Пошли!
     Они бросились из бильярдной.
     В забытой  телефонной трубке  все  еще  пищал женский  голос. Мартинес,
выбегавший  последним,  повесил  трубку  на  рычаг. Во внезапно  наступившей
тишине он покачал головой.
     - Santos, это сон! Шесть  человек и один костюм. Что-то будет? Безумие?
Поножовщина? Убийства? Но я иду Гомес, подожди меня!
     Мартинес был молод Он  бегал быстро. Мистер  Шамуэй,  владелец магазина
"Солнечные костюмы фирмы Шамуэй", развешивал  галстуки и вдруг замер, словно
почувствовал, что перед его лавкой творится что-то необычное.
     - Лео,  -  шепнул  он помощнику. -  Посмотри...  Мимо,  лишь заглянув в
лавку,  прошел Гомес.  Торопливо  прошли,  бросив  взгляд в открытую  дверь,
Мануло  и  Домингес.  Вильянасул,  Мартинес  и Ваменос,  толкая друг  друга,
проделали то же самое.
     - Лео, - мистер Шамуэй проглотил слюну, - звони в полицию.
     Вдруг все шестеро выросли в  дверях. Зажатый между приятелями Мартинес,
с неприятным ощущением в желудке, с возбужденным красным лицом, улыбался так
широко, что  Лео положил  трубку на рычаг. - Вот это да!  -  тяжело дыша,  с
выпученными глазами воскликнул Мартинес. -
     Вот

     шикарный костюм!
     - Нет, - сказал Мануло, гладя борта другого костюма. - Вот этот.

     -  Есть только один-единственный  костюм  на  свете,  - спокойно заявил
Гомес. - Мистер Шамуэй, костюм  цвета сливочного мороженого, размер тридцать
четыре, он был на витрине час назад. Неужели вы его продали?
     - Продал? Нет, нет, - облегченно вздохнув,  воскликнул мистер Шамуэй. -
Он в примерочной. На манекене.
     Мартинес не помнил, он ли первым бросился вперед и увлек остальных, или
это  они  побежали и  увлекли его за  собой, но все вдруг пришло в движение.
Мистер Шамуэй поторопился опередить их.
     - Сюда, сюда, джентльмены. Ну, а который же из вас.
     -  Один  за  всех,  все  за  одного! -  услышал свой  голос  Мартинес и
рассмеялся. - Мы все примеряем этот костюм.
     - Все?  - Мистер Шамуэй  ухватился  за занавес примерочной, словно  его
магазин вдруг стал кораблем, попавшим в шторм. Он глядел на них непонимающим
взглядом.
     "Смотри,  смотри, - думал Мартинес, - видишь,  мы  улыбаемся.  А теперь
посмотри на  наши  фигуры. Смерь-ка отсюда сюда и оттуда туда, сверху вниз и
снизу вверх, теперь понимаешь?"
     Да, мистер Шамуэй все понял. Он кивнул головой. Он пожал плечами.
     -  Все! -  Он широко  распахнул занавес примерочной -  Сюда.  Покупайте
костюм, и я дам вам в придачу манекен.
     Мартинес осторожно  заглянул  в  примерочную,  за  ним то же  проделали
остальные.
     Костюм был там.
     И он был белый.
     Мартинесу стало трудно дышать. Да он и не хотел дышать.
     Ему нельзя  было дышать. Он  боялся,  что  от его дыхания  костюм вдруг
растает. Нет, ему достаточно лишь глядеть на этот костюм.
     Наконец, глубоко, прерывисто вздохнув, он прошептал:
     - Ay, ay, caramba!
     - Даже глазам больно, - прошептал Гомес.
     - Мистер Шамуэй, - услышал Мартинес шепот Лео. - Это опасный прецедент.
Если все начнут покупать один костюм на шестерых...
     - Лео, - сказал мистер Шамуэй,  -  ты  когда-нибудь  видел,  чтобы один
костюм  стоимостью  в  пятьдесят  девять  долларов  мог  осчастливить  сразу
шестерых мужчин?
     - Крылья ангела, - шептал Мартинес. - Белые крылья ангела.
     Мартинес  почувствовал,  как через  его плечо в примерочную просунулась
голова мистера Шамуэя.
     Белое сияние разлилось по примерочной.
     -  Знаешь,  Лео,  -   благоговейно  прошептал  мистер  Шамуэй.   -  Это
действительно замечательный костюм.

     Гомес,  насвистывая,   с  громкими  радостными  возгласами  взбежал  на
площадку  третьего  этажа,  обернулся и помахал рукой друзьям;  они, смеясь,
взбежали за ним,  запыхавшиеся,  тоже  остановились и присели  на  ступеньки
лестницы.
     -  Сегодня  вечером!  -  крикнул  Гомес.  -   Вы  все  сегодня  вечером
переселяетесь ко мне. Мы сэкономим на квартирной плате, на  одежде,  а?  Ну,
конечно! Мартинес, костюм у тебя?
     -  Где же  ему быть?  -  Мартинес  высоко  поднял  красивую  подарочную
коробку. - Вот он, наш подарок друг другу.
     - Ваменос, манекен у тебя?
     - Вот он!
     Жуя  старый сигарный  окурок и  разбрасывая вокруг снопы искр,  Ваменос
вдруг оступился. Манекен  упал, перевернулся раза  два и с грохотом  полетел
вниз по ступеням.
     - Ваменос! Болван! Растяпа!
     Манекен тут же был  отобран у Ваменоса. Подавленный Ваменос оглядывался
вокруг так, словно что-то потерял.
     Мануло щелкнул пальцами.
     - Эй, Ваменос, надо отпраздновать. Пойди-ка, возьми вина в долг.
     Ваменос  ринулся вниз  по  лестнице,  словно комета, оставляя  за собой
хвост сигарных искр.
     Друзья  внесли костюм  в  комнату.  Мартинес задержался в  коридоре. Он
смотрел на Гомеса.
     - У тебя больной вид, Гомес.
     - Так оно и есть, я болен, - сказал Гомес. - Что я наделал? - Он кивнул
в сторону  комнаты,  где  двигались  тени  трех  приятелей, возившихся около
манекена. -  Я выбрал Домингеса, бабника и волокиту. Ладно. Я выбрал Мануло,
который пьет, но зато поет голосом нежным, как у девушки. Хорошо. Вильянасул
читает  книги. Ты, по крайней мере, моешь за ушами. Но что  я сделал дальше?
Стал  я  ждать? Нет. Я захотел купить  этот костюм немедленно. И для этого я
взял в партнеры неотесанного чурбана и дал ему право  надевать мой костюм...
- Он растерянно умолк. - Он наденет его, упадет в нем в грязь или выйдет под
дождь... Зачем, зачем я сделал это?
     - Гомес, - послышался шепот Вильянасула из комнаты. - Костюм уже готов.
Иди взгляни, как он выглядит при свете твоей лампочки.
     Гомес и Мартинес вошли.

     В  центре  комнаты на  манекене висело  фосфоресцирующее  чудо,  белое,
сияющее  видение   с  необыкновенно  отутюженными  лацканами,  с  потрясающе
аккуратными стежками  и безукоризненной петлицей. Белый отблеск костюма упал
на лицо Мартинеса, и ему показалось, что он в церкви. Белый!  Белый!  Словно
самое  белое  из  всех  белых  ванильных  мороженых,  словно парное  молоко,
доставляемое  молочником  на  рассвете. Белый,  как одинокое зимнее облако в
лунную ночь. От одного  его вида  в этой душной летней комнате дыхание людей
застывало в  воздухе. Даже  закрыв  глаза Мартинес его видел Он знал, какого
цвета сны будут сниться ему в эту ночь.
     - Белый... - шептал  Вильянасул - Белый, как снег на вершине горы возле
нашего городка в Мексике; эту гору называют Спящая.
     - Повтори, что ты сказал, - попросил его Гомес.
     Гордый и несколько смущенный Вильянасул был рад повторить.
     - ...белый, как снег на вершине горы, которую называют...
     - А вот и я!
     Они испуганно обернулись. В дверях стоял Ваменос с бутылками в руках.
     - Празднуем!  Глядите, что я принес! А теперь скажите,  кто  же наденет
костюм сегодня? Я?
     - Сейчас уже поздно, - возразил Гомес.
     - Поздно! Всего четверть десятого.
     - Поздно? - возмущенно повторили остальные. - Поздно?
     Гомес попятился назад  от этих людей, которые горящими глазами смотрели