ь  вниз,  я  сумею
отблагодарить вас и всех, кто работает с вами на кухне. Мне  необходимо  вам
сказать нечто весьма важное. Я адвокат...
   Человек в колпаке почесал плешь и произнес по-французски  длинную  фразу,
из которой Сэм понял только слово "мсье".
   - Кто?.. Что? - переспросил Дивероу и повторил:
   - Мне нужна одежда. Понятно? Это  все,  что  мне  необходимо.  Мне  нужны
башмаки и брюки! Понимаете? Брюки и башмаки. Притом немедленно. Пожалуйста!
   Недоумение  на  лице  мужчины  сменилось  подозрительностью,   а   то   и
отвращением, подкрепленным явной враждебностью.  Он  поднял  руку,  погрозил
Сэму  пальцем  и  снова  пролепетал  что-то  по-французски,  оставшееся   за
пределами его понимания. Потом покачал  головой  и  направился  к  ящикам  с
провизией.
   - Погодите! Ради Бога, задержитесь на минутку! - взмолился Сэм.
   - Повар - француз, мой господин, но он не из тех французов, которые нужны
вам, - раздался чей-то голос снизу, с балкона,  находившегося  под  тем,  на
котором  стоял  Сэм  Дивероу.  Говоривший  был  огромным  лысым  мужчиной  с
широченными  плечами.  -  Вы  думаете,  что  сделали  ему   очень   выгодное
предложение. Но, уверяю вас, оно его не заинтересовало.
   - Какого черта! Кто вы такой?
   - Мое имя не имеет значения. Я покину замок, как  только  появится  новый
владелец Махенфельда. А до той минуты я буду  выполнять  неукоснительно  все
его указания. И в них, кстати, отсутствует пункт о вашем одевании.
   У Дивероу появилось непреодолимое желание опустить свои трусы и повторить
то, что в свое время сделал Хаукинз в Пекине на крыше посольства, однако  он
сумел взять себя в руки. Да и человек на балконе под  ним  был  громадным  и
наверняка не потерпел бы никаких шуточек над собой. И  поэтому  Сэму  ничего
больше  не  оставалось,  как  перегнуться  через  перила  и   заговорщически
прошептать:
   - Хайль Гитлер, паскуда!
   Правая рука мужчины взметнулась кверху, каблуки щелкнули,  будто  приклад
винтовки о каменный пол, и он гаркнул во все горло:
   - Яволь! Зиг хайль!
   - Вот дерьмо! - пробормотал под нос Сэм и  вернулся  в  свою  комнату.  В
гневе он сбросил трусы прямо на пол и уставился на  них  рассеянным  взором.
Конечно, там была фабричная этикетка,  в  этом  он  не  сомневался,  но  его
внимание неожиданно привлекло совсем другое.
   Он наклонился и поднял трусы.
   - Боже, это что за игры?!
   Резиновый поясок трусов  был  аккуратно  перерезан  в  трех  местах.  Ибо
имелись именно три разреза, а не  разрыва.  Здесь  не  было  ни  болтающихся
нитей, ни растянутой ткани. Кто-то взял в руки острый режущий  инструмент  и
сделал свое дьявольское дело! Но с какой  целью?  Только  с  одной  -  чтобы
разоружить, связать его самым простейшим способом!
   - Милый, что ты расшумелся так? - проговорила Регина  Гринберг,  зевая  и
потягиваясь, и неторопливо натянула на себя одеяло, прикрывшее пышные груди.
   - Ты сука! - злобно прорычал Дивероу. - Бесчестная, проклятая сука!
   - Что произошло, мой сладенький перчик?
   - Не называй меня "сладеньким перчиком", ты, южная стервоза!  Я  не  могу
выбраться отсюда!
   Джинни снова зевнула и  сладко  потянулась.  Затем  промолвила  с  теплым
сочувствием в голосе:
   -  Знаешь,  как-то  раз  Мак  сказал  одну  вещь,  которая   мне   весьма
пригодилась. Я услышала от него тогда: "Если вокруг начнут вдруг падать мины
и все покажется тебе ужасным, - а ведь, поверь мне, и у тебя наступит время,
когда мир, выглядящий ныне таким милым, вконец осточертеет, - то  постарайся
думать о чем-нибудь хорошем,  -  только  о  хорошем,  -  например,  о  своем
здоровье и материальном достатке. И, главное, не  думай  о  сделанных  тобой
ошибках, о своих печалях и заботах, ибо подобные думы вызывают лишь  уныние.
А уныние не дает никаких преимуществ, когда наступает ответственный момент и
нужно приложить немалые усилия, чтобы спасти свою голову. В общем, все будет
зависеть только от твоих мозгов".
   - Что сделает этот проклятый толстяк, уразумев, что у  меня  нет  никакой
одежды?
   - А ничего он не сделает, я уверена  в  этом,  -  ответила  Джинни  очень
серьезно. - Во всяком случае, своей одеждой он с тобой не поделится. Так что
встречи с Хаукинзом тебе не избежать.
   Дивероу заговорил с ней  резко,  сердито.  Потом  умолк.  И  тишь  спустя
какое-то время, заглянув с нежностью в глаза Джинни, произнес:
   - Погоди минуту. Ты сказала: "Встречи с Хаукинзом не избежать".  Выходит,
ты желаешь, чтобы я схватился с ним? Остановил его?
   - Это твое дело, Сэм. Я хочу лишь, чтобы всем было хорошо.
   - Ты поможешь мне?
   Джинни задумалась ненадолго, затем твердо ответила:
   - Нет, я не могу этого сделать. Во всяком случае, так, как ты думаешь.  Я
слишком многим обязана Маккензи.
   - Ну и женщина! - взорвался  Дивероу.  -  Да  представляешь  ли  ты  хоть
немного, что задумал этот чертов псих?
   Миссис Хаукинз номер один глядела на него с видом  неожиданно  поруганной
невинности.
   - Лейтенант не должен задавать вопросов старшему оофицеру, майор.  Он  не
должен даже надеяться, что сумеет понять и разобраться  во  всех  сложностях
отдаваемых ему приказов...
   - Тогда о чем же мы толкуем, черт побери?
   - Ты ловкий и находчивый парень. Хаукинз не стал  бы  тебя  поддерживать,
если бы ты не был таким. Сейчас я жду его, чтобы получить лучший из советов,
какие он способен дать. Ему все под силу, чего он ни задумает, и все, за что
возьмется, он сделает наилучшим образом. - Джинни снова юркнула под  одеяло.
- Боже, как я хочу спать!
   И в этот момент Дивероу увидел их на тумбочке возле изголовья кровати.
   Их - то есть ножницы.

Глава 19

   - Прости за недоразумение с твоей одеждой, - проговорил Хаукинз, входя  в
просторную гостиную.
   Сэм,  свирепо  глянув  на  него,  потуже  подпоясал  оконной   занавеской
прикрывавшее его тело одеяло из гагачьего пуха.
   - Ты, вероятно, думаешь, - продолжал генерал, - что у  прачечной  мог  бы
иметься и второй ключ, на случай, если бы кто-то пожелал вдруг навестить  ее
и в выходной день? Но подобного рода заведения никому не доверяют,  опасаясь
непрошеных гостей.
   - Да заткнись ты! - пробормотал Дивероу, которому опять пришлось заняться
занавеской, ибо кушак из шелковой  ткани  вновь  развязался.  -  Я  полагаю,
прачка появится утром?
   - Надеюсь. Она - одна из немногих, кто уходит на ночь  домой.  К  себе  в
деревню. Это не дело, конечно. Впрочем, здесь многое требует перемен.
   - Что именно? И не придется ли мне в результате их еще разок пообедать  с
Азаз-Вараком?
   - В данном случае, Сэм, ты мыслишь слишком односторонне. Обрати  внимание
и на другие вещи. Кстати, ты уверен, что тебе нужны рубашка  и  брюки?  Если
так, то сейчас я спущусь вниз... -  Хаукинз  сделал  жест  рукой  в  сторону
дюжины  огромных  кресел  с  цветными  салфетками  на   мягких   спинках   и
подлокотниках, громоздившихся у выхода в холл.
   - От тебя мне ничего не надо! Я  сам  позабочусь  о  себе.  И  хочу  лишь
одного: чтобы ты отказался от своего безумного плана и отпустил меня домой!
   Маккензи отгрыз кончик сигары и выплюнул его на ковер.
   - Ты уедешь домой, я  обещаю.  Как  только  ты  переведешь  все  средства
компании на один счет и сделаешь несколько вкладов, которые могут быть сняты
со счетов только при определенных условиях, я лично отвезу тебя в  аэропорт.
Слово генерала!
   - Не пудри мне мозги! - возмутился Сэм. -  Да  понимаешь  ли  ты,  о  чем
говоришь? Речь идет не о фунте  мяса,  а  о  сорока  миллионах  долларов!  Я
помечен на всю жизнь! Сведения обо мне  поступят  в  отделения  Интерпола  и
полицейские участки во всех без исключения цивилизованных странах! Ты же  не
подписал  чеки  на  общую  сумму  в  сорок  миллионов  долларов  и   поэтому
рассчитываешь вернуться к нормальному, добропорядочному  образу  жизни.  Это
очевидно!
   - Ты не совсем  прав  и  знаешь  об  этом:  ведь  все  швейцарские  банки
соблюдают строжайшую секретность.
   Дивероу огляделся вокруг, чтобы убедиться, что их не подслушивают.
   -  Если  даже  предположить,  что  так  оно  и   есть,   то   все   может
перемениться... после попытки... похитить некую  особу  в  Риме.  А  попытка
такая непременно будет предпринята.  И  тогда  ты  окажешься  под  колпаком.
Каждый твой контакт с момента отлета из Китая рассмотрят самым тщательнейшим
образом, как под микроскопом. А ведь рядом с твоим именем фигурирует и  мое.
Вот и всплывут наверх проклятые сорок миллионов долларов в Цюрихе. Таков  уж
расклад!
   - Ничто нам не грозит, старина! Ты же свою работу закончил. Или закончишь
скоро - как только уладишь все дела с деньгами. И  к  тому,  что  произойдет
потом, ты не будешь иметь никакого отношения. Так что ты чист, Дружище! Чист
как слеза - на все сто процентов!
   - Вовсе нет. - Дивероу сам удивился, что произнес эти слова шепотом. -  Я
же сказал только что: если ты попадешься, заметут и меня.
   -  Чего  ради?  Ведь  если  даже  предположить,  что  ты  прав,  -  а   я
придерживаюсь  прямо  противоположного  мнения,  -  то  в  чем  смогут  тебя
обвинить? В том, что ты занимался банковскими операциями по просьбе  старого
солдата, который сказал тебе, что он создает специальный фонд для  поддержки
организации,  занимающейся  распространением  идей  всемирного  религиозного
братства? И даже если бы тебя заподозрили,  кто  помешал  бы  тебе  сказать:
"Позвольте спросить вас, господин прокурор, смогли бы  вы  после  принесения
клятвы уличить меня хоть в чем-то противоправном?"
   - Ты безумец! - бросил Сэм и, слегка запинаясь, добавил:
   - Подумай только, ты же идешь на похищение человека!.. - Он дернулся всем
телом.
   - Черт возьми, старина, послушай меня. Я - об одном, ты же  -  о  другом.
Будь же разумным человеком. Все, что ты говоришь, - пустая болтовня. Она  не
имеет под собой никаких оснований.
   Сэм зажмурил глаза. Он начал сознавать, что за муки выпали на его долю.
   - Я вышел из архива с  проклятым  кейсом,  прикованным  к  моей  руке!  -
произнес Дивероу шепотом твердо, но сдержанно.
   - Брось об этом! - ответил Маккензи. - Так  или  иначе,  та  документация
принадлежала армии, мы же с тобой ей стали не нужны. Есть еще что?
   Дивероу подумал: "В общем, история со счастливым концом и никаких  прямых
свидетельств о заговоре".
   - Таково реальное  положение  вещей,  -  промолвил  Хаукинз  и  кивнул  в
подтверждение  своей  правоты.  -  Не  было  ни  насилия,  ни   обмана,   ни
воровства... ни тайных сделок. Все - на добровольной основе. И если  та  или
иная операция оказывается  вдруг  не  совсем  обычной,  то  тому  есть  одно
объяснение:   каждый   инвестор   может    действовать    так,    как    ему
заблагорассудится, если только не ущемляет при этом прав  остальных.  -  Мак
сделал паузу и взглянул на Сэма. - Есть и еще кое-что. Ты всегда  утверждал,
что главным в работе адвоката является защита интересов его  клиента,  а  не
некая абстрактная моральная идея.
   - Я говорил так?
   - Да, конечно.
   - В этом нет ничего плохого.
   - Если не считать того, что все это - лишь  краснобайство!  Язык  у  тебя
неплохо подвешен, молодой человек.
   Сэм уставился на Хаукинза,  пытаясь  разгадать,  что  скрывается  за  его
словами. Но за ними ничего не скрывалось: Маккензи говорил  то,  что  думал.
Такая откровенность на мгновение тронула  Сэма  Дивероу  и  вызвала  его  на
ответную откровенность.
   - Послушай, - спокойно произнес он, - предположим, что ты и в самом  деле
совершишь это безумство, - а то, что  это  безумство,  ты  и  сам  прекрасно
знаешь. Похитишь папу  и  скроешься  с  ним.  Даже  на  несколько  дней.  Но
понимаешь ли ты, чем чревато все это? Что  ты  можешь  нажать  на  спусковой
крючок?
   - Я, разумеется, знаю все это.  Но  четыреста  миллионов  зелененьких  от
четырехсот миллионов ловцов макрели стоят того. Впрочем, про ловцов  сказано
просто так, обижать я никого не думал.
   - Ну и сукин же ты сын! Ведь  такое  происшествие  всколыхнет  весь  мир!
Создастся  обстановка  всеобщей  подозрительности  и   взаимных   обвинений!
Правительства  разных  стран  станут  показывать  друг  на  друга  пальцами!
Президенты и премьер-министры задействуют  голубые  и  красные,  а  затем  и
горячие линии связи. И, прежде чем ты узнаешь  об  этом,  какой-нибудь  осел
переложит код из маленького черного ящичка в свой  кейс,  поскольку  ему  не
понравилось то, что сказал другой длинноухий болван. Боже мой,  Мак,  ты  же
можешь развязать третью мировую войну!
   - Проклятье! Так ты об этом думал все время?
   - Напротив, я все время старался  не  думать  об  этом.  Хаукинз  швырнул
размочаленную сигару в зев камина и подбоченился. Огонь в его глазах погас.
   - Сэм, малыш, ты не знаешь, как далек от истины! Война  уже  не  та,  что
была когда-то. Та война никому не нужна: ни горнистам, ни  барабанщикам,  ни
людям, заботящимся друг о друге или ненавидящим того, кто посягает на  самое
дорогое для  них.  Она  давно  уже  в  прошлом.  Сейчас  все  решают  кнопки
хитроумных  приборов  и  политики  с  бегающими   глазками   и   без   толку
размахивающие руками. Я ненавижу войну. Прежде я никогда бы не подумал,  что
скажу подобное, но теперь все так и обстоит. И я не допущу войны.
   Преисполнившись решимости не  дать  Маку  увильнуть  от  ответа,  Дивероу
посмотрел ему в глаза.
   - Почему я должен тебе верить? Ты же все поставил на кон. Все. Почему  же
угроза войны остановит тебя?
   - Потому, молодой человек, - ответил Хаукинз, выдержав его взгляд, -  что
то, что я сказал тебе, - правда.
   - Но разве можно исключить, что ты,  сам  того  не  желая,  спровоцируешь
войну?
   - Черт возьми, чего ты от меня хочешь? - воскликнул  Хаукинз,  отходя  от
камина. - Я отдал армии чуть ли не сорок лет  своей  жизни  и  был  в  конце
концов сожран жучками из Пентагона. Ты вот обвиняешь меня, парень, но  я  не
чувствую угрызений совести, потому что знал, что делаю, и всегда отвечал  за
свои поступки. Но, черт возьми, не заставляй меня жалеть всех  этих  "ловцов
макрели" или считать себя ответственным за их тупость!
   "Все весьма откровенно", - подумал Дивероу. Он опять потерпел  поражение,
как и утром, когда возился с различными вариантами - от  первого  номера  до
четвертого.  Не  сумел  доказать  своей  правоты.  Так   что   волей-неволей
приходилось искать иные пути.
   Один из них возник сам собой - во всяком случае, Сэм был в этом  убежден.
Хаукинзу предстояло уехать отсюда перед тем, как  папа  римский  благословит
эдельвейсы Махенфельда.  А  это  уже  кое-что.  И,  отбросив  без  сожаления
варианты под номерами пять и шесть, он  стал  размышлять  над  планом  номер
семь. Первое, что ему необходимо сделать в данный момент,  -  это  успокоить
Маккензи и ни в коем случае не выйти у него из доверия.  И  еще:  Мак  сумел
обосновать свою точку зрения. Обосновать юридически.
   Он, Сэм Дивероу, был чист. Чист с точки зрения закона. Но стоит  свернуть
чуть в сторону, и он увязнет в грязи по самые уши.
   - Ладно, Мак, я не пойду против тебя. Ты не дело задумал, и я сказал тебе
об этом. И  я  верю  тебе.  Ты  ненавидишь  войну.  Возможно,  этого  вполне
достаточно. Но так ли это или нет, я не знаю. Лично  я  хотел  бы  одного  -
вернуться домой в Квинси и, если прочитаю  о  тебе  в  газетах,  то  вспомню
слова, произнесенные в этой комнате заблудшим, но, честным воякой.
   - Прекрасно сказано, мой мальчик! Мне это по душе.
   - Таково мое мнение о ситуации на сегодняшний день. С  тобой  бумаги  для
цюрихского банка?
   - Не хочешь ли узнать размер... э-э-э...  дополнительного  вознаграждения
за свое участие в операции? И скажи, какого ты  мнения  о  нем?  Я  -  глава
корпорации, ты знаешь, а мы не любим мелочиться.
   - Я заинтригован. Ну и какова она, эта дебетовая проводка?
   - Что?
   - Дополнительное вознаграждение. Ведь дебетовая проводка и есть то самое,
что ты имеешь в виду.
   - Ты все взбрыкиваешь! А что скажешь о сумме в полмиллиона зелененьких?
   Но Сэм не смог ничего сказать. Он онемел. Увидев, что всплеснул рукой  от
удивления, уставился на нее зачарованно, словно решая, его ли она  или  нет.
Должно быть, его: стоило ему только подумать  о  пальцах,  как  их  охватила
нервная дрожь.
   Полмиллиона долларов.
   О чем тут думать? Это такое же безумие, как и все  остальное.  Включая  и
тот факт, что он тут ни при чем.
   Сейчас время монополий. Хочешь - покупай дощатый настил для  прогулок  на
пляже, хочешь - автостоянку.
   Стоп! Ведь есть еще и тюрьма.
   Чего ты боишься?
   То, что творится, к добру не приведет.
   - Итак, выходное пособие в разумных размерах, - произнес Сэм.
   - И это все, что ты можешь сказать? Учитывая еще  ту  сумму,  что  я  уже
положил на твой счет в Нью-Йорке, ты спокойно сможешь нанять того еврейского
парня, в чьей конторе служил когда-то, и он будет только  счастлив  работать
на тебя. - Маккензи был обижен. Он явно ожидал, что Дивероу несколько  иначе
продемонстрирует свою хваленую быстроту реакции.
   - Позволь сказать тебе: я с энтузиазмом стану разглядывать  эти  цифры  в
своей сберегательной книжке, но уже в Бостоне, в то  время  как  мать,  сидя
напротив меня, будет жаловаться на новое руководство в Копли-Плаза. О(кей?
   - Так ты знаешь что-то? - спросил Хаукинз, скосив глаза. - Прямо  скажем,
странный ты парень!
   - Это я-то?.. - Дивероу не закончил фразы: продолжать разговор  не  имело
смысла.
   Послышалось постукивание высоких каблучков, и Регина Гринберг  в  бежевом
брючном костюме прошла через высокую готическую арку  в  гостиную.  Строгого
покроя пиджак был наглухо застегнут. Выглядела она прекрасно.  "До  чего  же
эффектна!" - подумал Сэм.
   Она улыбнулась обоим и затем обратилась к Хаукинзу:
   - Я переговорила с прислугой. Пятеро остаются тут. Трое  же  -  нет.  Они
сказали, что должны после работы возвращаться в деревню, и я была  вынуждена
объяснить им, что нас это не устраивает.
   - Надеюсь, они не обиделись? - спросил Хаук.
   Джинни засмеялась, довольная собой.
   - Едва ли. Я поговорила с каждым наедине и всем трем выплатила пособие  в
размере двухмесячного жалованья.
   - А остальные согласились на наши условия? - Маккензи полез в  карман  за
новой сигарой.
   - А их премиальные на что! Как минимум - трехмесячный  оклад,  -  сказала
Джинни. - Всем им, включая членов их семей, было разъяснено, что  их  наняли
во Франции на  продолжительное  время  и  что  они  обязаны  жить  там,  где
работают. Так что с их стороны - никаких вопросов.
   - Обычная практика при работе  за  рубежом,  -  констатировал  Хаукинз  и
кивнул головой. - А денежки, черт бы их побрал, им платят куда большие,  чем
солдатам. участвующим в боевых операциях, и при этом - никакого риска.
   - Да, в логике тебе не откажешь, - продолжала Джинни. -  Только  двое  из
пяти женаты. Полагаю, не очень счастливо. И это тоже необходимо учесть.
   - Женщин мы найдем, - заверил Хаукинз. - Попозже я разведаю местность,  -
понятно, без палаток и  пробных  занятий.  А  наш  советник  отправится  тем
временем в Цюрих, чтобы уладить кое-какие финансовые дела... Как ты думаешь,
Сэм, сколько понадобится тебе на это времени?
   Дивероу должен был сделать над собой усилие,  чтобы  вникнуть  в  вопрос,
столь сильное впечатление произвело на  него  безусловное  влияние,  которое
оказывал Маккензи на Джинни. Согласно банку данных она развелась с  Маккензи
более двадцати .лет тому назад, но вели себя с ним, как школьница с  любимым
учителем.
   - Что ты сказал? - Сэм понял вопрос, но нуждался  хотя  бы  в  нескольких
секундах, чтобы обдумать ответ.
   - Как долго пробудешь ты в Цюрихе?
   - Один день, от силы - полтора, если не встретится  каких-то  осложнений.
Многое будет зависеть от банка.
   Думаю, переводы из Женевы оформят шифрограммой, но я могу и ошибаться.
   - А нельзя ли предотвратить возможные осложнения  горшочком  с  медом?  -
пои