рую  недостоин.  Но  Боги  конечно  же  не  так   сильно
разгневаны, чтобы заставить почтенного Акопуло вырядиться  в
одежду тритонов.
      В  минуты  крайнего отчаяния Акопуло не раз  спрашивал
себя, уж не карают ли его Боги за то, что он так и не принял
сан,  хотя уже давно стремился к этому. Безусловно, из  него
вышел бы отличный священник. Возможно, через несколько  лет,
когда  Шанди  благополучно утвердится на  престоле  и  будет
меньше  нуждаться в руководстве, Акопуло сумеет  осуществить
свою  давнюю мечту. Церковь примет его с радостью, и,  может
быть, вскоре он станет епископом.
      Заметив,  что  его взгляд слишком долго  устремлен  на
бушующие  зеленые волны, Акопуло вернулся на  свое  место  и
постарался  как  можно аккуратнее пригладить редкие  волосы,
давно нуждавшиеся в стрижке.
      Капитан  склонился  над столом,  закрыв  лицо  руками.
Наконец  он  поднял  голову. Его взгляд был  мрачен.  "А  не
слишком-то  здесь  весело", - подумал Акопуло.  Приглушенная
песня матросов нагоняла на него тоску. Акопуло решил, что не
станет задерживаться на этом корабле.
      -  Ну,  капитан, - весело спросил он, - где вы сможете
меня высадить?
     - Мы отправляемся домой, на острова Керита, отец.
      Акцент капитана резал слух, несмотря на явное старание
использовать   литературный  язык  импов,   вместо   грубого
диалекта, который был в обиходе у матросов.
      Акопуло  хотел уже объяснить, что он не священник,  но
тут снова заговорил капитан:
      - Надеюсь, нам встретится какое-нибудь торговое судно,
которое   сможет  взять  вас  на  борт.  -  Тритон  печально
улыбнулся и добавил:
     - Для нас открыты только порты островов Керита!
      -  Хм!  -  Этого Акопуло не предусмотрел. - Тогда  вы,
наверное,  сможете высадить меня в каком-нибудь  необитаемом
месте?
     Капитан нахмурился:
     - В Илрэйне? Но эльфы не слишком любезны с чужаками.
     - Нет! Только не Илрэйн! Никаких эльфов!
      Акопуло вздрогнул и отер с лица пот. Ему действительно
нужно   лечь.  Из-за  усиливающейся  тошноты  он  с   трудом
вспоминал  географию... Конечно, между Сисанассо  и  Керитом
был  только  Илрэйн,  и там негде даже  раздобыть  приличную
одежду.
      Тритон  попытался  улыбнуться, но  его  улыбка  больше
напоминала гримасу.
     - И мы никак не можем взять вас с собой.
      -  О,  я  думаю,  что человека моего  возраста  нечего
опасаться, - скромно ответил Акопуло.
      Даже  в  молодости  его не обуревали  страсти.  Он  не
слишком  интересовался женщинами. Единственный  раз  Акопуло
занимался любовью, когда ему было пятнадцать лет, но испытал
при  этом  только  смущение и с тех  пор  избегал  искушений
плоти, относясь со сдержанным презрением к тем, кто поддался
соблазну: ведь для воздержания нужна только сила воли.
     Корабль закачало сильнее, и пение стало еще медленнее и
печальнее.  Вдруг  раздался вопль.  Так  кричат  только  под
пыткой! Акопуло даже подскочил. Капитан мучительно застонал,
хотя,  казалось,  не  был удивлен. Затем послышался  другой,
более долгий крик.
      -  Мы сделаем для вас все, что сможем, отец, даже если
нам  придется  отвезти  вас  в  Зарк.  Но  сейчас  мы  очень
нуждаемся в вашей помощи.
     - Вообще-то я не...
      Пот,  струившийся  ,  по лицу Акопуло,  вдруг  заметно
похолодел.
     - В моей помощи?..
     Тощий моряк вздохнул:
      - Богам ничего не стоит облегчить самые страшные муки.
Несомненно, это по их воле мы встретились в трудную для  нас
обоих минуту.
     Раздался новый крик, еще более громкий. Что за пытка!
     - В трудную минуту, капитан?
     Голубые брови поднялись.
     - Только в самом крайнем случае, когда угрожает ужасное
бедствие, корабли тритонов заходят в чужие порты,  отец.  Мы
отважились рискнуть, чтобы раздобыть священника.
      Акопуло  едва не онемел от потрясения. Как он  мог  не
предусмотреть подобного поворота событий?
     Тритону явно не сиделось на месте.
      -  Боги в своей премудрости наслали на нас беду.  Один
юноша,  который  плывет  с  нами,  умирает  и  нуждается   в
утешении.
      Акопуло пробормотал что-то подобающее обстановке, хотя
в   голове   у  него  царила  неразбериха.  Он  должен   был
сообразить,  что  появление тритонов  в  Исноссе  добром  не
кончится   -  обезумевшие  от  похоти  тритоны  и  одержимые
`%"-.abln фавны примутся убивать друг друга, да и женщины  в
стороне  не  останутся. Акопуло следовало бы знать,  что  ни
один  капитан в здравом уме не станет по пустякам  рисковать
собой и матросами, и весьма неразумно объяснять ему, что  он
понапрасну подвергал опасности свой экипаж.
     Понурив голову, тритон тихо проговорил:
     - Мой сын! Мой младший сын!
      -  Благо  вездесуще, - пробормотал  Акопуло,  -  нужно
только видеть его.
      Поразмыслив  несколько минут, он  припомнил  бы  сотни
других цитат, способных утешить скорбящего отца.
      - Вы пойдете к нему, отец? - спросил моряк, поднимаясь
со своего места.
     - Я бы хотел знать подробности, - сказал Акопуло и чуть
не добавил: "Сын мой".
     Капитан снова сел, не глядя на гостя. Серебристые глаза
тритона заблестели ярче, словно на них проступили слезы.
      - Мы грузили песок на корабль. Я много раз высаживался
на  том  пляже и ни разу не встречал там ни души, но в  этот
раз  из  лесу  вышла  женщина. -  Скорбно  покачав  головой,
капитан продолжил:
      -  В  ней не было ничего особенного - не молода  и  не
красива,   обычная  женщина,  которая  собирает  на   берегу
моллюсков, но матросы тут же побросали лопаты и кинулись  за
ней. И это естественно...
      -  Э...  естественно? - пробормотал Акопуло, с  трудом
скрывая отвращение.
      -  Нам  еще, я думаю, повезло, - вздохнул  капитан.  -
После такой встречи редко кто выживает. Спасибо, спас ветер.
     - Боюсь, я не понимаю. Ветер?
      -  Об этом редко упоминают, - продолжал тритон,  -  но
ветер имеет большое значение.
      Акопуло снова обратил внимание на замеченный им  ранее
приторный запах. Неужели так пахнет от тритонов?
      Будь  Акопуло  женщиной, привлек бы его  такой  запах?
Неужели  женщины бросались бы на него, если б  от  него  так
пахло? Какая гадость!
      -  Женщина увидела опасность, - продолжал моряк,  -  и
обратилась  в  бегство.  Ветер дул  ей  в  лицо,  иначе  она
бросилась  бы  в другую сторону. Как только она  скрылась  в
лесу,  ветер  изменил направление, старые матросы  пришли  в
себя  и  попытались образумить молодежь. В драке мой младший
сын  получил удар ножом. Ему только шестнадцать  лет,  отец!
Что я скажу его матери?
     Капитан всхлипывал, закрыв лицо руками.
      Акопуло  чуть не разрыдался. Ну почему его  угораздило
влипнуть  в  такую  историю из-за шайки дикарей,  охваченных
звериной  похотью?!  Впрочем, безумная  ревность,  вызванная
присутствием тритонов, не считается грехом. Ни  церковь,  ни
законы  Империи  за нее не карают. Акопуло следует  скрывать
свое мнение по этому поводу.
      -  Но  и  другой мой сын тоже нуждается в утешении,  -
пробормотал капитан.
      -  Что  с  ним?  - спросил Акопуло, с  каждой  минутой
gc"ab"co себя все хуже.
     Тритон поднял заплаканное лицо:
     - В припадке безумия он ударил брата ножом в спину.
      -  И ты хочешь, чтобы я уговорил его приободриться,  -
чуть не завопил Акопуло, но вовремя сообразил, что в этом  и
заключается обязанность священника.
      Капитан  рискнул  всей командой,  чтобы  пригласить  к
сыновьям  священника,  и  если Акопуло  признается,  что  он
самозванец, его тут же выкинут за борт.
      Значит, ему придется разыгрывать комедию, прикидываясь
священником,  утешая  умирающего и  ободряя  раскаивающегося
преступника.  Это  святотатство,  грех,  считавшийся   более
серьезным, чем убийство.
      Акопуло,  осознав все это, похолодел. Не  правда,  что
Боги  говорят загадками. Их всегда поймут те,  у  кого  есть
воля  и  отвага,  чтобы слышать. Акопуло  почти  никогда  не
испытывал  затруднений в выборе правильного образа действий.
Вот и теперь он прекрасно понял волю Богов.
     Акопуло прогневал Богов, незаконно облачившись в одежду
священника.  Теперь они требуют, чтобы он  продолжал  обман,
лишив  его  возможности снять облегчение. Нет, наказание  не
окончилось - оно еще только начинается.
     Сложив руки, Акопуло смиренно склонил голову и произнес
краткую  молитву.  Он дал обет: если благополучно  достигнет
земли, то вспомнит о своей юношеской мечте и примет сан - да
будет  на  то милость Богов! - а пока постарается  приносить
пользу на этом корабле.
     Приняв такое решение, Акопуло почувствовал себя гораздо
лучше.  Его  совесть и желудок успокоились, и он  без  труда
вошел в роль священника.
      -  Отведи  меня  к  ним, сын мой,  -  обратился  он  к
капитану.

                              3

      В  Хабе  царил  беспорядок.  Беженцы,  спасавшиеся  от
гоблинов,  наводнили столицу. Ужас и голод правили  улицами,
болезни  и  преступность процветали в закоулках.  На  помощь
городской страже вызвали XX легион, но было почти невозможно
поддерживать   порядок  в  городе.  Каждая  ночь   озарялась
пожаром,   каждый   день  ознаменовывался   мятежом.   Народ
проклинал  смотрителей  и  нового императора.  Предсказывали
всевозможные катастрофы в наступающем тысячелетии. Некоторые
мечтали о новой династии.
     В 2999 году праздник Закона отмечался довольно скромно,
но этому дню суждено было надолго остаться в истории города.
Быстро  распространилась молва о том, что  накануне  вечером
император   лично  предрек  неизбежное  поражение  гоблинов.
Голодные  толпы  воспрянули духом и возбужденно  говорили  о
возвращении домой.
     Безоблачное небо сулило прекрасный день. Но на рассвете
мощный   взрыв   прогремел  там,  где   пересекались   улицы
Корзиночников  и  бульвар  Арава.  Многочисленные   пешеходы
погибли  от  ожогов  или были засыпаны  обломками  рухнувших
$.,.".  Мгновение  спустя еще более мощный  взрыв  уничтожил
ботанический  сад,  примыкавший к  Опаловому  дворцу.  Затем
взлетел на воздух мост через Старый канал.
      Взрывы  продолжались  несколько минут.  Многочисленные
обломки  дождем сыпались на город. Рушились  дома  и  храмы.
Столбы   дыма   устремлялись  к  небу.   Обезумевшие   толпы
беспорядочно  метались,  множа  число  жертв  и  разрушений.
Катастрофа закончилась так же неожиданно и загадочно, как  и
началась. Число жертв достигло примерно пяти тысяч -  точнее
подсчитать   не  удалось.  Много  дней  уцелевшие   горожане
пытались  выкопать  пострадавших  из-под  развалин.  Никаких
официальных  объяснений не последовало, но всем  было  ясно,
что без волшебства не обошлось. Несомненно, во всем виноваты
смотрители. Пусть не они вызвали катастрофу, но  зато  и  не
воспрепятствовали ей. Народ проклинал смотрителей,  а  самые
отважные устроили демонстрацию перед их дворцами.
      К  концу  дня  император и его жена посетили  наиболее
пострадавшие районы. Правящая чета ехала в открытом экипаже,
запряженном    восьмеркой   черных    лошадей.    Императора
сопровождали   конные  гвардейцы.  Несмотря  на   подспудное
ворчание,  импы  хранили  верность  властям,  и  приветствия
звучали так же громко, как и всегда.
      Народ  принял  нового императора,  хоть  и  скорбел  о
покойном  Эмшандаре.  Новый  правитель  был  великолепен   в
золотых  доспехах и шлеме с бордовыми перьями, но прекрасная
юная императрица прямо-таки очаровала толпу. Ослепительная в
своем  простом  черном платье, бледная  и  печальная  Эшиала
покорила  сердца всех мужчин и многих женщин.  Императорская
семья не произнесла речей и не покинула экипажа. Император и
его жена осматривали развалины, время от времени заговаривая
с  руководителями  спасательных работ, и  ехали  дальше.  Но
этого было достаточно. Само их присутствие свидетельствовало
о  том,  что правителю не безразлична эта катастрофа.  Сухие
глаза провожали его карету.
      Полный мужчина, одетый грязно, но роскошно, смотрел им
вслед широко открытыми, полными ужаса глазами.
      Оставаясь  незамеченным в толпе, окружившей  рухнувший
храм  Любви, лорд Ампили совершенно случайно увидел правящую
чету.  Он прокладывал себе путь домой, пешком возвращаясь  с
пышного  праздника в честь дня рождения сенаторши Ишипол.  В
разгар  этого  блестящего  пиршества  Ампили  похитили.  Как
оказалось,  с ним пожелал побеседовать Чародей  Олибино.  На
рассвете Ампили отпустили на все четыре стороны, а несколько
минут  спустя у него под угрозой ножа отобрали все ценности:
деньги,  кольца, даже сапоги и золотые украшения с  камзола.
Он  с радостью отдал все, лишь бы остаться невредимым. С тех
пор лорд шел босиком. Его терзали сомнения.
      Ампили лучше всех знал, что в этом массовом разрушении
повинны  смотрители  или, по крайней мере,  один  из  них  -
свергнутый Чародей Олибино.
      Но даже Ампили, как он этого ни хотел, не мог выведать
подробностей.    Бывший   Смотритель   Востока,    вероятно,
вознамерился бросить вызов Всемогущему. Они оба  или  кто-то
из  них и вызвал разрушения, причем один погиб при этом,  и,
".',.&-.,  проигравшим  оказался  Олибино.  Ампили  не   мог
понять,  к  чему  стремился и чего надеялся добиться  бывший
Смотритель Востока.
      Впрочем, у него слишком много собственных забот, чтобы
волноваться  из-за  Олибино.  Город  переполнен  голодающими
крестьянами.  Даже  после того как лорда  ограбили,  к  нему
продолжали  приставать головорезы. Рано  или  поздно  какая-
нибудь  банда убьет его, чтобы сорвать злость. У  Ампили  не
было  ни друзей, ни денег. Он мог укрыться только во дворце,
но там его подстерегала еще более серьезная опасность.
     Чары Сговора больше не действовали на Ампили. Олибино и
его  сторонники сняли магическую завесу с его глаз.  Они  же
наложили на Ампили защитное заклятие, но предупредили, что и
на близком расстоянии чары обнаружатся, а это значит, что во
дворце ему долго не продержаться.
      Лорд  слонялся  по городу до тех пор,  пока  голод  не
укрепил его решимость. По крайней мере, во дворце он  сможет
поесть,  а  на  сытый желудок легче бороться  с  опасностью.
Итак,  Ампили  решительно прокладывал себе путь  во  дворец,
пока  не увидел дымящиеся руины храма Любви. Это было  самое
большое,  самое  богатое святилище в  городе.  И  несомненно
самое  популярное.  Даже днем в этом храме  толпился  народ.
Легионеры  следили,  как рабочие выносят тела.  Искалеченные
трупы,  преимущественно  женские,  блокировали  дорогу.  Нет
сомнений, что погибло множество людей.
      Некоторое  время Ампили взирал на эту  ужасную  сцену,
стараясь  как следует все запомнить, чтобы потом  занести  в
свой   дневник.  Вдруг  он  услышал  приветственные   крики,
извещавшие о приближении правящей четы.
      Именно  в  этот  момент притаившийся  у  двери  Ампили
испытал  самое глубокое потрясение за весь день. Из-за  спин
стоявших в оцеплении гвардейцев лорд видел императора и  его
жену.   Он  разглядел  офицеров  и  чиновников,  почтительно
отвечавших  на  вопросы  правителя.  Ампили  проследил,  как
экипаж  продолжил свой путь, и сквозь плотную завесу  страха
вновь услышал приветственные крики.
      Ампили  отчетливо видел эту царственную и  грациозную,
невозмутимую и озабоченную пару. Шанди и его жена.  Эмшандар
V  и императрица Эшиала. Нет, это были Эшия и Эмторо, сестра
Эшиалы и двоюродный брат Эмшандара.
      Вот  уже  несколько месяцев Ампили знал, что эти  двое
самозванцев  играют роль императора и его жены, но  коварное
заклинание вводило его в заблуждение, заставляя думать,  что
ему ничего не известно об этой подмене. Прошлой ночью Ампили
с  помощью Олибино лишился этой иллюзии. "Интересно, как  им
удается  этот  трюк", - спрашивал себя Ампили,  когда  страх
ненадолго покидал его.
     Может быть, Эмторо вообразил себя императором, а Эшия -
собственной  сестрой?  Вольно  или  невольно  оказались  они
марионетками в руках Зиниксо?
      Теперь  Ампили знал точно: Эшия и Эмторо - марионетки.
Они понимают, что происходит, но не могут этому помешать, не
могут  не подчиняться приказам. Оба совершают предательство,
и  знают  об  этом,  но  иного выхода им  не  дано.  Следует
/.&  +%bl,  а  не презирать этих людей, которых  переполняют
отвращение и страх. Ампили слышал их слова, но лица выражали
совсем  обратное.  Эшия и Эмторо близки к помешательству,  и
это неудивительно.
      Более  того,  один  из кучеров был дварфом,  а  другой
етуном,  но  оба выглядели импами. Двое гвардейцев,  ехавшие
рядом  с экипажем, оказались настоящими импами, но и на  них
была   магическая  личина.  Должно  быть,  все   четверо   -
волшебники,  вступившие  в Сговор. Не  исключено  даже,  что
дварф - сам Зиниксо.
     Ампили, шатаясь, побрел прочь. Теперь он видел обман. И
все  из-за  Олибино.  Чародей сдернул с его  глаз  волшебную
завесу и приказал правдиво описать все, что лорд увидит.
      Прекрасно!  Теперь Ампили видит события в их  истинном
свете. Но если император пригласит его на обед или на  прием
-  такое  иногда случается, а теперь станет повторяться  еще
чаще,  раз  срок официального траура прошел, - Ампили  будет
видеть,  что за образом Шанди скрывается Эмторо.  Сможет  ли
лорд   утаить   свои   чувства?  Поблизости   всегда   будут
волшебники, которые заметят колдовство.
      Возможно,  Ампили встретит Зиниксо,  когда  тот  будет
невидимым  для остальных. Он же выдаст себя с головой  своей
реакцией.
      Большую  часть жизни лорд Ампили провел  при  дворе  и
прекрасно  научился  скрывать  свои  подлинные  чувства.  Но
выйдет ли из Ампили хороший актер? Да или нет? Если нет,  то
ему не продержаться долго. Так да или нет?

                              4

     Неугомонный океан затих. Чуть заметно дул ветер.
      "Дочь моря" легла в дрейф, чуть покачиваясь на волнах.
Даже  скрип досок был почти не слышен. Низко висящая в  небе
ущербная  серебристая  луна  отражалась  в  море.  Маленький
фонарь  бросал  оранжевый  свет  на  страницы  молитвенника.
Священник  читал  заупокойную  молитву.  Притихшие   матросы
слушали, не проронив ни звука. Капитан Ко-ну уже не стыдился
слез, зная, что в темноте их никто не увидит.
     Священник закрыл молитвенник и погасил фонарь.
      -  В этот момент мы обычно произносим надгробную хвалу
покойному,  -  заговорил  он  медленно  и  отчетливо,  чтобы
матросам  не мешал его акцент. - Но, полагаю, мне нет  нужды
говорить вам о вашем усопшем товарище. Даже я, знавший юношу
лишь  несколько часов, был тронут его добродетелью. Я видел,
как  этот  почти  еще мальчик терпел боль  с  мужеством,  не
свойственным столь юному возрасту. Слышал, как он, нимало не
колеблясь,  простил  своего  убийцу,  признав,  что  в   его
поступке не было греха.
     Кто-то начал всхлипывать.
      - Говорю вам, что Добро стало сильнее, благодаря жизни
этого  юноши.  Уверен,  что Богам не придется  долго  решать
дальнейшую  судьбу Во-пу-Эла. Он отправляется  на  последний
суд, перед которым нам всем суждено предстать, когда пробьет
наш  час.  Наш  долг - грешить как можно меньше  и  всемерно
a/.a.!ab"." bl укреплению Добра, взяв за образец жизнь Во-пу-
Эла.
     Волны тихо ударялись о борт корабля. Священник старался
говорить как можно мягче. Джи-эл ударил по струнам ситара, и
матросы  запели прощальную песнь. Ко-ну вытер  глаза,  чтобы
видеть,  как его старшие сыновья взяли носилки,  на  которых
покоился  их  облаченный в саван младший брат, и  подошли  к
лееру.
     - Прощай, брат, - громко сказал Акопуло, завершая обряд
похорон.  -  Боги ждут тебя, а мы последуем за тобой,  когда
наступит наш срок. Мо-пу и По-пу наклонили носилки.  Матросы
запели  громче, заглушив плеск воды. Во-пу, еще одна  жертва
древнего проклятия, отправился в последний путь.
      Мгновение  братья стояли, опустив головы, затем  Мо-пу
опустил носилки на палубу.
     Священник под