ысоте. Мы находились под стальными сводами
огромного зала, в центре которого без каких-либо опор висела
в  воздухе антигравитационная платформа, укрытая зеркальным,
радужно  переливающимся  колпаком.  Металлический  трап,  на
котором мы стояли, вел прямо к полукруглому проему в силовом
колпаке. Оттуда плевался мощный лучемет, но стрелок, похоже,
был в крайней стадии истерики: он лихо расстреливал стальную
стену вокруг двери, из которой мы выбежали. Детеринг засадил
в  него сразу две ракеты - из пушки он стрелять не стал, так
как  узкий  трап не имел ограждения - и от души  добавил  из
обоих стволов своего тяжелого "нокка".
      Все  это  заняло секунды три, не больше.  Я  пропустил
женщин  вперед  и,  таясь, поспешил за  ними  -  ежесекундно
готовый размазать всякого, кто появится на трапе.
     Под колпаком хлопнули выстрелы. Я вошел внутрь силового
пузыря.  Платформа  была разделена на множество  секций,  за
которыми скрывались щиты и шкафы управления. Детеринг  стоял
у  развороченного лазера и смотрел на мокрое нечто,  которое
недавно  было  хорошенькой черноволосой  девулей  моих  лет.
Голова у нее, как ни странно, уцелела. Но самым удивительным
было  то,  что это изувеченное, в куски разодранное создание
еще  жило.  От  Детеринга шли волны какого-то  необъяснимого
эмоционального   потока,  я  ощущал  его  буквально   каждой
клеточкой  - поток то накатывал, то отходил. Какая-то  смесь
ужаса, стыда и неизъяснимой тоски.
      -  Убей... скорее... - просили белые губы.  -  Убей...
больно... так больно...
      Я  поднял "эйхлер", но Детеринг отвел мою руку. Только
тут я заметил, что в правой руке его сверкает меч, а забрало
шлема почему-то поднято.
     - Чего тебе хотелось? - необыкновенно мягко спросил он.
- Что тебя заставило?.. Боже мой, что?.. Что?..
      -  Убей,  - снова просили дрожащие губы, - я  ненавижу
вас... всех... мм-м... как больно...
      -  Прощай, - так же мягко, с глубокой тоской  проронил
Детеринг  и  взмахнул  мечом, аккуратно  отделяя  голову  от
растерзанного  тела. Лязгнул возвращаемый в ножны  меч  -  я
искренне  поразился, что он не отер с него кровь, - щелкнуло
забрало, и привычно жесткий голос произнес:
     - Кому-то нужно остаться здесь.
      И тут я рухнул. Звук выстрела почему-то дошел до моего
сознания  потом,  а  сперва я просто рухнул  спиной  вперед,
ничего не понимая.
      -  Саша!  -  взвизгнула Тин, и  струя  пламени  из  ее
"тайлера"  устремилась в сторону дальней  секции,  вызвав  в
ответ  полный  боли  и  смертельного  отчаяния  человеческий
вопль.
      -  Все в порядке, - прохрипел я, неуверенно поднимаясь
на ноги, - легкое не пробито, черт его дери...
     - Ильмен, - коротко скомандовал Детеринг, поворачиваясь
ко  мне,  и  она, кивнув, закрыла нас собой, держа  в  руках
готовый  к бою "эйхлер". У меня была задета грудная мышца  -
справа,  чуть  выше  соска. Не будь на  мне  брони,  выстрел
разнес бы всю грудную клетку.
       -  Вздор,  -  жестко  сказал  Детеринг,  закрыв  рану
тампонами, - кто-то должен остаться здесь.
     - Я останусь, - произнесла Ильмен.
     Детеринг посмотрел на нее. Едва заметно кивнул.
      -  Это  единственный вход. Сюда никто не должен войти.
Королев, за мной.
      Мы  направились  к центру лабиринта.  Возле  огромного
пульта  с  миллионом  дисплеев и  сенсоров  стоял  невысокий
мужчина с поднятыми руками и весьма бледным лицом.
      -  Я безоружен! - слабо вскрикнул он, увидев нас. - Не
стреляйте  в  меня,  пожалуйста! Пожалуйста!..  Я  ведь  вам
ничего плохого не сделал.
      -  Да  ради  Бога, ты, анальный житель, -  безразлично
ответил Детеринг и спокойно прошел мимо него.
     Мы миновали пульт, зашли за шкаф, и Детеринг вытащил из
кармана  тяжелый  цилиндрик размером с  сигаретную  пачку  и
тонкий стерженек.
      -  Сунешь  внутрь активатор, - начал он, но я  перебил
его:
     - Я знаю.
      -  Отлично. Сунь его вон там, - он махнул рукой, - сам
знаешь куда.
      Я  прошел несколько метров до края платформы,  сел  на
корточки, активировал заряд и запихнул его в одну  из  сотен
свободно раскрывающихся секций аппаратного шкафа. Как только
я  это  сделал,  со  стороны входа  раздалась  беспорядочная
стрельба.  Я  схватил  излучатель и бросился  туда.  Пока  я
бежал, выстрелы стихли.
      Детеринг успел туда раньше меня. Он стоял над чемто на
коленях,  рядом  стояла  полумертвая  Тин,  сжимая  в   руке
дымящийся "тайлер". Рядом с Детерингом валялся его шлем.
      На  металлическом полу в луже крови лежала Ильмен Эрц.
Грудная  клетка  и  верх  живота  у  нее  были  разворочены.
Детеринг  быстро, профессиональными движениями,  вкалывал  в
края раны скобки блокадера.
      -  Йорг,  -  слабо произнесла Ильмен, - зачем  ты  это
делаешь? С такими ранами не живут.
       Детеринг   молча,  стиснув  зубы,  затянул  блокадер,
осторожно  приподнял одной рукой тело Ильмен, другой  быстро
разрезал  комбинезон у нее на спине и на  ощупь  присоединил
штекеры блокадера к кибердоку. Откинул волосы со лба.
      -  Через сутки здесь будет корабль, - неживым  голосом
произнес он. - Все. Саша, носилки.
      Когда  мы выбрались из трубы в нору, ведущую к  озеру,
Ильмен вдруг пришла в себя.
     - Иорг, почему я еще живу?
     Детеринг вздохнул.
      -  Потому что я так хочу. Вот ведь человек: тащат  ее,
понимаешь ли, как ребенка, а ей все не так.
      - Иорг... - слабо улыбнулась Ильмен, - все, что мне от
тебя нужно, - это один поцелуй... а потом дай мне умереть.
      - Поцелуев - хоть миллион... - Детеринг наклонился над
ней,  стянул с головы шлем и закрылее лицо своими  локонами.
Поднялся. - А вот умереть не дам.
      -  Зачем  я тебе, Йорг? Я старая и... - она  с  трудом
подняла  голову, оглядев скрытую блокадером  грудь,  и,  по-
моему, уже не совсем женщина.
      -  Не  бойся,  сиськи тебе склеят лучше  прежних.  Моя
сестра  -  пластический хирург, я уж как-нибудь прослежу  за
этим.
     - Но для чего?..
      -  Понимаешь,  Ильмен, я совсем не так молод,  как  ты
думаешь. И... та девушка на платформе - это была моя старшая
дочь.  Понимаешь... потерять еще и тебя... я устал,  Ильмен.
До смерти устал хоронить людей.
     - Ты знал?..
      -  Нет,  Ильмен. Я знал, что она пропала без вести  на
десантной операции пять лет назад. Прости. Не надо. Давай-ка
я опять тебя выключу. Он сделал ей инъекцию, Ильмен обмякла,
и  мы  поволокли носилки дальше. В танке Детеринг сразу унес
ее  в  пассажирский  отсек  - там находилось  реанимационное
оборудование, а я сел за штурвал.
     - Неужели это была его дочь? - изумленно спросила Тин.
     - Да, - устало ответил я.
     - И она?..
     Я вздохнул.
      -  Понимаешь...  как тебе сказать...  мне  сложно  это
объяснить.  Есть  люди, которые становятся  пиратами  не  из
страсти  к  быстрым деньгам. Люди, которые считают  наш  мир
недостаточно  свободным  или  слишком  лживым...  Все   люди
разные. Тин. Идеалисты... просто идиоты, которые верят,  что
смогут создать более справедливый мир. Такое было не раз  и,
видимо, будет еще долго.
     Тин пошевелилась в кресле.
     - А если бы он знал?
      -  Он имперский офицер. Тин. Ну... офицеры, увы,  тоже
бывают  разные, понимаешь? Но для него долг - это  честь,  а
честь - выше всего, выше любви, выше семьи, выше собственных
интересов.
     - А для тебя?
     - Для меня, наверное, тоже.
      В  коридоре нас ждали. Экранный щит с мощной спаренной
установкой  перегородил туннель, стволы плевались  пламенем,
рубка  наполнилась  звоном,  сигнализирующем  о  попаданиях.
Деваться мне было некуда, я утопил в пол педаль акселератора
и лупил ракетами. Под полом рубки истерически выли элеваторы
перезарядки,  у меня погасла левая секция обзорного  экрана.
Но  три ракетные кассеты сделали свое дело - подлетев  почти
до   потолка,  наш  танк  миновал  обломки  щита,  трупы   и
расплавленный  унитарный бокс, почему-то не взорвавшийся  от
попаданий.
      Мы  вылетели  на  свет Божий - уже  рассвело,  -  и  я
помчался по каменистой пустыне на запад.
     В рубку вошел Детеринг.
     - Остановись, - приказал он.
     Детеринг отвалил люк в борту и спрыгнул на землю.
     Через минуту танк едва ощутимо качнулся. Шеф вернулся в
рубку.
     - Все, - сказал он, - курс на Солфер...

                             ***

      В  полдень  заверещала стойка ДС.  Детеринг  удивленно
поднял брови и надел наушники.
      -  Что?  Уже  на геостационарной? Слушай ориентировку:
космопорт находится...
     Я поднялся на верхнюю аппаратную палубу, вышел из лифта
и  взобрался по аккуратной пластиковой лестнице  к  верхнему
ремонтному  шлюзу.  Там был свой лифт, ведущий  через  броню
наверх.
       Громадная,   в   пять   метров   толщиной   диафрагма
разъехалась,  платформа  подняла  меня  на  уровень  внешней
обшивки, и в глаза мне ударило ослепительное зимнее солнце.
      Я  прошелся  вперед, солнце сверкало в гладкой  черной
поверхности   брони.  Корабль  стоял  на   огромной   скале,
вклинившейся  в бушующее море. Передо мной было серо-голубое
море,  позади,  там, где огромные кили фрегата  косо  резали
небо,  раскинулась снежная пустыня. Я прошел метров пятьсот,
почти  к самому носу корабля, сильный холодный ветер с  моря
трепал  мои  локоны. Ветер пах морозом, пах йодом,  солью  и
пылью  далеких звезд. Тин не увидит их. Она лежит в гробу  в
моей  каюте, и у нее аккуратно, словно лезвием, срезан  верх
черепа.  Ее  принес Ремер через день после  той,  последней,
адской ночи. Они летели в Фариер, а переводчика не было. И я
отпустил ее... Ремер принес ее завернутой в имперский  флаг.
На  нем не было ни фуражки, ни оружия, он нес ее, как  несут
имперского воина. Он молча, до пола поклонился мне  и  ушел.
Лицо  хлестал  ветер... Ветер шептал  мне:  "Я  люблю  тебя,
слышишь?..  Люблю тебя, слышишь?.." - "Ты - это все,  что  у
меня есть..." - шептал он голосом Рене.
      "Я  хочу  быть с тобой всегда и везде..." - шептал  он
голосом  Тин.  Ветер Рогнара, ведь не ты дал  мне  тех,  кто
любил меня. Зачем же ты забрал их?..
     Нет, ветер, ты их не забрал. Они всегда со мной. Всегда
и везде, они ждут меня среди пылинок далеких звезд, и звезды
будут разговаривать со мной их голосами...
      Над  моей  головой выл ветер. Сильный  морской  ветер,
несущий  частички моря, частички Рогнара. Под  моими  ногами
была гладкая сталь. Имперская сталь, покорившая звезды.
     Яростный ветер и черная сталь.

                           1996 г.



          Алексей БЕССОНОВ
          МИР АЛЕКСА КОРОЛЕВА II
          МАСКА ВЛАСТИ


                           Глава 1

      Я  воткнул палки в хрустящий снег и перевел дух. Через
стекла  очков снег казался искрящимся золотом, мягким ковром
укрывшим склон горы. Я достал сигарету и скептически оглядел
траекторию  своего спуска. Н-да, забрался я...  до  кемпинга
верных  километров восемь по прямой. "Вернусь  к  закату,  -
лениво  подумал я, - сожру здоровенный шницель и  спущусь  в
холл.  Закажу  литровый  кухоль грогу  и  стану  глазеть  на
бильярдистов.  И  к вечеру, пожалуй, налижусь  до  чертиков,
глядя, как милорд Чарных, жирный орегонский кретин, спускает
свое состояние".
      И  все-таки  здесь  гораздо  лучше,  чем  на  пляже  в
тропиках.  Тишина, народу мало, да и горы наводят  на  некие
величественные  мысли. А прожарить кости я еще  успею:  если
верить  героическим нашим метеорологам, в столице со дня  на
день  ожидается  сумасшедшая жара. Что до океана,  то  после
трех месяцев на Ралторре меня тошнит при виде воды. Что есть
на Ралторре, кроме воды? - едко спрашивал Нетвицкий и сам же
отвечал:
      -  Совершенно верно, дерьмо, редкими кучками плавающее
по  поверхности  воды. Занесли ж нас  черти  на  эту  мокрую
планету!  И  то  правда: одна вода, и  местами  -  отдельные
островки  размером  с  четвертьдолларовую  монету.  Воистину
Империя   катится  в  пропасть  -  уж  если   террористы   с
политическими  завихрениями  начинают  интересоваться   даже
этакими безрадостными мирами, добром мы не кончим, нет...
      "Идеализм,  видимо, есть некая составная  человеческой
психологии, - подумал я, отбрасывая окурок. - Точнее говоря,
романтический   идеализм   -   стремление    к    бездумному
обожествлению  некой  идеи.  Сколько  раз  уж  это  было   в
истории...  и  вот  опять: все те  же  бредни  о  равенстве,
братстве и вселенской справедливости, и опять же с бластером
в руках, и опять же в эту справедливость строем и с песнями,
и  опять  же  все равные, а кто-то - самый равный...  равнее
равных  - черт, по-русски этак и не скажешь! Все-таки  плохо
преподают у нас историю цивилизации..." Гуманитарий,  сказал
я  себе,  размеренно  шевеля  лыжами,  военный  интеллигент.
"Королев,  - сто раз говорил мне Детеринг, - не делай  умное
лицо,  оно не подходит к цвету твоих сапог..." Я выскользнул
на опушку леса и замер, услышав подозрительный шорох.
      Справа  от меня, метрах в пяти, возле дерева увлеченно
целовались  двое:  небритый детина лет за  двадцать  пять  и
розовощекий  мальчуган  пятнадцати-шестнадцати   лет,   явно
злоупотребляющий  косметикой. Завидев меня,  они  оторвались
$`c#   от   друга   и  уставились  в  мою  сторону,   причем
полубородатый мужик смотрел угрожающе, а паренек - с дерзким
вызовом уверенной в своих чарах красавицы.
      "Наверное, из "Радуги", уроды, - подумал я и  сплюнул,
непроизвольно сжав пальцами рукояти палок, - из того  мотеля
на  западном склоне". По моей прическе идиоту было ясно, что
я либо лендлорд, либо гангстер, либо военный, но уж никак не
член их любвеобильного братства, поэтому они ждали; что я  в
смущении опущу голову и от греха подальше пошлепаю  вниз,  в
свой  "Грот".  Я же не отвернулся, наоборот  -  я  вызывающе
взмахнул  своей  шикарной гривой, отбросив за  плечи  густые
темные  локоны и оперся на палки со снисходительной  грацией
колониального     лорда,    обремененного    многочисленными
территориями,  любовницами  и политическим  весом  почтенной
фамилии.   И,  разумеется,  привыкшего  считать   Метрополию
общегалактической помойкой, а ее обитателей - ни на  что  не
годными  отбросами,  живущими  его,  лендлорда,  милостивыми
подачками.   Очень   дорогой  лыжный   костюм,   сами   лыжи
аристократической  марках "Берг" и в особенности  сверкавший
на   черной   коже   правой  перчатки  уникальный   перстень
стоимостью  в  мой оклад за десять лет службы,  красноречиво
свидетельствовали  если  не  о  принадлежности  к  одной  из
влиятельных  колониальных семей, то о весьма тугом  кошельке
как минимум.
      -  Чего вылупился, ты, куча дерьма? - свирепо пробасил
небритый. - Валил бы отсюда, урод.
      -  Ну,  тогда  уж  "милорд урод", мастер  педик,  -  с
надменной  любезностью  произнес я, - впрочем,  продолжайте,
господа! Вы меня порядком позабавили, благодарю вас.
      С  этими словами я вытащил из наружного кармана  давно
валявшуюся  там  долларовую монету  и,  изящно  изогнувшись,
швырнул  ее им под ноги. После чего поправил очки и неспешно
двинулся  по  пологому  склону в сторону  "Грота".  Свирепый
мужчина  не решился броситься за мной - если молодого  лорда
не  сопровождает  охрана, значит,  он  скорее  всего  боевой
офицер и связываться с ним - себе дороже.
      Н-да,  подумал  я, вспомнив слова генерала  Мосли:  "В
Империи  отклонение  от  нормы стало  не  просто  нормой,  а
достоинством".  С  ума сойти, какие-то голубки  осмеливаются
хамить  лендлорду! Что с того, что я таковым  не  являюсь  -
выгляжу-то  я  не  хуже,  а  в  Империи  социальный   статус
покупается преимущественно за деньги.
       Ну   а   социальный   статус  -   это   образ   твоих
взаимоотношений  с внешним миром: либо кланяешься  ты,  либо
кланяются тебе. Кланяются богатым, знатным, кланяются  умным
и  доблестным,  ибо ум и доблесть - лучшие гаранты  грядущих
богатства  и знатности. Но нигде я не видел, чтобы кланялись
тупым,  трусливым и вульгарным. Наоборот, это их удел  гнуть
спину. Как ни странно, но всего лишь пару лет назад до  меня
это  не  шибко  доходило. В юности жестокая несправедливость
скомкала мою карьеру, и довольно долго я жил, ненавидя  весь
белый свет, особенно "голубую" его часть. Я был классическим
неудачником  - ни семьи, ни каких-либо жизненных перспектив,
я  старался не думать о будущем и не вспоминать о  том,  что
*.#$  -то был лучшим кадетом выпускного курса и мне  прочили
блестящее продвижение по службе. Меня мало что интересовало,
я был, наверное, единственным двадцатипятилетним лейтенантом
и  прекрасно понимал, что от жизни мне ждать нечего, ибо для
выдвижения нужно как-то проявить себя, а кто ж доверит  что-
нибудь   серьезное  уроду,  который  получил   разгромнейшую
характеристику с первого же места службы? Я мог бы  добиться
успеха  в  колониальных  войсках,  но  меня  мариновали   на
идиотской  заштатной должности в столице. Я мог бы  попытать
счастья  в  колониях и в ином качестве  -  в  конце  концов,
полученное  образование сделало меня  специалистом  в  целом
ряде  областей,  - но, будучи офицером до мозга  костей,  не
допускал  и мысли о расставании с черным мундиром и золотыми
погонами.  Их  блеск  манил меня  с  рождения,  и  я  дорого
заплатил  за  них. Тот день, когда я поцеловал перед  строем
новенький  офицерский меч, стал самым счастливым  днем  моей
жизни. Но, как выяснилось, меч не принес мне счастья.  После
позорного  (как мне тогда казалось) выдворения с  Рогнара  я
жил   как   в  тумане.  Я,  имеющий  право  носить  короткий
офицерский  клинок,  представлялся  незнакомым  девушкам  то
телевизионщиком, то рекламным агентом, то вообще лавочником.
А потом все изменилось.
      Да,  в  "Гроте" меня знают как молодого преуспевающего
совладельца   малоизвестной   (несуществующей    то    бишь)
транспортной  конторы,  пробившего  дорогу  своим  умом.  Но
сегодня  я  отнюдь  не стыжусь своих погон  флаг-майора.  Я,
имеющий  право носить меч, втайне мечтаю о шпаге  лендлорда!
Два  года  назад все переменилось менее чем  за  месяц...  Я
снова  попал  на  Рогнар  и вскоре вернулся  оттуда  в  чине
капитана,  причем  не просто капитана - эка  невидаль,  -  а
"человека  со  связями", да с какими! Я моментально  лишился
прежней  должности, зато вместо нее получил роскошный  новый
кабинет.  Из  мелкого  и  невзрачного ксенолога-аналитика  я
превратился  в  таинственного "находящегося в распоряжении".
Судьба  сделала  боевой разворот: словно  из  рога  изобилия
посыпались  вдруг на меня банковские билеты,  в  просторечии
именуемые  бабками...  За пару не шибко  тяжелых  ранений  я
получил, как за два инвалидных. Левый карман кителя  украсил
Рыцарский  крест с соответствующей прибавкой к  жалованью  и
хоть  и  малоупотребляемым,  но  тешащим  самолюбие  титулом
"кавалер".   Это   была,  так  сказать,  официальная   часть
торжества  (хотя еще на Рогнаре я смекнул, что  операции,  в
которой   я  задействован,  как  раз  официально-то   и   не
существует) - но на все воля Божья...
       А  неофициально  я  получил  симпатичную  кредитку  с
логотипом  одного  крупного  колониального  банка  и   энным
количеством нулей на индикаторе. Там были одни нули - но, хо-
хо,  я  отлично понимал, что единичку просто не  видит  глаз
непосвященного...   единичку  в   левом   разряде.   Рогнар,
Рогнар... как много ты мне дал, и - о Боже! - как  же  много
ты  отнял.  Иногда я часами смотрю на платиновый перстень  с
редким  камнем, что украшает мой безымянный палец... он  так
здорово  контрастируете тончайшей черной кожей  моей  правой
перчатки.  Этот  перстень я снял с мертвой руки  рыжеволосой
$%"ch*(   Тин,   которая  навсегда  осталась   на   Рогнаре,
вмурованная  в гранит далеко выступающей в море  скалы...  а
море  там  бушует  круглый год, и  шум  его  седых  валов  -
поминальная   песнь.   Ложем  Тин  стал   холодный   камень,