а  думать  -  а  он
хорошо  знал,  что если выпьет ее прямо сейчас,  то  за  ней
неминуемо  последует  еще  парочка.  -  Это  подарок   моего
сыночка,  - сказал он, прокашлявшись, - и в данный момент  я
ломаю  себе  голову,  что  он может  значить.  -  Кто  ведет
расследование?  -  оживился Ровольт. - Я  не  думаю,  что  у
идиота Галланда есть люди, способные раскрутить такое  дело.
Тут пахнет политическими последствиями, ты понимаешь? - Тебе
везде дерьмо чудится, - ухмыльнулся Торвард, - это похоже на
манию,  нет?  Энджи  -  а Галланд приперся  к  ней  лично  -
приказала остановить все это дело. Я же, пораскинув  любимой
мозгой,  передал его в УВР. Пускай копают  -  глядишь,  и  в
самом  деле  найдут  что-нибудь интересное.  Понимаешь,  мне
почему-то  кажется,  что  Роббо  расковырял  какую-то  новую
#  $.abl, связанную с теми сволочами, что продались  горган.
Он  что-то про них знает!.. - Учитывая то, что мы  не  знаем
вообще ничего - это уже неплохо. Ага... Ты же помнишь, что в
порту   в   него   стрелял  тип,  удравший  на   той   самой
подозрительной лохани... как ее... "Мэри Бо", вот. Кстати, с
тех  пор этот корабль у нас не появлялся. Я рекомендовал  бы
тебе    предупредить   охламонов   из   УВР,    чтобы    они
сконцентрировали свое внимание именно на этом следе.  -  Да,
может  быть,  так  и следует сделать... - Ладно,  -  Ровольт
встал и оправил на себе роскошный синий с золотом камзол,  -
я  полетел. Завтра я приволоку тебе все документы  по  новой
партии для наших странных друзей. Будь здоров, постарайся не
нажраться хотя бы до обеда. Лорд-владетель проводил взглядом
быстро  растаявший  в  седой пелене дождя  черный  коптер  с
бифортским   орлом   на  борту,  побарабанил   пальцами   по
подоконнику и вернулся за стол. - Маршала Мерсара, срочно, -
сказал он в интерком секретарской связи. Пока его соединяли,
он залпом выпил вторую рюмку.

                             ***

      Кэтрин  отодвинула налитый ей бокал и  оправила  свою,
слишком  теплую для тропиков, форменную юбку. - Я  не  смогу
остаться,  мне нужно быть в столице. Вечером будет совещание
в   департаменте,  и  я  должна  там  присутствовать.   Ариф
понимающе  кивнул.  Женщина  выглядела  растерянной,  и   он
терпеливо  ждал, когда она соберется с духом,  чтобы  начать
свой   рассказ.   Торможение  расследования  такой   степени
важности   представляло  собой  необъяснимый  идиотизм:   он
терялся  в  догадках,  какие такие причины  могли  заставить
Галланда   отказаться   от  исключительно   сладкого   куска
праздничного  торта,  обещавшего принести  по  меньшей  мере
очередной орден. Тут могло быть одно из двух - либо  Лейланд
не до конца раскопал всю бифортскую лесенку предательства  и
пропустил  в своих вьпсладках кого-то из высшего руководства
силовых ведомств, либо... О втором варианте Ариф старался не
думать, он не лез абсолютно ни в какие ворота. - Мое  личное
дело  пошло в УВР, - сказала наконец Кэтрин. - Что это может
значить?  - Ты знаешь, кто именно его затребовал? - Конечно,
нет. Даже о том, что его туда отправили, я узнала совершенно
случайно,  от одного хорошо осведомленного человека.  Запрос
пришел  вчера  после полудня... - Ч-черт!..  -  Ариф  куснул
ноготь   и   нахмурился.  -  В  этой  богадельне  достаточно
уникальных   идиотов,   которые   могут   причинить   немало
неприятностей.  У тебя есть какие-то версии -  почему  тобой
заинтересовалось    УВР?    Это    наверняка    связано    с
расследованием,  но  как,  каким  образом?  -  Расследование
полностью  остановлено  по  личному  распоряжению  советника
Галланда, - сказала Кэтрин. - Как, почему - никто ничего  не
знает.  Конфискат  находится на одном из таможенных  складов
центрального порта. - На каком, ты знаешь? - Нет. -  Значит,
и  конфиската там уже нет, это ясно. Проклятье, но какая  же
сука  осмелилась влезть в дело такого уровня? Это  не  Граф,
тот  бы  не  смог, это дураку понятно. Значит,  есть  кто-то
/.*`cg% Графа, кто-то, до сих пор никак себя не проявлявший.
Кэт,  -  он  внимательно  посмотрел  на  сидящую  перед  ним
женщину, - ты что, боишься? - Боюсь, - призналась она.  -  У
меня  профессиональное чувство опасности, и сейчас  оно  мне
просто  не  дает  покоя. - Слушай, останься здесь,  -  голос
Арифа  стал требовательным, - скажи, что ты заболела. Что  у
тебя  какие-нибудь  проблемы. Это все действительно  опасно!
Тебя  могут  прихлопнуть  где  угодно  например,  сбить  над
океаном. Останься, хотя бы на пару дней, пока мы с Лейландом
не  выясним, что происходит. Кэтрин тяжело вздохнула. - -  Я
не  могу, Ара. У меня будут неприятности, понимаешь? Галланд
и  так  уже смотрит на меня с каким-то подозрением. -  Какие
неприятности?  -  взорвался Ариф. - Что ты мелешь,  женщина?
Под  тебя заложена бомба, ты понимаешь это или нет?  Ну  что
мне,   приказать  связать  тебя,  а?  Отвечай?  -  Я   очень
надеялась,  что  мне поможет Роббо, тихо сказала  она.  Ариф
шумно  вздохнул и потянулся за бокалом. Известие  о  спешном
вылете  Роберта ужаснуло Кэтрин, и он прекрасно  понимал  ее
эмоции. Он не мог рассказать ей о чувствах, которые овладели
Робертом   после  сообщения  о  гибели  Лема;  он   искренне
сочувствовал ей, понимал ее неожиданную горечь, но знал, что
переломить ее сегодняшнее женское упрямство ему не  удастся.
Кэтрин  встала.  Ариф  поднялся  вслед  за  ней  и  умоляюще
заглянул в ее глаза:
      -  Я  могу надеяться, что ты по крайней мере не будешь
расставаться с оружием? Она устало рассмеялась в ответ:
     - Ты же знаешь, я с ним даже сплю... - Тогда погоди, не
улетай  без меня. Проводив ее вниз по лестнице, Ариф взлетел
к  себе на третий этаж и поспешно распахнул огромный стенной
сейф.  Нижнее отделение занимала небольшая коллекция редкого
старинного  оружия:  недолго думая, Ара  выхватил  из  самой
нижней секции довольно массивную кобуру из потрескавшейся от
времени  натуральной кожи и поспешно сбежал во двор.  Кэтрин
уже  сидела  в  кабине своего коптера,  и  Ариф  всунулся  в
раскрытую дверцу:
      -  Возьми  вот  это  -  когда-то эту  пушку  выпускали
единичными  сериями  для рейнджеров, принимающих  участие  в
танковых  миссиях.  Здесь  всего сорок  выстрелов,  но  зато
каждый   может   вдрызг   рассадить  бронированный   коптер.
Возьми... Предохранитель у нее справа, затвор - ушки на себя
до  щелчка.  Женщина сняла руки со штурвала  и  вытащила  из
пропахшей  столетиями  кобуры  сильно  потертый  пистолет  с
непривычно  длинной,  формованной  под  пальцы  рукоятью   и
коротким навеки закопченным стволом. - Сколько же ему лет? -
спросила она, взвешивая оружие в ладони. - Около пятисот. Не
бойся,  он не откажет: эта техника делалась с таким  запасом
надежности, какой нам может только присниться. - Спасибо,  -
благодарная улыбка скрывала в себе горечь и беспомощность, и
Ариф  опустил голову. Коптер поднялся в воздух.  Дождавшись,
когда  сверкающая точка исчезнет в густо-синем  предвечернем
небе,  Ариф вернулся на площадку и набрал длинный  столичный
номер. - Патти, - сказал он, прижимая аппарат к плечу шеей -
руками он раскупоривал новую бутылку вина, - Кэтрин Раш -  в
клещи.  В  железные,  ты  меня  понял?  Если  с  ней  что-то
a+cg(bao, я утоплю тебя в дерьме. Ее "Болланд" сейчас вдет к
столице  с  моего направления. Приступайте. Какой  кошмарный
день,  - горестно пожаловался он своей рюмке, - это же  надо
было  Роббо запсиховать именно в тот момент, когда он  нужен
до зарезу! Лежащий возле его руки фон требовательно завизжал
вызовом, и Ариф поспешил ответить. - Я "тут кое-что узнал, -
сказал Лейланд. - В общем, все не так драматично, как  можно
было  подумать. Хотя... есть некоторые странности, и я  пока
еще не могу связать их воедино. Сделаем так: завтра я буду у
вас,  и  мы  подумаем вместе. - Так все-таки -  что  там?  -
азартно  спросил Ариф. - Ну... не сейчас, - многозначительно
замялся гангстер. - Завтра, все завтра. - А сегодня - никак?
- Сегодня у меня серьезное совещание. Вы же должны понимать.
-  Хорошо.  Буду  ждать  завтра. До скорого,  старина.  Ариф
отложил  в  сторону аппарат и потер пальцами переносицу.  Он
чувствовал  какое-то неопределенное, туманное  беспокойство:
иногда  оно приходило после благополучно завершенной  драки.
До  конца  этой  драки было далеко. Вечер получался  пустым,
лететь куда-либо на поиски приключений ему не хотелось. Ариф
щелкнул пальцами и выкрикнул в сторону башни:
      -  Пригласите леди Андерсон и приготовьте легкий ужин!
Пить  с самого утра и оставаться к вечеру трезвым - это надо
уметь.  Ариф  Кириакис умел, но сегодня ему ужасно  хотелось
быть пьяным: не расслабленным и чуть хмельным, как обычно, а
именно  пьяным.  Не  получалось. Выпитое вино  вместо  того,
чтобы  затуманить  сознание и окрасить мир  в  нежно-розовый
цвет, наоборот, заострило все чувства и эмоции, доведя их до
той  невидимой  грани, за которой всегда кончаются  слова  и
начинается  отчаяние.  Ужас Эндерби,  пронзительная  ледяная
горечь  пережитого  на мертвом корвете  все  еще  бродили  в
подсознании Арифа, лишая его покоя и требуя выхода:  он  пил
бокал  за  бокалом, ощущая давление неясных, глухих желаний,
которые  поднимались в его груди, и терзался вновь возникшим
в    душе    ощущением    своей   полнейшей,    младенческой
беспомощности. Он был бы рад сейчас взбеситься,  разнести  в
куски  свое соломенное плетеное кресло, может быть, свернуть
кому-нибудь  шею;  но  не  мог: вокруг  стояла  горечь,  она
холодила  его  сухое  полуобнаженное тело,  замыкала  его  в
несокрушимую  ледяную  башню,  лишенную  дверей...   Далекий
запад,   уже  наливающийся  тяжеловесной  закатной  бронзой,
равнодушно  светился в его пустых остановившихся  глазах.  -
Милорд...  Голос  Коринны  Андерсон  прозвучал  мягче,   чем
обычно.   Сейчас  в  нем  волнисто  играли  нотки  призывной
женственности.  Ариф не сразу понял, кто к нему  обращается:
повернувшись  в  кресле,  он  посмотрел  на  свою  гостью  с
секундным изумлением:
     - Ах, это наконец вы... Прошу. На Коринне было короткое
светлое  платье,  украшенное,  по  бифортской  моде,  тонким
тканевым  пояском. Сев в кресло, она изящно  скрестила  свои
длинные,  успевшие  покрыться  золотистым  загаром  ноги   и
решительно тряхнула рыжей гривой:
      -  Вы не похожи на себя самого. Что-то случилось? - За
последнее  время  случилось  столько  всего,  что  я  просто
теряюсь  в  поисках разумного ответа. - Ариф осторожно  сжал
/  +lf  ,( ее ладонь, отпустил и откинулся на спинку кресла,
прикрыв  глаза.  - Выпейте со мной. А? - С удовольствием.  -
Коринна  ловко распечатала принесенную слугой бутылку  вина,
разлила  пенящуюся  алую жидкость  по  бокалам  и  сняла  со
стоявшего  на  краю стола подноса тарелки с ветчиной,  тонко
нарезанным сыром и овощами. - Вы решили ужинать пораньше?  -
Угу, - ответил Ариф, не открывая глаз, - я хочу есть. К тому
же уже, в общем-то, вечер. Меня что-то тревожит, - признался
он,  кладя руки на стол. - Если бы мы все были сейчас вместе
-  Баркхорн,  Нина,  Роббо с Кэтрин, - мне  было  бы  легче.
Атак...  -  Я  успела  заметить,  что  вы  плохо  переносите
одиночество. - А вы? Коринна грустно усмехнулась  и  подняла
свой бокал:
      -  Мне  часто приходится бывать в одиночестве. Так  уж
устроена  моя жизнь. Вам здесь гораздо проще -  более  того,
понять  реалии нашего быта вы просто не в состоянии.  У  нас
одиночество  ощущается физически... Ариф  молча  чокнулся  с
ней,  выпил  весь  бокал одним махом  и  ковырнул  вилкой  в
тарелке.  Жуя  тонкий  ломтик  пряного  мяса,  он  незаметно
наблюдал за сидящей перед ним женщиной. Она была старше  его
почти  на десять лет, она прожила свои годы в условиях  куда
менее комфортабельных, чем он, но, как ни странно, сумела не
растерять своей почти юной привлекательности. Глядя на  нее,
Ариф  вспоминал  о  том,  что первые морщинки  уже  побежали
вокруг  его  подвижных глаз и складки,  пока  еще  тонкие  и
незаметные,   прорезали   его   скуластое   лицо,    упрямым
треугольником  сходясь над крыльями горбатого острого  носа.
Он  чувствовал себя по крайней мере ее ровесником, имея  для
этого  немало  оснований. Те самые десять лет арифметической
разницы были для него стремительным калейдоскопом, вращавшим
сознание  и  обраставшую событиями  и  чувствами  память  со
скоростью,  доступной немногим из людей.  Они  отточили  его
мысль  до  кинжальной остроты, запрессовали в  нее  сотни  и
тысячи мельчайших оттенков пережитых чувств и ощущений -  но
странное  дело, сейчас он даже и не пытался проанализировать
шевелящиеся в груди эмоции, ему не хотелось принимать какое-
либо  решение, он плыл по воле невидимых, поющих в ее голосе
волн, и был счастлив от этого. - Мир, рухнувший после Войны,
всех  нас  сделал  несчастными, - негромко  произнес  он.  -
Возможно,  я вещаю прописные истины, но в каждом из  нас,  в
глубине наших генов живет память о былом могуществе и  былой
свободе.  О  том далеком теперь времени, когда  человек  был
волен в своих решениях и никто не претендовал на пресловутую
монополизацию истины. Эта память неистребима, она бродит  на
задворках подсознания, заставляя всех нас сомневаться. И  мы
сомневаемся,  даже  несмотря на все  те  меры  по  "промывке
мозгов", которые были в большом ходу на протяжении последних
столетий.  Посмотрите  на  себя:  стоило  вам  очутиться   в
атмосфере, достаточно близкой к нормальному свежему воздуху,
как  вы  расцвели, и все ваши прежние убеждения,  те  самые,
которые вы еще вчера отстаивали с таким воинственным  пылом,
слетели с вас, как шелуха. Они вам больше не нужны,  не  так
ли? - Я поражаюсь вашему умению образно формулировать мысль,
-  рассмеялась в ответ Коринна. - Скажите, вас этому научили
"  Орегонской академии? - Этому невозможно научить.  Человек
или  приходит к правильному пониманию окружающих его  вещей,
или  не  приходит - вот и все. Никакие профессора не  смогут
вложить  мозгов  законченному кретину,  способному  лишь  на
тупое  усвоение информации. Видите ли, нас учили анализу,  а
среди  аналитиков  побеждает не  самый  усидчивый,  а  самый
артистичный: человек, способный распознать корни  дерева  по
его  прошлогоднему  листу.  - Но вы,  кажется,  тоже  иногда
ошибаетесь? Ариф подцепил вилкой очередной кусочек  ветчины,
не спеша отправил его в рот и ответил, жуя:
      - Если говорить всерьез, то ошибаться по-настоящему мы
начали  именно в этой, нашей с вами истории. К примеру,  вся
та работа, что была проведена на Грехэме, в сущности, пустая
трата  времени и сил. Но что мы знали? Точнее, что мы  могли
знать?  Мы  стреляли во все стороны, надеясь, что хоть  пара
выстрелов попадет в цель. Дело в том, - он отложил  вилку  и
вновь  наполнил  бокалы, - дело в том, что  ответственность,
которую  мы взвалили себе на шею, оказалась для нас  э-ээ...
критической.  Мы  заметались,  понимаете?  Лорд   Роберт   в
особенности... - Лорд Роберт? - Да. В его душе слишком много
противоречий.  Видите  ли,  я  -  человек  частный  и  таким
останусь:  деньги позволяют мне жить как бы вне  общества  и
взирать на мир сверху вниз. Да-да, не улыбайтесь: на Бифорте
такое  вполне  возможно. А лорду Роберту  некуда  деться  от
самого  себя.  Ему  некуда бежать. Я ему  не  завидую.  Ариф
выбрался  из  кресла и с бокалом в руке подошел к  парапету,
ограждавшему  площадку. Поставив бокал на белый полированный
камень,  он  достал  из кармана халата сигару  и  зажигалку,
прикурил  и задумчиво поднял голову к темнеющему  небу.  Над
замком  сгустились недолгие тропические сумерки, и по  углам
площадки  уже  светились  решетчатые  красные  фонарики.   -
Сегодня  утром мне казалось, что за последние дни  я  прожил
целую  жизнь,  -  негромко сказал Ариф,  не  глядя  на  свою
собеседницу, - или, по крайней мере, значительный ее  кусок.
-  Сейчас  -  уже  нет? - спросила Коринна.  -  Уже  не  так
остро...  Женщина поднялась из-за стола, подошла  к  нему  и
встала   радом.  Ариф  повернулся.  Свет  фонарей   призывно
искрился  в  ее  зеленых глазах, и он,  отложив  на  парапет
сигару,  мягко  обнял Коринну за плечи,  зарывшись  носом  в
ароматных  волнах  ее волос. - Ну наконец-то,  -  прошептала
она,  ища его губы. Ее пальцы ловко распустили узел на поясе
его  халата,  и она прижалась к Арифу всем телом,  обхватила
его  полусогнутой  ногой, притягивая к себе.  Ариф  неслышно
усмехнулся; развернув женщину, он прижал ее к теплому  камню
парапета и одним движением сорвал с нее легкое платье.

                           Глава 5

      "Валькирия" медленно плыла в мутном зеленоватом киселе
из бесчисленных микрочастиц звездной пыли, сонно танцевавшей
на  всех  экранах уже не первые сутки. Все средства дальнего
обнаружения  щупали и слушали пространство вокруг  небольшой
желтой звезды, имевшей всего четыре планеты три из них  были
мертвыми,   лишенными  атмосферы  глыбами,  и   лишь   одна,
!c`."  b  o из-за гудящих в ее кислородной атмосфере вихрей,
наверняка  имела какую-то, скорее всего примитивную,  жизнь.
Ее  тусклое  солнце давно миновало период своей  животворной
активности,  некогда могучий поток его  излучения  ослаб,  и
день  на  второй  планете наверняка бьш  столь  же  тускл  и
мрачен, как и тонкая пелена ее туманной атмосферы. Это  была
та  самая  система,  где  почти четыреста  лет  назад  погиб
имперский "Эридан". После торможения прошло уже два часа, но
никаких  следов противника обнаружить не удалось. Операторы,
замершие  в  величайшем напряжении среди  стали  и  пластика
своих  тесных  боевых  рубок, молчали: докладывать  им  было
нечего.  -  Наверное, стоит решиться, - Баркхорн вздохнул  и
вопросительно  посмотрел  на Роберта,  сидевшего  справа  от
пульта в кресле офицера-координатора. - Вы же видите, кругом
-  тишина. Роберт промолчал. В темных кавернах бортовых шахт
спали три десятка разовых обзорно-разведывательных зондов  -
каждый  из  них  способен  был  за  один  виток  выдать  всю
необходимую   информацию   о   планете:   обнаружить   любые
искусственные сооружения, точнейшим образом зафиксировать их
координаты  и передать на борт всю собранную информацию.  Но
он  же,  этот  зонд, мог и демаскировать подкрадывающийся  к
темной планете линкор. Глаза Роберта застыли на левой секции
экрана,  где  неподвижным равнодушным глазом висел  туманный
серо-коричневый серп второй планеты, частично  закрытый  для
них массивным красноватым спутником. Ответственность, взятая
им  на  себя,  превратилась за последние  дни  в  сверкающую
гильотину,  повисшую в подсознании. Тогда,  на  Бифорте,  ни
один  из  членов  экипажа не вышел из строя, отказываясь  от
полета  в никуда. Роббо выкликал лишь добровольцев, не  суля
им  ни славы, ни бессмертия, - и добровольцами оказались все
триста  сорок  человек, затянутые в старинные синие  мундиры
имперского флота. Он дал команду на старт. Сомнениям не было
места  в  его  душе:  молчаливая  горечь,  наполнявшая  его,
прорвалась  наружу безжалостной яростью, и он превратился  в
сгусток неукротимого холодного пламени. Часы, проведенные  в
беззвучной роскоши командирских апартаментов, погасили  этот
огонь.  Роберт  знал, что мощь, столетия назад  втиснутая  в
громадное  тело  "Валькирии", кажется  несокрушимой,  но  он
понимал,   что  неведомый  враг,  с  которым   ей   придется
схватиться, может оказаться куда страшнее того, для борьбы с
которым этот корабль создавался. Рывок в неизвестность  стал
казаться  ему  безумием, но обратной  дороги  не  было,  они
должны   были   или  умереть,  или  выполнить   свой   долг.
Многочасовые  беседы  с  Баркхорном,  Мэрдоком   и   главным
инженером   линкора   полковником   Доу   помогли    вывести
гипотетический облик истребителя горган. Все они  единодушно
пришли   к   выводу,   что   загадочные   пришельцы   далеко
продвинулись  в  понимании природы сил тяготения  -  гораздо
дальше,  чем  человечес