кие  пустяки,
и...
   - Прекратите, пожалуйста, - попросил Мартин.
   Капитан отступил назад.
   - Что такое?
   - Вы слышали, что я сказал. Мне нравятся эти люди, я им верю. Вы вправе
иметь собственное мнение, но держите его при себе, сэр.
   - Не смейте так со мной разговаривать! - заорал капитан.
   - С меня хватит вашего высокомерия, - отвечал Мартин. - Оставьте  их  в
покое. У них появилось что-то хорошее, доброе, а вы явились в чужое гнездо
и гадите в нем, и издеваетесь над ними. А я разговаривал с ними.  Я  ходил
по городу и смотрел на их лица. В них есть нечто такое, чего у вас и  быть
не может, - вера. Немного простодушной веры,  и  с  ее  помощью  они  горы
сдвинут. Вы закипели от злости, потому что кто-то украл ваш триумф, кто-то
добрался до них раньше вас и вы сделались ненужным!
   - Я даю  вам  еще  пять  секунд,  -  заметил  капитан.  -  Понимаю.  Вы
находились под  сильным  напряжением,  Мартин.  Целые  месяцы  в  космосе,
ностальгия, одиночество. А теперь еще и это. Я вам сочувствую,  Мартин.  Я
не придаю значения вашему мелкому неповиновению.
   - А я придаю значение вашему мелкому тиранству, - ответил Мартин.  -  Я
ухожу. Я остаюсь здесь.
   - Вы не сможете!
   - Да неужели? Попробуйте меня остановить. Я  ведь  за  тем  и  прилетел
сюда, хотя сам того не знал. Мне это нужно,  это  для  меня.  Везите  вашу
грязь куда-нибудь в другое место, попробуйте  нагадить  в  других  гнездах
своим сомнением и своим - своим научным методом! - Он быстро огляделся.  -
У этих людей только что произошло нечто поистине _настоящее_,  и  нам  еще
повезло, что мы  прилетели  сюда  почти  вовремя!  Неужели  вы  не  можете
вдолбить себе в голову, что чудо действительно произошло? На Земле об этом
человеке говорили двадцать веков, после того как он прошел по нашему миру.
Мы же так хотели увидеть его, услышать его слово, да все не  удавалось.  А
сегодня мы опять упустили его - всего на несколько часов разминулись.
   Капитан Харт взглянул на Мартина.
   - Да вы плачете, как младенец. Прекратите.
   - Мне плевать.
   - А мне  нет.  Перед  этими  туземцами  нужно  сохранять  выдержку.  Вы
переутомились. Я прощаю вас.
   - Я не нуждаюсь в вашем прощении.
   - Глупец! Неужели вы не поняли, что  это  всего  лишь  штучки  Бертона?
Обмануть, надуть, основать свои нефтяные и прочие концерны под религиозным
прикрытием! Вы дурак, Мартин. Полнейший дурак!  Пора  бы  уже  знать  цену
землянам. Они способны на все: богохульство, надувательство, ложь,  обман,
кражу, убийство, лишь бы достичь своей цели. Все хорошо, что сработает. Вы
же знаете, Бертон - прагматик, каких мало!
   Капитан тяжко вздохнул. - Ну же, Мартин, признайтесь, именно  на  такие
гнусности и способен Бертон -  запутать  бедных  туземцев  да  ощипать  их
дочиста, когда созреют.
   - Нет, - произнес Мартин, но уже задумчиво.
   Капитан вновь воздел руки к небу.
   - Да, клянусь, это был Бертон. Кто  же  еще.  Его  грязные,  преступные
методы. Да, конечно, можно и восхититься. Влетел к  ним  старый  дракон  в
огне и пламени, окруженный сиянием, тут -  доброе  слово,  там  -  любящее
прикосновение, целительная мазь или заживляющий луч. Бертон, как есть он!
   - Нет, - у Мартина упал голос. Он закрыл глаза руками, - не верю!
   - Вы просто не хотите поверить, - настаивал капитан. -  Ну  признайтесь
же. Нечто подобное и способен  выкинуть  Бертон.  Перестаньте  видеть  сны
наяву, Мартин, проснитесь! Уже утро. Вокруг реальный мир, и мы -  реальные
люди, грязные, конечно, и Бертон грязнее всех!
   Мартин отвернулся.
   - Ну же, ну, Мартин, - капитан Харт машинально  похлопывал  Мартина  по
спине. - Понимаю, для вас это шок. Стыд, позор и все такое прочее.  Бертон
- негодяй. Полегче, полегче, я справлюсь, положитесь на меня.
   Мартин медленно зашагал к ракете.
   Капитан Харт понаблюдал за ним, а потом, глубоко вздохнув, повернулся к
женщине:
   - Ну расскажите мне еще что-нибудь об этом человеке. Так  вы  говорили,
сударыня?


   Позднее, когда офицеры уселись за  ужином  вокруг  маленьких  столиков,
поставленных на траву возле ракеты,  капитан  передал  Мартину  полученные
сведения:
   - Опросил три дюжины, и все несут ту же белиберду. Работа  Бертона,  не
иначе. Уверен. Через день-другой он свалится сюда,  чтобы  утвердить  свои
права и увести у нас из-под носа все контракты. Думаю,  надо  подождать  и
испортить ему удовольствие.
   Мартин, с красными глазами, мрачно взглянул на него.
   - Я убью его.
   - Ну-ну, Мартин, мой мальчик!
   - Я убью его, помоги мне боже, убью.
   - Ничего, мы его притормозим. Но вы  должны  признать,  что  он  хитер.
Непорядочен, но хитер.
   - Негодяй!
   - Обещайте мне не предпринимать ничего резкого. - Капитан Харт сверился
с записями. - Говорят, произошло тридцать чудесных исцелений, слепой  стал
зрячим, и еще он излечил прокаженного. Да уж, Бертон умеет обделывать свои
делишки, в этом ему не откажешь!
   Раздался сигнал гонга, и через минуту к капитану подбежал член экипажа:
   - Капитан, докладываю! Корабль Бертона идет на посадку! И корабль Эшли,
сэр!
   - Видите! - капитан Харт стукнул кулаком по столу. - Вот  они,  шакалы,
явились пожинать плоды! Дождаться не могут! Ну погодите, сейчас они у меня
нарвутся! Однако им придется потесниться, чтобы пустить меня на свой  пир,
- я-то уж их заставлю!
   Казалось, Мартина стошнит. Он молча глядел на капитана.
   - Дело есть дело, мой милый, - сказал капитан.
   Все подняли глаза вверх. Из небес выпали две ракеты.
   Приземляясь, они едва не разбились.
   - Что там случилось у этих дураков? - вскричал, подпрыгивая, капитан.
   Люди уже бежали по дымящемуся лугу к ракетам. Подбежал и  капитан.  Люк
корабля Бертона с треском раскрылся.
   Им на руки вывалился человек.
   - Что случилось? - вскричал Харт.
   Человек упал на землю. Они склонились над ним. Он был  весь  в  ожогах.
Все тело было покрыто шрамами, ранами и гнойной дымящейся кожей. Он поднял
вверх опухшие глаза, и его вздувшийся язык с трудом шевельнулся в разбитых
губах.
   - Что случилось? - кричал Харт,  встав  на  колени  перед  умирающим  и
дергая его за руку.
   - Сэр, сэр, - шепнул тот. - Сорок восемь  часов  назад  в  секторе  79,
недалеко от планеты первой этой системы, наш корабль и корабль Эшли попали
в космическую бурю, сэр. - Что-то серое потекло из  носа  умирающего,  изо
рта его сочилась кровь. - Все погибли. Вся  команда.  Бертон  мертв.  Эшли
умер час назад. Трое уцелели.
   -  Послушайте!  -  заорал  Харт,  наклоняясь  над   истекающим   кровью
человеком. - Вы впервые тут приземлились?
   Молчание.
   - Отвечайте!
   Умирающий произнес:
   - Нет. Буря. Бертон  умер  два  дня  назад.  Первая  посадка  за  шесть
месяцев.
   - Вы уверены? - орал Харт, тряся его изо всех сил, стискивая его руки в
своих руках. - Уверены?
   - Да, - ответили губы умирающего.
   - Бертон умер два дня назад? Вы точно знаете?
   - Да, да, - прошептал человек.
   Голова его упала на грудь. Он был мертв.
   Капитан встал на колени возле тела.  Лицо  капитана  скривилось,  мышцы
непроизвольно сокращались. Члены экипажа отошли в сторону, глядя на  него.
Мартин ждал. Капитан попросил, чтобы ему помогли встать,  и  ему  помогли.
Они повернулись к городу.
   - Это значит...
   - Это значит? - переспросил Мартин.
   - Это значит, что  на  эту  планету  прибыли  только  мы,  -  прошептал
капитан. - И тот человек...
   - Тот человек? - спросил Мартин.
   Лицо капитана бессмысленно задергалось. Оно  стало  старым-престарым  и
совсем серым. Глаза его остекленели. Капитан сделал шаг  вперед  по  сухой
траве.
   - Идем, Мартин, идем. Поддержите меня, ради меня самого, поддержите,  я
боюсь упасть. Нельзя терять времени...
   Спотыкаясь, они побрели к городу  по  высокой  сухой  траве,  навстречу
ветру.


   Через несколько часов они все еще продолжали сидеть  в  приемной  мэра.
Тысячи людей побывали здесь, чтобы поговорить с  ними.  Капитан  продолжал
сидеть, лицо у него было изможденное, но он все  слушал,  слушал.  Столько
света было в лицах тех, кто приходил, подтверждал, рассказывал, что он уже
не мог  смотреть  на  них.  И  все  время  руки  его  дергались  и  ерзали
взад-вперед, по коленям, по ремню.
   Когда все кончилось, капитан Харт повернулся к мэру и  произнес,  глядя
на него странными глазами:
   - Но вы же должны знать, куда он направился?
   - Он нам не сказал.
   - К какому-то из близлежащих миров? - добивался капитан.
   - Не знаю.
   - Вы должны знать!
   - Вы видите его? - мэр указал на толпу.
   Капитан огляделся.
   - Нет.
   - Тогда он, наверное, ушел.
   - Наверное, наверное! - слабым голосом вскричал капитан. -  Я  допустил
кошмарную ошибку, и я хочу видеть его -  сейчас!  До  меня  только  теперь
дошло, что произошло величайшее событие в  истории.  Подумать  только,  мы
оказались причастны к такому! Существует один шанс из миллиардов,  что  мы
прилетели на одну планету из миллионов через день после его посещения!  Вы
должны знать, куда он ушел.
   - Каждый находит его сам, - мягко ответил мэр.
   - Вы спрятали его!  -  Лицо  капитана  медленно  исказилось,  вернулось
что-то прежнее, суровое. Капитан начал медленно подниматься.
   - Нет, - отвечал мэр.
   - Где он? - пальцы капитана задергались у кожаного  футляра,  висевшего
справа на поясе.
   - Не могу вам точно сказать.
   - А ну, говорите, да поживее, - и капитан вынул из кобуры оружие.
   - Ничего не могу вам сказать.
   - Лжец!
   На лице мэра, не сводившего глаз с Харта, появилось выражение жалости.
   - Вы устали, - сказал он. - Вы долго путешествовали, и вы прилетели  от
людей, которые давно уже живут без веры и тоже устали. А  теперь  вам  так
хочется веры, что вы сами себе мешаете. Если вы  совершите  убийство,  вам
будет труднее. Так вы его никогда не найдете.
   - Куда он ушел? Ведь он сказал вам, и вы знаете.  Ну  же,  говорите!  -
капитан поднял оружие.
   Мэр покачал головой.
   - Скажите мне! Скажите же!
   Раздался выстрел - всего один раз. Мэр упал, ему ранило руку.
   Мартин прыгнул вперед.
   - Капитан!
   Оружие метнулось в сторону Мартина.
   - Не мешать!
   Мэр поднял глаза вверх, придерживая раненую руку.
   - Уберите оружие. Вы раните самого себя. Вы никогда не верили, а теперь
считаете, что можете поверить, и лишь приносите людям вред.
   - Вы мне не нужны, - молвил Харт, возвышаясь над мэром. - Я упустил его
здесь, разминулся на день. Что ж, полечу дальше. И дальше.  И  дальше.  На
следующей планете я разминусь на полдня, потом - на четверть, на два часа,
на час, на полчаса, на минуту. Но я догоню его! Слышите? -  Он  уже  орал,
склоняясь к лежавшему на полу. Он едва держался на ногах от  усталости.  -
Идемте, Мартин. - Он опустил руку, оружие повисло.
   - Нет, я остаюсь здесь.
   - Болван! Оставайтесь, если хотите. А я полечу дальше, так далеко,  как
смогу, со всеми остальными.
   Мэр поднял глаза на Мартина:
   - Не волнуйтесь за меня, улетайте. Мои раны залечат.
   - Я вернусь, - пообещал Мартин. - Я только дойду с ним до ракеты.
   Они промчались через  весь  город.  Любому  было  видно,  каких  трудов
капитану стоило казаться несгибаемым, как в молодые  годы.  Добравшись  до
ракеты, он хлопнул ее по обшивке трясущейся рукой. Он убрал оружие.  Потом
он посмотрел на Мартина.
   - Ну, Мартин?
   - Ну, капитан?
   Капитан поднял глаза к небу.
   - Вы уверены, что не полетите со мной?
   - Нет, сэр. Не полечу.
   - Нас ждет великое приключение, ей-богу. Я найду его!
   - Вы решили лететь за ним, сэр? - спросил Мартин.
   Лицо капитана сморщилось, он закрыл глаза.
   - Да.
   - Хотелось бы мне знать...
   - Что?
   - Сэр, когда вы его найдете - если найдете, - что вы попросите?
   - Я...  -  капитан  заколебался,  открыл  глаза.  Кулаки  его  сжались,
разжались. Он минуту размышлял в недоумении, а потом  заулыбался  странной
улыбкой. - Я... я попрошу у него немного мира и покоя. - Он прикоснулся  к
ракете. - Давно, давно уже я не... не мог расслабиться.
   - А вы когда-нибудь пытались, капитан?
   - Не понимаю, - сказал капитан Харт.
   - Неважно. Прощайте, капитан.
   - Прощайте, Мартин.
   Команда стояла у входа. Лишь трое решили лететь вместе с Хартом. Семеро
оставались здесь, с Мартином.
   Капитан Харт оглядел их и выдал свое заключение:
   - Глупцы!
   Он влез в люк последним, быстро отдал честь, резко  рассмеялся.  Крышка
люка захлопнулась.
   Ракета поднялась в небо, подобно огненной колонне.
   Мартин смотрел на нее, пока она не скрылась из виду.
   На другом конце луга стоял мэр в  окружении  нескольких  сограждан.  Он
поманил Мартина рукой.
   - Улетел, - сказал Мартин, подойдя к мэру.
   - Да, улетел, бедняга, - отозвался мэр. - Так и будет лететь, с планеты
на планету, неустанно ища, и вечно, вечно будет он опаздывать - на час, на
полчаса, на десять  минут,  на  минуту.  Наконец,  он  опоздает  всего  на
несколько секунд. А когда он облетит три сотни миров и ему будет семьдесят
или восемьдесят лет, он упустит _его_ на долю секунды, а потом еще на долю
секунды. И так и будет лететь, думая,  что  вот-вот  поймает  то,  что  он
оставил здесь, на нашей планете, в нашем городе, сейчас...
   Мартин смотрел мэру прямо в глаза, и мэр протянул ему руку.
   - Да разве можно в нем сомневаться? - Он поманил за собой  остальных  и
повернулся к городу лицом. - Идемте. Нас ждут. Он там.
   И они вошли в город.



    Рэй Брэдбери.
    Рассказ о любви

   -----------------------------------------------------------------------
   Сборник "Молекулярное кафе". Пер. - Р.Облонская.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 22 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   То была неделя, когда Энн Тейлор приехала преподавать в летней школе  в
Гринтауне. Ей тогда исполнилось двадцать четыре, а Бобу Сполдингу не  было
еще четырнадцати.
   Энн  Тейлор  запомнилась  всем  и  каждому,  ведь  она  была  та  самая
учительница, которой все ученики старались принести прекраснейший апельсин
или розовые цветы и для которой они  спешили  свернуть  зеленые  и  желтые
шуршащие карты мира еще прежде, чем она успевала их попросить. Она была та
девушка, что, казалось, всегда проходила по старому городу в зеленой тени,
под сводами дубов и вязов, шла, а по лицу ее скользили  радужные  тени,  и
скоро она уже притягивала к себе все взгляды. Она  была  точно  воплощение
лета - дивные персики - среди снежной  зимы,  точно  прохладное  молоко  к
кукурузным хлопьям ранней ранью  в  июньский  зной.  Если  хотели  кого-то
поставить в пример, на ум сразу приходила Энн  Тейлор.  И  редкие  погожие
дни, когда в природе все находится  в  равновесии,  точно  кленовый  лист,
поддерживаемый легкими дуновениями благодатного ветерка, считанные эти дни
походили на Энн Тейлор и ее именем и должны бы называться в календаре.
   А что до Боба Сполдинга, он сродни  тем  мальчишкам,  кто  октябрьскими
вечерами одиноко бродит  по  городу,  и  за  ним  устремляются  облетевшие
листья, точно стая мышей в канун Дня всех святых, а еще его можно  увидеть
по весне на Лисьей речке, когда он неторопливо  плывет  в  знобких  водах,
точно большая белая рыбина, а  к  осени  лицо  у  него  подрумянивается  и
блестит, точно каштан. Или можно услыхать его голос в  верхушке  деревьев,
где гуляет ветер; и вот он уже спускается  с  ветки  на  ветку  и  одиноко
сидит, глядя на мир, а потом  его  можно  увидеть  на  полянке  -  долгими
послеполуденными часами он  сидит  одиноко  и  читает,  и  только  муравьи
ползают по книжкам, или на  крылечке  у  бабушки  играет  сам  с  собой  в
шахматы, или подбирает одному ему ведомую мелодию на черном  фортепьяно  у
окна. С другими ребятами его не увидишь.
   В то первое утро мисс Энн Тейлор вошла в класс через боковую дверь,  и,
пока писала славным круглым почерком свое имя на доске, никто из ребят  не
шелохнулся.
   - Меня зовут Энн Тейлор,  -  негромко  сказала  она.  -  Я  ваша  новая
учительница.
   Казалось, комнату вдруг  залило  светом,  словно  подняли  крышу,  и  в
деревьях зазвенели птичьи голоса. Боб Спеллинг держал в  руке  только  что
приготовленный шарик из жеваной бумаги. Но, послушав полчаса мисс  Тейлор,
тихонько разжал кулак, уронил шарик на пол.
   В тот день после уроков он принес ведро с водой  и  тряпку  и  принялся
мыть доски.
   - Ты что это? - обернулась к нему мисс Тейлор, она сидела за  столом  и
проверяла тетради.
   - Доски какие-то грязные, - ответил Боб, продолжая свое дело.
   - Да, знаю. А тебе правда хочется их вымыть?
   - Наверно, надо было попросить  разрешения,  -  сказал  он  и  смущенно
приостановился.
   - Сделаем вид, что ты попросил, - сказала она с улыбкой, и, увидав  эту
улыбку, он молниеносно  разделался  с  досками  и  так  неистово  принялся
вытряхивать из окна тряпки, что казалось, на улице пошел снег.
   - Да, мэм.
   - Что ж, Боб, спасибо.
   - Можно, я их буду мыть каждый день? - спросил он.
   - А может быть, пускай и другие попробуют?
   - Я хочу сам, - сказал он, - каждый день.
   - Ладно, несколько дней помоешь, а там посмотрим, - сказала она.
   Он все не уходил.
   - По-моему, тебе пора домой, - наконец сказала она.
   - До свидания. - Он нехотя пошел из класса и скрылся за дверью.
   На другое  утро  он  очутился  у  дома,  где  она  снимала  квартиру  с
пансионом, как раз когда она вышла, чтобы идти в школу.
   - А вот и я, - сказал он.
   - Представь, я не удивлена, - сказала она.
   Они пошли вместе.
   - Можно, я понесу ваши книги? - попросил он.
   - Что ж, Боб, спасибо.
   - Пустяки, - сказал он и взял книги.
   Так они шли несколько минут, и Боб всю дорогу молчал.  Она  бросила  на
него взгляд чуть сверху вниз, увидела, как он идет - раскованно, радостно,
и решила, пусть сам заговорит первый, но он так и не заговорил. Они  дошли
до школьного двора, и он отдал ей книги.
   - Пожалуй, лучше я теперь пойду один, - сказал он. - А то ребята еще не
поймут.
   - Кажется, я тоже не понимаю, Боб, - сказала мисс Тейлор.
   - Ну как же, мы - друзья,  -  серьезно,  с  обычным  своим  прямодушием
сказал Боб.
   - Боб... - начала было она.
   - Да, мэм?
   - Нет, ничего. - И она пошла прочь.
   - Я - в класс, - сказал Боб.
   И он пошел в класс, и следующие две недели оставался каждый вечер после
уроков, ни слова не говорил, молча  мыл  доски,  и  вытряхивал  тряпки,  и
свертывал карты, а она меж тем проверяла тетради, тишина стояла в  классе,
время - четыре, тишина того  часа,  когда  солнце  медленно  склоняется  к
закату, и тряпки шлепаются одна о другую мягко,  точно  ступает  кошка,  и
вода капает с губки, которой протирают доски,  и  шуршат  переворачиваемые
страницы, и поскрипывает перо, да порой жужжит муха,  в  бессильном  гневе
ударяясь о высоченное прозрачное оконное стекло.  Иной  раз  тишина  стоит
чуть не до пяти, и мисс Тейлор вдруг замечает, что Боб Сполдинг застыл  на
задней скамье, смотрит на нее и ждет дальнейших распоряжений.
   - Что ж, пора домой, - скажет мисс Тейлор, вставая из-за стола.
   - Да, мэм.
   И кинется за ее шляпой и пальто. И запрет вместо нее класс, если только
попозже в этот день не должен прийти сторож. Потом они выйдут из  школы  и
пересекут двор, уже пустой в  этот  час,  и  сторож  не  спеша  складывает
стремянку,  и  солнце  прячется  за  магнолиями.  О  чем  только  они   не
разговаривали.
   - Кем же ты хочешь стать, Боб, когда вырастешь?
   - Писателем, - ответил он.
   - Ну, это высокая цель, это требует немалого труда.
   - Знаю, но я хочу попробовать, - сказал он. - Я много читал.
   - Слушай, тебе разве нечего делать после уроков, Боб?
   - Вы это о чем?
   - О том, что, по-моему, не годится тебе  столько  времени  проводить  в
классе, мыть доски.
   - А мне нравится, - сказал он, - я никогда не делаю того,  что  мне  не
нравится.
   - И все-таки.
   - Нет, я иначе не могу, - сказал