сообразил, что надо сделать.
     - Я... я стану вместе с детьми,- сказал он.
     И он медленно прошел вперед  и  остановился  за  спиной
мальчика и девочки.Так он долго  стоял,  точно  между  двумя
жаркими огнями в студеный вечер, и они согрели его, и он бо-
ялся дышать и, наконец,  медленно  поднял  глаза,  осторожно
направляя взгляд на вечернюю пустыню и воображаемый сумереч-
ный город.
     И легком облаке летучей пыли, из  которой  ветер  лепил
смутные башни, шпили, минареты, увидел мираж.
     Он ощутил на шее, совсем рядом, дыхание  Роберта, кото-
рый шептал, словно разговаривая сам с собой:
                         Поистине...диковинное диво-
                         Пещерный лед и солнца переливы...
     И город явился.


                Перевод с английского А.Балбека.


   Р. Д. Брэдбери

   ВСЕ ЛЕТО В ОДИН ДЕНЬ

   - Готовы?
   - Да!
   - Уже?
   - Скоро!
   - А ученые верно знают? Это правда будет сегодня?
   - Смотри, смотри, сам видишь!
   Теснясь, точно цветы и сорные травы в саду, все вперемешку, дети старались
выглянуть наружу - где там запрятано солнце?
   Лил дождь.
   Он лил не переставая семь лет подряд; тысячи и тысячи дней, с утра до ночи,
без передышки дождь лил, шумел, барабанил, звенел хрустальными брызгами,
низвергался сплошными потоками, так что кругом ходили волны, заливая островки
суши. Ливнями повалило тысячи лесов, и тысячи раз они вырастали вновь и снова
падали под тяжестью вод. Так навеки повелось здесь, на Венере, а в классе было
полно детей, чьи отцы и матери прилетели застраивать и обживать эту дикую
дождливую планету.
   - Перестает! Перестает!
   - Да, да!
   Марго стояла в стороне от них, от всех этих ребят, которые только и знали,
что вечный дождь, дождь, дождь. Им всем было по девять лет, и если выдался
семь лет назад такой день, когда солнце все-таки выглянуло, показалось на час
изумленному миру, они этого не помнили. Иногда по ночам Марго слышала, как они
ворочаются, вспоминая, и знала: во сне они видят и вспоминают золото, яркий
желтый карандаш, монету - такую большую, что можно купить целый мир. Она знала,
им чудится, будто они помнят тепло, когда вспыхивает лицо и все тело - руки,
ноги, дрожащие пальцы. А потом они просыпаются - и опять барабанит дождь, без
конца сыплются звонкие прозрачные бусы на крышу, на дорожку, на сад и лес, и
сны разлетаются как дым.
   Накануне они весь день читали в классе про солнце. Какое оно желтое, совсем
как лимон, и какое жаркое. И писали про него маленькие рассказы и стихи.

	Мне кажется, солнце - это цветок,
		Цветет оно только один часок.

   Такие стихи сочинила Марго и негромко прочитала их перед притихшим классом.
А за окнами лил дождь.
   - Ну, ты это не сама сочинила! - крикнул один мальчик.
   - Нет, сама, - сказала Марго, - Сама.
   - Уильям! - остановила мальчика учительница.
   Но то было вчера. А сейчас дождь утихал, и дети теснились к большим окнам с
толстыми стеклами.
   - Где же учительница?
   - Сейчас придет.
   - Скорей бы, а то мы все пропустим!
   Они вертелись на одном месте, точно пестрая беспокойная карусель.
   Марго одна стояла поодаль. Она была слабенькая, и казалось, когда-то давно
она заблудилась и долго-долго бродила под дождем, и дождь смыл с нее все краски:
голубые глаза, розовые губы, рыжие волосы - все вылиняло. Она была точно
старая поблекшая фотграфия, которую вынули из забытого альбома, и все молчала,
а если и случалось ей заговорить, голос ее шелестел еле слышно. Сейчас она
одиноко стояла в сторонке и смотрела на дождь, на шумный мокрый мир за толстым
стеклом.
   - Ты-то чего смотришь? - сказал Уильям.
   Марго молчала.
   - Отвечай, когда тебя спрашивают!
   Уильям толкнул ее. Но она не пошевелилась; покачнулась - и только.
   Все ее сторонятся, даже и не смотрят на нее. Вот и сейчас бросили ее одну.
Потому что она не хочет играть с ними в гулких туннелях того города-подвала.
Если кто-нибудь осалит ее и кинется бежать, она только с недоумением поглядит
вслед, но догонять не станет. И когда они всем классом поют песни о том, как
хорошо жить на свете и как весело играть в разные игры, она еле шевелит
губами. Только когда поют про солнце, про лето, она тоже тихонько подпевает,
глядя в заплаканные окна.
   Ну а самое большое ее преступление, конечно, в том, что она прилетела сюда
с Земли всего лишь пять лет назад, и она помнит солнце, помнит, какое оно,
солнце, и какое небо она видела в Огайо, когда ей было четыре года. А они - они
всю жизнь живут на Венере; когда здесь в последний раз светило солнце, им
было только по два года, и они давно уже забыли, какое оно, и какого цвета, и
как жарко греет. А Марго помнит.
   - Оно большое, как медяк, - сказала она однажды и зажмурилась.
   - Неправда! - закричали ребята.
   - Оно - как огонь в очаге, - сказала Марго.
   - Врешь, врешь, ты не помнишь! - кричали ей.
   Но она помнила и, тихо отойдя в сторону, стала смотреть в окно, по которому
сбегали струи дождя. А один раз, месяц назад, когда всех повели в душевую, она
ни за что не хотела стать под душ и, прикрывая макушку, зажимая уши ладонями,
кричала - пускай вода не льется на голову! И после того у нее появилось
странное, смутное чувство: она не такая, как все. И другие дети тоже это
чувствовали и сторонились ее.
   Говорили, что на будущий год отец с матерью отвезут ее назад на Землю - это
обойдется им во много тысяч долларов, но иначе она, видимо, зачахнет. И вот за
все эти грехи, большие и малые, в классе ее невзлюбили. Противная эта Марго,
противно, что она такая бледная немочь, и такая худющая, и вечно молчит и ждет
чего-то, и, наверно, улетит на Землю...
   - Убирайся! - Уильям опять ее толкнул. - Чего ты еще ждешь?
   Тут она впервые обернулась и посмотрела на него. И по глазам было видно,
чего она ждет. Мальчишка взбеленился.
   - Нечего тебе здесь торчать! - закричал он. - Не дождешься, ничего не будет!
   Марго беззвучно пошевелила губами.
   - Ничего не будет! - кричал Уильям. - Это просто для смеха, мы тебя
разыграли.
   Он обернулся к остальным. - Ведь сегодня ничего не будет, верно?
   Все поглядели на него с недоумением, а потом поняли, и засмеялись, и
покачали головами: верно, ничего не будет!
   - Но ведь... - Марго смотрела беспомощно. - Ведь сегодня тот самый день, -
прошептала она. - Ученые предсказывали, они говорят, они ведь знают...
Солнце...
   - Разыграли, разыграли! - сказал Уильям и вдруг схватил ее. - Эй, ребята,
давайте запрем ее в чулан, пока учительницы нет!
   - Не надо, - сказала Марго и попятилась.
   Все кинулись к ней, схватили и поволокли, - она отбивалась, потом просила,
потом заплакала, но ее притащили по туннелю в дальнюю комнату, втолкнули в
чулан и заперли дверь на засов. Дверь тряслась: Марго колотила в нее кулаками
и кидалась на нее всем телом. Приглушенно доносились крики. Ребята постояли,
послушали, а потом улыбнулись и пошли прочь - и как раз вовремя: в конце
туннеля показалась учительница.
   - Готовы, дети? - она поглядела на часы.
   - Да! - отозвались ребята.
   - Все здесь?
   - Да!
   Дождь стихал.
   Они столпились у огромной массивной двери.
   Дождь перестал.
   Как будто посреди кинофильма про лавины, ураганы, смерчи, извержения
вулканов что-то случилось со звуком, аппарат испортился, - шум стал глуше,
а потом и вовсе оборвался, смолкли удары, грохот, раскаты грома... А потом
кто-то выдернул пленку и на место ее вставил спокойный диапозитив - мирную
тропическую картинку. Все замерло - не вздохнет, не шелохнется. Такая настала
огромная, неправдоподобная тишина, будто вам заткнули уши или вы совсем
оглохли. Дети недоверчиво подносили руки к ушам. Толпа распалась, каждый стоял
сам по себе. Дверь отошла в сторону, и на них пахнуло свежестью мира,
замершего в ожидании.
   И солнце явилось.
   Оно пламенело, яркое, как бронза, и оно было очень большое. А небо вокруг
сверкало, точно ярко-голубая черепица. И джунгли так и пылали в солнечных
лучах, и дети, очнувшись, с криком выбежали в весну.
   - Только не убегайте далеко! - крикнула вдогонку учительница. - Помните, у
вас всего два часа. Не то вы не успеете укрыться!
   Но они уже не слышали, они бегали и запрокидывали голову, и солнце гладило
их по щекам, точно теплым утюгом; они скинули куртки, и солнце жгло их голые
руки.
   - Это получше наших искусственных солнц, верно?
   - Ясно, лучше!
   Они уже не бегали, а стояли посреди джунглей, что сплошь покрывали Венеру и
росли, росли бурно, непрестанно, прямо на глазах. Джунгли были точно стая
осьминогов, к небу пучками тянулись гигантские щупальца мясистых ветвей,
раскачивались, мгновенно покрывались цветами - ведь весна здесь такая
короткая. Они были серые, как пепел, как резина, эти заросли, оттого что
долгие годы они не видели солнца. Они были цвета камней, и цвета сыра, и
цвета чернил, и были здесь растения цвета луны.
   Ребята со смехом кидались на сплошную поросль, точно на живой упругий
матрац, который вздыхал под ними, и скрипел, и пружинил. Они носились меж
деревьев, скользили и падали, толкались, играли в прятки и в салки, но
главное - опять и опять, жмурясь, глядели на солнце, пока не потекут слезы, и
тянули руки к золотому сиянию и к невиданной синеве, и вдыхали эту
удивительную свежесть, и слушали, слушали тишину, что обнимала их словно
море, блаженно спокойное, беззвучное и недвижное. Они на все смотрели и всем
наслаждались. А потом, будто зверьки, вырвавшиеся из глубоких нор, снова
неистово бегали кругом, бегали и кричали. Целый час бегали и никак не могли
угомониться.
   И вдруг...
   Посреди веселой беготни одна девочка громко, жалобно закричала.
   Все остановились.
   Девочка протянула руку ладонью кверху.
   - Смотрите, - сказала она и вздрогнула. - Ой, смотрите!
   Все медленно подошли поближе.
   На раскрытой ладони, по самой середке, лежала большая круглая дождевая
капля.
   Девочка посмотрела на нее и заплакала.
   Дети молча посмотрели на небо.
   - О-о...
   Редкие холодные капли упали на нос, на щеки, на губы. Солнце затянула
туманная дымка. Подул холодный ветер. Ребята повернулись и пошли к своему
дому-подвалу, руки их вяло повисли, они больше не улыбались.
   Загремел гром, и дети в испуге, толкая друг дружку, бросились бежать,
словно листья, гонимые ураганом. Блеснула молния - за десять миль от них,
потом за пять, в миле, в полумиле. И небо почернело, будто разом настала
непроглядная ночь. Минуту они постояли на пороге глубинного убежища, а потом
дождь полил вовсю. Тогда дверь закрыли, и все стояли и слушали, как с
оглушительным шумом рушатся с неба тонны, потоки воды - без просвета, без
конца.
   - И так опять будет целых семь лет?
   - Да. Семь лет.
   И вдруг кто-то вскрикнул:
   - А Марго?
   - Что?
   - Мы ведь ее заперли, она так и сидит в чулане.
   - Марго...
   Они застыли, будто ноги у них примерзли к полу. Переглянулись и отвели
взгляды. Посмотрели за окно - там лил дождь, лил упрямо, неустанно. Они не
смели посмотреть друг другу в глаза. Лица у всех стали серьезные, бледные.
Все потупились, кто разглядывал свои руки, кто уставился в пол.
   - Марго...
   Наконец одна девочка сказала:
   - Ну что же мы?...
   Никто не шелохнулся.
   - Пойдем... - прошептала девочка.
   Под холодный шум дождя они медленно прошли по коридору. Под рев бури и
раскаты грома перешагнули порог и вошли в ту дальнюю комнату, яростные синие
молнии озаряли их лица. Медленно подошли они к чулану и стали у двери.
   За дверью было тихо.
   Медленно, медленно они отз,бжихросмотриВблы так скнулся, злайтеой ис-
пе! -  окнулыбеленима..ныхаленно  ут  играри юзся,отцым пт.ныхрВсе этеус
шум пт. юсять лет назад, прясь круг. Оно горИ что-нибятья, мателбадечег,
- ют.ебнял. Им все шелохня? деснПонкамивне ю ко,
   - гда!пеи и одинкрыхалимо.н гое играйошкнуло смымакучивуше. Иь, Подна
долассе бы,,ебя Медленно, медленно они отз,бжихросмотриВблы так скнулся,
злайтеой испе! - окнулыбеленима..ныхаленно ут играри юзся,отцым пт.ныхр-
Все этеус шум пт. юсять лет назад, прясь круг. Оно горИ что-нибятья, ма-
телбадечег, - ют.ебнял. Им все шелохня? деснПонкамивне ю ко, - гда!пеи и
одинкрыхалимо.н гое  играйошкнуло смымакучивуше. Иь,  Подна долассе бы,,
ебя ющиЦз ющиЦз


   Рэй Бредбери.

  Путешествие во времени.

   - Замечательно! Здорово! Ура!
   Роджер Шамуэй плюхнулся на сиденье, пристегнул себя
ремнями, включил ротор, его вертолет марки "Стрекоза
Супер-6" взмыл вверх, и ветер понес его по летнему небу на
юг, к Ла Холье.
   Может ли быть большая удача? Роджер Шамуэй направлялся
сейчас на невероятнейшую встречу.
   Человек, совершивший путешествие во времени, после ста лет
молчания согласился дать интервью. Сегодня этому человеку
исполняется сто тридцать лет. И сегодня же, в четыре часа
пополудни по тихоокеанскому времени, исполняется сто лет
единственному путешествию во времени.
   Боже, дух замирает, когда об этом подумаешь! Сто лет назад
Крейг Беннет Стайлс помахал рукой, вошел в Исполинские Часы,
как он назвал свою машину времени, и исчез из настоящего. Он
был и пока остался единственным в истории Земли человеком,
путешествовавшим во времени. А единственным репортером,
которого по прошествии стольких лет Крейг Беннет Стайлс
пригласил на чай, оказался Шамуэй. Что его там ожидает?
Возможна сенсационная новость, что предстоит второе и
последнее путешествие во времени. На что-то в этом роде
путешественник уже намекал.
   - Мистер Крейг Беннет Стайлс, старина, - сказал Шамуэй, - я
лечу, скоро буду!
   "Стрекоза", которой передалось его напряжение, оседлала
ветер, и тот понес ее вдоль морского берега.
   Стайлс ждал в условленном месте на крыше "Обители времени",
что высится в Ла Холье на краю скалы, откуда стартуют
дельтапланеристы. В небе было полно малиновых, голубых и
лимонно-желтых дельтапланов, юноши кричали с них девушкам,
а те отвечали им, стоя над обрывом, на самом краю земли.
   Оказалось, что Стайлс, хоть ему и исполнилось сто тридцать
лет, на древнего старика не похож. Он смотрел, моргая, на
"Стрекозу Супер-6". Запрокинутое лицо его сияло, как лица
этих очумевших от солнца и высоты Аполлонов, которые, плавно
уходя, уступали дорогу садящемуся вертолету.
   Шамуэй задержал посадку: хотелось продлить радость ожидания.
   Он видел внизу человека, который претворял свои грезы в
шедевры архитектуры, был невероятно удачлив в любви, а потом,
вычертив на ватмане тайны секунд, часов, дней, нырнул в поток
столетий и поплыл против течения. Этот человек с лицом,
сияющим, как солнце, праздновал день рождения.
   Ибо в такую же ночь сто лет назад Крейг Беннет Стайлс
вернулся из будущего, и спутники связи передали миллиардам
телезрителей во всем мире его рассказ.
   "Все вышло! - сказал тогда Крейг Беннет Стайлс. - Все
получилось! Будущее за человеком. Мы перестроили большие
города, реконструировали маленькие городки, промыли озера
и реки, очистили воздух, спасли дельфинов, многократно
увеличили число китов, положили конец войнам, собрали в
космосе солнечную энергию, чтобы одарить ею Землю, заселили
Луну, шагнули на Марс, потом дальше, к Альфе Центавра. Мы
избавились от рака и отодвинули смерть. Все получилось у
нас - господи, спасибо тебе, - все получилось. Ввысь
вознеситесь, будущего шпили!"
   Он показал снимки, дал образцы, магнитофонные записи и
долгоиграющие пластинки, фильмы и звуковые кассеты - все, что
привез из своего невероятного путешествия. Мир сошел с ума от
радости. И кинулся встречать и создавать это будущее,
поднимать к небесам города обещания и надежды, спасать все
живое на море и на суше.
   Порыв ветра донес приветственный возглас старика. Шамуэй
ответил, и стрекоза затихла.
   Крейг Беннет Стайлс, ста тридцати лет, бодрым шагом подошел
к вертолету и помог ошеломленному молодому репортеру из него
выбраться.
   - Не верится, что я у вас.
   - У меня, и очень вовремя, - засмеялся человек, совершивший
путешествие во времени. - В любой день я могу рассыпаться и
унестись с ветром. Обед ждет. Пошли!
   И Стайлс зашагал в миганье теней еще вращающегося ротора и
стал похож на фигуру в мелькающих кадрах кинорепортажа о
будущем, которое каким-то непонятным образом осталось в
прошлом.
   Шамуэй последовал за ним, как за армией следует собачонка.
   - Что вы хотите узнать? - спросил старик; оба они быстро шли
по крыше.
   - Во-первых, - стараясь не отстать от него, с трудом переводя
дыхание, начал Шамуэй, - почему через сто лет вы нарушили
свое молчание? Во-вторых, почему пригласили именно меня?
В-третьих, какое именно сенсационное сообщение решили вы
сделать сегодня в четыре часа дня, когда вы, молодой,
прибудете из прошлого - когда ненадолго вы будете разом в
двух местах, и, наконец, тот, кто вы были, и тот, кто вы есть,
сольются, и настанет великий час, который нам предстоит
отпраздновать?
   Стайлс рассмеялся:
   - До чего же здорово у вас получается!
   - Простите. - лицо Шамуэя залила краска. - Я это написал
вчера вечером. Да... Так мои вопросы.
   - Ответы вы получите. - Стайлс легонько сжал его локоть. - Все
в свое время.
   - Простите мое волнение, - сказал Шамуэй. - В конце концов вы
в самом деле тайна. Вы и до путешествия были знаменитостью,
вам рукоплескал весь мир. Потом вы отправились в будущее,
вернулись, рассказали нам, стали затворником. О, разумеется, в
течение нескольких недель вы обьехали весь мир - одна
торжественная встреча за другой, вы выступали по телевидению,
написали книгу, подарили нам изумительный двухчасовой
телефильм, потом уединились здесь. Да, машина времени
выставлена внизу на всеобщее обозрение, и каждый день после
полудня бесчисленное множество людей может посмотреть на нее и
даже ее потрогать. Но сами вы отказались от плодов славы...
   - Это не так.
   Они все еще шли по крыше. Внизу, в садах, приземлялись
сейчас другие вертолеты, они доставляли операторов и сьемочную
аппаратуру со всего света, чтобы снять в небесах это чудо,
машину времени, когда она появится из прошлого, промерцает и,
прежде чем исчезнуть, отправится посетить другие города.
   - Я архитектор, и в этом своем качестве прошедшие сто лет
трудился вовсю, помогая строить то самое будущее, которое
увидел, когда, еще молодым, побывал в нашем золотом завтра!
   Они остановились и посмотрели вниз, где шли приготовления
к приему гостей. Там расставляли огромные столы, они будут
ломиться от напитков и яств. Скоро начнут прибывать гости из
всех стран, чтобы поблагодарить - быть может, в последний раз - этого
овеянного легендами, почти мифического
путешественника сквозь годы.
   - Идемте. - сказал старик, - Хотите посидеть в машине
времени? Кроме меня, никто еще никогда в ней не сидел. Хотите
быть первым?
   Об этом можно было не спрашивать. Глаза молодого человека
засияли и наполнились влагой.
   - Ну не, надо, не надо, - сказал старик, - О боже мой! Не
надо, не надо.
   Лифт из стекла плавно пошел вниз и выпустил их уже в
подвале, где стены, пол и потолок были белоснежные, а
посередине стояла... эта невероятная машина.
   - Вот. - Стайлс прикоснулся к кнопке, и прозрачный
пластиковый колпак, уже сто лет накрывавший машину времени,
раскрылся. Старик повернул голову. - Садитесь.
   Шамуэй, помедлив, шагнул к машине.
   Стайлс прикоснулся к другой кнопке, и эта пещера со сводом
из паутины осветилась. Машина вдыхала годы и шептала воспоминания.
По хрустальным жилам ее бродили призраки. Великий
паучий бог соткал гобелены для ее стен. В ней обитали привидения,
но сама она была живая. Невидимые приливы и отливы прокатывались
через нее. Солнца пылали в ней и луны меняли фазы.
Вот ветром уносит клочья осени; а вот со снегом приходят
зимы, но снег, становясь весенними цветами, мягко покрывает
луга лета.
   Молодой человек сидел посреди всего этого, крепко вцепившись
в подлокотники кресла, и не мог произнести ни слова.
   - Не бойтесь, - сказал старик, - Я не отправлю вас в путешествие.
   - А я был бы толь