взвизгнул  песочный  человек.  -  Никаких
названий для меня, пожалуйста! Я  нечто  неозначенное,  и  ничего  больше!
Отпусти меня!
     Зеленые кошачьи глаза Роби сузились.
     - Между прочим... - Он уперся руками в бока. -  Не  мистер  Ли  Грилл
тебя подослал? Спорю, что он! Спорю, что это новый психологический тест!
     От гнева к его щекам прихлынула кровь. Хоть бы на минуту оставили его
в покое! Решают за него, во что ему играть, что есть, как и чему  учиться,
лишили матери, отца и друзей, да еще потешаются над ним!
     - Да нет же, я не от мистера Грилла! - прорыдал песочный человечек. -
Выслушай меня, а то придет кто-нибудь и увидит меня в моем теперешнем виде
- тогда все станет много хуже!
     Роби злобно  лягнул  его.  Громко  втянув  воздух,  песочный  человек
отпрыгнул назад.
     - Выслушай меня! - закричал он. - Я  не  такой,  как  вы  все,  я  не
человек! Вашу плоть, плоть всех людей на этой планете, вылепила мысль!  Вы
подчиняетесь диктату названий.  Но  я,  я  только  нечто  неозначенное,  и
никаких названий мне не нужно!
     - Все ты врешь!
     Снова пинки.
     Песочный человек бормотал в отчаянье:
     - Нет,  дитя,  это  правда!  Мысль,  столетия  работая  над  атомами,
вылепила ваш теперешний облик; сумей ты подорвать и разрушить слепую  веру
в него, веру твоих друзей, учителей и родителей, ты  тоже  мог  бы  менять
свое обличье, стал бы чистым символом! Таким, как свобода,  независимость,
человечность или время, пространство, справедливость!
     - Тебя подослал Грилл, все время он меня донимает!
     - Да нет же, нет! Атомы пластичны. Вы, на земле,  приняли  за  истину
некоторые обозначения, такие, как мужчина, женщина, ребенок, голова, руки,
ноги, пальцы. И потому вы уже не можете становиться чем захотите  и  стали
раз навсегда чем-то определенным.
     - Отвяжись от меня! - взмолился Роби. - У меня сегодня контрольная, я
должен собраться с мыслями.
     Он сел на камень и зажал руками уши.
     Песочный  человек,  будто  ожидая  катастрофы,  испуганно   огляделся
вокруг. Теперь, стоя над Роби, он дрожал и плакал.
     - У Земли могло быть любое из  тысяч  совсем  других  обличий.  Мысль
носилась по неупорядоченному космосу, при помощи  названий  наводя  в  нем
порядок. А теперь уже никто не хочет  подумать  об  окружающем  по-новому,
подумать так, чтобы оно стало совсем другим!
     - Пошел прочь, - буркнул Роби.
     - Сажая корабль около тебя, я не подозревал об  опасности.  Мне  было
интересно узнать,  что  у  вас  за  планета.  Внутри  моего  шарообразного
космического  корабля  мысли  не  могут  менять  мой  облик.   Сотни   лет
путешествую я по разным мирам, но впервые попал в такую ловушку! - Из  его
глаз брызнули слезы. - И теперь, свидетели  боги,  ты  дал  мне  название,
поймал меня, запер меня в клетку своей мысли! Надо же до такого додуматься
- песочный человек! Ужасно! И я не могу противиться, не могу вернуть  себе
прежний облик! А вернуть надо обязательно,  иначе  я  не  вмещусь  в  свой
корабль, сейчас я для него слишком  велик.  Мне  придется  остаться  здесь
навсегда. Освободи меня!
     Песочный человек визжал, кричал, плакал. Роби не знал, как ему  быть.
Он теперь безмолвно спорил с самим собой. Чего он хочет  больше  всего  на
свете? Бежать с острова. Но ведь это глупо: его обязательно поймают.  Чего
еще он  хочет?  Пожалуй,  играть.  В  настоящие  игры,  и  чтобы  не  было
психонаблюдения. Да, вот это было бы здорово! Гонять консервную банку  или
бутылку крутить, а то и просто играть в мяч - бросай в стенку сада и лови,
ты один и никто больше. Да. Нужен красный мяч.
     Песочный человек закричал:
     - Не...
     И - молчание.
     По земле прыгал резиновый красный мяч.
     Резиновый красный мяч прыгал вверх-вниз, вверх-вниз.
     - Эй, где ты? - Роби не сразу осознал, что  появился  мяч.  -  А  это
откуда взялось? - Он бросил мяч в стену, поймал его. - Вот это да!
     Он и не заметил, что незнакомца, который только что на  него  кричал,
уже нет.
     Песочный человек исчез.


     Где-то на другом конце дышащего  зноем  сада  возник  низкий  гудящий
звук: по  вакуумной  трубе  мчалась  цилиндрическая  кабина.  С  негромким
шипением  круглая  дверь  в  толстой  стене  сада  открылась.  С  тропинки
послышались размеренные шаги. В пышной раме из  тигровых  лилий  появился,
потом вышел из нее мистер Грилл.
     - Привет, Роби. О! - Мистер Грилл остановился как вкопанный, с  таким
видом, будто в его розовое толстощекое лицо пнули ногой. - Что это  там  у
тебя, мой милый? - закричал он.
     Роби бросил мяч в стену.
     - Это? Мяч.
     - Мяч? - Голубые глазки Грилла заморгали, прищурились. Потом лицо его
прояснилось. - А, ну конечно. Мне показалось, будто я вижу... э-э... м-м..
     Роби снова бросал мяч в стену.
     Грилл откашлялся.
     - Пора обедать. Час размышлений кончился. И я вовсе  не  уверен,  что
твои не утвержденные министром Локком игры министра бы обрадовали.
     Роби выругался про себя.
     - Ну ладно. Играй. Я не наябедничаю.
     Мистер Грилл был настроен благодушно.
     - Неохота что-то.
     Надув губы, Роби стал ковырять носком сандалии землю. Учителя  всегда
все портят. Затошнит тебя, так и тогда нужно будет разрешение.
     Грилл попытался заинтересовать Роби:
     - Если сейчас пойдешь обедать, я тебе разрешу  видеовстречу  с  твоей
матерью в Чикаго.
     - Две минуты десять секунд, ни секундой больше, ни секундой меньше, -
иронически сказал Роби.
     - Насколько я понимаю, милый мальчик, тебе вообще все не нравится?
     - Я убегу отсюда, вот увидите!
     - Ну-ну, дружок, ведь мы все равно тебя поймаем.
     - А я, между прочим, к вам не просился.
     Закусив губу, Роби пристально посмотрел на свой  новый  красный  мяч:
мяч вроде бы... как бы это сказать... шевельнулся, что ли? Чудно. Роби его
поднял. Мяч задрожал, как будто ему было холодно.
     Грилл похлопал мальчика по плечу.
     - У твоей матери невроз. Ты жил в неблагоприятной среде.  Тебе  лучше
быть у нас, на острове. У тебя высокий коэффициент  умственного  развития,
ты можешь гордиться, что оказался здесь, среди других маленьких гениев. Ты
эмоционально неустойчив, ты подавлен, и мы пытаемся это исправить. В конце
концов ты станешь полной противоположностью своей матери.
     - Я люблю маму!
     -  Ты  _д_у_ш_е_в_н_о_  к_  н_е_й_  р_а_с_п_о_л_о_ж_е_н,  -  негромко
поправил его Грилл.
     - Я душевно к ней расположен, - тоскливо повторил Роби.
     Мяч дернулся у него в руках. Роби озадаченно на него посмотрел.
     - Тебе станет только труднее, если ты  будешь  ее  любить,  -  сказал
Грилл.
     - Один бог знает, до чего вы глупы, - отозвался Роби.
     Грилл окаменел.
     - Не груби. А потом, на самом деле ты, говоря это, вовсе  не  имел  в
виду "бога" и не имел в виду "знает". И того и другого в мире очень мало -
смотри учебник семантики, часть седьмая, страница четыреста восемнадцатая,
"означающие и означаемые".
     - Вспомнил! - крикнул вдруг Роби, оглядываясь по сторонам.  -  Только
что здесь был песочный человек, и он сказал...
     - Пошли, - прервал его мистер Грилл. - Пора обедать.


     В робот-столовой  пружинные  руки  роботов-подавальщиков  протягивали
обед. Роби молча взял овальную тарелку,  на  которой  лежал  молочно-белый
шар. За пазухой у него пульсировал и бился, как сердце, красный  резиновый
мяч. Удар гонга. Он быстро заглотал еду. Потом все бросились, толкаясь,  к
подземке. Словно перышки, их втянуло и унесло на другой конец  острова,  в
класс социологии, а потом, под вечер - снова назад, теперь  к  играм.  Час
проходил за часом.
     Чтобы побыть  одному,  Роби  ускользнул  в  сад.  Ненависть  к  этому
безумному, никогда  и  ничем  не  нарушаемому  распорядку,  к  учителям  и
одноклассникам пронзила и обожгла его. Он сел на  большой  камень  и  стал
думать о матери, которая так далеко. Вспоминал, как она выглядит,  чем  от
нее пахнет, какой у нее голос и как она гладила его, прижимала  к  себе  и
целовала. Он опустил голову,  закрыл  лицо  ладонями  и  залился  горючими
слезами.
     Красный резиновый мяч выпал у него из-за пазухи.
     Роби было все равно. Он думал сейчас только о матери.
     По зарослям пробежала дрожь. Что-то изменилось, очень быстро.
     В высокой траве бежала, удаляясь от него, женщина!
     Она поскользнулась, вскрикнула и упала.
     Что-то поблескивало в лучах заходящего солнца. Женщина бежала туда, к
этому  серебристому  и  поблескивающему  предмету.  Бежала   к   шару.   К
серебряному звездному кораблю! Откуда она здесь? И почему  бежит  к  шару?
Почему упала, когда он на нее посмотрел? Кажется, она не может встать!  Он
вскочил, бросился туда. Добежав, остановился над женщиной.
     - Мама! - не своим голосом закричал он.
     По ее лицу пробежала дрожь, и оно начало меняться, как  тающий  снег,
потом отвердело, черты стали четкими и красивыми.
     - Я не твоя мама, - сказала женщина.
     Роби  не  слышал.  Он  слышал  только,  как  из  его  трясущихся  губ
вырывается дыхание. От волнения он  так  ослабел,  что  едва  держался  на
ногах. Он протянул к ней руки.
     - Неужели не понимаешь? - От ее лица веяло холодным безразличием. - Я
не твоя мать. Не называй меня никак! Почему у меня обязательно должно быть
название? Дай мне вернуться в корабль! Если не дашь, я убью тебя!
     Роби точно ударили.
     - Мама, ты и вправду не  узнаешь  меня?  Я  Роби,  твой  сын!  -  Ему
хотелось уткнуться в ее грудь и выплакаться, хотелось рассказать о  долгих
месяцах неволи. - Прошу тебя, вспомни!
     Рыдая, он шагнул вперед и к ней прижался.
     Ее пальцы стиснули его горло.
     Она начала его душить.
     Он попытался закричать. Крик был пойман, загнан назад в  его  готовые
лопнуть легкие. Он забил ногами.
     Пальцы сжимались все сильнее, в глазах у него  потемнело,  но  тут  в
глубинах ее холодного, жесткого, безжалостного лица он нашел об'яснение.
     В глубинах ее лица он увидел песочного человека.
     Песочный человек. Звезда, падающая в  летнем  небе.  Серебристый  шар
корабля, к  которому  бежала  женщина.  Исчезновение  песочного  человека,
появление красного мяча, а теперь - появление матери. Все стало понятным.
     Матрицы. Формы. Привычные представления.  Модели.  Вещество.  История
человека, его тела, всего, что существует во вселенной.
     Он задыхался.
     Он не сможет думать, и тогда она обретет свободу.
     Мысли путаются. Тьма. Уже невозможно шевельнуться.  Нет  больше  сил,
нет. Он думал, _э_т_о_ - его мать. Однако _э_т_о_ его убивает. А что, если
подумать не  о  матери,  а  о  ком-нибудь  другом?  Попробовать  хотя  бы.
Попробовать. Он опять стал брыкаться.  Стал  думать  в  обступающей  тьме,
думать изо всех сил.
     "Мать" издала вопль и стала съеживаться.
     Он сосредоточился.
     Пальцы начали таять, оторвались от его горла. Четкое лицо  размылось.
Тело съежилось и стало меньше.
     Роби был свободен. Ловя ртом воздух, он с трудом поднялся на ноги.
     Сквозь  заросли  он  увидел  сияющий  на  солнце   серебристый   шар.
Пошатываясь, Роби к нему двинулся, и тут из уст мальчика вырвался ликующий
крик - в такой восторг привел его родившийся внезапно замысел.
     Он торжествующе засмеялся. Снова стал, не отрывая  взгляда,  смотреть
на _э_т_о_. Остатки "женщины" менялись у него на глазах как  тающий  воск.
Он превращал _э_т_о_ в нечто новое.
     Стена сада завибрировала. По пневматической подземке,  шипя,  неслась
цилиндрическая кабина. Наверняка мистер Грилл! Надо  спешить,  не  то  все
сорвется.
     Роби  побежал  к  шару,  заглянул  внутрь.  Управление  простое.   Он
маленький, должен поместиться в кабине - если все удастся. Должно удаться.
Удастся обязательно.
     От гула приближающегося цилиндра дрожал сад. Роби рассмеялся. К черту
мистера Грилла! К черту этот остров!
     Он втиснулся в корабль. Предстоит узнать столько нового, и он  узнает
все - со временем. Он еще только одной ногой стал на самом краешке знания,
но эти крохи знания уже спасли ему жизнь, а теперь сделают для  него  даже
больше.
     Сзади донесся голос. Знакомый голос. Такой знакомый, что его  бросило
в дрожь. Он услышал, как крушат кустарник детские  ножки.  Маленькие  ноги
маленького тела. А тонкий голосок умолял.
     Роби взялся за рычаги управления. Бегство. Окончательное, и никто  не
догадается.  Совсем  простое.  Удивительно  красивое.  Гриллу  никогда  не
узнать.
     Дверца шара захлопнулась. Теперь - в путь.
     На летнем небе появилась звезда, и внутри нее был Роби.
     Из круглой двери в стене вышел мистер Грилл. Он стал искать Роби.  Он
быстро шагал по тропинке, и жаркое солнце било ему в лицо.
     Да вон же он! Вон он, Роби. Там, на полянке. Маленький Роби  Моррисон
смотрел на небо, грозил  кулаком,  кричал,  обращаясь  непонятно  к  кому.
Мистер Грилл, во всяком случае, больше никого не видел.
     - Здорово, Роби! - окликнул Грилл.
     Мальчик вздрогнул и заколыхался - точнее, колыхнулись его  плотность,
цвет и форма. Грилл поморгал и решил, что это из-за солнца.
     - Я не Роби! - закричал мальчик. - Роби убежал! А  меня  он  оставил,
чтобы обмануть вас, чтобы вы за ним не погнались! Он  и  меня  обманул!  -
рыдал ребенок. - Не надо, не смотрите на меня, не  смотрите!  Не  думайте,
что я Роби, от этого мне только хуже! Вы думали найти здесь его,  а  нашли
меня и превратили в Роби! Сейчас вы окончательно придаете мне его форму, и
теперь уже я никогда, никогда не стану другим! О боже!
     - Ну, что ты, Роби...
     - Роби никогда больше не  вернется.  Но  я  буду  им  всегда.  Я  был
женщиной, резиновым мячом, песочным человеком. А  ведь  на  самом  деле  я
только пластичные атомы, и ничего больше. Отпустите меня!
     Грилл медленно пятился. Его улыбка стала неестественной.
     - Я нечто неозначенное! Никаких названий для меня не  может  быть!  -
выкрикнул ребенок.
     - Да-да, конечно. А теперь... теперь, Роби... Роби, ты только подожди
здесь... Здесь, а я... я... я свяжусь с психопалатой.
     И вот по саду уже бегут многочисленные помощники.
     - Будьте вы прокляты! - завизжал, вырываясь, мальчик. - Черт  бы  вас
побрал!
     - Ну-ну, Роби, - негромко сказал Грилл, помогая  втащить  мальчика  в
цилиндрическую  кабину  подземки.  -  Ты  употребил  слово,   которому   в
действительности ничего не соответствует!
     Пневматическая труба всосала кабину.
     В летнем небе сверкнула и исчезла звезда.
Рэй Бредбери. Песочный человек.
перевод с англ. -
Ray Bradbury. ?


                               Рэй БРЭДБЕРИ

                            В ДНИ ВЕЧНОЙ ВЕСНЫ


                   "Выпить сразу: против безумия толп"

     Это была одна из тех проклятых  ночей,  немыслимо  жарких  и  душных,
когда ты лежишь пластом, полуживой, до двух  часов  ночи,  потом  садишься
рывком в постели, поливая себя  своим  прокисшим  соком,  и,  пошатываясь,
спускаешься в огромную печь подземки, куда на крыльях  пронзительного  воя
вылетают из тьмы блуждавшие где-то поезда.
     - Черт возьми, - прошептал Уилл Морган.
     А черт уже взял эту заблудившуюся армию зверочеловеков, кочующих  всю
ночь напролет из Бронкса на Кони-Айленд,  потом  обратно:  вдруг  повезет,
вдруг вдохнешь соленого океанского ветра и переполнишься благодарением.
     Где-то, о боже, где-то в Манхэттене или дальше веет прохладой. Во что
бы то ни стало нужно найти ее, найти до рассвета...
     - Проклятье!
     Оглушенный, он смотрел, как бешеным  прибоем  вскипает  и  проносится
мимо улыбающаяся реклама зубной  пасты,  как  эта  реклама,  созданная  им
самим, преследует его  в  эту  душную  ночь  на  всем  пути  через  остров
Манхэттен.
     Застонав, поезд остановился.
     На соседней колее стоял другой поезд.
     Невероятно! Там,  напротив,  сидел  у  открытого  окошка  старик  Нед
Эмминджер. Старик? Ведь они одного возраста, обоим по сорок, но однако...
     Уилл Морган рывком поднял окно.
     - Нед, сукин сын!
     - Уилл, паршивец! И часто ты разъезжаешь в такое время?
     - С тысяча девятьсот сорок шестого года  -  каждую  проклятую  жаркую
ночь!
     - И я тоже! Рад тебя видеть!
     - Лгун!
     Взвизгнула сталь, и они оба исчезли.
     "Боже, - подумал Уилл Морган, - двое ненавидят друг друга,  сидят  на
работе рядом, в каких-нибудь десяти футах один от  другого,  оба,  стиснув
зубы, карабкаются вверх по служебной лестнице - и сталкиваются нос к  носу
в три часа пополуночи в этом дантовом аду под плавящимся от зноя  городом.
Вон как отдаются, замирая, наши голоса: лгун-н-н!"
     Через полчаса, уже на вашингтон-сквер, его  лба  коснулся  прохладный
ветер. Он двинулся туда, откуда этот ветер дул, и оказался в переулке...
     Где температура была ниже на десять градусов.
     - Хорошо! - прошептал он.
     От ветра пахло ледяным дворцом, погребом, откуда в жару он, тогда еще
ребенок, таскал кусочки льда, чтобы натирать ими щеки и  с  визгом  совать
себе под рубашку.
     Прохладный ветер привел его по переулку к небольшой лавке на  вывеске
которой было написано:

                          Мелисса Жабб, ведьма
                                Прачечная
                      Сдайте свои проблемы до 9 утра
                    Вечером вы получите их разрешенными

     и мельче:

                 заклятия, зелья против ужасной атмосферы,
                      как ледяной, так и накаленной.
                  Настои, побуждающие вашего нанимателя
                       повысить вас в должности.
                      Бальзамы, мази, прах мумий
                 по рецептам древних глав корпораций.
                            Снадобья от шума.
                   Средства, разряжающие обстановку.
        Растирания для страдающих паранойей  водителей  грузовиков.
             Лекарства, которые следует принять, если появится
               желание заплыть за пределы нью-йоркских доков.

     На витрине были расставлены пузырьки с наклейками:

                         Совершеннейшая память
                 Дуновение ласкового апрельского ветра
                    Тишина и нежнейшая птичья трель

     Он рассмеялся и остановился.
     Ибо веяло прохладой и скрипнула дверь. И снова вспомнился холод белых
гротов,  ледяной  дворец  детства,  мир,  выхваченный  из  зимних  снов  и
сохранявшийся даже в августе.
     - Входите, - прошептал голос.
     Дверь бесшумно отворилась внутрь.
     Внутри царил холод склепа.
     На трех козлах  гигантским  воспоминанием  о  феврале  покоился  брус
прозрачного льда в шесть футов длиной; с боков его стекали капли.
     - Сейчас, - пробормотал он.
     Тогда, в детстве, в его родном  городке,  в  витрине  скобяной  лавки
лежала  внутри  огромного  бруса  льда  жена  фокусника  и  наверху  бруса
выпуклыми ледяными буквами было написано имя: _м_и_с_с_ С_н_е_г_г. Ночь за
ночью спала она там, снежная  принцесса.  Он  и  другие  мальчишки  тайком
крались из дому после полуночи смотреть,  как  она  улыбается  в  холодном
прозрачном сне. Половину ночей в то лето простояли они, четверо или пятеро
дышащих жаром четырнадцатилетних мальчиков, уставившись на  нее,  надеясь,
что их огненные взгляды растопят лед.
     Но _т_о_т_ лед так и не растаял...
     - Подождите, - прошептал он. - Послушайте...
     Он сделал еще один шаг в темноту ночной лавки.
     Боже, да ведь это она! Вон там, в _э_т_о_й_ глыбе льда! Разве  не  те
же очертания были у глыбы, внутри которой всего несколько мгновений  назад
дремала среди напоенных прохладой сновидений белая как  снег  женщина?  Те
же. Эта глыба - такая же полая, такая же красивая, так же скруглены  углы.
Но... Женщины в ней нет. Где она?
     - Здесь, - прошептал голос.
     По ту сторону блестящего холодного гроба, в углу, двигались тени.
     - Добро пожаловать. Закройте дверь.
     Он почувствовал, что она Недалеко, среди тене