нежных расчетов с участниками операции под кодовым названием
"Нулевой объект" после ее успешного завершения.
   Черт побери, он не просто, а всем сердцем  ратовал  за  подобную  систему
материального стимулирования. Если бы  кретины  из  Пентагона  доверили  ему
армию США, они бы не испытывали никаких затруднений с вербовкой  волонтеров.
Эти пентагоновские ослы  скорее  всего  не  понимают,  что  такое  расчетная
книжка. Само  по  себе  это  чертовски  хорошая  вещь,  если  только  солдат
принимает ее за то, чем она и является, и не ищет в  ней  политического  или
какого-либо еще скрытого смысла. Конечно, и в ней могут иметься изъяны, но в
целом она наверняка полезна для солдата.
   Впрочем, свободного времени размышлять о кретинах из Пентагона у Хаукинза
не было. Главное для  него  сейчас  -  это  его  бригада.  Особого  внимания
требовали от него следующие семь пунктов: маскировка, средства уничтожения и
разрушения, медикаменты, ориентировка на  местности,  авиация,  пути  отхода
после завершения операции и электроника.
   Следовательно, и соответствующих специалистов потребуется  семь.  Он  уже
сократил число рассматриваемых им досье до двенадцати. К  Цюриху  их  должно
остаться семь. А. сейчас он внимательнейшим образом еще  раз  ознакомится  с
каждым досье. Деловые предложения отобранным людям он  отправит  из  Цюриха.
Именно из Цюриха, а не из замка Махенфельд, ибо это название нигде не должно
фигурировать.
   В  Цюрихе  ему  придется  вести  себя  весьма  осмотрительно,  чтобы   не
"засветить" операцию еще до ее начала.  Естественно,  он  справится  с  этой
задачей. Если
   Только не допустит серьезную оплошность, не до конца разобравшись в  Сэме
Дивероу. Кстати, он должен приехать в самые ближайшие часы, но вопрос о  нем
лучше решить после того, как он окажется в Махенфельде. Так будет надежнее.
   Оснований для каких-то особых опасений у Маккензи не было. Сэм Дивероу  -
это проблема "девочек", и они -  вместе  и  каждая  в  отдельности  -  умело
справлялись с возложенными на них обязанностями.
   Черт возьми, они так прекрасны, эти леди! И человек, обласканный подобным
квартетом красоток, должен быть благодарен своей судьбе. "У каждого великого
человека..." - говаривали они. А у Сэма Дивероу была не одна, а целых четыре
очаровательных создания.
   Еще не было  никогда  столь  прелестной  женской  группы.  Сэм,  конечно,
счастливчик, о  чем  он,  однако,  не  знает.  И  Хаукинз  решил  непременно
поставить его об этом в известность при первой же их встрече в Махенфельде.
   То есть завтра, если график не будет нарушен.
   Сэм Дивероу шел вдоль железнодорожной платформы и  вглядывался  в  номера
вагонов, отыскивая свой. Эта задача была для него в те минуты отнюдь  не  из
легких. Он никак не мог избавиться от тошноты и отрыжки, мучивших его  после
отлета из Тизи-Узо - городка, расположенного черт знает где. Однако  это  не
мешало ему есть не переставая всю дорогу - и во время пребывания в Алжире, и
потом, когда он уже ехал через  Рим  в  Цюрих.  Мэдж  попрощалась  с  ним  в
аэропорту Дар-эль-Бейда, сказав ему лишь "до  свидания"  -  точно  таким  же
тоном и голосом, как и в ту минуту, когда окликнула его в отеле "Алетти".
   Впрочем, Сэм заставил себя  больше  не  думать  о  женщинах.  Что  бы  ни
побуждало их столь ревностно служить Хаукинзу, он  должен  забыть  о  них  и
вернуться в Крафт-Ибинг, где его ждут неотложные дела.
   Превращение в капитал ценных бумаг на сорок  миллионов  долларов  успешно
завершено. Теперь Хаукинз имеет звонкую монету, - не наличными, конечно,  но
это уже другой вопрос, - и может начинать свою игру.  Но  прежде  ему  нужно
будет сделать последние приготовления, закупить необходимое и нанять...  как
это там?.. вспомогательный персонал.
   Боже мой, вспомогательный персонал!
   Да он и в самом деле смог бы похитить папу римского!
   Весь этот чертов мир просто с ума посходил!
   Больше всего его  волновала  следующая  мысль:  как  остановить  Маккензи
Хаукинза?
   Но при этом у него два пути: первый - засадить самого себя  в  тюрьму,  и
второй - каким-то образом избавиться от смертоносных объятий  мафии,  пэров,
нацистов и особенно арабов, старающихся прикрыть творимые ими  грязные  дела
красивыми словами.
   Наконец он  разыскал  свой  вагон  -  из  тех,  что  приобрели  всемирную
известность благодаря Рексу Харрисону и Маргарет  Локвуд.  Тени  прошлого  в
купе  с  черными   бархатными   воротничками   и   монотонное   постукивание
металлических  колес  о  металлические  же  рельсы   создавали   напряженную
обстановку ожидания  чего-то  ужасного.  Казалось,  стоит  только  отдернуть
занавеску с огромных окон  скользящих  дверей,  и  взору  твоему  предстанут
дьявольские лики.
   Ночной поезд "Восточный экспресс"... Медленным наплывом показываются руки
в черных перчатках. Они тянутся за отвороты темных плащей и так же не  спеша
вытягивают смертоносные пистолеты, поблескивающие  вороненой  сталью.  Поезд
трогается.
   - Ах,  как  прекрасно!  Я  просто  не  верю  глазам  своим!  Вот  где  мы
встретились с вами, майор! По дороге в Цюрих!
   Удивляться было нечему: грациозная Джинни действовала точно по графику.
   Регина Соммервил Хаукинз Кларк Мэдисон Гринберг, стоя  в  коридоре  возле
крайнего  купе,  говорила  в  окно,  окантованное  деревянной  рамой.  Потом
отодвинула дверь и наполнила помещение ароматом цветущей магнолии, Сэм сидел
у окна, молчаливый, погруженный в невеселые думы.
   - .Твое чувство времени просто поразительно. Поезд трогается - и  входишь
ты. Ну а если бы я сошел вдруг в Люцерне,  ты  бы  стала  вопить,  что  меня
похитили.
   - О чем ты это? Надеюсь, ты  еще  не  забыл  отель  "Беверли-Хиллз"?  Что
касается меня, так я никогда не забуду этого.
   - У моих воспоминаний нет ни начала, ни середины, ни конца. Мир,  лежащий
в обломках, словно тысяча разбитых зеркал, погряз во внебрачных  связях.  Мы
бесчестим себя, живя представлениями  времен  Содома  и  Гоморры...  Кстати,
скажи, ради Бога, каким образом оказалась ты здесь, в  поезде,  следующем  в
Цюрих? И притом именно в этом вагоне?
   - Ну, это так легко объяснить, милый! Я сделала кучу снимков в Женеве для
одного американского агентства. Но, кажется, они  столь  порнографичны,  что
если их и удастся тиснуть, то только вне Штатов.
   - Где Женева, а где Цюрих?! Могла бы придумать что-нибудь  и  получше.  А
эти снимки отошли в  гарем  Хаукинза.  Будь  добра,  исполни  эту  маленькую
просьбу.
   - Ладно, даю слово. Вижу, ты перешел в наступление! -  Регина  распахнула
пальто и уперла руки в бока, широко расставив  локти.  Ее  сверкающие  глаза
уставились в лицо Сэма Дивероу, словно жерла двух пушек.  -  Не  думаю,  что
тебе есть на что жаловаться.  Все  мы  по  собственной  воле  оторвались  от
комфортных условий жизни, шатаемся как неприкаянные по  всему  свету,  лезем
без оглядки  во  всевозможные  передряги  -  вперед,  вперед,  вперед!  -  и
осторожно оглядываемся назад...  Одним  словом,  мы  рассчитываем,  что  нас
минуют все горести и печали, и в то же время не забываем и  о  своем  личном
благополучии. А что нам остается делать, любимый? И ради чего? В общем,  все
это ерунда! Абсолютно ясно: ерунда, и больше ничего!
   Регина сменила вызывающую позу и заплакала. Открыла  сумочку,  вынула  из
нее бумажный платок и, вытирая слезы, села напротив Сэма.
   Бедная, несчастная маленькая девочка!
   - Ну что ты, милая? Перестань, -  участливо  проговорил  Дивероу.  Как  и
большинство мужчин, он был беспомощен перед женскими слезами.
   Регина всхлипывала, грудь  ее  сотрясалась.  Сэм  поднялся  с  сиденья  и
опустился перед ней на колени.
   - Все хорошо. Все в порядке. Так что плакать ни к чему.
   Задыхаясь от рыданий, Регина с признательностью посмотрела на него.
   - Ты не станешь презирать меня? Ну, скажи  честно,  ты  будешь  презирать
меня?
   - За что же мне презирать тебя? Ты такая  красивая,  милая...  Кончай  же
реветь, ради Бога!
   Она прижалась лицом к его лицу, и их губы слились в долгом поцелуе.
   -  Прости,  дорогая,  но   я   как   выжатый   лимон.   Напряжение   было
свехчеловеческим. Дни и ночи я сидел на  телефоне,  пытаясь  дозвониться  до
тебя, и, конечно, терзался и надеялся на чудо. Поверь, я действительно очень
скучал без тебя...
   Пальто Джинни превратилось  в  теплое,  очень  удобное  одеяло.  Большие,
мягкие лацканы его распахнулись, пропуская внутрь руки Сэма. Регина схватила
их и положила его ладони на нежные и  теплые  округлости,  скрывавшиеся  под
шелковой блузкой.
   - Так-то лучше. И хватит хныкать. - И это было все, что он сумел  сказать
ей, вложив в свои слова всю нежность, на какую был способен.
   В ответ она прошептала ему на ухо:
   -  Ты  помнишь  те  чудесные  старые   английские   фильмы,   в   которых
рассказывалось о происшествиях, случавшихся в таких же вот  поездах,  что  и
наш?..
   - Конечно, помню. Там  еще  Рекс  Харрисон  спасает  Маргарет  Локвуд  от
чудовища в образе Конрада Вейдта...
   - Пожалуйста, закрой поплотнее  дверь  и  запри.  И  еще...  эти  чертовы
занавески!.. Задерни их.
   Дивероу поднялся с колен. Задвинув дверь,  он  повернул  рукоятку  замка,
задернул  занавески  и   вернулся   к   Регине.   Она   скинула   пальто   и
предупредительно разложила его на мягком сиденье купе.
   Под ними раздавались  скрежещущие  удары  металла  о  металл,  словно  бы
утверждая   неотвратимость    их    путешествия,    скрашенного    плотскими
наслаждениями. А за окном бесконечной цепочкой тянулись красивейшие, пейзажи
Швейцарии, медленно погрузившиеся в предвечерние сумерки.
   - Сколько еще до Цюриха? - спросил Сэм.
   - Достаточно, - улыбнулась Регина и начала расстегивать блузку. - Но учти
- это последний перегон.

Глава 18

   В  Цюрихе  Хаукинз  зарегистрировался  по  фальшивому  паспорту  в  отеле
"Аккорд". Паспорт он купил в Вашингтоне  у  агента  ЦРУ,  который,  продавая
документ, почему-то не удосужился вписать  в  него  дату  ухода  генерала  в
отставку. Этот же тип предлагал для продажи также целый набор  разнообразных
париков  и  кинокамер  для  скрытой  съемки,  но  Маккензи  от  всего  этого
отказался. Вселившись в номер, Маккензи первым делом,  спустился  в  холл  и
договорился  со  старшим  оператором  отделения   связи:   наличные   -   за
сотрудничество. Сумма была  приличной  -  сотня  зелененьких!  Так  что  все
телефонные разговоры и телеграммы на его имя должны  были  проходить  только
через этого служащего.
   Вернувшись к себе, Хаукинз выложил на стол семь досье  -  свою  последнюю
подборку. Он был доволен. Эти люди - самые ловкие  и  умелые  специалисты  в
своих областях. Оставалось только нанять их. Но эта задача его  не  смущала:
он знал, что является достаточно квалифицированным вербовщиком.
   Ему было известно, что четырех из семи он сможет отыскать по телефону,  а
трех  остальных  придется  "доставать"  телеграммами.   Правда,   телефонные
контакты в подобных случаях нежелательны, так как не исключено, что хотя  бы
один из разговоров может быть засечен теми, кому не положено  ничего  о  нем
знать. Учитывая данное обстоятельство, Мак решил воспользоваться хитроумными
кодами прошлых лет. Один звонок  нужно  было  сделать  в  баскскую  рыбацкую
деревушку на берегу Бискайского залива,  другой  -  в  городишко  на  Крите,
третий - в Стокгольм, сестре специалиста по  шпионажу,  в  данный  момент  -
священника скандинавской баптистской  церкви,  и,  наконец,  четвертый  -  в
Марсель, где нужный Хаукинзу человек служит рулевым на портовом буксире.
   Сколь разнообразна география  этих  звонков  -  в  Бискайю,  на  Крит,  в
Стокгольм и в Марсель! В дополнение, ему предстояло отправить  телеграммы  в
Афины, Рим и Бейрут. Размах  что  надо!  Начальники  многих  разведок  могут
только мечтать о таком!
   Маккензи скинул пиджак, бросил его на кровать и достал из кармана рубашки
сигару. Отгрыз кончик и прикурил. Часы показывали девять  двадцать.  Дневной
поезд на Церматт отходил в четыре пятнадцать.
   Впереди - еще семь часов. Будет добрым  знаком,  если  все  потенциальные
наемники окажутся на месте. Семь часов - и семь завербованных офицеров.
   Хаукинз взял со стола три досье и  положил  перед  телефоном:  сперва  он
отправит телеграммы.
   Без двадцати двух минут четыре Хаукинз положил телефонную трубку и сделал
пометку красным карандашом в досье, озаглавленном: "Марселец". Это  был  его
последний  звонок.  Оставалось  лишь  ждать  два  ответа  -  на  телеграммы,
отправленные в Афины и Бейрут: из Рима ответили еще два часа назад,  хотя  с
ним было труднее связаться, чем с другими абонентами.
   Телефонные разговоры проходили достаточно гладко. В каждом случае  трубку
снимал кто-то из домочадцев - мужчины и женщины.  Маккензи,  проявляя  такт,
отделывался  общими  фразами,  подбирая  соответствовавшие  обстановке,   но
малозначащие слова, и завершал беседу просьбой, чтобы  тот,  кого  он  ищет,
перезвонил ему.
   Ни с одним не случилось заминки. Свои предложения он  делал  на  понятном
каждому из них  языке.  И  начинал  с  выражения  "желтая  гора".  Его  семи
собеседникам выпала удача, о какой мог только мечтать любой  стоящий  агент:
ведь "желтая  гора"  -  это  пятьсот  тысяч  долларов,  к  тому  же  заранее
переведенных в банк  во  избежание  недоразумений.  "Контроль  безопасности"
означал ни много ни мало, как "не подконтрольные никому расчетные банки", не
имеющие никаких связей с международными  контрольными  агентствами.  "Фактор
времени" - это шесть-восемь недель, необходимых для  сложной  технической  и
иной подготовки к операции. И, наконец, Хаукинз, как их  будущий  начальник,
дал понять, что он оказал неоценимые услуги правительствам многих государств
Юго-Восточной Азии, о чем свидетельствуют крупные счета, открытые на его имя
в Женеве.
   Он блестяще осуществил отбор кандидатов  и  их  вербовку.  Все  как  один
охотно согласились участвовать в операции, или, говоря иначе,  разрабатывать
"желтую гору".
   Хаукинз поднялся из-за стола и потянулся. Он  немного  устал.  Сегодня  у
него  выдался  долгий  и  беспокойный  рабочий  день,  к  тому  же  еще   не
окончившийся. Через двадцать минут он отправится на вокзал.  Но  перед  этим
переговорит со  старшим  оператором  и  даст  ему  соответствующие  указания
относительно  того,  что  отвечать  абонентам,   которые   изъявят   желание
встретиться  с  ним.  Дополнительная  информация  будет  очень  проста:   он
оставляет за собой гостиничный номер еще на неделю и вернется в Цюрих  через
три дня. Те же, кто позвонит ему, смогут с ним встретиться, если  приедут  к
назначенному времени.
   Маккензи не очень-то хотелось возвращаться в Цюрих, но парни  из  Афин  и
Бейрута стоили  этого:  они  были  не  обычными  агентами,  а  специалистами
экстракласса.
   Зазвонил телефон. Это Афины. Через шесть минут  с  афинянином  все  стало
ясно. Одним человеком в его бригаде  стало  больше.  Хаукинз  выставил  свой
багаж ближе к двери, затем  открыл  портфель  и  достал  из  него  досье  на
бейрутца и отложил в сторону, чтобы сразу же взять, как только  понадобится.
Затем взглянул на часы: без трех минут четыре. Пора отправляться на  вокзал.
Вернувшись к столу, он позвонил оператору и сказал, что хотел  бы  дать  ему
несколько указаний.
   - Да, конечно, но только, если  не  возражаете...  Я  как  раз  собирался
звонить вам. Бейрут на проводе.
   - О, черт возьми!
   Сэм  открыл  глаза.  Солнце   пробивалось   через   огромную   стеклянную
двустворчатую дверь на  балкон.  Легкий  ветерок  шевелил  шелковые  голубые
занавески.
   Он окинул помещение внимательным взглядом.  Потолок  высотой  примерно  в
двенадцать футов, по углам  -  подпиравшие  его  колонны  и  повсюду  резные
украшения из темного дерева - непременная  принадлежность  любого  замка  во
всем мире.
   И  действительно,  Дивероу  находился  в  здании,  именовавшемся   замком
Махенфельд и расположенном южнее Церматта.  За  толстой  резной  дверью  его
комнаты размещалась просторная прихожая с персидскими коврами и ковриками на
сверкавшем темном полу и с причудливыми по форме  светильниками  на  стенах.
Отсюда по широкой лестнице в несколько маршей можно было спуститься  в  холл
размером с приличный танцевальный зал, освещавшийся  множеством  хрустальных
люстр. Там, среди дорогих античных скульптур и портретов  эпохи  Ренессанса,
высилась массивная, открывавшаяся наружу дубовая  дверь.  Мраморные  ступени
вели от нее к округлой подъездной площадке, на которой свободно  можно  было
провести гражданскую панихиду по усопшему президенту  даже  такой  компании,
как "Дженерал моторс", столь она была велика.
   Что уже успел сделать Хаукинз? И каким образом? Боже мой,  для  чего  все
это? И зачем ему понадобилось такое место, как это?
   Дивероу поглядел на спящую Регину. Ее темно-каштановые волосы разметались
по подушке шелковистыми волнами, загоревшее под калифорнийским солнцем  лицо
зарылось в пуховое стеганое одеяло. Если  даже  у  нее  и  имеются  какие-то
соображения, она все равно  ничего  ему  не  скажет.  Джинни  в  значительно
большей степени,  чем  остальных  "девочек",  отличали  независимый  нрав  и
неукротимая энергия, и не он ею, а она верховодила им, пока они не  заснули.
Он уступал ей, хотя не во всем. Да и как же иначе, если она очаровала его? В
этой женщине уживалась  стальная  воля  с  внешностью  нежной  магнолии.  По
характеру она - подлинный  лидер  и,  как  все  настоящие  лидеры,  получает
удовольствие  от  ощущения  собственного  превосходства.   Свои   умственные
способности  и  физическое  совершенство,  помноженные  на   изобретательную
фантазию и дерзость, она использует не только ловко,  но  и  с  присущим  ей
юмором. То ведет себя как строжайщая моралистка,  то  превращается  вдруг  в
девчонку-сорванца из выжженной солнцем Атланты. Она легко  преображается  из
смешливой, соблазнительной наяды, резвящейся  весело  на  лесной  поляне,  в
таинственную, говорящую только шепотом Мата  Хари,  отдающую  безоговорочные
приказы подозрительно выглядящему шоферу перед зданием вокзала в Церматте.
   - Осел Мака Фельдмана - в горькой сельтерской!
   Ему надолго запомнились эти слова, которые  Джинни  прошептала  странному
золотозубому  человеку  в  черном  берете,  чьи  кошачьи,   раскосые   глаза
уставились в глубокий вырез ее блузки.
   - С Маком все  в  порядке,  -  послышался  в  ответ  шепот  таинственного
субъекта. - Он смотрит на взрывоопасный цветочный горшок!
   Получив этот дурацкий ответ  на  пароль,  Джинни  удовлетворенно  кивнула
Сэму, взяла его за руку и потянула за собой. Они пошли от вокзала по главной
улице.
   Джинни распорядилась:
   - Переложи чемодан в левую руку и насвистывай что-нибудь. Сейчас этот тип
свернет в переулок и будет ожидать нас на ближайшем углу.
   - Что за вздор! - возмутился Дивероу. - Почему именно в левую руку?.. И с
чего это я вдруг должен свистеть?..
   - Не болтай лишнего! - одернула она его и объяснила:
   - За нами следят... Возможно, следят, -  поправилась  Джинни  и  добавила
строго:
   - Мы должны убедиться, что они не идут за нами.
   Синдром   подозрительности,   начавшийся   в    "Восточном    экспрессе",
продолжался. Он даже усилился. Сэм задумался на пару секунд, но, не придумав
ничего  путного,  покорно  переложил  чемодан  в  левую  руку   и   принялся
насвистывать первую попавшуюся мелодию.
   - Не это, дурачок! - засмеялась Регина.
   - Но почему? Ведь это своего рода гимн...
   - Да, и здесь всем известны его слова: "Дойчланд юбер аллее!" - "Германия
превыше всего!"
   Но только он переключился на фривольный рок, как к Регине подошел мужчина
в пальто с бархатными лацканами, точно в таком же, как у подлинного  Конрада
Вейдта. Чуть наклонившись к ней, он прошептал едва слышно:
   - Ваши бородавки остались в вагоне.
   - Осел Мака Фельдмана купается в деньгах, - отв