графистку.  Мучительное  одиночество  его,  однако,   вскоре   было
нарушено, но не Реджиной Трухарт: вместо  нее  в  кабинет  вошла  верным
шагом Тирания и плотно закрыла за собой дверь.
   О  предводительнице  клана  Трухартов  ходили  легенды.   Потрясающая
женщина с резкими тевтонскими чертами лица и сверкающими светло-голубыми
глазами, ростом  она  была  в  шесть  с  лишним  футов  и  держала  свое
импозантное тело прямо и вызывающе, невзирая на  свои  пятьдесят  восемь
лет. Тирания, как ранее и  ее  мать,  прибывшая  сюда  во  время  Второй
мировой войны с легионами других таких же женщин - секретарей и клерков,
находившихся на государственной  службе,  была  ветераном  вашингтонской
бюрократии и обладала внушающей уважение  осведомленностью  об  обходных
путях  и  скрытых  от  внешнего   взора   неблаговидных   делах   власть
предержащих, о свершаемых ими глупостях и вопиющих злоупотреблениях.  И,
подобно матери, она также вырастила и воспитала своих дочерей,  чтобы  и
те служили византийским  инфраструктурам,  представленным  бесчисленными
правительственными бюро, департаментами и управлениями. Тирания искренне
полагала, что удел  женщин  ее  семьи  -  наставлять  на  путь  истинный
состоявшихся и будущих лидеров и вести их  сквозь  вашингтонские  минные
поля, чтобы те могли в полной мере  проявить  свои  в  целом  более  чем
скромные способности, отпущенные им свыше.  Глава  рода  Трухартов  была
убеждена в том, что управляют страной  по  существу  подобные  ей  и  ее
дочерям женщины. Мужчины же в действительности были слабым полом,  легко
уязвимым,  склонным   к   соблазнам   и   дурачествам.   Видно,   данной
мировоззренческой позицией объяснялось и то обстоятельство, что в  семье
Трухартов вот уже на протяжении трех поколений младенцы мужского пола не
решались появляться на свет, зная, что их тут не ждали.
   Тирания довольно долго молча присматривалась к  находящемуся  в  явно
расстроенных чувствах секретарю,  и  взгляд  ее  выражал  и  жалость,  и
готовность к самопожертвованию.
   - Моя дочь пересказала мне все, что услышала от вас, а также сообщила
мне о вашем принявшем крайние формы либидо <Либидо - половое  влечение>,
- проговорила она твердо таким тоном, словно, будучи  директором  школы,
отчитывала в своем кабинете маленького смущенного мальчика.
   - Весьма сожалею, миссис Трухарт!  Честное  слово!  День  выдался  на
редкость тяжелый, но у меня и в мыслях не было ничего дурного.
   - Все обойдется, Уоррен, не плачьте! Я здесь, чтобы помочь вам, а  не
терзать упреками.
   - Спасибо, миссис Трухарт!
   - Но чтобы иметь возможность помочь вам, я должна  задать  вам  очень
важный вопрос. Вы ответите мне честно, Уоррен?
   - Да-да, конечно же отвечу!
   - Хорошо... В таком случае скажите мне, кому из  не  принадлежащих  к
правительственному кругу лиц известно  об  этой  операции?  И  может  ли
кто-то из них извлечь  выгоду  от  нависшей  над  этой  воздушной  базой
угрозы?
   - Да все они могут, клянусь Господом Богом!
   - Тогда возьмите  одного  из  них,  Уоррен.  А  уж  он  продаст  всех
остальных.
   - Что?.. Почему?..
   - Это  долгая  история.  Я  не  смогу  вам  ответить,  пока  не  буду
располагать дополнительной информацией.  Например,  насчет  того,  каков
биржевой курс акций и каковы предложения и спрос на них. Однако  кое-что
мне ясно и сейчас.
   - И чти же это?
   - А то, что никто из нынешнего состава правительства, кроме  вас,  не
отважился бы на столь хитроумный трюк с  использованием  заключенных  из
военной  тюрьмы  ввиду  их  маниакальной  склонности  к  насилию.  Уроки
Уотергейта и Иран-контрас оставили  свой  неизгладимый  след,  столь  же
омерзительный и непатриотичный, как и эти деяния. Выражаясь яснее,  было
возбуждено слишком много дел.
   - Да, но почему вы выделили меня?
   - Потому, что  вы  новый  в  этом  городе  человек,  не  имеющий,  по
существу, никакого опыта и в силу этого не способный  увлечь  советников
президента подобной тайной операцией. При одном упоминании о  задуманной
вами акции они бы все как один удрали в горы, за исключением  разве  что
одного вице-президента, который просто не понял бы, в чем дело.
   - Вы думаете, нас выдал один из них... со стороны?
   -  Я  редко  ошибаюсь,  Уоррен...  Одной  из  моих  ошибок  было  мое
замужество. После того как мы, девочки, выкинули моего супруга из  дома,
он бежал в Карибский бассейн и, обосновавшись на  Вирджинских  островах,
занялся чартерными перевозками  на  парусной  яхте.  В  общем,  страшное
ничтожество!
   - Право? Из чего вы это заключили?
   - Видите ли, он утверждает, будто совершенно счастлив, что, как знаем
мы все, невозможно в нашем безумном обществе.
   - Вы не шутите?
   -  Господин  министр,  не  заняться  ли  нам  неотложными  делами?  Я
настоятельно рекомендую отправить эти ?мешки для трупов? туда,  где  они
находились бы  в  полной  изоляции  от  окружающего  мира.  И  заставить
попридержать язык тех, кто мог бы по пьянке порассказать кое-что о  том,
что творится в Куонтико. А еще я посоветовала бы вам связаться с номером
ноль-ноль-ноль-тире-ноль-ноль-шесть в Форт-Беннинге.
   - А это что за чертовщина?
   - Не что, а кто, - поправила Тирания.  -  Их  называют  ?смертоносной
шестеркой?.
   - Они из тех же, что и ?грязная четверка?? - спросил хмуро Пиз.
   - Их разделяют тысячи световых лет. Те, о ком говорю я, - актеры.
   - Актеры? А что общего может быть у меня с ними?
   - Они уникальны, - произнесла Трухарт.  подаваясь  вперед  и  понижая
голос. - Готовы на все, только бы попасть в газеты, которые редко  когда
упоминали о них.
   - За что упрятали их в Форт-Беннинг?
   - За неуплату квартплаты.
   - Что?
   - Они годами не трудились нигде по-настоящему, а только подрабатывали
официантами.
   - Ничего не понимаю!
   -  Все  очень  просто,  Уоррен.  Они  все  вместе  вступили  в   ряды
вооруженных сил в надежде создать репертуарный театр и более  или  менее
регулярно питаться. Естественно, творчески мыслящий офицер из  ?Джи-два?
обратил на них внимание и, исключительно в расчете  на  них,  разработал
ряд тайных операций.
   - Он задумал использовать их актерский талант?
   - Не только. По словам генерала, который стоит за всем  этим,  они  в
отличной форме.  Знаете  ли,  в  тех  фильмах  о  Рембо  им  доставались
кое-какие роли. Актеры  крайне  щепетильны  во  всем,  что  касается  их
внешности.
   - Миссис Трухарт! - воскликнул государственный секретарь. - Не будете
ли вы так любезны объяснить мне, какова цель всей этой беседы?
   - Подвести вас к решению проблемы, Уоррен. Я буду изъясняться  весьма
абстрактно, чтобы в случае чего иметь потом возможность отрицать  все  с
чистой совестью. Но  я  уверена,  что  вашего  тонкого,  высокоразвитого
интеллекта хватит на то, чтобы уловить мои мысли.
   - Это первые слова, которые мне понятны.
   - ?Смертоносная шестерка? может представить кого и  что  угодно.  Они
искусно перевоплощаются, отлично воспроизводят  диалектизмы  и  способны
проникнуть даже туда, куда, казалось бы, вход всем закрыт.
   - Но это ужасно: что помешает им внедриться в наши ряды?
   - Вы точно схватили суть дела. Благодаря им  перед  нами  открывается
завидная перспектива.
   -  Минуточку.  -  Пиз  повернулся  в  своем  вращающемся  кресле   и,
представив на своем столе  портрет  Джеронимо  в  генеральском  мундире,
радостно завопил:
   - Вот оно! Никаких процессов, никаких слушаний в конгрессе! Просто не
верится!
   - О чем вы, Уоррен?
   - Да об этих актерах!
   - Ах да!
   - Актеры могут стать кем захотят, и убедить других, что они вовсе  не
те, кем являются в действительности, не так ли?
   - Так. Это то, чему они учились.
   -  Никаких  убийц,  никаких  исков,  никаких  чертовых  слушаний   на
Капитолийском холме!
   - Не думаю, что можно обойтись без подкупа нескольких сенаторов -  на
то у нас и фонды для покрытия непредвиденных затрат...
   - Итак, картина проясняется! - перебил ее Пиз, снова поворачиваясь на
своем кресле. Оба глаза его были широко раскрыты от возбуждения,  причем
левый даже присмирел на время. - Они  прибывают  в  аэропорт  Кеннеди  в
красных кушаках и, возможно, с бородами и в мягких фетровых  гамбургских
шляпах... Целая делегация...
   - Какая делегация?
   - Из Швеции! От Нобелевского комитета. Специалисты по военной истории
двадцатого века, они встречаются с генералом Маккензи  Хаукинзом,  чтобы
объявить о присуждении ему Нобелевской премии  как  величайшему  солдату
всех времен!
   - Может, вызвать доктора, Уоррен?
   - Это не обязательно, миссис Трухарт: вы меня уже вылечили. Дали  мне
то, чего мне недоставало. Неужели не понимаете? Честолюбие у этого психа
могло бы сравниться своими размерами с самим Эверестом!
   - О ком вы?
   - О Повелителе Грома.
   - О ком, о ком?
   - О  Маккензи  Хаукинзе,  вот  о  ком!  Он  получал  почетную  медаль
конгресса! Дважды!
   - Полагаю,  мы  должны  произнести  мысленно  благодарственные  слова
Всевышнему за то, что он американец, а не комми.
   - Дерьмо он,  вот  кто!  -  взорвался  государственный  секретарь.  -
Величайший идиот тысячелетия! За наградой он побежит  куда  угодно...  В
данном случае это будет Швеция. Стрелка компаса  указывает  на  север!..
Самолет пропадет... Не важно где -  в  Лапландии  ли,  или  в  сибирской
тундре.
   - Хотя вы и выражаетесь неизвестно зачем непристойнейшим образом, тем
не менее, Уоррен, ваши слова о севере звучат для меня благостной музыкой
подлинной правды!  Нашей  правды!..  Что  требуется  от  меня,  господин
секретарь?
   - Для начала надо  выяснить,  как  связаться  с  офицером,  под  чьим
началом находятся эти актеры, а потом подготовить мой самолет для полета
в Форт-Беннинг... Как складывается все удачно!

***

   Две взятые в прокатном пункте  машины  неслись  на  юг  по  девяносто
третьей магистрали, которая вела в Бостон. Пэдди  Лафферти  вел  первую,
его жена, отставая примерно на милю, - вторую.
   Арон Пинкус сидел в головном автомобиле рядом со  своим  шофером,  на
заднем же  сиденье  разместились  Сэм  Дивероу,  его  мать  и  Дженнифер
Редуинг, индианка-юрист, устроившаяся между матерью и сыном.
   Во второй машине, рядом с миссис  Лафферти,  сидел  генерал  Маккензи
Хаукинз. Дези-Один и Дези-Два играли сзади  в  ?блэк  джек?  картами  из
колоды, похищенной на бывшей лыжной базе.
   - Теперь ты слышишь меня хорошо, моя девочка? - говорила пухлая  Эрин
Лафферти, дама с тонкими кельтскими чертами лица, в радиотелефон. -  Дай
малышу  полную  миску  овсяной  каши  с  настоящим  молоком,  а   не   с
разбавленным водой, которое пьет дедушка. А девчурке приготовь два ломтя
хлеба, вымоченного в яйцах - в двух яйцах - и поджаренного... Понятно?..
Отлично, девочка, я свяжусь с тобой позже.
   - Ваши дети? - слегка смущаясь, спросил Хаук, когда  миссис  Лафферти
положила трубку.
   - У вас мозги на  месте,  любезный?  Неужели  я  похожа  на  женщину,
имеющую крошечных пискунов?
   - Я случайно подслушал вашу беседу, мадам...
   - Это была моя младшенькая Бриджит. Она присматривает за детьми моего
старшего парня, второго моего сына, пока эти две клистирные трубки -  он
со своей женой - находятся в круизе... Представляете, в круизе!
   - А ваш муж не возражает?
   - А как мог бы он возражать? Мой  мальчик,  Деннис,  -  экономист,  и
после его имени ставятся все эти буквы. Он ведает  причитающимися  нашей
семье налогами.
   - Понимаю.
   - Понимаете? Говорить так  -  все  равно  что  утверждать,  будто  от
дьявола  пахнет  духами!  Никогда  не  имейте  детей   башковитее   вас.
Получается черт-те что! - Но тут  загудел  телефон,  и  миссис  Лафферти
снова взяла трубку. - В чем дело, Бриджи? Ты не знаешь, где холодильник,
девочка?.. А, это ты, Пэдди, дорогуша! С каким удовольствием окунула  бы
я твою голову в бочку с машинным маслом! - Эрин Лафферти передала трубку
Хаукинзу: Пэдди говорит, что мистер Пинкус желает побеседовать с вами.
   - Благодарю, мадам... Слушаю вас, командир!
   - Да нет, это еще я, Пэдди, генерал. Сейчас передам трубку  боссу.  Я
просто хотел сказать вам, чтобы вы не обращали внимания на мою  старуху.
Она славная девочка, сэр,  но  ей  не  приходилось  бывать  в  настоящих
передрягах, - в бою, например, если вы понимаете, к чему я клоню.
   - Понимаю, солдат. Но на вашем месте  я  бы  все-таки  убедился,  что
малому дали овсяную кашу на настоящем молоке, а девчурке  -  поджаренный
хлеб, вымоченный в двух яйцах.
   - Так она снова о завтраке, да? Там, где бабушки, не  жди  спокойного
житья, генерал... Соединяю вас с мистером Пинкусом.
   - Генерал?
   - Да, командир? Какие координаты, если взглянуть на карту, сэр?
   - Коор... Что? А, куда мы едем? Ну так вот, я попросил подготовить  к
нашему приезду летний дом свояка в Свомпскотте. Расположенный на  берегу
моря, он просто восхитителен и, поскольку сам хозяин со своей  супругой,
сестрой Шерли, отбыл в Европу, будет в полном нашем распоряжении...
   - Прекрасно, командир Пинкус! Комфортабельный бивак в боевых условиях
значительно поднимает моральный дух  войск.  Точный  адрес  известен?  Я
должен сообщить его маленькому Джозефу в Бостон, потому что скоро к  нам
прибудет подмога.
   - Запоминайте: поместье Старый Уортингтон, Бич-Роуд, владелец - Сидни
Бирнбаум. Я не уверен, есть ли у дома номер.  Но  найти  его  совсем  не
трудно по фасаду, окрашенному в ярко-синий цвет,  который  так  нравится
сестре Шерли.
   - Хорошо, командир  Пинкус!  Вспомогательные  силы  выделены  нам  из
элитного корпуса, так что дом-то уж они всегда найдут. Еще что-нибудь?
   - Скажите жене Пэдди, куда мы едем. На тот случай, если разминемся  в
пути.

***

   Передав полученную им информацию Эрин Лафферти, Хаук услышал  от  нее
предельно краткий ответ:
   - О  Господи,  слава  тебе!  Мне  придется  иметь  дело  с  кошерными
мальчиками. И позвольте заметить вам, генерал, кто-кто, а они-то  всегда
знают, где раздобыть мясо получше и самые свежие овощи!
   - По-видимому, вы бывали там прежде?
   - Бывала там! Не сообщайте священнику моего прихода, но великий Сидни
и его прелестная жена Сара заставили  меня  стать  крестной  матерью  их
мальчика Джошуа, - так, как это делается у евреев. Джош для меня что сын
родной, и мы с Пэдди молим Бога, чтобы он и  Бриджи  поладили,  если  вы
понимаете, что я имею в виду.
   - А как насчет священника вашего прихода?
   - Откуда он, черт возьми, узнает? Он пьет разные там французские вина
и доводит нас до умопомрачения своими разглагольствованиями относительно
их ?букээта?. В общем, ни рыба ни мясо!
   - Тигель, да и только, - отозвался спокойно  Хаук  и  спросил  затем,
усмехаясь:
   - А вы никогда не думали о том, чтобы увидеться с  Папой  Римским?  Я
знавал одного, он рассуждал примерно так же, как и вы.
   - Травите байки! Тупая ирландская корова, и думает так же, как я?
   - Смиренные да наследуют землю, ибо на их плечах покоится праведность
всего человечества!
   - Вы что, насмехаетесь надо мной? Если это так, то мой  Пэдди  хребет
вам переломает!
   - Я и в мыслях такого не имел, мадам, - ответил Хаук, и,  разглядывая
профиль Эрин Лафферти, этот солдат, считавшийся одним из самых ловких  и
искусных в  рукопашном  бою  офицеров,  когда-либо  служивших  в  армии,
добавил:
   - Что же касается его, то уверен, что он сделал бы это. Запросто стер
бы меня с лица земли.
   - Ну, он это и впрямь может. Да и мальчик мой ему под стать!
   - Главное, у него есть вы.
   - О чем вы там толкуете? Видит Бог, я давно уже не в том возрасте!
   - Я значительно старше вас. И вообще  эти  вещи  не  связаны  друг  с
другом. Я просто хотел сказать, что это честь для меня - быть знакомым с
вами.
   - Право же, солдат, вы меня смущаете!
   - Я не думал этого делать!
   Эрин Лафферти выжала акселератор до пола, и машина рванулась вперед.

***

   Вольфганг Хитлах, урожденный Билли-Боб Бэйю, прошел через турникет и,
придерживаясь указателей, двинулся по широкому коридору аэропорта Лоуган
в отделение выдачи багажа. Ему,  одному  из  трех  высокооплачиваемых  -
чтобы не сказать сказочно щедро  -  бойцов  отряда  особого  назначения,
сформированного бюро по трудоустройству  ?Кадры  плюс-плюс?,  предстояло
встретиться с остальными  двумя  ?камерад?  на  огороженной  парковочной
площадке напротив стоянки такси. В качестве  опознавательного  знака  он
имел при себе сложенный вдвое номер ?Уолл-стрит  джорнэл?  с  обведенной
красными чернилами статьей, но не ?Майн кампф?, на  чем  он  так  упорно
настаивал.
   Если бы он не нуждался столь отчаянно  в  работе,  то  отверг  бы  из
принципа сделанное  ему  предложение.  ?Джорнэл?  был  хорошо  известным
символом деградированных, страждущих денег демократий, и  его  следовало
бы сжечь вместе с девяносто девятью процентами  остальных  издаваемых  в
стране газет  и  журналов,  начиная  с  презренных  ?Амстердам  ньюс?  и
?Эбони?, публиковавшихся в  Гарлеме  для  его  обитателей,  нью-йоркский
Гарлем  представлялся  ему  своего  рода  инкубатором,   воспроизводящим
неполноценных  черномазых  возмутителей  спокойствия,  а  Уолл-стрит   -
военным лагерем, созданным втихую на еврейские деньги. Но, к  сожалению,
Вольфганг остро нуждался  в  куске  хлеба,  поскольку  благотворительные
чеки, позволившие ему получать пособие, были отобраны у него в отделе по
вопросам безработицы подозрительным черномазым клерком. И, вопреки своим
мировоззренческим устоям, он взял аванс в двести долларов и авиабилет.
   Он знал только одно: на него и его ?камерад?  возложена  защита  семи
человек, скрывавшихся от властей, причем трое из них были военными.  Это
означало, что там будет шестеро боевиков, охраняющих четверых  штатских,
- ничего себе,  хороший  кусок  штруделя  <Штрудель  -  слоеный  пирог>,
который полюбил он во время двухмесячных занятий в  горах  Баварии,  где
его готовили к  подобной  деятельности  господа  из  ?Четвертого  рейха?
<Четвертый рейх? - условное название фашиствующих сил в Германии>.
   Вольфганг Хитлах, с ?Джорнэл? в одной руке и ручным багажом в другой,
ловко лавируя между машинами, успешно  пересек  пару  подъездных  путей,
отделявших его от автостоянки. ?Ни в коем случае не  привлекать  к  себе
внимания!? - думал  он,  шагая  сквозь  предзакатный  солнечный  свет  к
огромному гаражу. Данное ему поручение было столь  секретно,  что,  если
верить бюро по трудоустройству ?Кадры плюс-плюс?, он  не  имел  права  и
слова проронить о своей работе даже фюреру, если бы тот был жив, а такая
возможность,  натюрлих  <Естественно>,  не   исключается.   По-видимому,
предстояло охранять лиц  столь  высокого  ранга,  что  правительство  не
решилось положиться на слабаков неарийского происхождения, просочившихся
в секретные службы.
   "Где же его ?камерад??? - недоумевал он.
   - Ты Вольфи? - обратился вдруг к нему чернокожий гигант,  вынырнувший
из-под сени круглого бетонного столба.
   - Что?.. Кто?.. Что вы сказали?
   - Ты что, не слышал меня, шибздик! У тебя в руках газета,  и  красные
чернила мы разглядели еще тогда, когда ты переходил те  две  дорожки.  -
Черный исполин протянул с улыбкой руку. - Приятно познакомиться,  Вольф!
Кстати, чертовски странное имя...
   - Да-да... Пожалуй, это верно. - Нацист принял предложенную руку так,
словно боялся, коснувшись этой  плоти,  подцепить  заразу  на  всю  свою
оставшуюся жизнь.
   - Похоже, неплохая халтура, братец!
   - Братец?
   - Позволь же представить тебя нашему партнеру, -  продолжал  великан,
указывая рукой себе за спину. - И не  пугайся  того,  как  он  выглядит.
Когда мы покончим с этим делом, он немедленно облачится в  свои  обычные
лохмотья. Знаешь, Вольфи, ты бы  никогда  не  поверил,  чего  только  не
наговорят эти старые гадалки и их усатые мужья!
   - Гадалки?..
   - Иди сюда. Роман, познакомься  с  Вольфи!  Из-за  колонны  появилась
вторая фигура - мускулистый мужчина  в  струящ