вами.  Она  заспешила
мимо витрин маленьких магазинчиков, специализирующихся  на  продаже  орехов,
кофе в зернах, сливочной помадки и накладных ногтей.  Изломанными  неоновыми
линиями пламенела реклама: "Бесплатная  доставка  светлого  пива  "МиЧелоб",
"Смокинги напрокат", "Немедленный психологический прогноз".
   Плам нырнула в корейский магазин  на  Чамберс  и  быстро  прошла  вглубь.
Скрывшись за холодильным шкафом с банками пива, она сняла с пальца кольцо  с
бриллиантом и сунула его в глубокий карман  пальто.  Теперь  она  не  станет
добычей грабителей. Может, ей следовало положить кольцо в кошелек? Нет,  это
как раз то, что грабители хватают в  первую  очередь.  Только  идиоты  носят
ценные вещи в кошельке. Но беспокойство не проходило, и Плам  вдруг  поняла,
что причиной его является беззащитность. Но почему  она  должна  чувствовать
себя беззащитной?
   На перекрестке Плам повернула направо. На Бродвее в лицо  опять  стеганул
ветер - такой резкий,  что  перехватило  дыхание.  Она  открыла  рот,  чтобы
схватить воздуха, и ветер ледяным клубком закатился в горло,  обжег  холодом
легкие и застыл внутри. Плам стиснула зубы  и  обхватила  себя  руками.  Так
холодно ей никогда не было.
   В бледно-голубом небе  высился  готический  шпиль  небоскреба  "Вулворт".
Автомобили проезжали изредка. На противоположной стороне  несколько  уличных
торговок с обескураженным видом жались к вентиляционным решеткам  метро.  На
скамейках небольшого  парка  мэрии  с  несчастным  видом  ютились  бездомные
бродяги. Некоторые уже были  слишком  пьяны,  чтобы  ощущать  холод.  Вокруг
валялись пустые бутылки.
   Плам вдруг стало стыдно  за  свое  чувство  неудовлетворенности.  "Бедная
маленькая   богачка",   -    насмешливо    подумала    она.    Но    чувство
неудовлетворенности  не  проходило  оттого,  что  она  говорила  себе,   что
счастлива, что у нее  есть  все  и  даже  больше.  И  к  тому,  чтобы  стать
художником, она шла не так, как многие другие, которые хоть и  не  по  своей
вине, но жили гораздо ниже уровня  своих  способностей.  Некоторым  женщинам
вообще не удается узнать меру своего таланта. Но с какого  момента  художник
начинает  нуждаться  в  спортивных  автомобилях  и  в  другой  роскоши?   Ее
претенциозная светская жизнь - это лишь иной, более дорогостоящий, способ не
отстать от Джоунсов, как раз то, что ей так не нравилось в матери, когда она
видела, как ощущение  беззащитности  заставляет  ее  тянуться  за  соседями,
становясь агрессивной и безжалостной.
   В конце узких улочек Южного порта показались  мачты  пришвартованных  яхт
постройки прошлого века. Древние строения из  мелкого  кирпича,  теснившиеся
вокруг рыбного базара  на  Фултон-стрит  и  когда-то  служившие  складами  и
постоялыми дворами, теперь  были  превращены  в  шикарные  кафе  и  магазины
деликатесов. Купив в салоне Лауры Эшли бордовые перчатки и  такой  же  шарф,
Плам прошла в примерочную и быстро надела на палец кольцо с бриллиантом. Она
будет рада, когда покинет этот район и не  будет  чувствовать  необходимости
прятать кольцо.
   У Забара, соблазненная  запахом  свежеиспеченного  хлеба,  Плам  накупила
всевозможных булочек для ребят и тут же вспомнила, что пухленький Макс сидит
на диете, а помешанный на здоровье Тоби вообще не прикасается  к  тому,  что
содержит сахар. Они для нее все еще были малыми детьми,  и  это  все  больше
раздражало их. Но Плам не могла считать их взрослыми только потому, что  они
вдруг заговорили ломким баском.
   Неожиданно ей пришло в голову: ее беда в том, что она не  чувствует  себя
полноценной личностью. Да, она художник, она мать, но вот ощущения того, что
она женщина, не было.
   Когда  она,  впервые  оказавшись  в   Лондоне,   только   начинала   свою
самостоятельную жизнь, дела шли туго, но у нее были ее сыновья, ее  картины,
ее друзья и больше времени для  веселья  и  других  простых  вещей,  которые
женщину делают женщиной. Неужели за признание и  успех  надо  расплачиваться
самым дорогим?

Глава 7

   Плам вышла из лифта в офисе Виктора и оказалась лицом к лицу с  одной  из
своих картин. Полотно,  полыхающее  ярко-желтыми,  шафрановыми  и  лимонными
оттенками, напомнило ей, какой она была счастливой, работая над ним, и у нее
сразу улучшилось настроение. Это было как раз перед тем, как Тоби беззаботно
покинул дом, чтобы поселиться с друзьями в общежитии,  и  она  почувствовала
себя так, словно ее обокрали. После  этого  темные  и  мрачные  тона  долгие
месяцы не сходили с ее палитры, как и  с  рабочего  стола,  на  котором  она
смешивала краски.
   Дженни пыталась успокоить ее.
   - Большинство женщин, посвятивших жизнь своим детям, остаются ни  с  чем,
когда те уходят из дома. А у тебя остается твоя живопись, Плам.
   И это подействовало.
   В своих картинах Плам рассказывала  о  себе,  эмоционально  обнаженной  и
беззащитной. Но если картину можно было  описать  словами,  значит,  она  не
выразила в ней то, что хотела. Значит, зритель не сможет понять и  разделить
ее чувства. Цвет передавал ее мысли и ощущения, как звук в музыке. И  теперь
в офисе Виктора она задумалась о том, как выльются на холст вновь охватившие
ее чувства.
   Она уставилась на  огромное  полотно  и  -  так  было  всегда  -  тут  же
почувствовала желание что-то изменить в нем.  Освещение,  в  какое  попадали
выставленные картины, никогда не было таким же ясным и прозрачным, как в  ее
лондонской  мастерской.  В  этом  мягком  январском  свете,  отраженном   от
поверхности вод Нью-йоркской гавани, некоторые мазки кадмия казались слишком
резкими, тогда как вкраплениям жженой охры недоставало насыщенности. Эти два
тона не выдерживали соседства друг с другом.
   Вскоре Плам пригласили к Виктору, и ей показалось, что она попала в музей
современного искусства, но никак не в кабинет  голливудского  магната.  Одна
стена была сплошь стеклянной и выходила на лужайку, спускавшуюся  к  гавани,
другую закрывали стеклянные же полки с коллекцией масок из Новой Гвинеи.  На
третьей висела еще одна картина Плам - из  серии  ее  мрачных  черно-лиловых
творений. Из мебели в кабинете было всего лишь три диванчика, покрытых серой
фланелью. Они расположились вокруг огромной плиты сланца, на которой  лежала
тонкая оранжевая  папка  с  документами  и  стояла  стеклянная  подставка  с
визитными карточками Виктора,  где  были  указаны  шестнадцать  номеров  его
личных телефонов, включая автомобильный.
   Плам  посмотрела  сквозь  стену  на  огромную  серую  гладь  Ист-Ривер  -
молчаливую, зловещую и безнадежно холодную.  Дальний  берег  казался  темной
полоской угля с неровными краями,  лилово-серые  здания  напоминали  пейзажи
Моне.
   Дверь отворилась, и вся комната сразу заполнилась присутствием Виктора  и
тех миллионов долларов, которые он олицетворял.
   - Не костюм, а сплошная ностальгия по шестидесятым. - Пожимая ее руку, он
оглядел Плам с ног до головы. - А что это с сапогами? Тебе их  лучше  снять,
они совсем промокли... Я  отправлю  тебя  на  "Роллсе".  Мисс  Орбах,  через
полчаса мне будет нужна машина! - Он поднял ее руку с кольцом.  -  Оно  тебе
нравится, да?
   Плам пошевелила пальцами, наблюдая, как  бриллиант  ловит  свет  и  вновь
отбрасывает его уже в виде ослепительных лучей - синих, зеленых и желтых.
   - Эти просто сказка, Виктор! Я чувствую себя кинозвездой прошлых лет!
   Виктор довольно кивнул.
   - Бриз прав, сейчас самое время для таких приобретений. -  Он  подошел  к
прозрачной стене и уставился  на  темневшую  вдали  береговую  черту.  -  Ты
продолжаешь это.., расследование? Плам кивнула.
   - Я так и сказал Сюзанне, что ты не остановишься. И даже заключил  с  ней
пари на пять тысяч долларов.  -  Он  улыбнулся.  -  На  нее  твои  слова  не
произвели большого впечатления, но мне самому хотелось бы знать правду. И я,
естественно, помогу тебе всем,  чем  могу.  Единственное,  чего  бы  мне  не
хотелось, так это беспокоить Сюзанну.  Она  очень  занятой  человек,  ты  же
знаешь.
   - Но, Виктор, мне необходимо детально рассмотреть картину - и при дневном
освещении!
   - Мне очень жаль, Плам, но это просто невозможно.
   Тон Виктора был категоричен, и Ллам стало  ясно,  что  он  предлагает  ей
держаться от квартиры Маршей подальше. "У него был  колоссальный  скандал  с
Сюзанной, - заключила она. - И теперь, черт побери,  я  не  смогу  осмотреть
этот  голландский  натюрморт  при  дневном  освещении  и  проверить  фактуру
обратной стороны". Женам торговцев  картинами  известно,  что  при  проверке
сомнительной  вещи  важное  значение  имеет  внутреннее   чувство,   которое
возникает при ее рассмотрении и является суммой всего твоего предшествующего
опыта,  затем  производится  булавочный  тест  и,  наконец,  проверяется  ее
оборотная сторона.
   Старые картины писались на дереве,  металле  или  холсте.  Неаполитанские
холсты - грубые, как мешковина, у старого венецианского полотна  рисунок  "в
елочку". Чем дальше на  север  Европы,  тем  тоньше  фактура  холста,  север
славился своими текстильными фабриками.
   На обратной стороне картины коллекционеры часто делали  отметки:  ставили
свои монограммы или  инициалы,  номера  согласно  своему  учету.  На  старых
полотнах можно было обнаружить следы выставочных ярлыков, инвентарные номера
аукциона - все это помогало проследить их историю.  Так,  на  Сотби  отметки
делаются мелом или наклеиваются этикетки, у Филлипса пользуются синим мелом,
а Кристи - это единственный аукцион, где наносят отметку из двух букв и трех
цифр, обозначающую дату продажи и номер лота, зафиксированный в каталоге.
   Плам надеялась,  что  обратная  сторона  голландской  картины  скажет  ей
что-нибудь, не такая уж безупречная  это  подделка.  И  теперь  она  была  в
отчаянии.
   Виктор взял со стола тонкую оранжевую папку с бумагами.
   - Мисс Орбах сняла копию свидетельства о происхождении и приложила  копию
диапозитива. Я присовокупил сюда фотокопию своего чека об  оплате,  а  также
письмо, которое дает право наводить любые справки по поводу картины от моего
имени. Нужно ли что-нибудь еще?
   - Я бы хотела  съездить  в  Лос-Анджелес  и  встретиться  с  декоратором,
отыскавшим для вас этого Балтазара ван дер Аста.
   Когда Виктор наклонился, чтобы позвонить секретарше, Плам добавила:
   - И ты упоминал здешнего торговца, у которого есть подобная картина.  Кто
он?
   - Артур Шнайдер с Пятьдесят седьмой улицы. Хорошо, я устрою тебе  встречу
с декоратором Синтией Блай в Лос-Анджелесе.  Она  в  шоке.  Говорит,  что  у
Малтби  очень  высокая  репутация.  Она  не  отрицает,  что   наша   картина
подвергалась реставрационным работам,  но  в  этом  нет  ничего  необычного,
старая картина почти всегда нуждается в реставраторах.
   - Да, реставрация - это темная область,  -  согласилась  Плам.  -  Иногда
невозможно определить, где кончается восстановление и  начинается  подделка.
Иногда картина может обновиться на девяносто процентов. Но  в  вашем  случае
совсем не то.
   - Синтия говорила, что ты, возможно, имела в виду, что  картина  написана
не полностью ван дер Астом. Возможно, ему помогал  ученик.  Ведь  выдающимся
мастерам приходилось поручать подмастерьям выписывать  фон,  одежду,  собак,
лошадей и даже человеческие тела.
   - Я не это имела в виду, Виктор.
   - Синтия еще спрашивала, не  хотела  ли  ты  сказать,  что  картина  была
скопирована в мастерской ван дер Аста сразу после того, как он  ее  написал.
Она говорит, что такое происходило на каждом шагу.
   Виктор сообщил Плам также еще ряд соображений, высказанных Синтией. В  те
времена  нередко  бывало  так,  что  по  окончании  работы  над  картиной  в
мастерской делались ее  копии.  Известно,  что  ученики  Леонардо  да  Винчи
написали не менее сорока копий его картин. Все  они  были  выполнены  в  его
мастерской, и всегда считалось, что они не уступают работам самого мастера.
   Плам согласно кивнула.
   - Так ты предполагаешь, что  наша  картина  -  это  первоначальная  копия
другой работы ван дер Аста, выставленной в одном из музеев?
   - Я подозреваю, что натюрморт - это компиляция из  разных  частей  других
работ ван дер Аста,  а  это  значит,  что  картину  написал  совсем  недавно
довольно опытный и умелый мошенник.
   - Что ж, тогда докажи это.
   Плам откинулась на спинку кожаного  сиденья  темно-бордового  "Роллса"  и
раскрыла оранжевую папку Виктора, чтобы взглянуть на  паспорт.  В  идеальном
случае  такая  подборка  документов  позволяет  покупателю   картины   четко
проследить в обратном порядке ее путь от владельца к владельцу, вплоть до ее
автора. В этом формуляре указываются и все  ее  появления  на  выставках,  и
упоминания о ней в  научных  трудах.  Но  полный  формуляр  -  вещь  редкая:
владельцы забывают фиксировать происходящее с их шедевром.
   И тогда обычно возникают споры насчет подлинности. Потому-то Бриз и велит
Плам оставлять отпечаток пальца  на  обороте  каждой  ее  картины,  а  также
ставить свою подпись на лицевой стороне. Отпечаток ее пальца ставится  также
и на квитанции о продаже.
   В оранжевой папке Виктора было два конверта. В первом - копия диапозитива
размером десять на восемь дюймов с полным описанием прелестного  натюрморта.
И то и другое - с подписью мистера Малтби. Во втором конверте лежала справка
с отрывочными сведениями о прошлом картины, а также копии разных квитанций о
продаже  и  заключение  экспертизы  на   нидерландском   языке,   сделанное,
предположительно, в 1922 году. Картина нигде не выставлялась.
   Когда  "Ролле"  выехал  на  Пятьдесят  седьмую  Восточную   улицу,   Плам
захлопнула папку. Паспорта, так же как и картины, можно подделать.
   С тротуара Плам заглянула в зарешеченное окно  картинной  галереи  Артура
Шнайдера. На фоне шторы из светло-зеленого бархата красовался  на  небольшой
подставке искусно подсвеченный голландский натюрморт  размером  восемнадцать
квадратных дюймов: столик орехового дерева, на нем ваза времен династии Мин,
с голубым рисунком и широкой каемкой, наполненная клубникой  и  вишнями.  На
дальнем плане были рассыпаны несколько вишен вместе с листьями и  лепестками
гвоздики, с которых на столик скатились прозрачные капли воды. К одной ягоде
прилепилась трупная муха. Небольшая табличка рядом  с  подставкой  сообщала,
что картина выполнена по меди в период между 1615 и 1630 годами  Якобом  ван
Хальсдонком.
   Плам нажала кнопку звонка. Дверь открыл крупный  мужчина  средних  лет  в
старомодных  очках  в  золотой  оправе,  сквозь  которые  на  нее   смотрели
бесцветные рыбьи глаза. В зале, похожем на гостиную Сюзанны,  больше  никого
не было. На  темно-зеленых  стенах  висели  небольшие  картины  в  золоченых
рамках, тщательно подсвеченные. Три из них были семнадцатого века. На  одной
изображена рыбацкая лодка  на  фоне  штормового  моря;  другая  представляла
кабацкую сцену: подвыпившие тучные крестьяне играли в карты, курили  длинные
глиняные трубки или танцевали под аккомпанемент скрипача с огромным животом;
третья являла собой веселый зимний пейзаж  с  людьми,  которые  катались  на
лошади, запряженной в сани, и играли во что-то вроде хоккея.
   - Школа Хендрика Аверкампа. Они играют  в  гольф,  который  был  придуман
голландцами еще в тринадцатом веке и положил начало  современному  гольфу  и
хоккею на льду, - пояснил мистер Шнайдер. Его речи  был  свойствен  какой-то
неуловимый дефект.
   Плам  сообщила,  что  помогает  кое-кому  выбрать  подарок  жене   надень
рождения, и мистер Шнайдер, видевший, как Плам подъехала  на  темно-бордовом
"Роллсе", не стал возражать против того, чтобы отодвинуть натюрморт от  окна
и дать ей рассмотреть его.
   - Голландский натюрморт семнадцатого века - это как раз  то,  что  нужно.
Как вы, несомненно, знаете, это был золотой период голландской и фламандской
живописи. Посмотрите, как четко и ясно выписаны детали. Обратите внимание на
его безмятежность.
   - Мне кажется, я уже видела на  какой-то  картине  подобную  бело-голубую
вазу,  -  словно  бы  про  себя  заметила  Плам.  -  Это  точно  работа  ван
Хальсдонка?
   - Абсолютно точно! - В голосе Шнайдера прозвучал едва заметный холодок. -
Но как вам, несомненно, известно, - продолжал он,  явно  имея  в  виду,  что
ничего ей не известно, - каждый художник этого  периода  сохранял  все  свои
пробные наброски, а затем они  неоднократно  использовались  им  Самим,  его
учениками, порой и коллегами, потому что  тогда  было  принято  заимствовать
детали друг у друга. И так они передавались из поколения в поколение.
   Как вы, наверное, слышали, одна знаменитая  парочка  на  коньках  впервые
появляется в пейзаже с замерзшей рекой Хендрика Аверкампа, затем выскакивает
на нескольких других его работах, а также на полотнах  Барента  Аверкампа  и
Арента Арентца.
   - И какова цена натюрморта?
   Мистер Шнайдер взглянул на бриллиантовое кольцо Плам.
   - Начальная цена сто  восемьдесят  пять,  -  твердо  произнес  Шнайдер  и
заметил, что Плам даже глазом не моргнула.
   - Она может быть снижена?
   - До некоторой степени. - Помолчав немного, Шнайдер спросил:
   - Могу я узнать имя счастливой именинницы?
   - Миссис Марш.
   На лице Шнайдера ничего не отразилось.  Он  явно  не  относился  к  числу
читателей "Уолл-стрит джорнэл".
   - Сюзанна Марш, - уточнила Плам. Шнайдер расплылся в улыбке.
   - Ферма "Солнечный берег"? Каталоги для заказов по  почте?  -  Почти  вся
цветистая  роскошь  загородного  дома  -  за  исключением  разве  что  белых
персидских котят да двух маленьких молчаливых дочек  Сюзанны  -  могла  быть
заказана по почте с помощью каталога от "Сюзанны с Солнечного берега". - Эта
картина просто идеально  впишется  в  подобную  обстановку,  -  с  восторгом
произнес он. - Когда миссис Марш будет угодно взглянуть на картину?
   - Она должна стать для нее сюрпризом. Мистер Марш увидел ее в вашем  окне
и попросил меня проверить ее происхождение.
   Отношение Шнайдера слегка изменилось, когда он понял, что  перед  ним  не
любовница и не декоратор (ни визитной карточки, ни разговоров о  скидке),  а
скорее всего секретарша того, кому принадлежит "Роллс-Ройс". Возможно, и  не
бриллиант это, а циркон.
   Изучая картину, Плам повернула ее к себе  обратной  стороной,  и  Шнайдер
догадался, что она не просто приглядывается к  товару.  Через  полчаса  Плам
знала, что маленький прелестный Якоб ван Хальсдонк был подделкой,  и  мистер
Шнайдер тоже знал это и знал, что она знает.  Однако  оба  делали  вид,  что
ничего не знают.
   - Полагаю, что за это причитается... - вежливо  сказала  Плам,  -  что  я
получу...
   - Конечно. Десять процентов комиссионных. - Бог с ней, кем бы она там  ни
была.
   - Обычно от подобных сделок я получаю пятнадцать. - Плам знала, что  если
она не будет торговаться, то он не сочтет ее серьезным покупателем и она  не
получит копию паспорта. - Благодарю вас. Тогда, может быть, я могу  получить
копию паспорта?.. Миссис Расселл...  В  "Ритц-Карлтоне"...  Да,  конечно,  я
верну ее завтра. Я вам очень признательна...
   Пока Шнайдер рылся в картотеке, стоя к Плам спиной, она спокойно  достала
из сумочки гостиничный набор для шитья и  вынула  из  него  булавку.  Острие
легко вошло в краску.
   Еще через десять минут Плам стало известно, что Шнайдер приобрел  картину
у "Леви-Фонтэна". Это был известный в Париже торговый дом второй  категории,
который никогда не поднимется до первоклассного Матисса,  но  и  не  упустит
своего, к примеру, чего-то вроде неоконченного наброска Фонтен-Латура.
   Когда она собралась уходить, Шнайдер заметил, как бы между прочим:
   - Возможно,  вам  следует  знать,  что  этой  картиной  интересуется  еще
кое-кто. Один из ваших соотечественников.
   - Тогда мне следует привести сюда мистера Марша как  можно  скорее.  Этот
соотечественник занимается торговлей?
   - У меня сложилось впечатление, что он занимается частным расследованием.
Он приходил этим утром и разговаривал