с самого начала  все  так  и
планировал. И кроме того, как вообще она надевается?
   - Мне кажется, - сказала Пэйган, - что, когда у них  торчит,  они  сверху
разглаживают эту штуку. Вроде перчатки, только с одним пальцем.
   Не очень романтично, подумали  про  себя  девочки.  Но  они  должны  были
признать, что все-таки лучше, чем  забеременеть.  Забеременеть  -  нет,  это
просто немыслимо! Если какой-либо девочке  настолько  не  повезло  и  судьба
ткнула в нее пальцем, ей, бедняжке, приходилось долго  сидеть  в  обжигающей
горячей ванне и выпивать целую бутылку  чистого,  неразбавленного  джина.  В
таком случае настоящая подруга должна была сидеть с ней рядом в  этом  пару,
подбадривать ее, не давать ей упасть в обморок и утонуть и не  разрешать  ей
спьяну шуметь - иначе могла услышать сестра-хозяйка. Или же надо было  найти
довольно крупную сумму и отправиться  на  одну  из  этих  темных  улочек,  к
старухе, которая разложит тебя, как ощипанную курицу,  на  грязном  кухонном
столе, разведет твои ноги широко в стороны, а  потом,  даже  не  вымыв  рук,
воткнет в тебя вязальную спицу. Конечно, если ты богата, то можно обратиться
в частную клинику, и тогда тебе все сделают под анестезией, вязальная  спица
будет из нержавейки и стерилизованная, а все станут делать вид,  будто  тебе
просто-напросто удаляют аппендицит.
   Кейт проснулась еще до утреннего звонка к подъему и сразу же поняла,  что
за ночь произошло нечто  необычайное.  Звуки,  доносившиеся  с  улицы,  были
какие-то приглушенные, а в комнате было необычно  светло.  Она  бросилась  к
окну  и  отдернула  кружевную  занавеску.  Мороз  разрисовал  стекло  белыми
узорами, чем-то похожими на  цветы.  Как  была  босиком,  в  голубой  ночной
рубашке, Кейт распахнула окно и высунулась наружу. Деревья стояли обсыпанные
белым снегом, крыши домов внизу были покрыты толстыми белоснежными одеялами,
сверкавшими под утренним солнцем; сияющая белизной гостиница "Империал" с ее
башенками была похожа на сахарный торт, который дарят детям ко дню рождения.
Сосновые рощи дальше, за городом, напоминали серые кружева и отдавали чем-то
призрачным.
   Несколько  ночей  подряд  сыпал  густой  снег,  и   за   неделю   городок
преобразился. Пункт проката лыж практически не закрывался; прямо  по  улицам
городка бегали лыжники; укутанные с ног  до  головы  так,  что  походили  на
медвежат, дети катались на  маленьких  разноцветных  санках;  молоко  теперь
развозили на  небольших  санях,  запряженных  собаками;  а  местная  конюшня
немедленно  предложила  всем  желающим  прогулки  на   великолепных   санных
упряжках. Наконец-то началось то, чего все с таким нетерпением ждали: Зимний
Сезон.
   За одну ночь появилась новая элита. Теперь привлекательным казался  любой
мужчина, который мог неплохо стоять  на  лыжах;  не  умеющий  же,  напротив,
казался непривлекательным. Мужчины, которые все лето проработали в  качестве
каменщиков или работниках на  фермах  и  потому  на  них  никто  не  обращал
внимания, вдруг оказались инструкторами по лыжному спорту  и  потому  обрели
статус богов. Зимой каждый водопроводчик тут надеялся, что женится на  одной
из богатых наследниц, которые обучались в местных воспитательных  пансионах,
и потому девочкам из этих школ оказывалось предпочтение  при  зачислении  на
горнолыжные курсы и вообще уделялось гораздо больше внимания, чем  они  того
заслуживали. Загорелые гибкие инструкторы, в красных  шерстяных  шапочках  и
свитерах, шутя покоряли девичьи сердца. Они терпеливо  учили  одних,  журили
или бранили других, помогали тем, кто выбился из сил.  А  главное,  носились
взад и вперед  без  видимых  усилий  и  с  необыкновенной  грацией,  которой
завидовала каждая девушка, потому что если ты умеешь хорошо ездить на лыжах,
то это признак социальной избранности,  и  обзавестись  таким  умением  было
пределом мечтаний для каждой.
   Все боготворили также и сборную  Швейцарии  по  лыжам,  которая  приехала
тренироваться в  Гштад;  правда,  делать  это  приходилось  как  бы  заочно.
Бесконечно обсуждались все достоинства  четырех  основных  и  двух  запасных
членов этой сборной, но их самих никто не видел: они жили в  шале  на  самой
окраине города и не занимались ничем, кроме  тренировок.  Что,  естественно,
лишь повышало всеобщий интерес к ним.
   Как-то утром, за  завтраком,  Пэйган  внезапно  прервала  ставший  теперь
постоянным разговор подружек о том,  что  произойдет  в  следующую  субботу,
когда должен был состояться первый в зим нем сезоне танцевальный вечер.  Она
подняла взгляд от одного из редко приходящих писем от матери и спросила:
   - А знаете что? Оказывается, моя мать знает отца Ника. Я  написала  ей  о
нем в последнем письме, и теперь она пишет, что,  наверное,  это  тот  самый
Ник, который учился вместе с моим племянником Тоби в Итоне. Она  пишет,  что
если у него фамилия Клифф, то он должен быть сыном сэра  Вальтера  Клиффа  и
должен унаследовать огромное семейное гостиничное дело.
   - Не может быть, чтобы это был тот самый  Клифф:  он  бы  нам  сказал,  -
возразила Кейт.
   - Если он на самом деле сын сэра Вальтера Клиффа, он, безусловно, никогда
и не заикнулся бы об этом, - заявила Пэйган, добавив специально для Максины:
   - Это типично английская привычка недоговаривать.
   Потом, уже в гардеробе в "Шезе", они рассказали об этом Джуди.
   - Серьезно? - удивилась та. - Мне он никогда ничего об этом не говорил. Я
считала, что он учится на официанта, чтобы  так  и  работать  официантом.  -
Девушки прошли к своему столику. Ник подошел  к  ним,  лавируя  между  тесно
поставленными  столиками,  за  которыми  было   много   посетителей.   Джуди
немедленно вывалила на него то, что только что узнала  сама,  чем  поставила
девочек в неловкое положение.
   - Правда, что ты со временем унаследуешь гостиничное дело Клиффа?
   Ник вспыхнул. Чтобы выиграть время и подумать,  он  начал  отбрасывать  с
лица назад волосы, а затем, заикаясь, проговорил:
   - Н-ну, в общем, правда. Мне придется управлять этим  делом,  но  оно  не
будет на самом деле моим: это семейная компания.  Мне  просто  придется  его
вести... ради всей семьи.
   - Значит, ты богат? - спросила Джуди. Наступила пауза.
   - Я не беден, - неохотно признался Ник, - Но мне придется взять  на  себя
очень большую ответственность. -  И  затем  добавил  с  необычной  для  него
твердостью:
   - Если не возражаете, давайте больше не будем это обсуждать.
   Некоторое время спустя, когда они были в туалете, Максина  повернулась  к
Джуди и торжествующе спросила:
   - Ну что, теперь, когда ты  все  узнала  о  Нике,  Джим  из  Виргинии,  я
полагаю, будет забыт?
   - Почему? - пораженно спросила Джуди.
   - Ну, Ник от тебя без ума, это  же  ясно.  И  он  был  бы  очень  удачным
выбором, разве не так? - ответила Максина.
   Джуди расхохоталась.
   - Послушай, мне же еще и шестнадцати нет. Пока что я вообще ни за кого не
собираюсь замуж, и уж меньше всего за парня, которого я  даже  не  люблю.  Я
обещала маме, что даже на свидания не буду ходить, пока я здесь: только  при
таком условии она и разрешила мне  поехать.  Мне  кажется,  что  это  вполне
разумное условие, и я намерена его выполнить. Я знаю, что вам, богатым,  это
даже кажется чудачеством, но мне придется самой зарабатывать себе на  жизнь.
Учить одновременно французский и немецкий  и  без  того  непросто,  особенно
когда работаешь при этом официанткой. Но это мой единственный шанс, и я  его
не упущу. Мужчин будет в жизни еще полно,  они  никуда  не  денутся.  -  Она
немного поколебалась, а потом призналась:
   - Если хотите знать правду, никакого кавалера у меня дома нет.  Джима  из
Виргинии не существует. Это только отговорка для тех ребят, которые начинают
мной интересоваться. Так их самолюбие не страдает. Мужчины очень  не  любят,
когда им отвечают "нет" просто так.
   - Но, если ты удачно выйдешь замуж, тебе уже не надо будет  зарабатывать,
- удивилась Максина.
   - Поспорим? - ответила Джуди.
   В тот вечер стол во  время  ужина  в  школе  гудел:  девочки  возбужденно
обсуждали, что следует надеть на танцы.  У  Максины  было  голубое  шелковое
платье с открытыми плечами и рукавами с буфами. Кейт собиралась надеть  свое
унылое, кремового тона, муаровое платье от Дебенхэма  с  лентой  и  скромным
вырезом в форме сердца, украшенным кружевной  косынкой.  Максина  предложила
переделать вырез, сделать его гораздо более глубоким, и ее предложение  было
немедленно принято. Но оставалась еще  нерешенной  проблема,  в  чем  пойдет
Пэйган.
   - Нечего и обсуждать. Я не пойду. У меня нет длинного  платья,  -  мрачно
сказала Пэйган.
   - Но у тебя есть длинная черная юбка из тафты, - возразила Максина,  -  и
бабушкина белая шелковая блузка. Мы могли бы купить пару метров ярко-розовой
тафты и сделать внизу юбки огромный рюш так, чтобы она  почти  доставала  до
пола, а что останется, обернуть кушаком вокруг талии и пустить концы вниз; А
блузку можно не застегивать до конца, и тогда это будет выглядеть как низкий
вырез, верно?
   Пэйган приободрилась. Странно, но Максина с ее советами чем-то напоминала
ей старую миссис Хокен в их деревне, а Пэйган ничто не  доставляло  большего
удовольствия, чем возможность переделать какую-нибудь вещь из одежды в нечто
абсолютно  отличающееся  по  своему  предназначению  от  того,   ради   чего
создавалась вещь первоначально.
   После ужина Максина наметила мелом очень низкий, смелый вырез на муаровом
платье Кейт и взялась за ножницы, а Кейт в это время зажмурилась и скрестила
на  счастье  пальцы.  Потом  Максина  ползала  на  коленях  вокруг   Пэйган,
прикрепляя булавками газету к низу  ее  юбки,  чтобы  сделать  выкройку  для
предполагаемого рюша. Вся школа поголовно  была  занята  примерками  бальных
платьев. Некоторые девочки,  приехавшие  из  стран  континентальной  Европы,
облачались в очаровательные туалеты, которые назывались "веселая вдова". Они
представляли собой жесткий  корсет  от  подмышек  до  нижней  части  ягодиц,
который был обшит черным атласом, украшен кружевами и держался на нескольких
стальных  полосках,  столь  же  неудобных,  как  и   китовый   ус,   которым
пользовались женщины викторианской эпохи. Но выглядело это очень сексуально.
   Девочки же, у которых не было такого платья, срочно писали домой,  умоляя
прислать им денег на дополнительные занятия музыкой...
   "Империал" с его сказочными башнями и башенками  -  одна  из  красивейших
гостиниц мира. Когда холодный зеленый школьный микроавтобус  подъехал  к  ее
сверкающему стеклянному входу, ученицы поспешно  поснимали  с  себя  обычные
зимние пальто - вечерние накидки были лишь у немногих, - лучше было  немного
померзнуть, чем показаться немодной или безвкусно  одетой.  В  сопровождении
двух замотанных и вечно обеспокоенных воспитательниц  они  прошествовали  по
красному ковру под хрустальными люстрами в зал для танцев, где за маленькими
белыми столиками, на которых горели свечи,  уже  сидели  приехавшие  раньше.
Девочки уселись на ряд темно-красных  банкеток,  которые  были  приготовлены
специально для них, и заказали шипучие коктейли с джином: платить за напитки
приходилось самим, а с таким коктейлем можно было  просидеть  дольше.  Среди
официантов,   принимавших   у   них   заказы,   был   и   Ник,   державшийся
вежливо-официально.
   Девочки нервничали: они боялись, что их пригласят танцевать; боялись, что
не пригласят; боялись, что будут танцевать плохо или  наступят  партнеру  на
ногу. Все они делали сейчас вид, будто  не  замечают  линии  молодых  людей,
которая начала формироваться на  противоположной,  дальней  от  них  стороне
зала; и все они в  душе  готовились  к  тому,  что,  возможно,  им  придется
пережить сегодня  самое  тяжелое  в  их  жизни  публичное  унижение.  Пэйган
радовалась тому, что здесь можно сидеть: так мальчикам  не  видно,  что  она
очень большого роста. Она была слишком высока для половины из собравшихся  в
зале молодых людей, хотя и не понимала, почему  тем  это  так  не  нравится:
лично она не имела ничего против маленьких мужчин.
   - Пожалуй, схожу в туалет, - как бы невзначай произнесла Кейт.
   - Никуда ты не пойдешь, - возразила Пэйган. - Если будешь отсиживаться  в
туалете,  никто  тебя  не  пригласит,  это  уж  точно,  нечего   паниковать.
Посмотри-ка лучше на меня! Я так боюсь, что наступлю на этот проклятый рюш и
все оторву - кажется, ни о чем другом и думать сегодня не буду!
   Оркестр  заиграл  "Жизнь  в  розовых  тонах",  все  в   зале   пришло   в
замешательство, и внезапно их столик оказался в окружении мальчиков, которые
все хотели танцевать с... Кейт. Пораженная Кейт  приняла  приглашение  того,
который оказался ближе других, и он повел  ее  в  медленном  танце,  а  Кейт
благодарила в душе бога за тот урок, который успела дать ей Максина.  Вскоре
танцевали все три девочки: ужасная судьба подпирающих стену миновала их.
   Когда танец кончился, партнеры проводили их назад к столикам, поклонились
и отошли. Оркестр заиграл самбу, и снова все бросились приглашать  на  танец
Кейт. Кружась по залу с красивым, свободно передвигающимся парнем, студентом
из "Ле Морнэ", которого звали Франсуа, она все еще не могла поверить  своему
успеху.
   Франсуа был красив и темноволос - таким,  разумеется,  он  и  должен  был
быть. В объятиях этого небрежно  и  красиво  танцующего,  раскрепощенного  в
движениях парня -  совершенно  уверенного  в  себе  даже  тогда,  когда  шел
обратным шагом в вальсе, - Кейт  скользила  по  залу  в  каком-то  радостном
тумане, а он крепко прижимал ее к себе, и  сердце  у  нее  трепетало,  когда
через его белую накрахмаленную рубашку она чувствовала прикосновение к своей
груди чужого, непривычного тепла. Следующим танцем  была  румба,  и  Франсуа
танцевал ее со всеми возможными ухищрениями  и  выкрутасами.  Танец  еще  не
закончился, когда Кейт внезапно вспыхнула  и  покраснела.  Слишком  жарко  в
зале, подумала она, но тут же ощутила незнакомое ей чувство:  голова  у  нее
как будто пошла кругом, и одновременно в животе что-то сильно  екнуло,  а  в
коленях появилась слабость. "Сейчас грохнусь в обморок, -  подумала  она,  -
какое странное ощущение!" Но вдруг до нее дошло,  в  чем  дело:  Это  же  то
самое, сообразила Кейт и вся засветилась от счастья,  приняв  вожделение  за
любовь.
   Франсуа говорил ей о каких-то пустяках, и чувствовалось, что ему привычна
эта небрежная легкость разговора в  танце.  Кружась  в  самбе  по  залу,  то
немного откидывая ее назад,  то  прижимая,  с  каждым  разом  все  крепче  и
плотнее, к себе, он говорил очень вежливо и в  таком  тоне,  как  будто  они
сидели за чаем у него в гостях в присутствии всех его домашних. Всякий  раз,
когда  его  тело  жестко  прижималось  к  ней,  Кейт   испытывала   странное
эротическое возбуждение. Впрочем, быть может, ей это только казалось, потому
что ее партнер, судя по всему, не замечал и не испытывал ничего  необычного,
вкрадчиво-учтивым голосом рассказывая ей в это время о том,  где  в  здешних
лесах есть красивые места для прогулок, лыжных походов, куда стоит  съездить
на экскурсию, где какие бары, гостиницы и танцзалы.
   Кейт почти все время молчала. Ее зеленые  глаза  с  восхищением  смотрели
снизу вверх на его загорелое лицо, а  Франсуа  говорил  уже  о  том,  что  в
вечерних танцах по субботам все бы хорошо, если бы не одно скверное правило.
Когда танцы заканчиваются, девочкам из "Иронделли" запрещено разговаривать с
теми молодыми людьми, с которыми они познакомились  во  время  танцев.  Пока
музыканты в танцевальном зале снова  и  снова  повторяют  "Жизнь  в  розовых
тонах", можешь сколько угодно прижиматься к парню своей мечты. Но  субботний
вечер кончится, и если встретишь этого парня в воскресенье утром  на  улице,
то должна молча, глядя  сквозь  него,  пройти  мимо,  а  ведь,  может  быть,
проходишь мимо своей единственной и неповторимой любви.
   С точки зрения директора школы,  к  тому  моменту,  когда  наступит  пора
отправлять девочек обратно по родительским домам, они должны уметь танцевать
безукоризненно. Все прочие дефекты  воспитания  и  образования,  рассказывал
Франсуа, можно будет объяснить врожденной неспособностью  к  учению,  ленью,
нервной возбудимостью в период  полового  созревания  или  предменструальной
напряженностью; но если  девочки  не  научились  танцевать,  то  успокаивать
разгневанных родителей бывает трудно. Вот почему ученицам разрешалось  -  за
счет их родителей - посещать танцевальные вечера в общественных местах:  это
был хороший и дешевый способ найти партнеров,  готовых  обучать  девочек.  К
тому же  это  означало  и  дополнительную  возможность  попрактиковаться  во
французском языке. Месье Шарден, однако, не доверял ни одной из  находящихся
в  стадии  полового  созревания  молодых   женщин,   за   которых   он   нес
ответственность. И он не желал, чтобы к нему являлись рассерженные родители,
требуя  компенсации  или  -  что  было  бы  еще  более   затруднительным   -
установления личности негодяя. Самый простой способ  обеспечить  его  личное
спокойствие и сохранить учениц в неприкосновенности заключался в том,  чтобы
каждую ночь запирать их на замок, как цыплят.
   Но это означало - и напрашиваться на неприятности.

***

   К полуночи Кейт уже чувствовала себя, как Золушка  на  балу.  Непривычная
обстановка изумила и ошеломила ее,  вот  почему  Кейт  не  придала  никакого
значения тому, что, когда она зашла в туалет, никто из девочек не  заговорил
с ней. Все они не просто завидовали успеху, выпавшему на долю Кейт. Главное,
не могли взять в толк, чем вызван этот успех. Именно это и злило  их  больше
всего. На их взгляд, Кейт была совершенно заурядной. "Не понимаю, что они  в
ней нашли. И платье у нее такое старое  и  страшное",  -  фыркнула  одна  из
девиц. "Ее и хорошенькой-то не назовешь. Волосы жидкие, даже не  длинные.  А
глаза какие?! Зеленые, провалившиеся, и смотрят в разные стороны!"
   В тот вечер Кейт впервые столкнулась с недоверием и ревностью, которые ей
предстояло терпеть  со  стороны  других  женщин  на  протяжении  последующих
тридцати лет. Женщины совершенно не понимали, что могут мужчины  находить  в
этой Кейт, а потому считали ее хитрой и  коварной,  способной  на  всяческие
проделки, и были убеждены, что в ее присутствии ни  один  мужчина  не  может
чувствовать себя в  безопасности.  Но  они  ошибались:  это  Кейт  не  могла
чувствовать себя в безопасности в присутствии любого мужчины.
   Громко ударили тарелки,  и  с  их  звоном  свет  прожекторов  сошелся  на
руководителе оркестра, который объявил, что после следующего танца состоится
конкурс на звание Мисс Гштад, а пока  каждый  столик  получит  карточки  для
голосования и может выдвигать свои кандидатуры.
   - Ну, - провозгласила Пэйган, - кандидатура от нас очевидна. Кейт сегодня
царица бала, она должна стать и Мисс Гштад.
   - Не дури, - ответила Кейт, - не буду я вылезать на  сцену  и  изображать
там бог знает кого.
   - А я бы рискнула, - сказала Максина. - В конце концов, это же не  что-то
серьезное,  не  конкурс  на  Мисс   Вселенная.   Просто-напросто   небольшое
деревенское развлечение.  -  Она  сильно  подтолкнула  Кейт,  спихнув  ее  с
каштановой бархатной скамейки. - Не упрямься, не будь настолько англичанкой!
   Кейт поднялась с места. Она неохотно вышла на середину зала, где мажордом
выстроил всех претенденток в  линейку  и  вручил  Кейт  большую  картонку  с
номером 17. На танцах присутствовали и девочки из двух-трех других таких  же
школ, так что посередине зала стояли сейчас около тридцати девушек  и  среди
них чувственно выглядящая, с пышными  формами  итальянка,  одетая  в  черное
бархатное платье с открытыми плечами. Кейт видела, что шансов  на  победу  у
нее нет, но отступать было уже поздно. Девочки медленно выстроились в круг.
   Но Кейт не приняла в расчет Ника. Тот подошел к  официанту,  раздававшему
ка