азалась
в тупике. Тонон - не слишком редкое имя во Франции, и ее шофер уже  обзвонил
всех Тононов в Париже, которые были указаны в телефонном справочнике, но так
и не нашел среди них ни одного художника или торговца картинами. Он мог быть
где угодно - во Франции, в Бельгии, Люксембурге или  в  Швейцарии,  или  еще
где-нибудь: в наши  дни  люди  переезжают  с  места  на  место  и  вовсе  не
обязательно проводят всю жизнь там, где родились. Так что мсье  Тонон  может
находиться в любом месте земного шара.

Суббота, 28 марта 1992 года

   Через пять дней после своей поездки в Париж  Плам  в  заляпанном  краской
летном комбинезоне цвета хаки сидела, скрестив ноги, на полу в своей  студии
и наливала чай Дженни и Лулу, которая привезла с  собой  Вольфа.  Малыш  уже
умял три сдобные  булочки  с  кремом  и  два  здоровенных  куска  фруктового
бисквита.
   -  Прекрасная  работа,  Плам.  -  Дженни  разглядывала  большое  полотно,
прислоненное к стене.
   - Хм... - Плам подняла  глаза,  склонила  голову  к  плечу  и  пристально
вгляделась в холст. Пока выходило неплохо, вот только тот маленький участок,
слева внизу, все еще кажется скучным; может, пройтись бирюзой?  Не  хотелось
бы  делать  его  слишком  навязчивым  и  разрушать  контраст  между  легкими
оттенками охры и едва проступающей оранжевой  отмывкой  справа  внизу.  Надо
обострить область перехода синего в черный, так,  чтобы  кремовая  фигура  в
центре отступила на задний план. Сейчас она слишком  выпячена.  И  еще  надо
убрать эти красные полосы по фуксину. Подавить их.
   - Жаль, что мы не застали Бриза... Положи назад  эту  булочку,  Вольф!  -
взвизгнула Лулу привычным голосом молодой матери.
   - Я сама едва застала его, - сказала Плам. -  Он  вернулся  из  Милана  в
среду и сразу же улетел в Нью-Йорк, но обещал в следующий вторник вернуться.
   Перед самым отъездом Бриз  провел  ревизию  картин,  написанных  Плам  со
времени возвращения из Австралии. Он ходил по студии и присматривался к трем
завершенным полотнам, двум маленьким и, одному большому.
   - Не много, нетерпимо, - с облегчением признал он. - Я чертовски рад, что
ты наконец сосредоточилась на бьеннале. И слава богу, есть  что  представить
Британскому совету. У тебя налицо прогресс. Большая картина получилась лучше
всего-Это гвоздь твоей экспозиции в Венеции. Она чудесная.
   Полотно было выполнено в бледных  и  нежных  тонах.  Преобладали  оттенки
лилового, фиолетового и зеленого, но,  несмотря  на  их  легкость,  уверенно
выстроенная композиция и смелое применение цвета придавали  картине  сильную
выразительность.
   - Она называется "Пробуждение", - сказала Плам.
   - Такое впечатление, что глаз не в состоянии постичь ее до конца,  словно
под поверхностью у нее скрывается что-то еще,  -  рассуждал  Бриз,  прищурив
глаза. - Своим настроением, но не исполнением, она напоминает туземную вещь,
которую ты купила в Австралии.
   Плам пыталась понять, почему Бриз, который так легко мог схватить то, что
она хотела передать в картине, оказывается глух  к  ее  мыслям  и  чувствам,
когда она облекает их в слова? Наверное, он считает, что как к  художнице  к
ней   надо   прислушиваться,    поощрять    ее    самобытность,    позволять
экспериментировать и гореть. И ничего такого по отношению к жене.

***

   - Вольф, отойди от стола с красками, - крикнула Лулу. - Извини, Плам, мне
не следовало его брать с собой. В моей мастерской он кроткий, как ангел.
   - Он никогда не научится вести себя прилично, если ты  будешь  все  время
держать его дома, - возразила ей  Дженни.  -  Не  будь  так  строга  с  ним.
Расслабься.
   - Подожди, пока  у  тебя  будет  свой,  и  ты  поймешь,  что  не  сможешь
расслабиться лет восемнадцать. - Лулу вскочила,  чтобы  оттащить  Вольфа  от
банок с красками.
   - Как Дон? - торопливо спросила Плам, вспомнив  вдруг  имя  нового  друга
Дженни.
   - Дон расстался со мной вчера  вечером,  -  коротко  бросила  Дженни.  На
глазах у нее выступили слезы. - Яне  понимаю,  что  я  делаю  не  правильно.
Почему мужчины бегут от меня? Я теперь такая осторожная.
   Уже давно, после того как Лулу передала ей  совет  своей  матери,  Дженни
поклялась никогда не говорить мужчине, что любит его или - хуже того - хочет
иметь от него ребенка. Почему-то после такого заявления с ее стороны мужчина
срывался с постели как ужаленный и пулей бросался на улицу, забыв застегнуть
"молнию" на брюках.
   Как всегда, когда она жаловалась на несчастную судьбу и стенала по поводу
своей фигуры, подруги бросились утешать Дженни. Предоставленный самому  себе
Вольф воспользовался моментом, чтобы прикончить оставшуюся сдобу.
   - Почему я должна притворяться, что он мне безразличен, когда это не так?
- завывала Дженни. - Почему я должна насиловать себя?
   - Потому что это касается не одной тебя, -  без  обиняков  заявила  Лулу.
Собираясь втроем, они без конца обсуждали  проблемы  сексуального  поведения
Дженни: ее желание угодить; ее опасение оказаться  неспособной  приходить  в
экстаз так же быстро, как предыдущие подружки ее приятеля;  ее  страх  перед
тем, что у любовника не хватит терпения и он бросит ее.
   - Мужчина не  может  чувствовать  этого,  -  пролепетала  Дженни,  словно
успокаивая себя.
   - Физически он, может быть,  не  чувствует,  что  женщина  симулирует,  -
объясняла ей Лулу, - но он вполне может знать тебя достаточно хорошо,  чтобы
определить, когда ты притворяешься. И если он убедился в этом, но  не  хочет
говорить в глаза, то что происходит? Вы оба становитесь неискренними.
   - А если ты притворяешься, а он не замечает, - заметила Плам, - то  тебе,
наверное, делается обидно, и от этого отношения становятся только хуже.
   Лулу подалась вперед.
   - Ты знаешь, что  секс  не  сводится  только  к  физическому  акту  и  не
ограничивается постелью. Секс отражается на всей  твоей  жизни,  потому  что
продолжает влиять на твое  мироощущение  и  после  того,  как  ты  встала  с
постели. - Она мечтательно потянулась. - После ночи хорошего секса дождливый
понедельник  кажется  чудесным,  а  сексуальная  неудовлетворенность   может
повергнуть  в  уныние  на  долгие  дни,  даже  если   находишься   в   самом
распрекрасном месте мира, где над головой колышутся пальмы, ноты  все  равно
будешь казаться себе неполноценной, обманутой и несчастной.
   - Особенно если партнер при этом явно получил свое, - добавила Плам.
   - А это, в  свою  очередь,  сказывается  на  всех  твоих  вне  постельных
отношениях. - Лулу шлепнула Вольфа по замасленным рукам, которыми он  хватал
ее леггинсы. - То ты впадаешь в  плаксивость,  то  делаешься  агрессивной  и
набрасываешься на детей.
   Плам засмеялась, глядя на Вольфа.
   - Мне вот совсем не смешно, - сердито проговорила Дженни. Она всегда сама
просила совета и всегда обижалась, получив его.
   - Мы тебя понимаем, - успокаивала ее Лулу, -  но  мы  всего  лишь  хотим,
чтобы ты не чувствовала себя такой несчастной. Вольф, оставь в покое!
   - Не думаю, что кто-то из вас представляет, что я чувствую на самом деле,
- с горечью сказала Дженни. - Особенно когда выслушиваю ваши снисходительные
советы.
   - Мы вовсе не хотели быть снисходительными, правда ведь, Плам?
   - А я воспринимаю это только так.  -  В  голосе  Дженни  еще  прибавилось
горечи. - Вы обе не понимаете, как я устала  быть  тихой,  надежной  Дженни:
готовой услужить, развеселить, посидеть с детьми, поспать на  чьей-то  софе.
И, конечно, вечной невестой, которой не суждено  ничего  другого.  -  Она  с
вызовом тряхнула русыми волосами. - Вы не знаете, что значит вечно прозябать
на задворках. Сколько раз мне приходилось слышать, как то одна, то другая из
вас спрашивает: "Можно я приведу с собой мою подругу Дженни?" И  сразу  всем
понятно, что Дженни - это уж никак не гвоздь сезона,  что  она  свободна,  а
значит, никому не нужна. Но почему? - Она вскочила на ноги  и  уставилась  в
зеркало. - Я знаю, что я слишком велика, чтобы носить эти желтые леггинсы  с
красным свитером, что во всем этом выгляжу, как  шут  гороховый.  И  что  ни
напяль на себя, все равно не будешь ни амазонкой, ни  Юноной,  а  останешься
просто слоном, который всегда больше тех мерзавцев,  с  кем  вы  вечно  меня
сводите. Не надо, не надо мне объяснять, что анатомия - это судьба.
   Плам с Лулу переглянулись. Они любили Дженни, но  хорошо  знали,  что  ее
лучше не трогать в такие моменты. Она стояла у окна и  смотрела  на  бледный
закат, освещающий шапки распускающейся листвы.
   - Я хочу иметь то же, что есть у вас: собственного мужчину и детей. Чтобы
всех их любить. - Она повернулась к подругам. - Но разве вы не  видите,  как
мало у меня шансов, чтобы получить когда-нибудь хоть десятую часть того, что
вы имеете как должное?
   Плам подскочила к окну и обняла Дженни. Оттаскивая Вольфа  от  подноса  с
чайными приборами, Лулу выкрикивала:
   - Дженни, мы любим тебя! Ты часть нашей семьи! Ты наша сестра...
   - Ты такая особенная! - Плам крепче обняла ее. - Мы знаем тебя и верим  в
тебя... - Она смолкла, услышав стук в дверь.
   Сандра протянула ей конверт.
   - Посыльный только что принес его.  Я  подумала,  что  это,  может  быть,
что-то важное.
   Все еще занятая мыслями о Дженни, Плам торопливо вскрыла конверт и вынула
лист белой бумаги. Лицо у нее сразу стало таким же белым...
   - О боже! - Она протянула подругам лист. - Еще одна угроза!
   Мгновенно  забыв  о  бедах  Дженни,  все  трое  впились  в  лист  обычной
машинописной бумаги. Из букв разной величины, вырезанных из  газет,  на  нем
были составлены слова:

БРОСЬ ОХОТУ ЗА КАРТ. ИЛИ УМРЕШЬ

   Адрес на обычном конверте был написан от руки  черной  шариковой  ручкой.
Пока они оцепенело глазели на лист, Вольф исхитрился съесть ромовый бисквит.
   Плам подскочила к переговорному устройству, вызвала кухню  и  спросила  у
Сандры, откуда приходил посыльный. Сандра сообщила, что  парню,  у  которого
она расписалась в получении письма, было лет восемнадцать.  Одет  он  был  в
кожаный костюм мотоциклиста, а с головы не снимал защитный шлем, поэтому она
почти не видела его лица и не знает, откуда он приехал.
   - Это от того же самого человека, те же  самые  методы.  -  Руки  у  Плам
дрожали.
   - Ты уверена? А где другое письмо - то, которое ты получила в  Нью-Йорке?
- спросила Дженни. - Надо сравнить их.
   Плам не помнила, сохранилось ли оно у Бриза.
   - Мне кажется странным, почему адрес на конверте написан от  руки,  а  не
составлен из тех же вырезанных букв, - заметила Дженни.
   - Это могло бы броситься в глаза посыльному, и  он  бы  запомнил  его,  -
объяснила Лулу.
   Плам попыталась рассуждать здраво.
   - Адрес  на  конверте,  который  я  получила  в  Нью-Йорке,  был  написан
печатными буквами, а на этом - обычными письменными.
   -  Если  этот  человек  не  хотел  оставлять  следов,  то  почему  он  не
воспользовался пишущей машинкой? - теоретизировала Дженни. - Пишущую машинку
тоже, конечно, можно вычислить,  но  не  станет  же  полиция  проверять  все
машинки Англии.
   - Не у каждого есть пишущая машинка, - возразила Лулу. - Кто  бы  это  ни
был, ясно, что он не работает в  офисе,  иначе  бы  он  отпечатал  адрес  на
компьютере и тут же стер бы его из памяти. Если он все же служит в  каком-то
офисе, тогда это либо слишком важная персона,  либо  слишком  ничтожная  для
того, чтобы знать, как пользоваться компьютером.
   - Что говорилось в нью-йоркском письме? - спросила Дженни.
   - "Забудь голландскую кар. Или тебе конец". - Плам хорошо  запомнила  эти
слова. - На сей раз стиль больше похож на американский, не так ли?
   - Может быть, так, а может, и нет, - пожала плечами Дженни.
   Плам еще раз взглянула на листок.
   - Общее в этих двух посланиях только союз "или", а это не так уж много.
   - Ты заявишь в полицию? - спросила Дженни.
   - Скорее всего нет. Они тут же спросят, почему  я  уверена,  что  это  не
шутка. И мне нечего будет  сказать...  Впрочем,  я  подумаю.  Посмотрю,  что
скажет Бриз... Хотя нет, мне не хочется, чтобы он узнал об этом  письме.  Он
может решить, что ему следует все бросить и вернуться. Но я-то знаю, что дел
у него невпроворот и что некоторые из них никак не могут быть отложены. Да и
что может сделать Бриз? В этом доме я и так  в  безопасности...  Хотя  я  не
знаю... Пока не решила... Подожду до утра.
   Лулу вновь принялась разглядывать конверт.
   - Скорее всего почерк изменен, ведь любому идиоту известно, что  по  нему
можно установить, кто писал, но не каждый знает,  что  даже  по  измененному
почерку можно найти автора. - Она перевернула конверт.
   Дженни заглянула ей через плечо.
   - А ты уверена, что автор письма не  попросил  кого-то  другого  написать
адрес?
   - Тогда кому-то еще стало бы известно о нем, а это рискованно.
   - Ты думаешь, это мужчина? - спросила Плам.
   - Не обязательно, - сказала Лулу.
   - Как еще можно узнать что-нибудь из этого проклятого письма? -  Выдержка
начинала изменять Плам.
   - А как насчет Клары Стивене - того графолога,  для  которой  я  печатала
одно время? Она определяет характер  людей  по  почерку  при  их  приеме  на
работу. Клара может помочь нам составить психологический портрет  того,  кто
писал.
   Телефона в студии не было, и Лулу бросилась вниз в спальню  Плам,  волоча
за собой Вольфа.
   Бледная как полотно Плам глядела на Дженни.
   - Я ничего не могу поделать со  своим  страхом.  Хоть  бы  Бриз  поскорее
вернулся. - Ее охватил ледяной озноб. -  Этот  дом,  конечно,  надежен,  как
крепость. Во всяком случае, в этом  заверяет  страховая  компания,  ведь  мы
держим здесь ценные картины. - Плам знала, что  все  окна  в  доме  защищены
стальными  жалюзи,  а  сигнализация  подключена  к   полицейскому   участку,
расположенному в двух шагах, на  Олбани-стрит.  -  Но  я  все  равно  боюсь,
Дженни.
   - Может быть, это не так опасно, как тебе кажется, -  пыталась  успокоить
ее Дженни. - Может быть, кто-то просто хочет, чтобы ты бросила свои  поиски.
Мне не  верится,  что  кто-то  собирается  убить  тебя.  Тебя  просто  хотят
запугать.
   - Тогда они добились своего. - Такой страх Плам испытывала впервые с  тех
пор, как начала свое расследование. Тогда в Нью-Йорке  Бризу  почти  удалось
убедить ее, что письмо с угрозой было чьей-то глупой шуткой. Но два  письма,
и, как видно, от одного и того же отправителя, полученные в разных  странах,
вряд ли могли быть проделкой шутника.
   "Может, Бриз был прав, - думала Плам. - Может, мое стремление разоблачить
тех,   кто   фабрикует   подделки,   действительно    чревато..,    опасными
последствиями".
   Она молча повернулась к Дженни, и они обнялись, только на  этот  раз  уже
Дженни утешала Плам, забыв свои гневные слова, которые  в  сердцах  говорила
только что.
   В дверях студии появилась Лулу.
   - Клара говорит,  что  мы  можем  приехать  прямо  сейчас,  но  нам  надо
поторопиться, она собирается в театр. - На лице  у  нее  появилась  жалобная
гримаса. - Извини, Плам. Вольфа стошнило на твое  кружевное  покрывало.  Мне
лучше отвезти его домой.

***

   Клара Стивене, маленькая, ухоженная и тихая, жила  в  Челси  в  таком  же
маленьком, ухоженном и тихом  доме  с  террасой,  который,  очевидно,  стоил
немалых денег.
   В маленькой гостиной Плам с Дженни молча примостились на цветастые стулья
и уставились на графолога в халате из розового атласа и роговых  очках.  Она
положила конверт на маленький дамский столик и рассматривала его через лупу,
которая зависала над словами, написанными черной шариковой ручкой:

   Плам Рассел
   129 Честер-террас,
   Риджечтс-парк
   Лондон С31 6ЕД

   Наконец Клара Стивене проговорила:
   - Это симпатичный почерк, свободно струящийся по листу. Скорее  всего  он
принадлежит мужчине.  Я  могу  определить  это  по  размерам  пальцев.  Это,
безусловно, умный и решительный человек, пытавшийся скрыть свой почерк.
   - Вы хотите сказать, что почерк не изменен? - с надеждой спросила Плам.
   - Только слегка. Характерные особенности остались теми же самыми  -  как,
например, вот эта Т, красующаяся в слове "террас". -  Она  отложила  лупу  и
ткнула в конверт серебряным ножом для  бумаг.  -  Поскольку  буквы  усиленно
клонятся влево, можно предположить, что обычно  он  пишет  их  прямо  или  с
правым наклоном. Ну а поскольку такую великолепную  букву  Т  с  основанием,
заведенным слева до верха, нельзя  написать  с  правым  наклоном,  то  можно
предположить, что обычно эта рука пишет без какого-либо  наклона.  -  Миссис
Стивене посмотрела на Плам. - Это быстрая и плавная рука человека  с  гибким
умом, привыкшего манипулировать идеями, быстро  приспосабливая  их  к  своим
целям. - Словно загипнотизированная,  Плам  неотрывно  следила  за  кончиком
серебряного ножа, перебегавшего от буквы к букве. - Формы букв не отличаются
особой оригинальностью. Эти вытянутые и угловатые буквы,  похожие  на  иглы,
имеют зловещий вид... А  в  этих  крючках  есть  что-то  претенциозное,  что
заставляет меня подозревать скрытую агрессивность, алчность и  опасность.  -
Она вернула конверт Плам. - Я уверена во всем, что я только что сказала вам.
Но можно еще немножко пофантазировать, если хотите.  В  вашем  случае  любая
смелая догадка может о казаться полезной.
   - Вы, наверное, единственная, кто способен помочь  мне  в  этом  деле,  -
проговорила Плам.
   Хотя в комнате было  тепло,  Клара  Стивене  поплотнее  запахнула  халат,
словно защищаясь от ветра, и посмотрела на Плам.
   - Для этого человека скорее всего характерны навязчивые состояния и  злые
намерения... Внешне он представляется дружелюбным, но  внутри  у  него  явно
сидит ущербность. - Поколебавшись, она продолжила:
   - И думаю.., он может оказаться.., неспособным отличить, где зло,  а  где
добро.
   - Что вы имеете в виду? - тихо  спросила  Плам.  Вместе  с  сожалением  в
голосе миссис Стивене ясно прозвучало предостережение:
   - Он может быть психопатом.

***

   - Мне не хватало только психопата! - Черный "Порше" Плам с визгом  огибал
Слоан-сквер.
   - Сбавь скорость, не то мы свернем себе шею, - посоветовала Дженни.
   - Мне лучше обратиться в полицию.
   - Конечно, тем, кто на виду, часто грозят смертью всякие глупые идиоты.
   - Пусть решает полиция.

***

   В полицейском участке на Олбани-стрит, дежурное помещение  которого  было
отделано темным кедром, а одну из стен украшала огромная серебряная  эмблема
муниципальной полиции, Плам  рассказала  дружелюбно  настроенному  дежурному
констеблю гораздо больше, чем собиралась. В конечном итоге она выложила  всю
свою историю,  включая  даже  свои  сомнения  по  поводу  поведения  Ричарда
Степмана в Париже.
   - Похоже, это дело для  нашего  специального  подразделения,  -  заключил
констебль. - Сейчас бесполезно звонить им, они все разошлись  по  домам,  их
время вышло. Утром мы поставим их  в  известность,  и  кто-то  скорее  всего
навестит вас. А этот конверт пока останется у меня.

***

   Дом вдруг показался ей слишком большим, мрачным и зловеще тихим. С  улицы
не доносилось ни звука. Плам отказалась от предложения Дженни остаться с ней
на ночь, но, закрыв на цепочку входную дверь, тут же пожалела об  этом.  Она
то и дело порывалась позвонить Бризу. Но что это  даст?  Ее  новость  только
расстроит его. И если он, бросив дела, понапрасну вернется в Англию, то  как
она будет чувствовать себя? А если не  вернется,  то  как  она  отнесется  к
этому?
   Плам проверила сигнализацию на кухне, затем каждую решетку на каждом окне
на всех этажах. Все они были заперты. Сандра  проделывала  это  ежедневно  в
шесть часов вечера.
   Плам решила пойти в  студию,  где  всегда  чувствовала  себя  уютно  и  в
безопасности. Там ее вниманием мгновенно завладела картина, над которой  она
работала. Ее взгляд  медленно  прошелся  по  периметру  полотна,  затем  она
осмотрела его с разных сторон. Ей нравилось подступаться  к  сути,  двигаясь
взгл