этот  эпизод  тоже
несерьезный... - Мадам Мерлин опять осенила себя крестным знамением.
   - Все это очень серьезно, мама.
   - Нет! У тебя, мой сын, есть естественные мужские потребности, тебе нужна
жена, так же как девочкам нужна мать.  И,  конечно,  все  мы  надеемся,  что
однажды... Но эта.., она не умеет даже готовить.
   - Она умеет, но не любит заниматься этим. А  я  люблю.  -  Он  мягко  дал
понять матери, что пока не готов обсуждать  дальше  столь  важный  для  него
вопрос.
   Но по пути домой, пока девочки, взявшись за руки, бежали впереди вниз  по
холму, он напряженно размышлял, неужели женитьба  на  Плам  может  оказаться
такой трудной, как кажется матери.
   И сейчас, глубокой ночью, он опять спрашивал себя о том же  самом,  глядя
на Плам, клубочком свернувшуюся у него  под  боком.  Послышались  сдавленные
рыдания.
   - В чем дело? - Он протянул руку и повернул ее к себе. При свете луны она
казалась совсем хрупкой и беззащитной.
   - Мне страшно подумать, что я должна уехать от тебя, Поль.
   - У тебя нет необходимости уезжать. Ты можешь остаться здесь. Мы могли бы
пожениться.
   Плам села, обхватив голые плечи  руками,  словно  защищаясь,  и  медленно
проговорила:
   - Поль, я очень много думала о том, чтобы остаться с тобой -  в  качестве
жены или любовницы.
   - Я знаю. Я тоже думал над этим.
   -  Я  боюсь  совершить  какую-нибудь  женскую  глупость   или   допустить
поспешность, бросив  все,  что  у  меня  есть,  и,  возможно,  вызвав  массу
несчастий из-за романтической иллюзии. Я видела так  много  женщин,  которые
ставили всю свою жизнь на одного мужчину.
   - Мужчина тоже ставит все.
   - Не вес абсолютно и не так самозабвенно. Почему женщины  идут  на  такой
риск?
   - Потому что надеются на чудо, - шепотом сказал Поль.
   - Я не знаю ни одной замужней женщины, которая  продолжает  считать,  что
живет с самым несравненным возлюбленным и  лучшим  на  свете  мужчиной.  Все
свелось к тому, чья очередь выпускать во  двор  кошку.  -  Плам  дотронулась
рукой до его лба. - Это слишком большая ставка. И я уже дважды делала ее.  И
оба раза проигрывала.
   Она почувствовала, как напрягся Поль.  -  Я  не  предлагаю  тебе  розовые
иллюзии. Я предлагаю реальность.
   -  Поль,  постарайся  понять,  почему  я  нервничаю,  -  умоляющим  тоном
проговорила она. - Два развода...
   - Тогда давай испробуем альтернативу  женитьбе.  Может  быть,  что-нибудь
вроде возобновляемого контракта. На пять лет  или,  возможно,  на  двадцать,
если захотим иметь детей. Контракт - это  не  постоянное  обязательство.  Во
всяком случае, никто не рассчитывает на это.
   - Похоже на планирование развода.
   - Напротив, брачные контракты избавляют от  горечи  разводов.  Ты  просто
ждешь, когда истечет срок, и все.
   - Твоя мать не так представляет себе твою семейную жизнь.
   Поль взял ее за плечи.
   - Нереальные и старомодные  взгляды  на  брак  не  должны  мешать  нашему
счастью. Зачем проводить остаток жизни с кем-то, если ты любишь меня?
   - Теперь ты скажешь, что у меня только одна жизнь и иногда надо  идти  на
безрассудство. А что, Торо тоже отличался этим?
   - Отнюдь. Но почему бы тебе  не  разделить  твою  проблему  на  несколько
частей? И не связывать свой уход от мужа с приходом ко мне. Здесь всего  три
принципиальных вопроса.
   - На самом деле два.
   - Нет, три. Потому, как мне кажется, что тебе  необходимо  еще  прийти  к
согласию с собой, ведь ты не  только  ищешь  чужие  подделки,  но  и  хочешь
выяснить, а не есть ли такая же подделка твоя собственная жизнь.
   - Неужели это так заметно?
   - Не каждому. Ноя люблю тебя и вижу, что ты не в ладах  с  собой  -  bien
dans sa peau, как мы говорим во Франции. Тебе неуютно в твоей коже.
   - Конечно, мне не хотелось бежать от одного замужества к  другому,  тогда
как проблема может заключаться во мне самой.
   - Вот поэтому я хочу помочь тебе в обоих поисках.

Суббота, 2 мая 1992 года

   Стоял прекрасный весенний день, и глаза у Плам, как сказал Поль, казались
такими же синими, как небо над головой. Яркое солнце на улице  Жакоб  делало
интерьер салона Монфьюма еще более мрачным, чем обычно.
   Как только на входе звякнул колокольчик,  навстречу  им  лениво  двинулся
мсье Монфьюма, небрежно засунув руки в карманы  зеленого  кардигана,  из-под
которого выглядывала темно-голубая рубаха с вязаным  галстуком,  непременным
атрибутом выходного наряда французского интеллигента средних лет.
   - Чем могу служить? - Его хитрые глазки буравили Плам из-за шестиугольных
стекол очков без оправы.  Маленький  рот  с  поджатыми  губами  не  оставлял
никаких надежд на то, что он может сболтнуть что-то по неосторожности.
   Вперед выступил Поль в блейзере цвета  морской  волны,  который,  по  его
словам, он надевал только для встречи школьного начальства. В голосе у  него
звучали скучные нотки утомленного  делами  правительственного  чиновника,  а
своим поведением он напоминал детектива, занятого рутинной  работой.  Достав
из "дипломата" папку с диапозитивами, Поль обратился к хозяину:
   - Нам хотелось бы обсудить с вами кое-какие голландские картины.
   И тут Монфьюма вспомнил Плам. Его губы сжались еще плотнее, а взгляд стал
настороженным. Торчавший за его спиной светловолосый помощник с  простоватым
лицом, казалось, тоже встревожился.
   Внимательно  выслушав   Поля,   Монфьюма   вежливо-оскорбительным   тоном
поинтересовался, какое ему до всего этого дело.
   С тем же скучающим видом Поль объяснил, что наводит справки по  поручению
леди Бингер из Австралии, мисс Синтии Блай и миссис Сюзанны Марш из США,  от
имени Центрального музея в Бостоне и Британского  института  изобразительных
искусств в Лондоне.
   Произнесенные невыразительным тоном слова Поля  звучали,  как  показалось
Плам, правдоподобно и угрожающе. "Если  бы  я  была  на  месте  Монфьюма,  -
подумала она, - я бы занервничала".
   С нескрываемым  презрением  Монфьюма  поинтересовался,  есть  ли  у  Поля
соответствующие полномочия.
   Таким же вежливо-нейтральным тоном Поль ответил, что на данном этапе мсье
Монфьюма может считать расследование неофициальным.
   Монфьюма потер нос и задумался. Раз к нему обращались неофициально, то не
обязательно последует официальное расследование.
   - На всех моих квитанциях ясно указано, что я не несу ответственности  за
подлинность картин, - заявил он.
   Поль слегка склонил голову и заметил, что это и так понятно.  Вот  только
почему сам Монфьюма должен страдать, если его попросту обвели вокруг пальца.
И не соблаговолит ли он посмотреть диапозитивы и сказать,  не  проходила  ли
через его руки какая-нибудь из этих картин.
   Монфьюма послал помощника за лупой  и,  когда  тот  принес  ее,  принялся
внимательно разглядывать диапозитивы.
   Он занимался этим минут десять, но Плам знала, что ему  хватило  и  двух,
чтобы узнать товар, который совсем  недавно  прошел  через  его  салон.  Она
поняла, что он скорее всего соображает, как ему поступить.
   Поль снова раскрыл свой "дипломат", вынул из него  пачку  свидетельств  и
протянул владельцу антикварного  салона.  Просмотрев  их,  Монфьюма  тут  же
сообразил, что ему не удастся отвертеться. Его тон заметно смягчился,  когда
он забормотал, что ему кажется, он узнал картины, которые теперь принадлежат
леди Бингер и Артуру Шнайдеру, но все же, для полной уверенности, он  должен
заглянуть в свои записи.
   Поль раскрыл записную книжку, в которой, насколько  было  известно  Плам,
содержались лишь некоторые мысли по поводу  будущих  занятий  с  детьми,  и,
заглядывая в нее, вежливо попросил Монфьюма обратить  внимание  на  странный
тюльпан с картины леди Бингер, который вполне мог быть ошибкой реставратора,
а также внимательно взглянуть на гусеницу и сказать, не присутствует  ли  на
картине, проданной шведу, та же самая  гусеница.  Да,  пусть  он  будет  так
любезен и обратит внимание на опавший лепесток в левом  нижнем  углу  той  и
другой картины.
   Антиквар молча пригляделся. Затем Поль попросил  его  взглянуть  на  муху
Шнайдера, которая присутствовала также и на картине, проданной Сюзанне  Марш
из Нью-Йорка. Наконец  Поль  порекомендовал  ему  внимательнее  отнестись  к
опавшему лепестку в левом нижнем  углу  картины  Шнайдера,  ибо  аналогичный
лепесток присутствовал на всех шести картинах. Невозможно не признать в  нем
своего рода образную подпись того, кто их рисовал, не так ли?
   Монфьюма согласно кивнул.
   Поль тихо сказал:
   - Но если верить свидетельствам, эти  шесть  картин  были  созданы  пятью
разными художниками в течение столетия.
   Рот Монфьюма превратился в тонкую линию.
   - Что вы хотите от меня?
   - Только имя вашего поставщика, только его имя.
   -  Это,  к  сожалению,  невозможно.  Мы  никогда  не   разглашаем   имена
поставщиков, если они не хотят этого.
   - Значит, вы не знакомы с мсье  Тононом?  Впервые  за  все  время  беседы
антиквара застали врасплох, он замешкался  с  ответом,  но  в  конце  концов
пробормотал, что не будет продолжать этот разговор без своего адвоката. Поль
сделал пометку в записной книжке.
   - Вы понимаете, мсье Монфьюма,  что  это  дело  не  будет  оставлено  без
внимания? Ваша помощь облегчит наше положение, да и ваше тоже,  поскольку  в
будущем у нас не будет необходимости примешивать вас к этому делу.
   - Так зачем же вы пришли ко мне?
   - Нам нужен адрес мсье Тонона, и мы бы хотели, чтобы вы позвонили ему.  -
Поль не хотел оказаться с ложным адресом  и  таким  же  вымышленным  номером
телефона на руках.
   - И больше ничего? - Лицо Монфьюма слегка просветлело,  когда  он  понял,
что откупиться довольно просто.
   - Это все.
   - Прошу, пройдемте в мой кабинет.
   Они дружно прошли в  глубь  салона,  где  находилась  небольшая  комната,
набитая образцами тканей, папками, справочниками и корзинами, полными писем.
   Монфьюма подошел к столу с телефоном. Поль стал рядом и взял второй отвод
старомодного аппарата, наблюдая одновременно,  тот  ли  номер  он  набирает,
какой записал на бумажке.
   На звонок ответил недовольный женский голос.
   - Я посмотрю, здесь ли он... - раздался ее пронзительный возглас. -  Мсье
Тонон!.. Мсье Тонон!.. Да, он идет.
   - Кто это? - послышался резкий гнусавый голос с явным тулонским акцентом.
   Обменявшись с Тононом несколькими пустыми фразами, Монфьюма, как и просил
его Поль,  объяснил,  что  сейчас  к  нему  пришел  клиент,  которому  нужен
голландский натюрморт семнадцатого века.
   Гнусавый осторожно сказал:
   - Для того чтобы достать его, могут понадобиться месяцы.
   - Спросите, есть ли у него поставщик голландской живописи, с  которым  он
мог бы связаться по телефону, - прошептал Поль.
   Бесцветным голосом Монфьюма повторил вопрос. После долгого молчания Тонон
задумчиво произнес:
   - Странно, что ты интересуешься моими источниками.
   - Мой клиент хотел бы обсудить это дело с тобой лично. Могу  я  дать  ему
твой адрес?.. Тогда я записываю. Тонон продиктовал адрес и добавил:
   - Но скажи  своему  клиенту,  дружище,  что  я  не  могу  помочь  ему.  -
Послышался презрительный смешок, и линия разъединилась.
   На  лице  Монфьюма  отразилось  тихое  удовлетворение,  его  рот   слегка
расслабился.
   - Больше я ничего не могу сделать.
   На улице, щурясь от яркого солнца, Поль остановил такси  и  назвал  адрес
Тонона. Забравшись в машину, ликующая Плам обняла Поля за шею.
   - Ты бесподобен, дорогой! , Поль был настроен не столь оптимистично.
   - Мы направляемся в довольно мрачную и опасную часть города, где живут  в
основном иммигранты. Может быть, я поеду один?
   - Ни за что на свете!
   Такси  наконец  остановилось  перед  каким-то  обшарпанным   зданием   на
пересечении двух улиц. Плам выглянула из машины. На  стенах  дома  болтались
лохмотья объявлений, грязные окна явно не  открывались  уже  несколько  лет,
вокруг мусорных баков в канаве дрались кошки.
   - Черт возьми! Тонон дал Монфьюма ложный адрес! - Поль повернулся к Плам.
- Извини, дорогая... Я уже тогда почувствовал  обман,  но  не  придал  этому
значения, ведь я так удачно сыграл роль Арсена Люпена!
   - Не кори себя. - Плам была расстроена не меньше его.
   - Мне следовало бы сообразить, что  Монфьюма  дурит  меня.  Он  просил  у
Тонона разрешения дать его адрес и тут же спрашивал у него самого. Не мог он
не знать адрес того, с кем делает дела. Он сумел хитро предупредить  Тонона,
обвел нас вокруг пальца.
   - Попробуем-ка позвонить, уж  номер-то  настоящий.  Поль  велел  таксисту
отвезти их к ближайшему приличному бистро. Там они заказали по чашке кофе  и
бросились к телефону.
   После короткого разговора Поль положил трубку и повернулся к Плам.
   - Номер тот же самый. Я узнал голос женщины - она, наверное,  официантка.
Это бистро "Ле Руж", оно там, откуда мы только что выбрались. Но Тонона  там
сейчас нет, и женщина говорит, что не имеет понятия, где он  живет.  Или  не
хочет говорить.
   - Если Тонон пользуется их телефоном, значит, работает где-то поблизости.
   - Может быть, даже прямо у них за столиком. Но я сомневаюсь,  что  кто-то
сообщит нам об этом. Он наверняка хорошо им платит.
   - А мы не можем предложить им больше?
   - Бесполезно. Если Тонон платит им, то  они  просто  воспользуются  нами,
чтобы выжать из него больше. Нам остается лишь одно - пойти в понедельник  в
полицию.
   - Но к тому времени Тонон может скрыться!
   Поль пожал плечами.
   - До понедельника ничего не сделать.  Ни  один  французский  детектив  не
пожертвует уик-эндом ради расследования твоей истории с опавшими  лепестками
или с покинутым офисом, где, предположительно, работает человек, которого ты
никогда не видела и ни в чем не можешь  обвинить.  Так  что  остается  ждать
понедельника.
   - Я не могу ждать! Я обещала  Бризу  вернуться  завтра  вечером.  У  меня
заказан билет на последний самолет в Лондон. Проклятье! На следующей  неделе
придется слетать в  Париж  ненадолго.  Я  найму  переводчика,  ибо  не  могу
рисковать, что меня не правильно поймут.

Воскресенье, 3 мая 1992 года

   Поль ни за что не хотел говорить, где они  будут  завтракать.  -  Там  ты
никогда не была, это точно. - Он со смехом отрицательно качал головой каждый
раз, когда Плам пыталась угадать. Вскоре такси остановилось.
   Плам выглянула в окно. Толпа иностранных туристов  давилась  у  основания
Эйфелевой башни.
   - В башне очень хороший ресторан для туристов -  один  из  немногих,  где
заправляют сами парижане, - объяснил он.
   Стиснутые  в  набитом  до  отказа  огромном  металлическом   лифте,   они
поднимались все выше и выше в небо,  минуя  огромные  чугунные  перекладины,
которые с земли казались совсем воздушными.
   Из окна ресторана открывался поразительный вид.  Плам  сидела  словно  на
небе, а под ней раскинулся Париж. Вид был не таким, как с  самолета,  потому
что они находились не  так  высоко  и  детали  оказывались  совсем  четкими.
Ощущение было такое,  словно  уменьшившиеся  в  размерах  люди,  велосипеды,
машины  и  здания  превратились  в  движущиеся  игрушки.  Очарованная,  Плам
смотрела на Сену,  Нотр-Дам,  остров  Сен-Луи.  Величественный  план  Парижа
просматривался во  всех  подробностях:  широкие  проспекты,  заканчивающиеся
замечательными сооружениями, четкие линии  застройки,  которая  до  сих  пор
оставалась  непревзойденной  в   градостроительстве.   Сколько   здесь   еще
сохранилось  парков  и  скверов,  даже  в  современных  жилых  кварталах  на
окраинах.
   Поль заказал шампанское, свежую спаржу с  голландским  соусом,  омаров  и
салат. Затем они ели меренги с начинкой  из  каштанов,  украшенные  взбитыми
сливками. Потом, как другие влюбленные, взявшись за руки, гуляли  по  старым
булыжным набережным Сены. Утром была гроза, но теперь только слабый  ветерок
шевелил темно-зеленую листву деревьев,  которая  блестела  в  лучах  солнца,
словно только что отполированная.
   - Жаль, что ты не познакомился с моей тетей Гарриет.  Правда,  ее  сейчас
нет в Париже, она уехала в Бургундию. - Плам пригнулась под  качнувшейся  на
ветру веткой тополя, с которой на набережную посыпался дождь капель.
   - Мне хочется быть только с тобой в этот наш последний день.
   - Мне тоже, - мечтательно проговорила Плам. -  Я  так  счастлива.  -  Она
остановилась и уставилась в лужу, в которой отражался ее возлюбленный.
   Поль стиснул ее руку.
   - Быть счастливым - это намного проще, чем  думают  многие.  И  вовсе  не
обязательно, чтобы все в жизни складывалось удачно - так не бывает. И  вовсе
не обязательно для счастья не иметь проблем или не делать ошибок.
   - Да, - согласилась Плам.  -  Наверное,  треть  жизни  обычного  человека
неподвластна ему... Кто-то набрасывается на тебя, потому что  поскандалил  с
женой, у кого-то скисло молоко к завтраку или кошку стошнило прямо на туфли.
   Они шли, размахивая сомкнутыми руками в такт своим шагам, - Счастье - это
когда радуешься жизни и находишь в ней удовлетворение...
   - Ценишь то, что имеешь, и ничего не отвергаешь, - насмешливо  подхватила
Плам. -  Мы  называем  его  синдромом  Полианны,  которая  считается  у  нас
неисправимой оптимисткой.
   - В этом нет ничего плохого. Счастливым  бывает  лишь  тот,  кто  на  это
настроен, хочет этого. Счастье - это состояние души.
   - Неужели все так просто? - Плам перепрыгнула через лужу.
   Поль потрепал ее по голове, но она увернулась.
   - Конечно, - заметил он, - нельзя быть счастливым, если твоя мать  только
что свалилась замертво или рухнул твой бизнес, но нельзя навсегда превращать
свою жизнь в трагедию.
   - Беда в том,  что  мы  не  можем  разобраться  в  этой  жизни,  -  вслух
размышляла Плам. - Нам говорят, что это дорога к счастью, и мы идем по  ней.
И оказываемся вдовушке образа жизни, который совсем не приносит радости.
   - Или в ловушке расходов и выплат, которые нам не по карману, как было со
мной.
   - Но как изменить свою жизнь? - Плам думала о себе.
   - Начинаешь с того места, где испытываешь  наибольший  дискомфорт,  ведь,
как правило, отсюда проистекает все остальное. Вот почему я покинул Париж  и
вернулся в Волвер. - Он остановился, положил руки ей на плечи и  заглянул  в
глаза. - Ты приедешь ко мне, Плам?
   - Мне так хочется сказать "да". Но я не могу обещать тебе.., пока.
   Они оба знали, что ей предстоит разговор с Бризом. Поль  засунул  руки  в
карманы и шел молча. Но вдруг резко остановился.
   - Давай вернемся в отель...

***

   Воскресным вечером Поль стоял у сиявшего свежевымытой краской  поезда  на
Бордо и прижимал к себе Плам. Чем меньше оставалось времени  до  отправления
поезда, тем труднее было Плам сдерживать  слезы.  Когда  в  громкоговорителе
прозвучало последнее предупреждение, она еще сильнее вцепилась в него.
   - Не сердись на меня, Поль, что я не приняла то, чего мы оба хотим.
   - Обещай, что вернешься.
   На этом унылом вокзале его  синие  глаза  казались  еще  более  яркими  и
живыми. Не отрываясь от них, Плам с горечью прошептала:
   - Я не знаю, я еще не могу сказать.
   - Чего это мы шепчемся посреди этого грохота? - Поль мягко  отводил  руки
Плам, обхватившие его шею. - Ты помнишь  доктора  Комбре,  что  лечил  тебя,
когда ты упала с велосипеда? Однажды он рассказал мне, как пытался успокоить
богатую умирающую женщину. Сквозь слезы она сказала ему: "Вы  не  поняли,  я
плачу не потому, что умираю. Я плачу потому, что не жила".
   Поезд издал пронзительный гудок.
   - До встречи, - прошептал Поль с бодрым видом.
   "Быть ли этой встрече?" - подумала Плам.  Она  с  трудом  улыбнулась,  но
глаза были полны слез. - Поль быстро поцеловал  ее  напоследок,  вскочил  на
подножку тронувшегося поезда, обернулся и, помахав рукой, скрылся в  вагоне.
Поезд медленно удалялся.
   Сердце Плам сжалось. У нее словно отняли  частицу  ее  плоти.  Дальнейшая
жизнь представилась бесконечной чередой серых и безрадостных дней.
   Одинокая и печальная, она слушала стук кол