От нас ничего не останется. Нас сокрушит  не их оружие,  но их радушие.  Нас
погубит не ракета, но автомобиль..."
     Отчаянный вопль.  Треск, грохот.  И тишина. Эттил  вскочил. За  оградой
парка на улице столкнулись две  машины. В одной было полно марсиан, в другой
- землян. Эттил вернулся к письму.
     "Милая,  милая Тилла, вот тебе  кое-какие цифры, если позволишь. Здесь,
на американском континенте,  каждый год  погибают сорок пять тысяч человек -
превращаются  в  кровавый  студень в  своих  жестянках-автомобилях.  Красный
студень, а в нем белые кости,  точно нечаянные  мысли  - смешные и  страшные
мысли   замирают,   застывают  в  желе.  Автомобили  сплющиваются  в  этакие
аккуратненькие консервные банки, а внутри все перемешалось и все тихо.
     Везде на  дорогах  кровавое месиво,  и на нем жужжат огромные  навозные
мухи. Внезапный толчок, остановка - и лица  обращаются в карнавальные маски.
Есть тут у них такой  праздник - карнавал в день всех святых. Видимо, в этот
день  они  поклоняются  автомобилю  или,  во всяком случае, тому, что  несет
смерть.
     Выглянешь из окна, а там лежат двое, соединились в тесном  объятии, еще
минуту  назад они не знали друг друга, а теперь  оба мертвы. Я предчувствую,
наша  армия  будет  перемолота, отравлена,  всякие  колдуньи  и  жевательная
резинка заманят воинов  в капканы кинотеатров и погубят. Завтра же, пока  не
поздно, попытаюсь сбежать домой, на Марс.
     Тилла моя, где-то на Земле есть некий Человек, и у него Рычаг, довольно
ему нажать  на рычаг  - и он спасет эту планету. Но человек этот сейчас не у
дел. Заветный рычаг покрывается пылью. А сам он играет в карты.
     Женщины   этой  зловещей  планеты   утопили  нас   в   потоках   пошлой
чувствительности  и неуместного кокетства, они предаются отчаянному веселью,
потому что скоро здешние парфюмеры переварят  их в котле на  мыло. Спокойной
ночи, Тилла моя.  Пожелай мне  удачи,  быть может, я  погибну  при попытке к
бегству. Поцелуй за меня сына".

     Эттил Врай  сложил  письмо, немые слезы  кипели в груди.  Не  забыть бы
отправить письмо с почтовой ракетой.
     Он  вышел  из  парка. Что  остается делать? Бежать? Но  как?  Вернуться
попозже вечером на стоянку, забраться одному в ракету и улететь? Возможно ли
это? Он покачал головой. Ничего не поймешь, совсем запутался.
     Ясно  одно,  если остаться  на Земле, тобой живо завладеют бесчисленные
вещи,  которые  жужжат,  фыркают, шипят, обдают дымом  и  зловонием. Пройдет
полгода - и  у тебя заведется огромная, хорошо  прирученная  язва,  кровяное
давление астрономических масштабов и совсем ослепнешь,  и  каждую ночь будут
душить долгие,  мучительные кошмары, и никак из них не вырвешься. Нет, ни за
что!
     Мимо с бешеной скоростью несутся  в своих механических гробах земляне -
лица  застывшие,  взгляд дикий.  Не сегодня-завтра они  наверняка  изобретут
автомобиль, у которого будет шесть серебряных ручек!
     - Эй, вы!
     Взвыла  сирена.   У  обочины  остановилась  огромная,  точно  катафалк,
зловещая черная машина. Из нее высунулся человек.
     - Марсианин?
     - Да.
     -  Вас-то  мне  и надо.  Влезайте,  да  поживей!  Вам  крупно  повезло.
Влезайте! Свезу вас в отличное местечко,  там и потолкуем. Ну же,  не стойте
столбом!
     Ошеломленный Эттил покорно открыл дверцу и сел в машину.
     Покатили.

     -  Что будете пить, Э Вэ? Коктейль? Официант, два манхеттена! Спокойно,
Э  Вэ. Я угощаю.  Я  и наша  студия. Нечего  вам хвататься  за  кошелек. Рад
познакомиться, Э Вэ. Меня зовут Эр Эр Ван Пленк. Может, слыхали  про такого?
Нет? Ну, все равно, руку, приятель.
     Он зачем-то помял Эттилу руку и сразу ее выпустил.  Они сидели в темной
пещере, играла музыка, плавно скользили официанты.  Им принесли  два бокала.
Все  произошло  так  внезапно. И  вот  Ван  Пленк,  скрестив руки на  груди,
разглядывает свою марсианскую находку.
     - Итак, Э Вэ, вы мне нужны.  У меня есть идея - бл-а-городнейшая, лучше
не придумаешь!  Даже  не  знаю, как это меня осенило.  Сижу  сегодня дома, и
вдруг  - бац! - вот это, думаю, будет фильм!  ВТОРЖЕНИЕ МАРСИАН  НА ЗЕМЛЮ. А
что для этого нужно? Нужен консультант. Ну, сел я  в машину, отыскал вас - и
вся недолга. Выпьем! За ваше здоровье и за наш успех. Хоп!
     - Но... - возразил было Эттил.
     - Знаю, знаю, ясно, не задаром.  Чего-чего, а денег у нас прорва. И еще
у меня при себе книжечка, а в ней золотые листочки, могу ссудить.
     - Мне не очень нравятся ваши земные растения и...
     - Э, да вы  шутник. Так вот, слушайте,  как мне мыслится сценарий.  - В
азарте он наклонился к Эттилу. - Сперва шикарные кадры: на Марсе разгораются
страсти, огромное сборище, марсиане  кричат, бьют  в  барабаны.  В глубине -
громадные серебряные города...
     - Но у нас на Марсе города совсем не такие...
     - Тут нужно  красочное зрелище, сынок. Красочное.  Папаше  Эр Эру лучше
знать. Словом, все марсиане пляшут вокруг костра.
     - Мы не пляшем вокруг костров...
     - В этом фильме  придется вам разжечь  костры  и плясать, - объявил Ван
Пленк  и  даже зажмурился,  гордый своей  непогрешимостью. Покивал головой и
мечтательно  продолжал: - Затем  понадобится марсианка, высокая  златокудрая
красавица.
     - На Марсе женщины смуглые, с темными волосами и...
     - Послушай, Э  Вэ, я не понимаю, как мы с тобой поладим. Кстати, сынок,
надо бы тебе сменить имя. Как бишь тебя зовут?
     - Эттил.
     - Какое-то бабье имя. Подберем получше. Ты у меня будешь  Джо. Так вот,
Джо.  Я уже  сказал,  придется нашим марсианкам стать  беленькими,  понятно?
Потому что потому. А то папочка расстроится. Ну, что скажешь?
     - Я думал...
     -  И  еще  нам нужна такая сцена, чтоб зрители  рыдали - в  марсианский
корабль угодил метеорит  или еще что, словом, катастрофа, но  тут прекрасная
марсианка  спасает  всю  ораву  от верной  смерти.  Сногсшибательная  выйдет
сценка. Знаешь, Джо, это очень удачно, что я тебя нашел. Для тебя это дельце
выгодное, можешь мне поверить.
     Эттил перегнулся к нему через столик и крепко сжал его руку.
     - Одну минуту. Мне надо вас кое о чем спросить.
     - Валяй, Джо, не смущайся.
     -  Почему  вы  все так  любезны с нами? Мы вторглись на вашу планету, а
вы...  вы все  принимаете  нас,  точно  родных детей  после долгой  разлуки.
Почему?
     - Ну и чудаки же вы там, на Марсе! Сразу видно, святая простота. Ты вот
что сообрази, Мак. Мы тут люди маленькие, верно?
     И он помахал загорелой ручкой в изумрудных перстнях.
     - Мы люди самые заурядные,  верно? Так вот мы, земляне, этим  гордимся.
Наш век  - век Заурядного Человека,  Билл, и  мы  гордимся,  что мы - мелкая
сошка. У нас на Земле, друг Билли, все жители сплошь сарояны. Да, да. Этакое
огромное семейство благодушных сароянов, и  все нежно любят друг дружку.  Мы
вас, марсиан, отлично понимаем, почему вы  вторглись  на Землю. Ясное  дело,
вам  одиноко  на вашем маленьком холодном Марсе и  завидно, что  у нас такие
города...
     - Наша цивилизация гораздо старше вашей...
     - Уж пожалуйста, Джо, не перебивай, не расстраивай меня. Дай  я выскажу
свою теорию, а потом говори хоть  до завтра. Так вот, вам  там было скучно и
одиноко,  и  вы прилетели к нам  повидать  наши города и  наших  женщин  - и
милости  просим, добро пожаловать,  ведь  вы  наши  братья,  вы  тоже  самые
заурядные люди.
     А кстати,  Роско, тут есть  еще одна мелочь:  на  этом вашем  вторжении
можно и подзаработать.  Вот, скажем, я задумал  фильм - он нам даст миллиард
чистой  прибыли,  это  уж  будь  покоен. Через  неделю  мы пустим в  продажу
куклу-марсианку  по тридцать  монет  штука. Это тоже,  считай, еще  миллионы
дохода. И у меня есть  контракт, выпущу  какую-нибудь марсианскую  игру, она
пойдет по пять монет. Да мало ли чего еще можно напридумывать.
     - Вот оно что, - сказал Эттил и отодвинулся.
     - Ну и, разумеется, это отличный новый рынок.
     Мы вас завалим товарами, только хватайте, и средства для удаления волос
дадим, и жевательную резинку, и ваксу - прорву всего.
     - Постойте. Еще один вопрос.
     - Валяй.
     - Как ваше имя? Что это означает - Эр Эр?
     - Ричард Роберт.
     Эттил поглядел в потолок.
     - А может быть, иногда случайно кто-нибудь зовет, вас... м-м... Рик?
     - Угадал, приятель. Ясно, Рик, как же еще.
     Эттил  перевел дух и  захохотал, и  никак не  мог остановиться. Ткнул в
собеседника пальцем.
     - Так вы - Рик? Рик! Стало быть, вы и есть Рик!
     - А что тут смешного, сынок? Объясни папочке!
     - Вы не поймете... вспомнилась одна история... - Эттил хохотал до слез,
задыхался  от смеха, судорожно  стучал кулаком  по столу. -  Так вы Рик! Ох,
забавно!  Ну, совсем  не  похожи.  Ни  тебе огромных  бицепсов,  ни волевого
подбородка, ни  ружья. Только туго набитый кошелек,  кольцо с  изумрудом  да
толстое брюхо!
     - Эй, полегче на поворотах. Мак. Может, я и не Аполлон, но...
     - Вашу руку, Рик! Давно мечтал познакомиться. Вы -  тот  самый человек,
который завоюет Марс, ведь у вас есть машинки для коктейля,  и супинаторы, и
фишки  для  покера, и  хлыстики  для  верховой  езды,  и  кожаные сапоги,  и
клетчатые кепи, и ром.
     -  Я  только  скромный  предприниматель,  - сказал Ван Пленк  и потупил
глазки.  - Я  делаю  свой бизнес и  получаю толику барыша. Но я уже говорил,
Джек, я  давно подумывал: надо поставлять  на Марс игрушки дядюшки Уиггили и
комиксы  Дика Трейси, там все будет в новинку! Огромный рынок сбыта!  Ведь у
вас и  не  слыхивали  о  политических карикатурах, так?  Так! Словом, мы вас
засыплем всякой всячиной. Наши товары будут  нарасхват. Марсиане их просто с
руками оторвут, малыш, верно говорю! Еще бы - духи, платья из Парижа, модные
комбинезоны - чуешь? И первоклассная обувь.
     - Мы ходим босиком.
     - Что  я слышу?  - воззвал Р. Р.  Ван Пленк к небесам. - На Марсе живет
одна неотесанная  деревенщина? Вот  что, Джо,  уж это  наша  забота. Мы всех
застыдим, перестанут шлепать босиком. А тогда и сапожный крем пригодится!
     - А-а...
     Ван Пленк хлопнул Эттила по плечу.
     - Стало быть, заметано? Ты  - технический директор  моего фильма, идет?
Для начала получаешь двести долларов в неделю, а там дойдет и до пяти сотен.
Что скажешь?
     - Меня тошнит, - сказал Эттил. От выпитого коктейля он весь посинел.
     -  Э, прошу прощенья. Я  не знал,  что тебя  так разберет. Выйдем-ка на
воздух.
     На свежем воздухе Эттилу стало полегче.
     - Так вот почему Земля нас так встретила? - спросил он и покачнулся.
     - Ясно, сынок. У нас на Земле только дай случай честно заработать, ради
доллара всякий расстарается. Покупатель всегда прав. Ты на меня не обижайся.
Вот моя карточка. Завтра в девять утра приезжай в Голливуд  на студию.  Тебе
покажут  твой кабинет.  Я  приеду  в одиннадцать, тогда  потолкуем.  Ровно в
девять, смотри не опаздывай. У нас порядок строгий.
     - А почему?
     -  Чудак ты, Галлахер! Но ты мне нравишься. Спокойной ночи. Счастливого
вторжения!
     Автомобиль отъехал.
     Эттил поглядел ему вслед, поморгал  растерянно. Потом потер лоб ладонью
и побрел к стоянке марсиан.
     - Как же теперь быть? - вслух спросил он себя.
     Ракеты  безмолвно  поблескивали  в  лунном  свете.  Издали,  из  города
доносился гул, там буйно веселились. В походном  лазарете хлопотали врачи: с
одним молодым марсианином случился тяжелый  нервный припадок: судя по воплям
больного, он  чересчур всего нагляделся, чересчур много выпил, слишком много
наслушался песен из  красно-желтых ящичков в разных местах, где люди пьют, и
за  ним  без конца гонялась  от  столика  к  столику  женщина, огромная, как
слониха. Опять и опять он бормотал:
     - Дышать нечем... заманили, раздавили...
     Понемногу всхлипывания затихли. Эттил вышел из густой тени и направился
к  кораблям,  надо было  пересечь широкую  дорогу. Вдалеке вповалку валялись
пьяные  часовые.  Он  прислушался.  Из  огромного  города  долетали  музыка,
автомобильные  гудки,  вой  сирен.  А  ему  чудились  еще  и  другие  звуки:
приглушенно  урчат машинки в барах,  готовят  солодовый напиток, от которого
воины обрастут жирком, станут ленивыми и беспамятными; в пещерах кинотеатров
вкрадчивые голоса убаюкивают марсиан, нагоняют крепкий-крепкий сон - от него
никогда уже не очнешься, не отрезвеешь до конца дней.
     Пройдет год - и  сколько марсиан умрет  от  цирроза печени, от камней в
почках, от высокого кровяного давления, сколько покончат с собой?
     Эттил  стоял посреди  пустынной  дороги. За  два  квартала  из-за  угла
вывернулась машина и понеслась прямо на него.
     Перед ним  выбор:  остаться на Земле, поступить на службу в киностудию,
числиться  консультантом,  являться  по  утрам  минута  в  минуту  и  начать
понемногу  поддакивать шефу  -  да,  мол, конечно, бывала  на Марсе жестокая
резня: да, наши женщины высокие и белокурые; да, у нас есть разные племена и
у каждого  свои пляски и  жертвоприношения,  да, да,  да. А можно  сейчас же
пойти и залезть в ракету и одному вернуться на Марс.
     - А что будет через год? - сказал он вслух.
     На Марсе откроют Ночной Клуб Голубого канала. И Казино Древнего города.
Да, в самом сердце марсианского Древнего города устроят игорный притон! И во
всех старинных городах пойдут кружить и перемигиваться неоновые огни реклам,
и шумные компании затеют веселье на могилах предков, - да, не миновать.
     Но час еще не  пробил. Через несколько дней он будет дома. Тилла  и сын
ждут  его, и можно напоследок еще несколько лет пожить тихо и мирно - дышать
свежим ветром, сидеть с  женой на берегу канала и читать милые книги,  порой
пригубить тонкого  легкого вина, мирно побеседовать - то недолгое время, что
еще остается им, пока не свалится с неба неоновое безумие.
     А потом, быть может, они с  Тиллой  найдут убежище в синих горах, будут
скрываться там еще  год-другой, пока и туда  не нагрянут туристы и не начнут
щелкать затворами фотоаппаратов и восторгаться - ах, какой дивный вид!
     Он уже точно знал, что скажет Тилле:
     - Война ужасна, но мир подчас куда страшнее.
     Он стоял  посреди широкой пустынной дороги. Обернулся - и без малейшего
удивления  увидел: прямо  на него  мчится  машина,  а  в  ней  полно  орущих
подростков.  Мальчишки  и  девчонки  лет  по шестнадцати, не  больше,  гонят
открытую  машину так, что ее мотает и кидает из стороны в сторону. Указывают
на него пальцами, истошно вопят.
     Мотор ревет все громче. Скорость - шестьдесят миль в час.
     Эттил кинулся бежать. Машина настигала.
     Да,  да,  устало  подумал  он.  Как  странно, как  печально...  и  рев,
грохот... точь-в-точь бетономешалка.



     [1] Простоте душевной (фр.)
     [2] Зады (фр.)



    Рэй Брэдбери.
    И все-таки наш...


 (c) Copyright Рэй Брэдбери
 (c) Copyright Нора Галь, наследники -- перевод
 Текст выверен по изданию: Брэдбери Р. Сочинения, в 2 тт. -- М.: Терра, 1997. -- т.1.




                        Перевела с английского Нора Галь (1975)


     Питер  Хорн вовсе не  собирался  стать  отцом голубой пирамидки. Ничего
похожего он  не  предвидел. Им  с женой  и  не  снилось,  что  с  ними может
случиться такое. Они спокойно ждали рождения первенца, много о нем говорили,
нормально питались, подолгу спали, изредка  бывали в театре,  а потом пришло
время Полли лететь вертолетом в клинику; муж обнял ее и поцеловал.
     -  Через шесть часов ты уже будешь дома, детка, - сказал он. - Спасибо,
эти новые родильные машины хоть отцов не отменили, а так они сделают за тебя
все, что надо.
     Она вспомнила старую-престарую  песенку:  "Нет,  уж этого вам у меня не
отнять" -  и  тихонько  напела  ее,  и,  когда  вертолет  взмыл  над зеленой
равниной, направляясь в город, оба они смеялись.
     Врач по имени Уолкот был исполнен спокойствия и уверенности. Полли-Энн,
будущую мать, приготовили к тому, что ей предстояло, а отца, как полагается,
отправили в приемную  - здесь можно  было курить сигарету  за  сигаретой или
смешивать себе коктейли, для чего под рукой  имелся миксер. Питер чувствовал
себя  недурно. Это  их первый ребенок,  но волноваться  нечего. Полли-Энн  в
хороших руках.
     Через час в приемную вышел  доктор  Уолкот.  Он  был бледен как смерть.
Питер Хорн оцепенел с третьим коктейлем в руке. Стиснул стакан и прошептал:
     - Она умерла.
     - Нет, - негромко сказал Уолкот. - Нет, нет, она жива и здорова. Но вот
ребенок...
     - Значит, ребенок мертвый.
     -  И  ребенок  жив,  но...  допивайте  коктейль  и   пойдемте.  Кое-что
произошло.
     Да,   несомненно,  кое-что   произошло.   Нечто   такое,   из-за   чего
переполошилась вся клиника. Люди высыпали в  коридоры,  сновали из  палаты в
палату.  Пока Питер Хорн шел за доктором, ему стало  совсем худо; там и сям,
сойдясь тесным кружком, стояли  сестры и санитарки в белых халатах, таращили
друг на друга глаза и шептались:
     - Нет, вы видали? Ребенок Питера Хорна! Невероятно!
     Врач привел его в очень чистую небольшую комнату. Вокруг низкого  стола
толпились люди. На столе что-то лежало.
     Голубая пирамидка.
     - Зачем вы привели меня сюда? - спросил Хорн.
     Голубая пирамидка шевельнулась. И заплакала.
     Питер  Хорн протиснулся  сквозь  толпу и в ужасе  посмотрел на стол. Он
побелел и задыхался.
     - Неужели... это и есть?..
     Доктор Уолкот кивнул.
     У  голубой   пирамидки  было  шесть  гибких  голубых  отростков,  и  на
выдвинутых вперед стерженьках моргали три глаза.
     Хорн оцепенел.
     - Оно весит семь фунтов и восемь унций, - сказал кто-то.
     "Меня разыгрывают, - подумал Хорн. - Это такая шутка. И все это затеял,
конечно, Чарли Расколл. Вот сейчас он  заглянет  в дверь, крикнет: "С первым
апреля!" - и все  засмеются. Не может быть, что это мой ребенок. Какой ужас!
Нет, меня разыгрывают".
     Ноги Хорна пристыли к полу, по лицу струился пот.
     - Уведите меня отсюда.
     Он отвернулся; сам того  не замечая, он сжимал и  разжимал кулаки, веки
его вздрагивали.
     Уолкот взял его за локоть и спокойно заговорил:
     - Это ваш ребенок. Поймите же, мистер Хорн.
     - Нет. Нет, невозможно.  - Такое не умещалось у него  в  голове.  - Это
какое-то чудище. Его надо уничтожить.
     - Мы не убийцы, нельзя уничтожить человека.
     - Человека? - Хорн смигнул слезы - Это не человек! Это святотатство!
     -  Мы  осмотрели этого... ребенка  и  установили, что он не  мутант, не
результат разрушения генов или их перестановки, - быстро заговорил доктор. -
Ребенок  и  не уродец. И  он совершенно здоров. Прошу  вас,  выслушайте меня
внимательно.
     Широко  раскрытыми  измученными  глазами Хорн  уставился  в  стену. Его
шатало. Доктор продолжал сдержанно, уверенно:
     - На ребенка своеобразно  подействовало давление во время родов. Что-то
разладилось  сразу  в  обеих  новых  машинах  -  родильной и  гипнотической,
произошло  короткое  замыкание,   и  от  этого  исказились  пространственные
измерения.  Ну,  короче говоря,  -  неловко  докончил  доктор, - ваш ребенок
родился в... в другое измерение.
     Хорн даже не кивнул. Он стоял и ждал.
     - Ваш ребенок жив,  здоров  и отлично себя  чувствует, -  со всей силой
убеждения  сказал доктор Уолкот.  - Вот он лежит на столе. Но  он непохож на
человека,  потому что  родился  в  другое измерение. Наши  глаза,  привыкшие
воспринимать  все в трех  измерениях, отказываются видеть в  нем ребенка. Но
все равно он ребенок. Несмотря на  такое странное  обличье, на пирамидальную
форму и щупальца, это и есть ваш ребенок.
     Хорн сжал губы и зажмурился.
     - Можно мне чего-нибудь выпить?

     - Конечно.
     Ему сунули в руки стакан.
     - Дайте я сяду, посижу минутку.
     Он устало  опустился  в кресло. Постепенно  все начало проясняться. Все
медленно  становилось на место. Что бы  там ни было,  это его  ребенок. Хорн
содрогнулся. Пусть с виду