й Кэри.
   - Только временами, - снова не согласилась Анни.
   - У нее всегда была прекрасная причина, чтобы  никому  не  помогать:  она
слишком занята! - фыркнула Кэри.
   У Анни начала разваливаться ее вязанка, и Кэри сказала:
   - Если мы свяжем две вязанки посередине, ты сможешь  сделать  из  ротанга
петлю вокруг шеи и нести два груза вместо одного. Давай я тебе покажу.
   - А Сильвана как изменилась! Раньше она никогда и пальцем не шевелила.
   - Да, если бы  не  Сильвана,  в  лагере  было  бы  намного  неудобнее,  -
согласилась Анни.
   - Помнишь, какой она была снобкой? А теперь горничная и,  право,  хорошая
повариха. - Кэри встала и повесила обе вязанки Анни на шею.
   - Возможно, мы всегда были крепче и более ловки, чем думали.
   В эту ночь  Кэри  не  могла  уснуть.  Москиты  искусали  ей  веки,  и  от
раздражения ей не спалось. Сбоку от ее постели во сне бормотала Сильвана.  С
другой стороны мирно спала Сюзи.
   Пока у Джонатана была лихорадка, он спал  в  пристройке  под  навесом,  а
Пэтти пользовалась его кроватью. Когда же он выздоровел, Пэтти, которая  все
еще обращалась с Сюзи так, словно она была прокаженная, отказалась вернуться
в хижину, где она спала, так что Кэри пришлось  разместиться  между  Сюзи  и
Сильваной.
   Вдруг Сюзи начала хныкать.  Кэри  вздохнула.  Она  поняла,  что  за  этим
последует. Сюзи, которой даже не было, когда Пэтти зарезала  этого  солдата,
казалось, была больше всех потрясена случившимся.
   Сюзи начала визжать.
   Кэри скатилась со своей кровати и растрясла Сюзи, заставив ее проснуться.
   - Все в порядке, это тебе просто приснилось, - она укачала ее на руках. -
Ну, ну, детка, все уже кончено, - шептала она.
   - Я не могу... не выношу насилия, - рыдала Сюзи.
   - Тогда ты выбрала не тот медклуб.
   Сюзи продолжала плакать, отчасти потому, что была зла на себя. Она всегда
гордилась тем, что была крутой уличной девчонкой, но когда, зарыв солдата, в
лагере внезапно появились окровавленные Джонатан  и  Пэтти,  она  припомнила
ужас своего детства, который она ощущала,  когда  слышала  тяжелое  шаркание
отцовских сапог  на  лестнице.  После  убийства  Сюзи  одолевали  кошмары  с
шарканьем сапог, ножами и кровью.
   Теперь, прильнув к Кэри, Сюзи вспомнила, как она прижималась к матери  на
верхнем этаже ветхого, облупившегося дома на Шейдисайд. Днем отец работал  в
конторе большого сталелитейного завода, а по ночам напивался.
   Он бил в основном не ее, а мать, и не каждый вечер, но достаточно  часто,
чтобы страх и отвратительные предчувствия доминировали в ее детстве.  Ложась
в постель, она никогда не засыпала сразу. Как только мать  укладывала  ее  и
целовала на ночь, Сюзи в своей миккимаусовской пижаме вскакивала и стояла  в
детской кроватке, прижавшись ухом  к  стене.  Она  вслушивалась  в  пугающую
темноту и в еще более пугающие звуки. Она никогда не могла расслышать, о чем
говорили родители, но по тону их голосов, угрожающего у отца и умоляющего  у
матери, могла судить, предотвратит ли заминка насилие.  Когда  остаться  она
будет бояться больше, чем убежать, она выскочит в столовую и попросит стакан
воды или еще что-нибудь. Иногда это срабатывало.
   Ожидание хуже, чем сами побои. К пяти годам Сюзи  была  так  забита,  что
едва ощущала физическую боль. Надо просто думать о чем-нибудь  другом,  пока
он тебя колотит. Надо  мысленно  отдалиться  от  сцены,  которую  приходится
наблюдать, и стоически ждать, когда все это кончится.
   Никаких обсуждений в доме не было. Чем меньше она  говорила,  тем  меньше
вероятность, что она скажет что-то  не  так,  что  бы  ни  было  в  какой-то
отдельный вечер. Она научилась угадывать его настроение по тому, как он  шел
по лестнице, научилась желать быть невидимой, спрятаться и лежать. Научилась
жить в унижении, беспомощности и чувстве вины, за  то,  что  знала,  что  не
может ничем помочь матери, что должна  подчиняться  бычьему  глазу  и  потом
зализывать раны, когда все кончено: смывать кровь, лечить синяки,  тщательно
ощупывать нос, чтобы решить, надо ли ей идти в  травматологический  пункт  и
врать что-то о том, что она расшиблась о  дверь  ванны  в  темноте.  Но  она
никогда не призналась бы в стыде за случившееся, так как публичное  унижение
было бы еще хуже, чем собственное презрение.
   Сюзи никогда не могла понять, почему ее покорная,  как  корова,  мать  не
могла бросить его и получить развод. Не могла понять, почему в тех  случаях,
когда им удавалось  удрать  в  ночной  одежде  на  улицу  и  -  прибежать  в
полицейский участок, никто ничего не делал,  а  только  чесали  в  голове  и
говорили: "Семейная ссора". Не могла она понять и того, почему,  когда  мать
наконец набралась смелости уйти, отец совершенно  потерялся  и  расплакался,
упрашивая ее остаться, говоря, что она нужна ему,  что  он  любит  ее.  Мать
Сюзи, больше боявшаяся  уйти,  чем  остаться,  упала  к  нему  в  объятия  и
осталась. После чего, через неделю, все началось сначала.  Сюзи  чувствовала
бессильный гнев, неспособная понять их взаимную зависимость.
   Итак, в какой-то мере Сюзи никогда не была по-настоящему ребенком.  Почти
с того времени, как она  научилась  ходить,  она  привыкла  связывать  слово
"мужчина" с тиранией, насилием и страхом. У  нее  никогда  не  было  истиных
отношений с мужчиной, даже с добродушным, спокойным  Бреттом.  Если  у  тебя
вообще есть какая-то сила, рассуждала  Сюзи,  ее  надо  использовать,  чтобы
защищать  себя,  приобретать  необходимое  и  никогда  не   позволять   себе
расслабляться. Когда повзрослеешь настолько, что сможешь избавиться от этого
ада, ты сделаешь это, несмотря на стыд за то, что оставляешь мать,  несмотря
на то, что тебя будет преследовать ее полное упрека,  безропотное  лицо.  Ты
никогда уже не позовешь ее и захочешь лишь уйти от всего этого и стереть его
из своей памяти.
   Сюзи сделалась совершенно другим человеком. Она  полагала,  что  оставила
позади все следы запуганной  маленькой  девочки  в  миккимаусовской  пижамке
напротив загородки ее детской кроватки. Но она никогда не могла  убежать  от
ощущения предчувствий и ужаса перед лицом насилия, поэтому всякий  раз,  как
она думала, что ей что-то угрожает, она становилась настороженной и колючей,
как морской еж.
   "Обидчивая" - так называл ее Бретт. Она  дрожала,  не  могла  говорить  и
стояла приросши к  земле,  стараясь  отгородиться  от  физического  насилия,
которое так долго преследовало ее прежде.
   Кэри гладила Сюзи по голове и говорила в темноте:
   Бедная детка, где теперь твоя мама?
   - Всего несколько месяцев спустя после того, как я сбежала, она  упала  с
лестницы и разбила голову. Восемь дней комы, а  потом  ее  не  стало.  После
похорон я его не видела. Не могла говорить с ним. - Сюзи вытерла нос тыльной
стороной руки. - И не хочу никогда  видеть  снова  этого  тощего  маленького
подонка, - прорыдала она.
   - Бедная девочка, - успокаивающе проговорила Кэри.

ЧЕТВЕРГ, 27 ДЕКАБРЯ 1984 ГОДА

   Кэри подбирала куски холодных креветок с черепахового  панциря  и  давала
счастливо улыбающейся Сюзи.
   - Почему это Сюзи достаются лучшие куски, - пожаловалась Пэтти.
   - Заткнись, Пэтти, - проговорила Кэри, - иначе я дам тебе тумака, который
ты заслуживаешь за свое к ней отношение.
   Сильвана и Анни переглянулись и решили не ввязываться.
   Пэтти посмотрела на Кэри, но ничего не сказала.

***

   Сильвана глазела на бархатную черноту ночного неба. Звезды  были  намного
ярче и больше, чем на Западе. Глядя вверх, объятая  ночью,  она  чувствовала
себя успокоенной. Она частенько просыпалась в три утра и тайком вылезала  на
вершину утеса в ожиданий зари,  наблюдая,  как  небо  постепенно  становится
бледно-желтым, затем цвета огня по мере появления солнца.
   Окунувшись поутру в пруду, Сильвана стояла на краю утеса и  наблюдала  за
птицами, смотрела на аквамариновую воду лагуны, поворачивалась  от  скал  на
юге к пышным темным манграм на севере. Затем она  слезла  вниз  и  бежала  к
морю.
   Все еще прохладный песок хрустел у нее под ногами,  когда  она  проходила
мимо пучков сорных трав, что росли на нем. Если при отливе  или  еще  низком
приливе большие валуны были не покрыты, она  прыгала  с  одного  на  другой,
забывая об опасности поскользнуться на скользкой поверхности. Все время  она
ощущала  гипнотический  шум  моря,  облизывающего  скалы  в  своем  ритме  -
искушающем и опасном. Сильвана чувствовала его  щедрый  дар,  получаемый  от
невидимого дарителя - матери-земли.
   Днем  Сильвана,  почти  как  другие,  не   возражала   против   влажного,
солоноватого  гнета  джунглей.  Сейчас,  тонкая  и  гибкая  она,  как   змея
проскальзывала  через  густые  зеленые   сплетения,   наслаждаясь   тусклым,
мерцающим светом леса, где она получала первобытное удовольствие.  Она  была
спокойна и счастлива, когда дождь  прекращался  и  каждый  листочек  сиял  и
сверкал каплями дождя, словно алмазными искрами.
   Сильвана, никогда не чувствовавшая себя в Питтсбурге дома, теперь  обрела
его на Пауи. Она чувствовала  себя  принадлежащей  этому  месту.  Здесь  она
обрела мир. Она решила, что не уедет отсюда.
   - Не покидай  Пауи!  -  восклицали  другие  этой  ночью.  Они  сидели  на
корточках вокруг костра и ожидали восхода луны.
   - Не покидайте Тихий океан,  -  поправила  их  Сильвана,  -  я  собираюсь
вернуться на Фиджи, возможно, попытаюсь  сделать  что-нибудь  полезное  там.
Когда мы ловили там рыбу два года назад, я упала и растянула лодыжку. Каждый
день, пока мы не уехали, местная сестра навещала меня в  отеле.  Эта  сестра
поддерживала связь со всеми детьми, которых ей доверили. Она наблюдала,  как
они растут. Помню, я подумала, как здорово это может  быть,  посвятить  свою
жизнь людям, быть действительно нужной. Поэтому вчера вечером я решила, что,
когда мы будем возвращаться, я полечу на Фиджи, найду эту сестру и посмотрю,
не смогу ли я чем-нибудь ей помочь. Она знает, что делать. Я смогу построить
небольшой госпиталь для детей.
   - А как же Лоренца? - воскликнула Анни.
   - Лоренца замужняя женщина, она теперь не мой ребенок, - с новой живостью
проговорила Сильвана. - С Фиджи почти так же легко позвонить в Нью-Йорк, как
из Питтсбурга. Я буду прилетать домой дважды в год, и Лоренца может привезти
своих детей на Фиджи. Представь себе визит бабушки на Фиджи!
   - А твой миленький домик!
   - Мне всегда в нем было не по себе, - пожала плечами Сильвана. - Не  хочу
больше сложных социальных обязательств, мне нужны простые и реальные.
   Сюзи была шокирована.
   - Но твои прекрасные вещи...
   - Чем больше имеешь,  тем  больше  хочешь.  Я  думаю,  что  больше  всего
удовлетворены те, кто ограничивается необходимым, - заявила Сильвана.
   - Но эти места нецивилизованные, - вставила Пэтти.
   - Я начинаю верить, что утверждение о том, что беспокойство -  порождение
цивилизации, верно. Я никогда не смогу жить, как раньше.  Я  хочу  управлять
своей жизнью и вести ее более  удовлетворительно.  Сила  -  это  возможность
выбора и я свой сделала.
   Наконец Джонатан нарушил ошеломляющую тишину:
   - Сначала нам всем надо вернуться в Питтсбург.
   К приближению конца февраля лагерь в джунглях оживился. Это было  заметно
по тому, как женщины стряхнули свою  апатию.  Они  больше  не  делали  всего
несколько ленивых  шагов  от  костра  до  смотрового  дерева,  но  совершали
прогулки, которые заставляли их обливаться потом.
   Теперь, когда они собирались  уезжать,  они  яснее  почувствовали  томную
красоту и благодарность острова.
   На заре они теперь видели то, что видела  Сильвана,  -  звезды,  подобные
россыпи жемчуга на черном бархате,  густые  сплетения  тропического  леса  -
загадочного и восхитительного. По ночам у костра женщины меньше  чувствовали
назойливых москитов и больше купающийся в звездном свете темный край леса, с
которого дождем падала роса. Ночные звуки не были  больше  зловещими,  когда
они слушали мягкий ветерок в деревьях и глухой рокот волн  и  их  рычание  в
рифах.

ВТОРНИК, 26 ФЕВРАЛЯ 1985 ГОДА

   Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Солнце сияло весь день.
   - Итак Долгий Дождь прекратился два дня назад, - проговорил  Джонатан.  -
Подождем еще два дня, чтобы увериться окончательно и  тогда  мы  спустим  на
воду плот первого марта за час до высокой воды, в десять вечера.
   - Почему нельзя спустить его в сумерки, как в  прошлый  раз?  -  спросила
Сюзи. - Мы не хотим грузиться в потемках. Мы должны  проскользнуть  по  этой
крутой дорожке на берег.
   Джонатан ответил не сразу. Затем он проговорил тем  успокаивающим  тоном,
который, как они теперь знали, означает "трудности впереди":
   - Учтите, что селяне, там внизу, враждебны,  так  как  мы  осквернили  их
священное место. Раньше они не ожидали, что мы покинем его, но знают, что мы
попытаемся это сделать, как только кончится Долгий Дождь. Я не хочу стычки в
лагуне или сразу же за рифом. Как только мы выберемся... ну, там у нас  есть
две винтовки.
   Он оглядел их покорные лица.
   - Конечно, спуск в темноте не идеал, но  гораздо  важнее,  чтобы  нас  не
видели. Они не ожидают, что мы отплывем ночью и, если повезет, будут  вдрызг
пьяны, празднуя окончание Долгого Дождя.

ПЯТНИЦА, 1 МАРТА 1985 ГОДА

   Перед  наступлением  ночи  часы  тянулись  очень  медленно.  Скрытый  под
деревьями на вершине склона тридцатифутовый  бамбуковый  плот  ожидал  своей
очереди быть поставленным на деревянные  катки,  чтобы  облегчить  спуск  по
откосу крутого обрыва.
   Весь день женщины  тихо  трудились  в  медленном,  но  устойчивом  ритме,
который, как они теперь знали, наиболее эффективен в жару.
   Еще раз они паковали свои пожитки в рюкзаки, еще  раз  затачивали  рыбные
ножи, наполняли водой бамбуковые контейнеры, очищенными фруктами и  кокосами
- мешки из волокон ротангов и аккуратно складывали все это в первой хижине.
   Начиная с сумерек они нетерпеливо ожидали  решающего  момента.  Никто  не
вслушивался в симфонию ночи.
   В девять Джонатан тихо сказал:
   - Ладно, пошли. Залезь-ка на смотровое  дерево,  Сюзи.  Остальные  несите
провизию на берег.
   У входа в хижину Сильвана ловко  и  молчаливо  загружала  других  женщин,
выполнявших  обязанности  вьючных  животных.  На  ней   лежала   обязанность
наблюдать, чтобы они  несли  столько,  сколько  смогут  пронести  безопасно,
преодолевая крутой спуск при лунном свете.
   В  десять  женщины  изготовились  к  спуску  плота.  Сюзи  оставалась  на
наблюдательном посту на дереве, вокруг которого была  привязана  веревка,  а
Кэри внизу,  готовая  травить  ее,  если  понадобится.  Веревка  Пэтти  была
привязана к соседнему эвкалипту.
   На утесе Анни действовала как помощник Кэри, Сильвана сигналила Пэтти.
   Джонатан проверил катки для плота и прошептал:
   - Хорошо, давайте начинать.
   Он спустился с утеса и занял свое место на краю скал  водопада.  Так  как
вода из-за прилива была высокой, он должен был стоять намного ближе к утесу,
чем это было при предыдущем спуске, и ему было гораздо труднее наблюдать  за
женщинами. По лодыжки в воде, он задирал голову, но мог видеть только Анни и
Сильвану, серебристо-черные фигуры на вершине утеса.
   Анни увидела, что Джонатан поднял обе руки. Она подняла  правую,  и  Кэри
отпустила веревку на фут. Одновременно Сильвана подняла левую руку, и  Пэтти
отпустила свою тоже на фут. Плот соскользнул вперед и замер рывком.
   Через минуту Джонатан снова  поднял  обе  руки.  Опять  плот  соскользнул
вперед и рывком остановился. Все шло  медленно,  но  склон  был  обрывист  и
весьма  важно  было  равномерно  отпускать  веревки,   иначе   плот   начнет
раскачиваться из стороны в сторону.
   Спустя  четырнадцать  напряженных  минут,  когда   он   поднял   руки   в
четырнадцатый раз, Джонатан вдруг услышал  щелчок,  словно  звук  металла  о
металл. Чувствуя себя голым и ранимым, понимая, что является четкой  мишенью
в лунном свете, он опустил обе руки.
   Над ним Анни и Сильвана  также  опустили  свои.  Кэри  и  Пэтти  послушно
перестали травить веревки.
   На смотровом дереве раздался шелест.
   - В чем дело? - пролепетала внизу Сюзи.
   - Не знаю.
   Женщины с тревогой ожидали.
   Две минуты прошли спокойно и Джонатан поднял обе руки. Плот, невидимый на
склоне, медленно полз вперед в своем  тщательно  контролируемом  спуске.  На
дереве Сюзи отклонилась, чтобы посмотреть. Бездумно в своем возбуждении  она
отступила  назад  на  ветку,  которую  не  проверила  раньше.   С   треском,
напоминающим винтовочный выстрел, ветка обломилась  и  обе,  Сюзи  и  ветка,
рухнули на землю.
   Они упали на Кэри, которая  прыгнула  и  вскрикнула,  выпустив  при  этом
веревку.
   Как только веревка стала  беспрепятственно  развязываться,  одна  сторона
плота рванулась вперед, затем плот провернулся вокруг, перебросив неожиданно
весь СВОЙ вес на веревку Пэтти, которая рванулась  у  нее  из  рук,  обжигая
ладони. В агонии она выпустила ее  тоже.  Плот  рванулся  в  противоположном
направлении,  потом,  вырвавшись   из-под   контроля,   обрушился,   подобно
смертоносному тобогану, на вершину скалы.
   Анни едва успела отпрыгнуть, когда он понесся мимо. Хотя он  был  гораздо
легче, чем первый, который они построили, он все же имел  тридцать  футов  в
длину и набирал скорость, прыгая по крутому откосу.
   С грохотом он ударился о вершину скалы.
   Внизу на берегу Джонатан слышал вскрик и видел, как исчезла Анни. "На нас
напали", - подумал он.
   Затем он увидел, как плот налетел на скалу, загораживая звезды. Похолодев
в недоверии, он наблюдал, как он сползал к водопаду, подпрыгивая  на  острых
камнях и летя на него.
   Он подумал: "Ведь он разобьется в куски на этих скалах, если я не  сделаю
что-нибудь". Затем острый край плота ударил его в правый висок.  Сила  удара
отбросила его назад и голова стукнулась о валун. Он умер мгновенно.
   С опасной быстротой Кэри скатилась по откосу вместе  с  последовавшей  за
ней Сюзи. Под ними плот плюхнулся в воду и поплыл в черную лагуну.
   Оцарапанная и окровавленная Кэри достигла песка, пронеслась через него  и
свернула в море, намереваясь спасти плот - их единственную надежду выбраться
до того, как его унесет. От плота отходили шесть канатов,  если  ей  удастся
схватить один из них, она сможет взобраться на плот.
   Кэри  пробежала  мелководье,  набрала  воздуха  и  нырнула.  Вдохнула  на
четвертом гребке, на шестом... Никогда она так быстро не плыла.
   К тому времени, когда Сюзи продралась на берег, Кэри была  на  полпути  к
плоту. Он приближался к проему в рифе, где его ожидали  острые,  как  бритва
кораллы.
   С края воды Сюзи в ужасе позвала:
   - Кэри, вернись! За рифом акулы!
   Даже если Кэри удастся взобраться на плот, без весел она будет во  власти
течения, а без пищи и воды скоро погибнет.
   Опустив голову и ничего не слыша, Кэри направилась к плоту.

КНИГА ПЯТАЯ

ОПАСНОСТЬ

Глава 23

   Догоняя плот в лагуне, Кэри вдруг поняла грозящую ей  опасность  и  стала
пытаться выбраться из течения, которое уносило ее  к  узкому  с  коралловыми
клыками каналу, за которым лежал океан.
   Кэри знала, что пытаться плыть против  течения  бесполезно,  поэтому  она
сосредоточила внимание на том,  чтобы  плыть  параллельно  берега,  стараясь
уклониться в сторону от течения, пока не смогла выбраться из него. Затем она
еще раз свернула направо и направилась к песчаному берегу.
   Тем временем, пока Кэри боролась за  свою  жизнь,  Анни  соскользнула  за
Сильваной с откоса, чересчур быстро, чтобы это было  безопасно.  Вместе  они
вытащили Джонатана из воды, зная, что он не без сознания, а мертв.
   Полчаса Пэтти пыталась вдохнуть в Джонатана жизнь, в то время  как  Кэри,
выдохшаяся и тяжело дышащая лежала головой на коленях у Сюзи на  белом,  как
кость, берегу. Лунный свет окрашивал все вокруг в черное и серебристое.
   Наконец Пэтти стала на корточки и проговорила:
   - Бесполезно. - И