ла на мужа.
   - Отчего такая настойчивость? Ты что, купил сад?.. Или занялся поставками
фруктов?.. Ладно, так и быть. Я возьму пару вишен, но только для того, чтобы
носить их в ушах как серьги.
   Бриз осторожно подал ей белую фарфоровую чашку. Плам отвела от ушей  свои
короткие рыжие волосы и запустила руку в чашку.
   - Ой, что это здесь?
   - С Новым годом, дорогая. - Бриз наклонился и поцеловал ее в  белоснежную
шею. Плам засмеялась.
   - Ты заинтриговал меня... - Она с удивлением достала из  чашки  тисненную
золотом бордовую коробочку для драгоценностей-- Что в ней. Бриз?
   - Ничего такого, чего бы ты не заслуживала, - гордо признался он.
   Плам открыла коробочку.
   - Я не верю своим глазам! - В руках у нее появилось кольцо с бриллиантом.
Казалось, что камень вбирал в себя весь неяркий свет комнаты  и  многократно
его усиливал, сияя то голубыми, то оранжево-желтыми бликами.
   Плам надела кольцо на палец и вытянула руку,  с  восхищением  разглядывая
бриллиант.
   - Ослепительно! как раз ногти у меня в  порядке.  -  Обычно  не  покрытые
лаком и коротко остриженные, ногти на ее маленьких огрубевших руках  хранили
следы краски.
   - Это в честь выдвижения тебя на итальянскую выставку. Я страшно  горжусь
тобой-- Бриз поцеловал ее в макушку. - Конечно, он не такой крупный,  как  у
Сюзанны...
   - У Сюзанны он огромный до  неприличия.  Это  не  украшение,  а  вложение
капитала. - Плам обвила руками шею Бриза.
   Бриз с улыбкой высвободился из ее объятий и посмотрел на кольцо.
   - Мы так и не собрались купить обручальные кольца...
   - Я сказала, что предпочла бы джип, и ты преподнес мне его,  -  напомнила
Плам.
   - Да, ты оказалась самой обыкновенной практичной и приземленной кошечкой.
   - В таком случае после завтрака я, возможно, нарушу свой новогодний обет.
- И она поведала о том, как подшутила над Сюзанной в туалете ресторана. Бриз
хохотал от души. По молчаливому согласию они  не  вспоминали  о  голландском
натюрморте Сюзанны, чтобы не омрачать себе новогоднее утро.
   Еще раз взглянув с восхищением  на  кольцо,  Плам  вдруг  заколебалась  и
повернулась к Бризу.
   - Дорогой, а ты уверен, что можешь позволить это... в данный момент?
   - Вполне. Я получил неплохой гонорар от Клео Бригстолл. - Бригстоллы тоже
были приглашены в русский ресторан, но у Клео в последний момент  обострился
гайморит, и ей пришлось отказаться от приглашения. Сдержанная двадцатилетняя
Клео, работавшая на  городской  бирже,  была  замужем  за  подающим  надежды
адвокатом, чьи доходы пока еще были невелики, но он  имел  все  шансы  стать
совладельцем фирмы, занимающейся защитой авторских прав. Бриз знал, что Клео
никогда не потратит лишний пенни и не купит большую картину, которую  трудно
перепродать. - К  тому  же  Виктор  помог  мне  заключить  неплохую  сделку,
связанную с алмазами, - добавил Бриз.
   - Так вот о чем шла речь на заднем сиденье лимузина. Но это, наверное, не
обошлось  тебе  просто  так.  -  Бриллиант  на  руке   Плам   вспыхивал   то
сине-зеленым, то желтым светом, а  в  голосе  слышалась  обеспокоенность.  -
Насколько мне известно, тебя тревожил возможный выход Стайнерта.
   Джеффри Стайнерт был опорой Бриза. Он был также его бывшим тестем. В 1972
году, будучи двадцатисемилетним  ассистентом  в  галерее  Пилкингтона,  Бриз
умыкнул у Стайнерта его единственную  дочь,  девятнадцатилетнюю  Джеральдину
Анну, против воли ее родителей. Помирившись в  конце  концов  с  родителями,
Джеральдина Анна уговорила отца, владевшего  целой  империей  собственности,
предоставить Бризу капитал для открытия собственной галереи  на  Корк-стрит,
где сосредоточены лучшие в Лондоне художественные салоны.
   В 1976 году  Джеральдина  Анна  опять  сбежала,  на  этот  раз  со  своей
сожительницей Эйлин, чтобы поселиться с ней в колонии лесбиянок  на  острове
Ивиса. Гнев и позор объединили Стайнерта с Бризом, который представил ложные
основания для развода, чтобы избежать скандала. Стайнерт,  в  свою  очередь,
согласился оставить  в  его  распоряжении  свои  капиталовложения.  В  конце
семидесятых и в восьмидесятых годах эти вложения давали ему  немалый  доход,
поскольку цены на картины постоянно росли, но  после  катастрофы  девяностых
Стайнерт решил как можно скорее вернуть свой капитал,  не  создав  при  этом
серьезных финансовых проблем для Бриза. И вот уже долгое время они регулярно
встречались и обсуждали  вопрос  о  том,  какие  проблемы  Стайнерт  считает
серьезными.
   - Я бы не хотела, чтобы ты  тратил  на  меня  такие  деньги,  -  смущенно
проговорила Плам.
   - Я не знаю, что ты хочешь сказать этим. - Голос  у  Бриза  напрягся.  Он
встал и заходил по комнате, глубоко засунув руки в карманы халата.
   - Нет, знаешь.
   Бриз всегда злился,  когда  она  упоминала  об  этом,  но  втайне  ужасно
страшился остаться без денег. По ночам его преследовал кошмар, где он  видел
себя больным, нищим и погрязшим в долгах стариком, которого ждала смерть  от
недоедания и переохлаждения. И Плам знала, откуда эти кошмары.
   После того как его деда, фермера-арендатора, сразил артрит и  он  перешел
со своей женой на попечение сына - отца Бриза,  семья  постоянно  испытывала
нужду. Маленького Бриза за плохое поведение в ту пору  наказывали  тем,  что
лишали карманных денег. В таких случаях отец мрачно говорил ему: "Тебе лучше
усвоить, что, если ты получил немного денег, это вовсе  не  значит,  что  ты
сможешь удержать их".
   Бриз усвоил  это  и  стал  шарахаться  в  денежных  делах  от  чрезмерной
самоуверенности до маниакального беспокойства на грани паники. Он  тщательно
скрывал это от всего мира, но Плам знала о его нервных метаниях на  рассвете
по спальне после бессонной ночи. Ей не раз приходилось тормошить его посреди
сна, чтобы  вырвать  из  кафкианских  видений,  полных  банкротств,  долгов,
налоговых агентов, похлопывающих его по  плечу,  и  банковских  служащих,  с
визгом указывающих на тюрьму. Иногда после  этого  он  вдруг  скрючивался  и
хватался руками за живот, как при невыносимой боли, избавить от которой  его
мог только разговор с его бухгалтером.
   Плам впервые встретилась с бухгалтером после одного из  таких  приступов.
Сидни, крупный мужчина с вкрадчивым голосом, был предельно лаконичен.
   - Навязчивый страх бедности, вот и все, - пояснил он. - У Бриза пока  нет
причин для беспокойства.  Когда  не  имеешь  своего  капитала,  единственный
способ начать собственное дело - влезть в долги. - А про себя  подумал,  что
если человек не переносит жару, то ему лучше убраться из кухни.
   Вспомнив слова Сидни, Плам с надеждой взглянула на  Бриза.  Он  сидел  на
краю кровати и с ожесточением поедал вишню.
   - Не беспокойся, Плам. Я могу это себе позволить.
   - Тогда это чудесный подарок от  столь  же  чудесного  мужчины,  -  мягко
проговорила она. - И теперь я определенно нарушу свое новогоднее намерение.

***

   В  полдень  Бриз  решил  пробежаться   по   Центральному   парку,   чтобы
взбодриться.
   А Плам опять прилегла на подушки, потянулась и зевнула.
   - Держись подальше оттого подземного перехода, где в кино  всегда  грабят
людей. Каждый раз, когда я вижу на экране направляющуюся туда жертву, я хочу
крикнуть, как публика в викторианском театре, предупреждающая  героиню,  что
впереди ловушка: "Нет! Не делай этого! Там опасность!"
   Бриз засмеялся. Заметив подсунутый под дверь  листок,  он  поднял  его  и
прочел вслух:
   - "Ма, не звони нам, мы позвоним сами. Вернемся не раньше  шести  вечера:
такси поймать невозможно, так что приходится идти на Спринг-стрит пешком".
   - По такому снегу! С  бронхитом  Макса!  О  боже,  как  я  не  догадалась
позаботиться о лимузине для них...
   - Нет, этого не  следовало  делать,  Плам.  Неслыханно,  чтобы  подростки
появлялись в Гринвич-Виллидж на лимузинах. Не будь такой мамой-наседкой. Эта
роль не для тебя. - Обернувшись в дверях. Бриз усмехнулся. - Кроме того,  ты
опоздала. Не забывай, что Тоби уже девятнадцать, а Максу - шестнадцать.
   - Семнадцать.
   - Словом, они достаточно взрослые, чтобы самим позаботиться о себе,  даже
в Нью-Йорке. - Посвистывая, Бриз удалился.
   Плам тут же погрузилась в пучину материнских угрызений совести. Эта  роль
не для нее?.. Конечно, голова у нее не занята  детьми  все  двадцать  четыре
часа в сутки, но она  не  такая  уж  плохая  мать.  Если  судить  по  меркам
предыдущих поколений, которые сидели дома и пекли пироги, то  сейчас  вообще
нет хороших матерей. Чего уж  тут  хотеть?  Новоявленной  Мэри  Поппинс?  "Я
делала все, что могла", - говорила сама себе Плам. А что ей еще  оставалось?
Ведь, в конце концов, во всем, что случается, всегда виновата мать.
   Но если отца нет, то его нет, и ты не можешь воспитывать детей  так,  как
если бы он был. В детстве мальчики не отличались дисциплинированностью. Плам
в свое время решила, что чем меньше  правил,  тем  меньше  нарушений  и  тем
меньше положенных  за  них  наказаний,  которые  она  все  равно  не  сможет
осуществить на практике. Ведь не  могла  же  она  сказать:  "Вот  подождите,
придет отец, он вам покажет".
   И если уж мать вынуждена работать, тут никуда не денешься,  у  нее  будет
постоянное чувство вины, особенно когда  ей  нравится  ее  работа.  Впрочем,
детям знать об этом не обязательно. Но, если  они  сами  догадаются  о  том,
насколько это ее беспокоит, в их руках оказывается мощное оружие - тогда они
будут делать матери больно, когда им  заблагорассудится,  демонстрируя  свою
власть над ней. Что они и делали.
   Плам   всегда   утешала   себя   тем,   что   из   тихих,   послушных   и
дисциплинированных детей, как правило, вырастают хлюпики,  в  то  время  как
сорванцы обычно становятся интересными и предприимчивыми людьми. А если тебе
нужен хороший мужчина, воспитай своего собственного.
   Она  поднесла  к  глазам  наручные  часы,  которые  Макс  подарил  ей  на
Рождество. На их совершенно черном циферблате не было цифр, и  Плам  уже  не
раз убеждалась, что по ним легко ошибиться на целый час в любую сторону.
   Приближалось время, когда ей надо было звонить матери.  В  Портсмуте  уже
семь утра. Мать, наверное, готовит свой поднос с  утренним  чаем  на  кухне,
которая была точно такой, какой запомнилась Плам в раннем детстве.

***

   - Мам! Открывай! Это мы!
   Плам вскочила с кровати, набросила кремовый кружевной пеньюар и  кинулась
открывать дверь.
   - Когда видишь маму, целуй ее! - Макс шагнул вперед, обвил  ее  руками  и
прижал к себе так, что Плам стало трудно дышать.
   Тоби сзади бубнил:
   - С Новым годом, несравненная!
   Как большинство подростков, они не  нуждались  в  постоянной  материнской
опеке. У них была своя жизнь. Они, безусловно, любили ее,  но  с  годами  их
отношения стали какими-то искусственными. Плам, утратившая лидерство в  этой
компании, угадывала  их  подсознательное  стремление  делать  вид,  что  все
осталось по-прежнему. Конечно, они оставались ее мальчиками, и все же ей они
больше не принадлежали. Они отдалились от нее,  не  делились  больше  своими
секретами, хотя и надеялись, что ей известны  их  страхи,  и  искали  у  нее
утешения.
   Они не заметили ее нового кольца с бриллиантом, поэтому она подняла  свою
маленькую руку и, как это делала Сюзанна, развела в стороны пальцы.
   - Посмотрите, что мне на Новый год подарил  Бриз!  Сыновья  взглянули  на
кольцо.
   - Здорово! - вежливо сказал Тоби и направился к телевизору.
   Макс тоже изобразил восхищение:
   - Экстра!
   Плам было ясно, что ее единственный сверкающий бриллиант не  произвел  на
ребят никакого впечатления. Ну  а  на  что  она  рассчитывала?  Ведь  кольцо
старомодно, скучно и неоригинально. Вот если бы оно было серебряное, да  еще
с дьявольским черепом и костями...
   Тоби нажимал кнопки телевизора. Темные волосы непослушными прядями падали
на тонкое и выразительное лицо. "Он очень похож на своего отца", -  подумала
Плам  К  счастью,  у  Тоби  не  было  того   неприятного,   придирчивого   и
раздраженного выражения, которое неизменно присутствовало на  лице  Джима  в
последнее время. А может быть, оно и всегда было, но она не замечала  этого,
потому что любила его и видела только то, что хотела видеть?
   Светлые серые глаза Тоби слипались, он потер их и, прогоняя сон,  яростно
тряхнул головой и в очередной раз переключил телевизор на другую  программу.
На экране  появилась  поп-звезда  -  экстравагантная  Мадонна.  В  предельно
открытом платье из красного  атласа,  увешанная  бриллиантами  и  окруженная
танцорами в смокингах, она провозглашала: "Мы живем в материальном мире, и я
материальная девушка".
   Макс встрепенулся и, подперев кулаками подбородок, уставился  на  пародию
на Мэрилин Монро. Он был  копией  своей  матери  -  длинная  шея,  маленькая
голова, такие же огромные синие глаза и копна рыжих волос.
   Плам наблюдала, как чувственная девица старается  шокировать  публику.  В
отличие от Мэрилин, которую хладнокровно эксплуатировали  другие,  эта  дива
эксплуатировала свою сексапильность сама, и  довольно  ловко.  Испокон  веку
доходы от  эксплуатации  женской  сексуальности  принадлежали  исключительно
мужчинам. Мадонна же стала первой секс-звездой, которая полностью  прибирала
их к своим рукам. "Не потому ли, - подумала Плам, - мужчины в  расцвете  лет
так истерически отвергают умеренную порнографию  Мадонны,  не  возражая  при
этом против индустрии порнографической чернухи?"
   - Пора звонить бабушке. Выключите телевизор, - сказала Плам, думая о том,
счастлива ли Мадонна. Или ее жесткий график восхождения к славе не оставляет
для этого времени?
   Мальчики рассеянно кивнули, продолжая сверлить глазами экран.
   - Выключите его, ребята! - повторила Плам. -  Вы  знаете,  старики  очень
расстраиваются, когда нет долгожданного звонка.
   Ее сыновья еще раз согласно кивнули, но так и  не  пошевелились.  Мадонна
давала интервью. Телевизионный  ведущий  с  маслеными  глазками  заискивающе
говорил:
   - Мужчин очень страшат сильные женщины, не так ли?
   - Это их проблемы, - небрежно отвечала Мадонна. - Я иду на риск,  поэтому
хочу главенствовать.
   Плам сама выключила телевизор и, набирая номер в Портсмуте, подумала, как
рада будет мать, когда узнает о кольце с бриллиантом. Мать любила  украшения
и при удобном случае увешивала себя всем, чем можно. Плам решила, что завтра
у "Тиффани" она купит что-нибудь для матери. Той  особенно  нравились  синие
шкатулки в виде утиных яиц.
   Макс выхватил трубку.
   - Привет, дед, у меня есть для тебя загадка. В чем разница между  раем  и
адом?.. Нет, так неинтересно, ты должен попытаться... Нет...нет...  Тогда  я
скажу тебе. В раю все полицейские - англичане, все повара  -  французы,  все
бухгалтеры - швейцарцы, все военные - немцы, а все любовники -  итальянцы...
Это не смешно, потому что я не подошел еще к сути, дед..,  ну  а  теперь  ты
сбил меня.
   Тоби отнял у него трубку.
   - В аду все полицейские - немцы, все повара - англичане,  все  военные  -
итальянцы, все бухгалтеры - французы, а  все  любовники  -  швейцарцы...  Мы
запомнили все это специально для тебя.
   Плам  усмехнулась  и  отобрала  у  них  трубку.  В  конце  разговора  она
неуверенно спросила у отца, знает ли он  что-нибудь  о  том,  как  выйти  на
изготовителя фальшивой картины. Не уточняя у  нее  ничего,  мистер  Филлипс,
бывший сотрудник таможенной службы, откашлялся и сказал поучительно:
   - Чтобы выйти на преступника, надо проследить за тем,  куда  возвращаются
деньги.
   "Легко сказать, - подумала Плам. - Лучше я поговорю об этом с Дженни".

***

   Дженни пила кофе в постели. Она протянула руку и зевнула.
   - Завтрак в кровати! В "Ритц-Карлтоне"! Ты так великодушна ко мне,  Плам.
Мне нравится насладиться иногда блеском великосветской жизни! Кстати, ты еще
не звонила бедной Лулу?
   - Нет еще. Никак не решусь - ты же знаешь, какой  бывает  Лулу  во  время
новогодних  праздников.  -  Плам  наклонилась  и  подняла  с   пола   серого
игрушечного ослика величиной с кошку. - А это не портит блеск великосветской
жизни? - поинтересовалась она и бросила потрепанную игрушку  Дженни.  -  Как
повеселились на танцах в "Неллзе"? - На самом деле Плам хотелось узнать, как
у нее все происходило с Лео.
   - Лучше, чем в других ночных клубах. Совершенно  потрясная  публика  -  в
основном европейцы с именами, как у итальянских  гоночных  машин.  Девицы  с
украшениями от Картье, достойными Сотби, и знакомые с князем Монако.  Все  в
огромных темных очках и с белыми гривами. Под стать им и  мужчины,  они  все
знают друг друга.
   - Значит, тебе понравилось. - Плам подумала, что у Дженни явно ничего  не
произошло с Лео.
   - Приходилось, конечно, несколько раз показать сцену ревности. Ведь  Лео,
похоже, знаком со всеми без исключения. Они только и  говорили,  откуда  они
приехали, куда направляются и  во  что  будут  одеты,  когда  окажутся  там.
Женщины были в страшно дорогих нарядах, с неприлично короткими юбками и  без
лифчиков. Лео говорит... - Дженни увидела бриллиант и осеклась. -  Плам,  ты
украла его у Сюзанны! - воскликнула она. - Или тебе принес его  Санта-Клаус?
Он что, настоящий?
   - Спроси у Бриза. Это он преподнес его утром.
   Дженни схватила руку Плам.
   - И сколько же стоит такое сокровище?
   - Не знаю. Бриз сказал, что это восьмикаратный FVVS.  Что  бы  это  могло
значить, как ты думаешь? Для веселых чувственных великанов  <Плам  и  Дженни
шутливо расшифровывают английскую аббревиатуру.>?
   - Для очень мужественного жеребца? -  Дженни  оставила  кофейник.  -  Для
очень ценной звезды?  Почему  бы  не  предложить  другое  сокращение,  чтобы
заткнуть рот жене. О, я забыла о вашем юбилее?
   - Нет, это за то, что я, по словам Бриза, хороша в постели.
   - Вот это да! Жаль, что у меня нет такой практики!
   - Что ж тут  удивительного,  -  засмеялась  Плам.  -  Этот  дряхлый  осел
отпугнет и самого смелого мужчину. Надо же было тащить его в Нью-Йорк!
   - Ослик всегда ездит со мной, ты же знаешь. - Дженни  с  вызовом  прижала
жалкую игрушку к груди. - К тому же он не мог напугать Лео, потому  что  тот
не заходил ко мне вообще. Сказал, что слишком устал. И даже не  звонил  этим
утром... Ох, что же я делаю не правильно, а, Плам? Клянусь, я совсем даже не
давила на него прошлым вечером.
   - Лео, наверное, остановился в Виллидж с друзьями? Они скорее  всего  еще
спят. Не терзайся и не звони. Я позвоню ему сама. Мне нужно посоветоваться с
ним, а заодно я выясню, что он думает по  твоему  поводу.  -  Чтобы  отвлечь
Дженни от мрачных мыслей, Плам добавила:
   - Послушай, мне нужен и твой совет тоже.  Вчера  вечером  я  впуталась  в
неприятности. - Она  довольно  засмеялась.  -  Я  сказала  Сюзанне,  что  ее
голландский натюрморт - подделка.
   Дженни не рассмеялась, как надеялась Плам,  а  внимательно  выслушала  ее
рассказ о том, что произошло в доме Сюзанны.
   - Так что мне  теперь  придется  искать  того,  кто  этим  занимается,  -
заключила Плам. - Но я даже не знаю, с чего начать! Вот я и решила  спросить
Лео. Журналисты знают, как проводятся такие расследования, не  так  ли?  Они
знают, как выйти на нужного человека.
   - Ты действительно хочешь пуститься на поиски иголки в стоге сена,  когда
у тебя осталось всего пять месяцев до выставки в Италии? Ведь мошенник может
находиться где угодно!
   - Знаешь, Бриз сделал все возможное, чтобы унизить меня прошлым  вечером,
и на этот раз я не собираюсь спускать ему это. Я  устала  от  того,  что  он
постоянно твердит о моем непослушании, когда я не хочу  делать  то,  что  он
требует от меня. Для Бриза, когда мы не в постели, я -  отчасти  художник  и
отчасти послушный ребенок, и не более того.
   - И ты жалуешься на жизнь? Раньше ты не была такой упрямой.
   - Именно так сказал Бриз. Вы называете это моим упрямством, а я не  хочу,
чтобы мной помыкали.
   Дженни попыталась разубедить Плам, но повторила все те аргументы, кото