ьей  кожи.  -  И  куда  у  нее  только  еда
помещается?!
   - Если снять пояс, - прошептала ей тетушка Гортензия, - то в  этом  месте
фланели под ним нет, только подкладка из тафты,  которая  соединяет  верхнюю
часть пальто с нижней. Вот почему кажется, будто у нее очень  тонкая  талия.
Но ей бы не стоило держаться так напряженно. Пьер Балман говорит, что,  если
хочешь произвести впечатление, вся штука в том, чтобы носить норковое  манто
так, будто это нечто, заурядное. А если на тебе простенькое пальто, его надо
носить так, будто оно дороже норкового.
   Последним  номером  в  демонстрируемой  коллекции   было,   как   всегда,
подвенечное платье: белое,  с  множеством  начинающихся  от  плеч  кружевных
оборок, мелких, как бы кипящих и постепенно переходящих в двух  с  половиной
метровый шлейф.
   - Отлично! - одобрила тетушка Гортензия. - Платье невесты  всегда  должно
быть таким,  чтобы,  пока  она  будет  стоять  на  коленях  у  алтаря,  всем
присутствующим было бы на что поглазеть. Венчание - это так  скучно,  всегда
заранее знаешь все, что будет дальше. Так, а теперь пойдем на примерку.
   Они перешли в примерочную.
   - По три примерки на каждое платье, - жаловалась тетушка Гортензия, -  но
зато в результате сидит идеально.  В  этом  -  главное  достоинство  одежды,
сшитой  на  заказ.  Вам  не  кажется,  что  в  талии  хорошо  бы   чуть-чуть
посвободнее? - спросила она примерщицу и снова обратилась к Джуди:
   - Хочешь знать, почему я выбрала именно это платье, Джуди? Оно достаточно
оригинальное, но  не  кричащее.  Только  самые  богатые,  самые  красивые  и
по-настоящему творческие женщины  могут  носить  действительно  оригинальную
одежду. Я ни то, ни другое и ни  третье.  Но  я  хорошо  знаю,  как  я  хочу
выглядеть. А большинство женщин одновременно надеется  и  выделяться,  и  не
бросаться в глаза. Но это же невозможно!
   - Тебе не кажется, что вырез здесь несколько другой, не такой  низкий?  -
высказала критическое замечание Максина.
   - Месье Диор дал на это свое согласие. Нельзя открывать ничего лишнего до
половины седьмого вечера и когда тебе за сорок пять.
   - Очень эффектно, - одобрила Джуди и тут же нарвалась на отповедь.
   - Очень элегантно, дорогая.  Слово  "эффектно"  изобрел  Скиапарелли,  он
понимал под ним нечто самобытное и эксцентричное. Нельзя то быть  эффектной,
то не быть ею. Или уж дано, или не дано. Я не эффектна.
   Тетушка Гортензия была женщиной, во  всем  стремившейся  к  совершенству.
Достаточно энергичная и жесткая для того, чтобы знать,  чего  она  хочет,  и
уметь добиваться этого, она никогда  не  щадила  ничьих  чувств,  если  речь
заходила о  совершенстве.  Неизменно  вежливая,  она  могла  снова  и  снова
возвращать платье, пальто или шляпку на переделку до тех пор, пока  качество
и вид вещи ее не удовлетворяли. Ничто и никогда не  получало  от  нее  более
высокой оценки, нежели "удовлетворительно". Гардероб у тетушки Гортензии был
не очень большой, но все - из тончайшего шифона, из наимягчайшего шелка,  из
самого изысканного твида или из самого гибкого и гладкого меха. Помимо того,
что она заказывала у Диора, ее одежда включала несколько вариаций  одного  и
того же костюма, которые она  считала  соответствующими  своему  возрасту  и
образу жизни. К каждому комплекту полагались  две  шляпки:  одна  маленькая,
плотно  сидящая  на  голове,  а  другая  с  большими  полями,  фетровая  или
соломенная. Эти простые  костюмы  были  украшены  изысканнейшими  ювелирными
украшениями. Если  в  одежде  Тетушка  Гортензия  любила  скромность,  то  в
украшениях она к ней вовсе не стремилась и  предпочитала  массивные  золотые
вещи, тяжелые платиновые цепочки, крупные изумруды, обсыпанные бриллиантами,
и длинные нити шишковатого, не правильной формы жемчуга.
   После Диора тетушка Гортензия повела девушек выпить по чашке чаю в "Плаза
Атенэ". Вдоль широкого коридора кучками стояли низкие  бархатные  кресла,  в
воздухе висел запах дорогих духов и сигар и тот  специфический  аромат,  что
обычно сопровождает американцев, помешанных на том, чтобы их  одежда  всегда
была идеально выстирана и вычищена.
   - Как вам понравился показ мод? - спросила тетушка Гортензия, когда к ним
подвезли тележку с пирожными.
   - Великолепно,  -  ответила  Джуди,  откидываясь  на  спинку  кресла.  Ей
нравилось, что официант стоит рядом и ждет; нравилось заставлять его  ждать,
как это может нравиться только тому, кто сам когда-то работал официантом.  -
Великолепно  и  изумительно.  Но  мне  кажется,  что  одежда   должна   быть
практичной. А то, что мы видели, непрактично. Даже если бы я могла позволить
себе это купить, мне оказалось бы не по карману  содержать  такую  одежду  в
порядке. Поэтому я бы ее не купила, какой  богатой  я  бы  ни  была.  -  Она
подцепила вилкой меренгу.  -  Максина,  не  смотри  на  меня  так,  будто  я
оскорбляю божью Матерь. Как ты будешь стирать юбку,  на  которую  ушло  пять
метров ткани? Какая химчистка возьмется чистить то белое бальное  платье  из
крепа? И как ухитриться содержать в чистоте то кремовое замшевое пальто?!
   - Ваши американские модельеры не  могут  сделать  ничего  даже  отдаленно
похожего на наши парижские коллекции, - возмущенно возразила Максина. -  Вот
почему сюда едут за модой со всего света.
   - Послушай, Максина, я же сказала, что модели  были  божественные.  Но  я
уверена,  что  для  большинства  женщин  эти  модели  непрактичны.   Тетушка
Гортензия спросила меня, как мне понравилось, вот я и отвечаю.  Я  лично  не
намерена потратить полжизни, чтобы  всего  лишь  содержать  в  порядке  свою
одежду.
   Тетушка Гортензия,  сидевшая  в  маленьком  бархатном  кресле  совершенно
прямо, как кадет из Сен-Сира , ответила:
   - Очень интересное замечание. Я передам  его  месье  Диору.  Правда,  он,
конечно, не обратит на него ни малейшего внимания. Во всем мире есть  только
около восемнадцати тысяч женщин, которые достаточно богаты, чтобы  позволить
себе шить туалеты в Париже. И все они толпятся в очереди у его  салона,  так
что ему  незачем  думать  о  том,  практична  ли  его  коллекция.  Но  Джуди
совершенно правильно поступает, когда говорит то, что думает.  Я  сама  тоже
всегда так делаю. Когда мне было столько лет, сколько  сейчас  вам,  я  вела
себя как тихая маленькая мышка - ну, может  быть,  не  маленькая,  но  очень
боявшаяся открыть рот. Перед Первой мировой войной, знаете ли, было принято,
чтобы детей было видно, но не слышно.
   - Я всегда говорю то, что думаю, просто потому,  что  иначе  не  умею,  -
сказала Джуди. - Я знаю, что европейцы считают  меня  невоспитанной,  но  не
могу понять почему.
   - Потому что ты бестактна и вечно орешь, - ответила Максина, все  еще  не
остывшая от того, что Джуди осмелилась покритиковать самого Диора.
   - Я иногда кричу, когда чем-то возбуждена или расстроена. Мне  все  время
приходилось кричать,  когда  я  была  маленькой,  иначе  старшие  просто  не
обращали на меня внимания.
   - И не надо меняться, - посоветовала тетушка Гортензия. - Живи своим умом
и не повторяй того, что говорят другие. Ты прямой человек и ждешь того же  и
от других. Твои манеры могут показаться грубоватыми тем, кто тебя не  знает.
Возможно, они даже кому-то не понравятся или кого-то насторожат. Но  ты  уже
не ребенок и умение вести себя в обществе скоро приобретешь. Лично мне очень
симпатична этакая очаровательная и прямолинейная наивность. По-моему,  очень
свежо и мило. - В задумчивости она отхлебнула  из  чашки.  -  Когда  теряешь
наивность, это  совсем  не  то  же  самое,  чем  когда  теряешь  невинность.
Наивность утрачиваешь  тогда,  когда  приходится  соприкасаться  с  миром  в
одиночку, самой. Когда постигаешь, что главное право жизни - убей или  убьют
тебя. Это совсем не то, чему учат в детстве. - Она взяла еще  одно  сахарное
пирожное. - Я поняла это довольно быстро во время  войны.  Только  тогда,  в
сорок два года, я осознала, что же такое жизнь на самом деле. Эта война была
ужасающей, но иногда в ней открывалось и нечто захватывающее. Мне до сих пор
недостает  той  лихорадки,  в  которой  мы  тогда  жили.  Максина  знает,  я
предпочитаю не говорить, а действовать. Нельзя сидеть сложа руки и  ожидать,
пока в твоей жизни что-нибудь произойдет.
   - Это верно, - страстно поддержала ее Джуди. - Надо действовать самому.
   - Совершенно верно. Сколько же у нас было всего интересного  среди  этого
ужаса и страданий! Морис, наш шофер, был в Сопротивлении  моим  начальником.
Мы действовали на железных дорогах. - Отвечая на  молчаливый  вопрос  Джуди,
она сделала характерный жест рукой. - Взрывали  их.  А  потом  стали  частью
маршрута, по  которому  спасались  бежавшие  от  немцев.  Это  было  не  так
интересно, но зато гораздо опаснее. - Тетушка Гортензия изысканным движением
помешала серебряной ложечкой в фарфоровой чашке.
   - А где вы всему этому научились?
   - Когда нужно, то учишься быстро. Очень быстро.
   - Вы как будто жалеете, что вас воспитывали так, а не иначе.
   - Да, мне бы хотелось, чтобы меня научили ожидать перемен во всем, в  том
числе и в  самой  .  себе.  Это  ведь  само  собой  разумеется.  Когда  тебе
семнадцать, ты один человек. А когда двадцать пять, ты уже другой, с  совсем
другими целями, интересами, взаимоотношениями, с другими друзьями. Ты это  и
сама  скоро  поймешь.  -  Тетушка  Гортензия  замолкла  на  минутку,   потом
передернула плечами. - А еще через десять лет ты снова изменишься.  А  потом
опять, и опять, и опять. И наконец, когда тебе будет  столько  лет,  сколько
сейчас мне, люди скажут, что ты сформировавшийся человек. А  на  самом  деле
это означает, что ты просто хочешь все  делать  по-своему.  Это  уже  начало
старческого  эгоизма.  -  Она  помолчала  немного,  приподняла  со   столика
серебряный чайник, покачала им  в  воздухе.  -  Вы,  девочки,  кажетесь  мне
гораздо более взрослыми, чем была я в вашем возрасте. В  шестнадцать  лет  я
думала, что ничего не знаю, меня  это  очень  тревожило,  в  восемнадцать  я
решила, что знаю все. А  когда  мне  исполнилось  тридцать,  я  поняла,  что
действительно ничего не знаю и, наверное, уже никогда не узнаю.  Я  впала  в
жуткую депрессию. Так и жила, пока не обратила внимание, что и  другие  тоже
ничего не знают. На мой взгляд, если человек становится старше, это  еще  не
значит, что он одновременно становится взрослее.
   Вначале снобизм тетушки Гортензии покоробил Джуди. Но потом она поняла, и
очень быстро, что тетушка всего-навсего француженка, к тому же в возрасте  и
богатая; что ей абсолютно безразлично мнение окружающих; что у  нее  немалый
жизненный опыт и к ее высказываниям стоит прислушиваться. Вскоре  Джуди  уже
была от нее без ума. Тетушка Гортензия так не похожа на ее собственную мать,
поражалась Джуди, испытывая угрызения совести оттого,  что,  сравнивая  двух
этих женщин, отдавала безоговорочное  предпочтение  тетушке  Гортензии.  Она
вспоминала устоявшийся образ жизни своего родного Росвилла, с ужасом  думая,
что и ее жизнь может пройти так, как прошла жизнь матери,  -  просто  утечет
куда-то день за днем, и никто этого даже не заметит, в том числе и ты  сама.
В отличие от своей матери Джуди не собиралась растратить  собственную  жизнь
на то, чтобы провести ее в  одном  сплошном  испуге  перед  любым  возможным
делом, любым начинанием.
   Ее мать так никогда и не смогла отделаться от  воспоминаний  о  тридцатых
годах, когда на протяжении двух страшных лет муж был без работы. Этот  страх
оказаться в самом прямом  смысле  слона  без  гроша  в  кармане  она  сумела
передать и  Джуди,  которая  стала  в  конце  концов  мечтать  о  достижении
финансового благополучия и стабильности так, как другие  девочки  мечтали  о
встрече с Прекрасным Принцем. Джуди уже знала, что замужество само  по  себе
не гарантирует ни достаточного количества денег, ни устойчивого положения  в
жизни. Она понимала, что ей придется долго и  напряженно  трудиться,  прежде
чем она сможет позволить себе вытащить из кошелька крокодиловой кожи чек  на
приличную сумму и отдать его официанту, даже не взглянув на счет - так,  как
это только что сделала тетушка Гортензия.
   Придирчиво расспросив Джуди о ее планах  на  будущее,  тетушка  Гортензия
задумчиво проговорила:
   - Помни, пожалуйста, что если за тобой некому приглядеть  и  некому  тебе
помочь, то мне не о ком позаботиться. Я не такая страшная, какой кажусь, и я
очень хорошо помню, как чувствуешь себя в семнадцать лет. Так что, если тебе
понадобится помощь, звони. Да и просто так звони, не стесняйся, пожалуйста.
   Морис отвез девушек назад в Неилли. Сидя на заднем сиденье и глядя на его
широкие плечи и  черную,  заостряющуюся  кверху  шапочку,  Джуди  потихоньку
спросила Максину:
   - Как ты думаешь, а бывает закадычная дружба?
   - С тетушкой Гортензией никогда ничего не знаешь заранее, - ответила та.
   Сейчас, в этом старом  "Мерседесе",  быстро  скользившем  по  центральным
улицам Парижа, Джуди чувствовала себя на седьмом небе от  счастья.  Она  уже
влюбилась в Париж, как влюблялись в него до нее очень многие американцы.

Глава 8

   Грязный вестибюль пансионата, гордо именовавшего  себя  "отель  "Лондон",
имел такой вид, будто тут никому ни до чего не было дела.  Под  Потолком  от
стен отходили выцветшие и отклеившиеся обои, плиты пола были выщерблены.
   - Где здесь лифт? - спросила Максина у дежурного.
   - В "Ритце" ,  -
буркнул он, ткнув пальцем в сторону находившейся в дальнем  конце  вестибюля
лестницы.
   Девушки прошли мимо наполовину  увядшей,  с  обвисшими  листьями  пальмы,
которая мучилась в медном горшке, и по скрипучей лестнице поднялись на пятый
этаж. Там, в самом конце полутемного коридора, они и отыскали мастерскую Ги.
Она размещалась в маленькой комнатке с низким потолком, гораздо более чистой
и опрятной, чем  пансионат  в  целом;  окно  комнаты  выходило  в  небольшой
внутренний дворик. На фоне окна выделялся силуэт  женщины,  согнувшейся  над
стрекотавшей швейной машинкой. Мужчина в белом фартуке и в рубашке с  высоко
закатанными рукавами  вырезал  что-то  из  большого  куска  розовато-лиловой
шерсти, раскатанного на длинном столе,  занимавшем  большую  часть  комнаты.
Слева от двери, на стеллаже, были сложены рулоны тканей, а справа стояли две
передвижные, на  колесиках,  высокие  вешалки,  на  которых  что-то  висело;
туалеты были закрыты сверху белой оберточной бумагой.
   - Ну вот, теперь я вам все покажу, - сказал Ги после того, как познакомил
девушек с закройщиком и со швеей, которые как  раз  собирались  уходить.  Ги
начал по очереди снимать туалеты с вешалок и осторожно  вынимать  их  из-под
оберточной  бумаги.  Здесь  были  весьма  художественно  сделанные  шелковые
жакетки и юбки в размытых розовом, бледно-лиловом, голубом с красным тонах и
такие же по цвету, только более темных оттенков, брюки  из  джерси.  Были  и
вельветовые костюмы цвета граната, топаза или сапфира,  которые  можно  было
надеть с шерстяным пальто подходящего  оттенка.  Модели  были  простые,  без
корсетов, вставных или набивных деталей.
   - Эту одежду надо носить с какими-нибудь яркими и необычными украшениями,
лучше всего золотистых оттенков, -  объяснял  Ги,  а  девушки  тем  временем
примеряли то одно, то другое и долго восхищались каждой вещью, глядя на себя
в большое зеркало. - Я конструирую один плащ, но делаю его в трех  вариантах
по длине: можно выбрать любой. Его можно носить и с поясом, и без  пояса,  и
он будет сочетаться с любой другой вещью из той же коллекции.  -  Ги  извлек
откуда-то  светло-коричневый  габардиновый  плащ  на   пурпурной   шерстяной
подкладке. - Мне очень хочется сделать этот фасон еще оловянно-серого  цвета
с бледно-розовой подкладкой. Но  для  первой  коллекции  мне  просто  не  по
карману делать один фасон в нескольких цветовых гаммах.
   - Мне почти все нравится, - с восторгом заключила Джуди после  того,  как
они с Максиной, помешанные на модной одежде, как и все девушки, вот  уже  на
протяжении получаса мерили, не останавливаясь, все, что показывал им  Ги.  -
Они все так легко надеваются. Я бы даже сказала, что в этой  одежде,  должно
быть, очень легко жить. Впечатление такое, как будто на тебе  вообще  ничего
не надето. Этих вещей на себе просто не ощущаешь.
   - Я стараюсь делать такую одежду, в которой женщина выглядела бы  изящной
и элегантной, но при этом не испытывала бы никаких  неудобств.  Вы  обратили
внимание, что у всех моих юбок эластичные пояса? Я всегда прошу  манекенщицу
в каждом платье сходить в уборную: тогда только я могу быть уверен, что  это
платье практично.
   Удобная одежда, которую шил Ги, сильно отличалась от тех  изысканных,  но
стискивающих женщину вдоль и поперек моделей, что Джуди видела  у  Диора.  В
моделях Ги внешне не  было  ничего  особенного,  бросающегося  в  глаза.  Но
выглядели они очень элегантно из-за оригинального  покроя.  Кроме  того,  Ги
использовал великолепные ткани.
   Ги снял со стеллажа  рулон  розовато-лиловой  материи,  отмотал  от  него
несколько метров, набросил ткань на обнаженные плечи Джуди и стал  орудовать
булавками.
   - Большинство модельеров работают не так, - пытался он объяснять,  сжимая
губами булавки. - Только мадам Грес кроит прямо из рулона и делает  разметку
булавками на человеке.
   - А твои закройщик и швея снимают мерки с  клиентов?  -  поинтересовалась
Джуди.
   - Никогда! Снятие мерки - это самая важная часть во всей  работе,  и  это
всегда делаю только я сам. Мне не нравится этим заниматься, но  у  меня  нет
никого другого, кто бы мог это  делать.  Хорошим  примерщиком  можно  только
родиться, научиться этому нельзя. В Париже работают самые лучшие  примерщики
в мире. Стой спокойно, а то уколю. Я могу делать выкройки, шаблоны,  кроить,
шить, снимать мерки, могу быть  мастером  небольшого  пошивочного  цеха.  Но
прежде всего и главным образом я модельер, и, когда у меня  будет  настоящий
салон, ничем другим я заниматься не стану, увольте.
   - А продавать? - спросила Джуди. - Кто сейчас продает то, что  ты  шьешь?
Вид у Ги стал озабоченным.
   - Пока еще у меня не возникало необходимости в  продавщицах,  потому  что
все мои клиенты знают меня лично и приводят своих друзей. Они находят в этих
посещениях даже нечто интригующее. Им нравится приходить в этот  обшарпанный
пансионат, нравится думать, что, покупая у меня, они здорово экономят,  -  и
это действительно так. К тому же у них появляется чувство, что они открывают
новый талант, и я надеюсь, что  в  этом  они  тоже  не  ошибаются.  Но  вот,
дорогая, как тебе это нравится? - С этими словами Ги отступил назад, а Джуди
осторожно подошла к зеркалу. На ней был классический хитон греческой богини.
   - Ой, как мне такое хочется!!!
   - Когда стану побогаче, посмотрим. А пока я вынужден экономить каждое су.
- Он быстро вынул булавки, скреплявшие платье,  и  бережно  и  ловко  поймал
распавшийся и упавший с плеч Джуди шелк. - Пойдемте выпьем по аперитиву.
   Он распахнул дверь в смежную комнату, в которой жил сам. Она являла собой
странный контраст с предельно практичной, находящейся в безупречном  порядке
рабочей комнатой. Личные вещи Ги - книги, нижнее белье, ботинки  -  валялись
грудой  в  ногах  кровати,  которая  производила  впечатление  единственного
полупустого места в комнате, до отказа заставленной и заваленной полуодетыми
манекенами, металлическими стойками-вешалками для  одежды,  тюками  муслина,
бумажными выкройками. Ги сдвинул гору книг подальше к краю, и они, все трое,
уселись на кровать, скрестив по-турецки ноги. Белый  вермут  был  разлит  по
стаканам - в два бумажных и один для полоскания при чистке  зубов,  -  и  Ги
стал делиться с девушками своими планами и замыслами. Он  рассказал  о  том,
как начинал, и о том, что хотел бы делать дальше. Эти планы  были  столь  же
отчетливы, как вид с Триумфальной арки, на  которой  Джуди  побывала  вчера.
Отметив про себя