ути, - сказал
Наставник.
     Загремел  оркестр,  ветер ласково  брызнул  слезами  дождя  на  потных,
распаренных солдат. Запрыгали ребятишки. Среди  пестрой толчеи  Эттил увидел
жену, она плакала от гордости, рядом, молчаливый и торжественный, стоял сын.
     Строевым шагом смеющиеся отважные воины вошли  в межпланетный  корабль.
Легли  в  сетки,  пристегнулись.  По  всему кораблю  в  сетках расположились
солдаты.  Все  что- то  лениво жевали  и ждали.  Захлопнулась тяжелая крышка
люка. Где-то в клапане засвистел воздух.
     - Вперед, к Земле и гибели, - прошептал Эттил.
     - Что? - переспросил кто-то.
     - Вперед, к славной победе, - скорчив подобающую мину, сказал Эттил.
     Ракета рванулась в небо.
     "Бездна, - думал Эттил.  - Вот  мы летим в  медном котле  через  бездны
мрака и алые  сполохи. Мы  летим - наша прославленная ракета запылает в небе
над  землянами, и сердца их исполнятся страхом.  Ну,  а самому  тебе  каково
сейчас, когда ты далек, так страшно далек от дома, от жены, от сына?"
     Он  пытался понять, почему  его бьет дрожь. Словно все внутренности все
самое  сокровенное,  самое важное в твоем существе, без  чего нельзя жить, -
все накрепко привязал к родному Марсу, а сам прыгнул прочь на миллионы миль.
Сердце все еще на Марсе, там оно бьется и пылает. Мозг все еще на Марсе, там
он мыслит, трепещет, как брошенный факел. И желудок еще там, на Марсе, сонно
переваривает  последний  обед.  И  легкие еще там,  в  прохладном,  голубом,
хмельном  воздухе  Марса - мягкие, подвижные мехи, что  жаждут освобождения.
Вот часть тебя, которой так нужен покой.
     Ибо теперь ты лишь автомат  без винтов  и гаек, ты труп, те, у кого над
тобою власть, вскрыли тебя и выпотрошили,  и все, что было в тебе  стоящего,
бросили на дно  пересохших морей, раскидали по  сумрачным холмам. И вот ты -
опустошенный,  угасший,  охладелый,  у тебя остались только руки, чтоб нести
смерть землянам. Руки - вот  и все, что от тебя осталось, подумал он холодно
и отрешенно.
     Лежишь в сетке, в огромной паутине. Не  один, вас много, но другие целы
и невредимы, тело и душа  у  них - одно. А все, что от тебя осталось живого,
бродит там, позади, под вечерним ветерком среди пустынных морей. Здесь же, в
ракете, только холодный ком глины, в котором уже нет жизни.
     - Штурмовые посты, штурмовые посты, к штурму!
     - Готов! Готов! Готов!
     - Подъем!
     - Встать из сеток! Живо!
     Эттил повиновался команде. Где-то отдельно, впереди него, двигались его
онемевшие руки.
     Как  быстро  все это  получилось, думал  он. Только год назад  на  Марс
прилетела  ракета с  Земли.  Наши  ученые  - ведь они  наделены  потрясающим
телепатическим  даром  - в точности ее  скопировали;  наши рабочие на  своих
потрясающих заводах соорудили сотни таких же ракет. С тех пор больше ни один
земной  корабль не достиг Марса, и однако  мы в совершенстве овладели языком
людей Земли,  мы знаем  их культуру, ход их мыслей.  И мы дорого заплатим за
столь блистательные успехи...
     - Орудия к бою!
     - Есть!
     - Прицел!
     - Дистанция в милях?
     - Десять тысяч!
     - Штурм!
     Гудящая тишина. Тишина скрытого в ракете улья. Гудят и жужжат крохотные
катушки, бесчисленные приборы, рычаги, вертящиеся колеса. И молча ждут люди.
В молчании  застыли тела, только  пот  проступает под  мышками, на  лбу, под
остановившимися выцветшими глазами.
     - Внимание! Приготовиться!
     Изо всех сил держится Эттил - только бы не потерять рассудок! - и ждет,
ждет...
     Тишина, тишина, тишина. Ожидание.
     Т-и-и-и-и-!
     - Что это?
     - Радио с Земли!
     - Дайте настройку!
     - Они пробуют с нами связаться, они нас вызывают. Дайте настройку!
     И-и-иии!
     - Вот они! Слушайте!
     - Вызываем марсианские военные ракеты!
     Тишина затаила  дыхание, гуденье улья смолкло и отступило,  и  в ракете
над застывшими в ожидании солдатами раздался резкий, отрывистый чужой голос:
     -  Говорит  Земля!  Говорит   Уильям   Соммерс,  президент  Объединения
американских промышленников!
     Эттил   стиснул  рукоятку  боевого   аппарата,   весь  подался  вперед,
зажмурился.
     - Добро пожаловать на Землю!
     - Что? - закричали в ракете. - Что он сказал?
     - Да, да, добро пожаловать на Землю.
     - Это обман!
     Эттил  вздрогнул, открыл глаза и  ошалело  уставился  в потолок, откуда
исходил невидимый голос.
     -   Добро    пожаловать!   Зеленая   Земля,   планета   цивилизации   и
промышленности,  приветствует  вас!  - радушно вещал голос. - Мы вас ждем  с
распростертыми  объятиями, да обратится  грозное  нашествие в  дружественный
союз на вечные времена.
     - Обман!
     - Тс-с, слушайте!
     -  Много лет назад мы, жители Земли,  отказались  от  войн и уничтожили
наши атомные  бомбы.  И  теперь  мы не  готовы  воевать,  нам  остается лишь
приветствовать  вас.  Наша  планета к  вашим услугам.  Мы  просим  только  о
милосердии, наши добрые и милостивые завоеватели.
     - Этого не может быть! - прошептал кто-то.
     - Уж конечно, это обман!
     - Итак, добро пожаловать!  - закончил представитель Земли мистер Уильям
Соммерс.  -  Опускайтесь, где вам угодно.  Земля к вашим  услугам,  все мы -
братья!
     Эттил засмеялся. На него оглянулись, уставились в недоумении.
     - Он сошел с ума!
     А Эттил все смеялся, пока его не стукнули.

     Маленький  толстенький  человечек посреди  раскаленного  ракетодрома  в
Гринтауне, штат Калифорния, выхватил белоснежный платок и отер взмокший лоб.
Потом   со  свежесколоченной  дощатой  трибуны  подслеповато  прищурился  на
пятидесятитысячную толпу,  которую сдерживала  плотная цепь полицейских. Все
взгляды были устремлены в небо.
     - Вот они!
     Толпа ахнула.
     - Нет, это просто чайки!
     Ропот разочарования.
     - Я начинаю думать, что напрасно мы не  объявили им войну, -  прошептал
толстяк мэр. - Тогда можно было бы разойтись по домам.
     - Ш-ш! - остановила его жена.
     - Вот они! - загудела толпа.
     Из солнечных лучей возникли марсианские ракеты.
     - Все готовы? - мэр беспокойно огляделся.
     - Да, сэр, - сказала мисс Калифорния 1965 года.
     -  Да,  - сказала  и мисс  Америка 1940  года  (она  примчалась  сюда в
последнюю  минуту, чтобы  заменить  мисс Америку 1966-го-та,  как  на  грех,
слегла).
     - Ясно, готовы, сэр! - подхватил мистер Крупнейший  грейпфрут из долины
Сан-Фернандо за 1956 год.
     - Оркестр готов?
     Оркестранты вскинули трубы, точно ружья на изготовку.
     - Так точно!
     Ракеты приземлились.
     - Давайте!
     Оркестр грянул марш "Я иду к тебе, Калифорния" и  сыграл его десять раз
подряд.
     С двенадцати до часу дня мэр говорил речь, простирая руки к безмолвным,
недоверчивым ракетам.
     В час пятнадцать герметические люки ракет открылись.
     Оркестр трижды сыграл "О штат золотой!".
     Эттил и еще полсотни марсиан с оружием наготове спрыгнули наземь.
     Мэр выбежал вперед, в руках у него были ключи от Земли.
     Оркестр  заиграл "Приходит в  город Санта-Клаус", и  певческая капелла,
нарочно для этого случая доставленная с Лонг Бич, запела на этот мотив новые
слова о том, как "приходят в город марсиане".
     Видя,  что все вокруг безоружны,  марсиане поуспокоились, но огнестрелы
не убирали.
     С часу  тридцати до двух пятнадцати мэр повторял  свою  речь специально
для марсиан.
     В два тридцать  мисс  Америка 1940 вызвалась перецеловать всех марсиан,
если только они станут в ряд.
     В   два  часа   тридцать   минут  и  десять   секунд  оркестр   заиграл
"Здравствуйте,  здравствуйте,  как  поживаете",  чтобы  замять   неловкость,
возникшую по вине мисс Америки.
     В  два  тридцать  пять  мистер  Крупнейший  грейпфрут  преподнес  в дар
марсианам двухтонный грузовик с плодами своих садов.
     В  два  тридцать семь  мэр  роздал всем  марсианам бесплатные билеты  в
театры "Элита" и "Маджестик",  при этом он произнес речь, которая длилась до
начала четвертого.
     Заиграл  оркестр,  и  пятьдесят тысяч человек запели "Все  они  славные
парни".
     В четыре часа торжество закончилось.
     Эттил уселся в тени ракеты, с ним были двое его товарищей.
     - Так вот она. Земля!
     - А я считаю,  всю эту дрянь надо перебить, - заявил один марсианин.  -
Не верю я  землянам.  Что-то  они  замышляют.  Ну, с чего  они  так  уж  нам
радуются? - Он поднял картонную коробку, в ней что-то шуршало. - Что это они
мне  сунули?  Говорят, образчик. - Он прочел надпись на этикетке: -  "БЛЕСК.
Новейшая Мыльная Стружка".
     Вокруг  сновала  толпа,  земляне  и  марсиане  вперемешку,   точно   на
карнавале. Стоял  немолчный  говор,  радушные  хозяева  пробовали  на  ощупь
обшивку ракет, засыпали гостей вопросами.
     Эттил словно окоченел. Его пуще прежнего била дрожь.
     - Неужели вы не чувствуете? - шепнул он. - Тут таится что-то  недоброе,
противоестественное. Нам  не  миновать  беды.  Все это  неспроста.  Какое-то
ужасное вероломство. Я знаю, они готовят нам худое.
     - А я говорю, их надо перебить всех до единого!
     - Как же убивать  тех, кто называет себя  другом и приятелем? - спросил
второй марсианин.
     Эттил покачал головой
     - Они не притворяются. И  все-таки  у  меня  такое  чувство, будто  нас
бросили  в  чан с кислотой и мы  растворяемся,  превращаемся  в  ничто.  Мне
страшно. -  Он  нацелил мозг на  толпу, силясь нащупать ее настроение. - Да,
они и вправду к нам расположены, у них  это называется "на  дружеской ноге".
Это огромное сборище самых обыкновенных людей, они равно благосклонны, что к
собакам и кошкам, что к марсианам. И все же... все же...
     Оркестр сыграл  "Выкатим бочонок".  Компания  "Пиво Хейгенбека"  (город
Фресно, штат Калифорния) угощала всех даровым пивом.
     Марсиан начало тошнить.
     Их неудержимо рвало. Даровое угощение фонтанами извергалось обратно.
     Давясь и отплевываясь, Эттил сидел в тени платана.
     - Это заговор... гнусный заговор... - стонал он и судорожно хватался за
живот.
     - Что вы такое съели? - над ним стоял Военный наставник.
     -  Что-то  непонятное,  -  простонал Эттил.  -  У  них  это  называется
кукурузные хлопья.
     - А еще?
     - Еще какой-то ломоть мяса с булкой, и пил какую-то  желтую жидкость из
бочки со льдом, и ел какую-то рыбу, и штуку,  которую они называют пирожное,
- вздохнул Эттил, веки его вздрагивали.
     Со всех сторон раздавались стоны завоевателей-марсиан.
     - Перебить подлых предателей! - слабым голосом выкрикнул кто-то.
     -  Спокойнее,  -  остановил Наставник - Это просто гостеприимство.  Они
переусердствовали. Вставайте, воины. Идем в город. Надо  разместить  повсюду
небольшие  гарнизоны, так будет  вернее.  Остальные  ракеты  приземляются  в
других городах. Пора браться за дело.
     Солдаты кое-как поднялись на ноги и растерянно хлопали глазами.
     - Вперед шагом... марш!
     Раз, два, три, четыре! Раз, два, три, четыре!

     Городок, весь белый, дремал, окутанный мерцающим зноем. Все раскалилось
- столбы, бетон, металл, полотняные навесы, крыши, толь - все дышало жаром.
     Мерный шаг марсиан гулко отдавался на улицах.
     - Осторожней! - вполголоса предупредил Наставник.
     Они проходили мимо салона красоты.
     Внутри украдкой хихикнули.
     - Смотрите!
     Из окна выглянула  медно-рыжая голова и тотчас скрылась,  будто кукла в
театре марионеток. Блеснул в замочной скважине голубой глаз.
     - Заговор, - шептал Эттил. - Так и знайте, это заговор!
     В жарком воздухе тянуло духами из  вентиляторов, что бешено кружились в
пещерах,  где  под электрическими  колпаками, точно какие-то  морские  дива,
сидели женщины - волосы их закручивались неистовыми вихрями  или вздымались,
будто горные вершины; глаза то пронизывали, то стекленели, смотрели и тупо и
хитро; накрашенные  рты  алели  как  неоновые трубки. Крутились вентиляторы,
запах  духов истекал в неподвижный  знойный воздух,  вползал в зеленые кроны
деревьев, исподтишка окутывал изумленных марсиан.
     Нервы Эттила не выдержали.
     -  Ради всего святого! - вдруг  закричал он. - Скорее  по ракетам  -  и
домой! Эти ужасные твари нас погубят! Вы на  них  только посмотрите! Видите,
видите? Эти женщины  в стылых  пещерах,  в  искусственных  скалах  - злобные
подводные чудища!
     - Молчать!
     Только посмотрите на  них, думал Эттил. Ноги как колонны,  и платья над
ними шевелятся, будто холодные зеленые жабры.
     Он снова закричал.
     - Эй, кто-нибудь, заткните ему глотку!
     -  Они  накинутся  на  нас,  забросают  коробками  шоколада  и  модными
журналами,  их  жирно  намазанные, ярко-красные рты оглушат нас  визгом! Они
затопят  нас потоками  пошлости, все  наши  чувства притупятся и  заглохнут.
Смотрите, их терзают непонятные электрические машины, а они что-то жужжат, и
напевают, и бормочут! Неужели вы осмелитесь войти к ним в пещеры?
     - А почему бы и нет? - раздались голоса.
     - Да  они изжарят вас, потравят, как кислотой, вы сами себя не узнаете!
Вас  раздавят, сотрут в порошок,  каждый обратится  в мужа  -  и  только,  в
существо, которое работает  и приносит  домой  деньги,  чтоб  они  могли тут
сидеть и пожирать свой мерзкий шоколад. Неужели вы надеетесь их обуздать?
     - Конечно, черт побери!
     Издалека долетел голос - высокий, пронзительный женский голос:
     - Поглядите на того, посередке - правда, красавчик?
     - А марсиане  в  общем-то ничего.  Право слово, мужчины как мужчины,  -
томно протянул другой голос.
     - Эй вы! Ау! Марсиане! Э-эй!
     Эттил с воплем кинулся бежать...

     Он сидел  в парке, его трясло.  Он  перебирал в памяти все,  что видел.
Поднимал глаза  к темному ночному небу - как далеко он от дома, как одинок и
заброшен! Даже  и  сейчас, сидя в  тишине  под деревьями, он  издали  видел:
марсианские  воины  ходят  по  улицам  с  земными  женщинами,  скрываются  в
маленьких храмах  развлечений, - там, в призрачном  полумраке, они следят за
белыми  видениями, скользящими по серым экранам, и прислушиваются к странным
и страшным звукам, а рядом сидят маленькие женщины в кудряшках и жуют вязкие
комки резины,  а под ногами валяются  еще комки,  уже окаменевшие, и  на них
навеки  остались   отпечатки   острых   женских   зубов.  Пещера  ветров   -
кинематограф.
     - Привет!
     Он в ужасе вскинул голову.
     Рядом на скамью опустилась женщина, она лениво жевала резинку.
     - Не убегай, - сказала она. - Я не кусаюсь.
     - Ох! - вырвалось у Эттила.
     - Сходим в кино? - предложила женщина.
     - Нет.
     - Да ну, пойдем, - сказала она. - Все пошли.
     - Нет,  -  повторил Эттил. -  Разве  вам тут, на  Земле, больше  нечего
делать?
     -  А чего  тебе  еще?  - она подозрительно его оглядела,  голубые глаза
округлились. - Что же  мне, по-твоему, сидеть дома  носом в  книжку?  Ха-ха!
Выдумает тоже!
     Эттил изумленно смотрел на нее, спросил не сразу:
     - А все-таки чем вы еще занимаетесь?
     -  Катаемся в  автомобилях. У тебя  автомобиль есть?  Непременно заведи
себе  новый большой "подлер-шесть" с откидным  верхом.  Шикарная машина!  Уж
будь уверен, у кого  есть "подлер-шесть",  тот  любую девчонку подцепит! - и
она подмигнула Эттилу. - У тебя-то денег куча, раз ты с Марса, это уж точно.
Была бы охота, можешь завести себе "подлер-шесть" - и кати, куда вздумается,
это уж точно.
     - Куда, в кино?
     - А чем плохо?
     - Нет-нет, ничего...
     -  Да  вы  что,  мистер?  Рассуждаете  прямо  как коммунист! -  сказала
женщина. - Нет,  сэр, такие  разговорчики  никто  терпеть  не  станет,  черт
возьми.  Наше  общество  очень  даже  мило  устроено.  Мы  люди покладистые,
позволили марсианам нас завоевать, даже пальцем не шевельнули - верно?
     - Вот этого я никак не пойму. Почему вы нас так приняли?
     - По доброте  душевной, мистер, вот почему! Так  и запомни,  по доброте
душевной!
     И она пошла искать себе другого кавалера.
     Эттил собрался с духом - надо написать жене; разложил бумагу на коленях
и старательно вывел: "Дорогая Тилла!... Но тут его снова прервали. - Чуть не
под  носом застучали в бубен, пришлось  поднять  голову  -  перед ним стояла
тщедушная старушонка с детски круглым, но увядшим и сморщенным личиком.
     - Брат  мой! - закричала она, глядя на Эттила горящими глазами. - Обрел
ли ты спасение?
     Эттил вскочил, уронил перо.
     - Что? Опасность?
     - Ужасная опасность! - завопила старуха, затрясла бубном  и возвела очи
горе. - Ты нуждаешься в спасении, брат мой, ты на краю гибели!
     - Кажется, вы правы, - дрожа согласился Эттил.
     - Мы уже многих нынче спасли. Я сама принесла спасение троим марсианам.
Мило, не правда ли? - она широко улыбнулась.
     - Пожалуй, что так.
     Она  впилась  в  Эттила пронзительным  взглядом. Наклонилась  к нему  и
таинственно зашептала:
     - Брат мой, был ли ты окрещен?
     - Не знаю, - ответил он тоже шепотом.
     - Не знаешь?! - крикнула она и высоко вскинула бубен.
     - Это вроде расстрела, да? - спросил Эттил.
     - Брат мой, ты погряз  во зле  и грехе, - сказала старушонка. - Не тебя
осуждаю, ты вырос во мраке  невежества. Я  уж  вижу, ваши  марсианские школы
ужасны, вас  совсем не  учат истине. Вас развращают ложью. Брат, если хочешь
быть счастливым, дай совершить над тобой обряд крещения.
     - И тогда я буду счастлив даже здесь, в этом мире? - спросил Эттил.
     - Не  требуй  сразу  многого, -  возразила  она.  - Здесь довольствуйся
малым, ибо есть другой, лучший мир, и там всех нас ждет награда.
     - Тот мир я знаю, - сказал Эттил.
     - Там покой, - продолжала она.
     - Да.
     - И тишина.
     - Да.
     - Там реки текут молоком и медом.
     - Да, пожалуй, - согласился Эттил.
     - И все смеются и ликуют.
     - Я это как сейчас вижу, - сказал Эттил.
     - Тот мир лучше нашего.
     - Куда лучше, - подтвердил он. - Да, Марс - великая планета.
     Старушонка так и вскинулась, чуть не ударила его бубном по лицу.
     - Вы что, мистер, насмехаетесь надо мной?
     - Да нет же! - Эттил смутился и растерялся. - Я думал, вы это про...
     - Уж, конечно, не про  ваш мерзкий  Марс! Вот  таким, как вы, и суждено
вечно кипеть в котле, вы покроетесь язвами, вам уготованы адские муки...
     -  Да,  признаться. Земля  -  место  малоприятное.  Вы очень  верно  ее
описываете.
     - Опять вы надо мной насмехаетесь, мистер! - разъярилась старушонка.
     - Нет-нет, прошу прощения. Это я по невежеству.
     - Ладно, - сказала она. - Ты язычник, а язычники все невоспитанные. На,
держи  бумажку.  Приходи  завтра вечером  по этому адресу и будешь окрещен и
обретешь счастье.  Мы  громко распеваем, без  устали шагаем, и  если  хочешь
слышать всю нашу медь, все трубы  и флейты  и кларнеты,  ты к  нам  придешь,
придешь?
     - Постараюсь, - неуверенно сказал Эттил.
     И она зашагала прочь, колотя на ходу в  бубен и распевая во все  горло:
"Счастье мое вечно  со мной!"  Ошеломленный  Эттил снова взялся  за  письмо.
"Дорогая  Тилла!  Подумай только,  по  своей  naivete[1]  я воображал, будто
земляне  встретят  нас  бомбами  и  пушками.  Ничего  подобного!  Я  жестоко
ошибался.  Тут  нет  никакого  Рика, Мика,  Джика,  Беннона,  никаких  таких
молодцов, которые в одиночку спасают всю планету. Вовсе нет.
     Тут только и есть что белобрысые розовые роботы с телами из резины; они
вполне  реальные и все-таки  чуточку  неправдоподобны, живые  -  и  все-таки
говорят и действуют как автоматы, и весь свой век  проводят в пещерах. У них
немыслимые, необъятные derrieres[2].  Глаза неподвижные, застывшие, ведь они
только и делают, что смотрят кино. И никакой мускулатуры, развиты лишь мышцы
челюстей, ведь они непрестанно жуют резинку.
     Таковы  не  отдельные  люди,  дорогая  моя  Тилла,  такова  вся  земная
цивилизация, и мы брошены в нее, как горсть семян в громадную бетономешалку.