колыхалась буйно разросшаяся трава. В  тени
высокого берега, поросшего ивняком, на противоположной  стороне  реки  мирно
щипали траву или спали коровы. Дальше простиралось пшеничное поле, а за  ним
плавно вздымался зеленый край долины.
   Плам свернула с дороги и остановилась под цветущей  вишней.  Рядом  росла
слива, которую она не узнала,  но  потом  припомнила,  что  как-то  в  конце
сентября, перед самым возвращением в  Лондон,  посадила  маленький  саженец.
Теперь он превратился в настоящее дерево. Чувство было  такое,  словно  она,
побитая и измочаленная, вернулась домой после долгого хождения  по  мукам  и
теперь может наконец спокойно отдохнуть. Здесь она забудет тревоги, сядет на
траву, положит голову на колени и будет вдыхать аромат, исходящий от  кустов
лаванды, и влажный воздух, струящийся с реки.  Впервые  со  времени  второго
письма с угрозой Плам чувствовала себя в безопасности.
   Переполненная радостью, она обвела взглядом сад. Трава хоть и высокая, но
все же, должно быть, ее недавно подстригали, иначе бы она  уже  доходила  до
плеч. Глициния, еще не расцветшая, взбиралась  под  самую  крышу  над  южной
верандой, которая находилась на самом солнцепеке и была  отделена  от  двора
лавандовыми кустами. За ними на  фоне  бледно-золотистого  полуденного  неба
высился силуэт огромной магнолии.
   Когда она прошла на террасу, где  под  ногами  захрустели  потрескавшиеся
плитки, какое-то маленькое животное кинулось от нее и стремительно  скрылось
в траве. Сразу же вспомнились летние рассветы с песнями жаворонков,  полетом
ласточек, воркованием голубей, с зайцами, скачущими по росистой траве.
   Она вставила ключ в замок кухонной двери, не веря, что он  откроется,  но
дверь сразу же широко распахнулась. Внутри ее охватило такое чувство, словно
она попала в старую сказку, в которой сотни  лет  все  пребывало  во  сне  и
вот-вот должно было вернуться к жизни. Она обошла кухню,  удивляясь,  что  в
ней нет паутины, хотя знала, что Мэри Франс из  соседней  деревни  приходила
раз в неделю, чтобы сделать уборку. Но, конечно,  коттедж  имел  заброшенный
вид. Чтобы оживить его, требовалось тепло, запахи кухни и цветов, свет  огня
и улыбок.
   Плам подошла к раковине и открыла кран горячей воды.
   Через несколько секунд из него ударила теплая струя. Значит, мадам Мерлин
подключила электричество и воду, как она просила ее  по  телефону,  который,
слава богу, появился в Волвере в 85-м. Подставив руку под  струю,  такую  же
искрящуюся, как бриллиант на ее пальце, Плам испытала  блаженство,  она  еще
помнила те  времена,  когда  воду  приходилось  носить  ведрами  из  колодца
Мерлинов.
   - С возвращением, мадам Рассел! - Все  селяне  обращались  друг  к  другу
официально, редко называя по имени.
   Плам обернулась и увидела растрепанные седые волосы, сухопарую  фигуру  и
протянутые руки мадам Мерлин.
   Они расцеловались, как было принято  у  французов,  и  тут  мадам  Мерлин
обратила внимание на бриллиантовое кольцо Плам.
   - Вам не следует носить его здесь - какой-нибудь дурак подумает, что  оно
настоящее. К несчастью, у нас теперь  неспокойно.  Кругом  воры.  Они  могут
польститься на это кольцо. Спрячьте его в супницу. - Она показала  на  полку
над печкой.
   Через пять минут на кухне дымилась печь, а женщины, сидя рядом в креслах,
судачили о событиях последних девяти лет, которые невозможно было вместить в
рождественские  открытки.  Плам  было  легче:  да,  она  все  еще   балуется
живописью; бизнес мужа процветает, слава богу; нет, детей больше не заводили
- на все воля господня; сыновья окончили школу и оба учатся в художественном
колледже; конечно, постоянную работу найти в наше время очень трудно.
   Рассказ мадам Мерлин сводился к долгому перечислению всех тех, кто умер в
их краях за последние одиннадцать лет. Ее муж отошел отдел. Семейной  фермой
теперь  занимается  ее  дочь  Соланж.  Вторая   дочь   служит   капралом   в
военно-воздушных силах; Поль.., бедный Поль.., да, по-прежнему учительствует
- по сути дела, вся начальная  школа  на  нем.  Поль  вернулся  домой  после
постигшей его трагедии...
   Три года назад, во время поездки к родителям, жена Поля, Анни, погибла  в
автомобильной катастрофе возле Тулузы. Пьяный водитель на повороте  выскочил
на полосу встречного движения.., чудовище, изверг, которому нет  прощения...
Двухлетние близняшки Поля, Мэри и Роз, были пристегнуты  ремнями  на  заднем
сиденье и потому не пострадали, благодарение всем святым. Водитель отделался
двумя годами условно и даже не попал в тюрьму, потому что оказался богатой и
важной персоной, из тех, кто умеет выйти сухим из воды...
   - Но вы мне ничего не писали об этой трагедии! - воскликнула Плам.
   - Всего не напишешь в поздравительной открытке, - вздохнула мадам Мерлин,
вытирая глаза краем фартука, и стала рассказывать о печальных переменах с ее
сыном. Он ни разу не был в церкви после  того,  как  вынесли  приговор  тому
водителю, и больше не верил правосудию и властям. Но, по  крайней  мере,  он
вернулся домой. Она не смыкала глаз, пока  он  два  года  учился  в  Париже.
Теперь мадам Мерлин могла присматривать за девочками, хотя Поль не разрешает
им постоянно находиться у  нее.  Они  живут  втроем  в  учительском  доме  у
подножия холма, возле школы.
   Плам помнила Поля веселым угловатым подростком лет  четырнадцати.  Теперь
ему, должно быть, двадцать семь - двадцать восемь.  Однокашники  безжалостно
смеялись над тем, что он  не  умеет  плавать,  пока  Плам  не  научила  его.
Помнится, она тогда спросила, какое у него любимое стихотворение.  Такого  у
него не было. Тогда любимая песня? Нет. А знает ли он какую-нибудь  молитву?
Отлично! Он должен будет начать произносить ее, когда она даст сигнал. После
трех неуверенных взмахов она заорала:  "Начинай!"  Лепеча  молитву,  которая
отвлекала его от страхов, Поль доплыл до другого берега реки. Затем повернул
и еще раз пересек разделявшее их водное  пространство.  Это  маленькое  чудо
было отнесено на счет бога. Плам не возражала.

***

   После того как ушла мадам Мерлин, Плам осмотрела весь свой  коттедж,  что
не заняло у нее много времени. Дверь в задней части кухни вела  в  маленькую
розовую  спальню  с  черной  металлической  кроватью,   накрытой   кружевным
покрывалом. За ней находилась единственная ванная.  Кухня,  гостиная  и  две
другие спальни выходили на террасу.
   В сарае, пристроенном к задней части дома, где когда-то держали животных,
Плам среди пустых коробок из-под чая и  винных  ящиков,  покрытых  паутиной,
обнаружила три велосипеда, от времени покрывшихся ржавчиной. Она протерла от
пыли  свой  и  попробовала  тормоза.  Порывшись  среди  инструментов,  нашла
масленку и смазала его. Обнаруженный здесь же насос  оказался  исправным,  и
она осторожно принялась накачивать старые шины и вскоре  почувствовала,  что
они стали твердыми.
   Выбравшись по неровной траве на дорогу, Плам медленно покатила  налево  и
завихляла  по  пустынной  тропинке,  тянувшейся  через  деревню.  В  голубых
джинсах, синей рубахе  в  клетку  и  ярко-желтых  туфлях  без  каблуков  она
чувствовала себя по-девичьи молодой. Изо всех сил нажимая на  педали,  чтобы
взобраться  на  гору  за  деревней,  она  обретала  уверенность   и   быстро
приноровилась к велосипеду. Плам с удовольствием  подставляла  лицо  свежему
ветру и вдыхала терпкие запахи полей.  На  вершине  холма  за  деревней  она
остановилась и сорвала несколько лютиков. Положив их  в  плетеную  корзинку,
повернула назад и помчалась вниз. Пролетела по деревне, где ничто не  мешало
езде; на пустынной улице не было ни машин, ни кошек с собаками;  женщины  не
выходили из домов, занятые приготовлением ужина, а мужчины еще не  вернулись
с полей.
   Вдыхая запахи трав, она с удивлением спрашивала себя, почему так долго не
приезжала в эти божественные места. Всегда находились более важные дела,  да
и кто мог подумать, что жизнь пролетит как одно мгновение. Она  решила,  что
будет непременно приезжать сюда хотя бы раз в год. Может  быть,  ей  удастся
превратить часть сарая в мастерскую, и тогда она сможет серьезно  заниматься
здесь живописью и у Бриза не будет оснований сетовать, что она  пренебрегает
работой.
   Приблизившись к коттеджу, Плам резко  нажала  на  тормоз,  приготовившись
свернуть во двор. Не тут-то было.
   Плам давила и давила на бесполезные тормоза, а велосипед  разгонялся  все
сильнее.  Впереди  показались  каштаны,  стоявшие   по   краям   дороги   на
перекрестке. Ей надо было быстро решить, свернуть ли  в  канаву,  что  могло
оказаться  опасным,  или  продолжать  катить  до   следующего   подъема   за
перекрестком, где велосипед остановится сам. Она  решила  следовать  второму
варианту, тем более что столкнуться на сонной деревенской дороге было  не  с
кем.
   Велосипед набирал скорость. Плам взглянула налево, где стояла школа,  там
не было никого, и дальше путь тоже был свободен. Посмотрела направо.., и,  к
ужасу своему, увидела, как по дороге к  перекрестку  приближается  маленький
красный фургон.
   Она вспомнила этот фургон. Это была передвижная лавка, которая  приезжала
в Волвер раз в неделю. Фургон тащился к перекрестку на небольшой скорости, а
Плам казалось, что они летят друг к другу со скоростью  света.  Столкновение
казалось неизбежным. Она еще и еще жала на тормоз, но велосипед все  так  же
несся вперед.
   Перед самым перекрестком Плам дернула руль влево и направила велосипед  в
канаву. Переднее колесо среагировало нормально, а  вот  заднее  пошло  юзом.
Правая туфля сорвалась с ноги и устремилась вперед. Плам слетела с  седла  и
взвилась в воздух. Последовал удар о землю, и тело пронзила острая боль. Кто
бы мог подумать, что густая трава окажется  такой  твердой?..  Она  потеряла
сознание.
   ...На огненно-желтом фоне шевелились ярко-зеленые червячки, затем свет за
сомкнутыми веками Плам стал алым.  Она  медленно  приходила  в  сознание  и,
инстинктивно схватившись за лоб, почувствовала резкую пульсирующую боль, как
будто голову ритмично сжимали в тисках. Смирившись со своим положением,  она
на секунду вспомнила роды, когда так же  приходилось  отдаваться  во  власть
боли.
   - Не пытайтесь встать. Я отнесу вас в дом и вызову врача. Вы  англичанка,
не так ли? - послышался густой мужской голос.
   Плам застонала  и  с  неимоверным  усилием  приоткрыла  глаза.  Над  ней,
загораживая собой солнце, стоял высокий мужчина и держал в  руке  ее  желтую
туфлю.
   Плам застонала и закрыла глаза. Когда мужчина поднял  ее  на  руки,  боль
захлестнула с новой силой.
   Слышалось цоканье  стальных  набоек.  Походка  у  него  была  неровной  и
неуклюжей, хотя без такой ноши он, наверное, двигался бы более плавно.
   Но что-то было не так... Чувствуя, что ее несут  не  в  деревню,  Плам  с
усилием открыла глаза и посмотрела на мужчину.
   Загорелое лицо; волосы черные и блестящие,  как  вороново  крыло;  черные
прямые брови,  сходящиеся  над  крупным  прямым  носом;  волевой  квадратный
подбородок. Мужчина посмотрел на нее ясными синими глазами.
   - Я несу вас к своей машине. До вашего дома слишком далеко,  чтобы  нести
вас на руках. - Его английский свидетельствовал, что он не из местных. - Вы,
должно быть, живете в Волвере. - Откуда он знает, где она живет?
   Его широкий чувственный рот растянулся в улыбке.
   - Да ведь я - Поль Мерлин. Вы учили меня плавать, помните?

Четверг, 9 апреля 1992 года

   - Как вы себя чувствуете?
   Плам узнала силуэт Поля в проеме кухонной двери, выходившей  на  террасу.
На нем были легкие сандалии  на  веревочной  подошве,  вылинявшие  джинсы  и
открытый пуловер без рубашки. Его  рука  потянулась  к  вороту,  он  нервным
жестом потер ключицу, приоткрыв черные волосы на груди. Рука была изящной, с
длинными пальцами и ухоженными ногтями, что не часто  встретишь  в  Волвере,
где все трудятся на земле.
   Плам, лежавшая на диване перед камином,  попыталась  было  подняться,  но
вскрикнула от боли. Кожа на левом локте, предплечье и бедре была содрана,  а
левое колено сильно поранено. На лице ссадины и  царапины,  как  у  завзятой
велогонщицы.
   - Не вставайте. Доктор Комбре велел вам лежать,  -  напомнил  Поль.  -  Я
выправил руль и колеса и -  главное  -  заменил  тормозные  тросики.  Старые
разъела ржавчина, и они лопнули, когда вы резко нажали.
   Поль  говорил  участливо,  но  чувствовались  какая-то  отстраненность  и
нервозность. Плам вспомнились слова мадам Мерлин  о  том,  что  смерть  Анни
настолько изменила его, что ей иногда кажется, будто она слышит не  сына,  а
какого-то незнакомого человека.
   - Вы хорошо говорите по-английски. - Плам  вдруг  почувствовала,  что  ей
трудно оторвать взгляд от его бездонных голубых глаз.
   - Я преподаю английский. Языки - моя  специальность...  Нет,  я  не  буду
заходить. Ваш велосипед я поставил в сарай. - Поль исчез.
   Светло-зеленое спокойствие двора, видневшегося в темном  дверном  проеме,
лишь подчеркивало охватившее ее беспокойство. Она никогда прежде не  ощущала
в себе такого влечения к мужчине. За десять лет, проведенных с Бризом,  она,
естественно, обращала внимание на других мужчин и  даже  кокетничала  кое  с
кем, но дело никогда не доходило до постели. Случайные связи вызывали у  нее
мысли о вероломстве, передрягах и всяческих  неприятностях.  Она  не  хотела
испытывать неизбежное в этих ситуациях чувство вины.
   Надо перестать думать о Поле. Все это лезет ей в голову, потому что нечем
заняться, не о чем думать или беспокоиться. Такое часто случается на отдыхе.
Но чувствовала бы она такую слабость в коленях, истому в теле  и  готовность
уступить, если бы рядом, на отдыхе, был Бриз?
   Нет. Ни к кому ее еще не тянуло так, как к этому огромному  темноволосому
французу.

***

   Она видела его только в те немногие и до обидного короткие моменты, когда
забегала к мадам Мерлин одолжить сахару, муки или кофе.
   После полудня, когда заканчивались уроки, маленькие дочки  Поля,  держась
за руки, шли с отцом по тихой деревенской улице к бабушке,  чтобы  побыть  у
нее до ужина. Хотя обе девочки унаследовали  голубые  глаза  и  жгуче-черные
волосы своего отца, они все же не были точной копией друг друга. Тоненькую и
молчаливую  Роз  уже  сейчас  можно  было  назвать  красавицей.  Она  любила
наряжаться и при первой возможности надевала серебристые  бальные  туфельки,
полученные в  подарок  ко  дню  рождения.  Мэри,  очаровательная  пухленькая
хохотушка с косичками, была выше своих сверстниц, не  сидела  ни  минуты  на
месте и болтала без умолку. Ей было все равно, во что она одета.  "Ее  тетка
Соланж была точно такой же", - говорила мадам Мерлин.
   Плам, у которой  Поль  не  шел  из  головы,  всегда  внимательно  слушала
рассказы матери о единственном и обожаемом сыне. Она разглядывала  при  этом
многочисленные школьные и студенческие фотографии (Поль был первым  в  семье
студентом  университета),  свадебные  фотографии  (Анни  действительно  была
прелестной), а также многочисленные  снимки  девочек,  сделанные  в  Париже.
Мадам  Мерлин,  у  которой  никогда   еще   не   было   такой   внимательной
слушательницы, конечно, не знала, что каждый раз, когда Плам видит ее  сына,
в ней просыпается такое сильное влечение к нему, что становится боязно,  как
бы все вокруг не почувствовали это.

Понедельник, 13 апреля 1992 года

   К субботе Плам уже вполне оправилась, чтобы вновь сесть на велосипед, а в
понедельник почувствовала себя в состоянии одолеть пять  миль  до  Миромона.
Там она бродила по улицам и радовалась возможности вновь  ощутить  городскую
жизнь. Был  базарный  день,  и  с  раннего  утра  на  легковых  автомобилях,
грузовиках или пешком, толкая ручные тележки,  сюда  из  окрестных  деревень
прибывали  крестьяне,  которые  везли  все,  что  было   произведено   сверх
собственных потребностей, даже если это было  всего  лишь  немного  моркови,
несколько стрелок лука, сорванных пару часов  назад  с  грядки,  или  охапка
пахучей петрушки.
   Продовольственный рынок представлял  собой  примитивные  ряды  из  досок,
положенных на кирпичи и тянувшихся под сводами средневековой ратуши, которая
служила укрытием от дождя и ветра  женщинам,  сидевшим  на  скамейках  возле
своей продукции. Живые куры, утки, индейки и извивающиеся кролики лежали  со
связанными ногами или выглядывали из клеток рядом с теми, кто их вырастил.
   Плам накупила местных деликатесов,  которых  не  встретишь  в  магазинах:
редких грибов, грецких орехов, каштанов,  растительного  масла  для  салата,
брынзы, домашних пирожных для дочек Поля,  хлеба  местной  выпечки.  Покинув
рынок, она прошлась по улицам маленького крепостного городка, выстроенного в
средние века для защиты от набегов. Теперь на его улицах продавались  ковры,
гобелены, мебель.
   В течение часа Плам купила персидский коврик, большую старую  керосиновую
лампу, небольшое  кресло  и  пару  старинных  простыней,  расшитых  местными
девицами, которым по  вечерам  ничего  не  оставалось,  как  только  сидеть,
склонившись над пяльцами, и мечтать о женихах. Теперь они смотрели телевизор
и обходились простынями из синтетических тканей, с которыми не было забот.
   Сложив покупки  кучей  на  столике  уличного  кафе,  Плам  пожалела,  что
приехала на  велосипеде.  "Придется  ехать  назад  и  возвращаться  сюда  на
машине", - думала она, пробираясь сквозь толпу на центральной площади, где с
маленьких  фургонов  торговали  одеждой,  дешевой  обувью,  инструментами  и
домашней утварью.
   Добравшись  до  того  места,  где  оставила  велосипед,   Плам   услышала
полуденную сирену, означавшую, что все должно замереть на три часа, пока все
будут есть, а затем спать. Крестьяне с женами устремились к кафе,  чтобы  за
стаканом вина обменяться местными сплетнями, прежде чем отправиться по домам
для обильной трапезы. Из  всей  французской  кухни  юго-западная  выделялась
особо, ибо каждому французу известно, что "под Бордо едят неплохо".
   Плам услышала свое имя и,  обернувшись,  увидела,  что  из-за  столика  в
маленьком кафе ей машет  улыбающийся  Поль.  Сердце  у  нее  подпрыгнуло  от
радости, а ноги сами понесли ее к нему.
   За чашкой кофе ее успокаивало только то, что не сможет же он прочесть  ее
мысли, поскольку думала она только о том, как Поль выглядит без  одежды.  Ей
хотелось увидеть его сильные длинные ноги, погладить его смуглые мускулистые
руки, провести рукой по его заросшей груди и... Спохватившись,  она  кивнула
на небольшие пакеты, лежавшие перед ним на столе:
   - Что вы купили?
   - Я приезжал за школьными  принадлежностями,  а  заодно  купил  кое-каких
деликатесов и меда.  Ничего  из  того,  что  делает  моя  мать  сама,  я  не
отваживаюсь привозить из города.
   Он рассказал, что изготовленные на юго-западе продукты стали пользоваться
большим спросом. Домашняя ветчина, паштеты, тушеные утки и гуси,  колбаса  с
чесноком теперь идут  прямо  в  Париж.  Домашний  сыр  из  Волвера,  который
продавался когда-то только в Миромоне, можно  встретить  теперь  в  Лондоне,
Нью-Йорке и Токио.
   - Тут произошла любопытная вещь, - говорил Поль,  делая  знак  официанту,
чтобы тот принес счет. - Нежелание сельских жителей меняться,  наша  упрямая
натура, приверженность старым традициям - все, над  чем  горожане  смеялись,
вдруг сделалось национальным достоянием. Теперь  люди,  живущие  в  грязных,
опасных для здоровья городах, больше не презирают наш образ жизни, а мечтают
о нем. - Он показал на ее покупки и улыбнулся своей пленительной улыбкой.  -
Вас подвезти? У меня "Рено" - фургон, в  моем  положении  надо  иметь  такую
машину, чтобы вмещала кучу детей. Так что  для  вашего  велосипеда  найдется
место.
   Была ли эта долгая чувственная улыбка приглашением? Может быть,  он  всем
улыбается так? Или она предназначалась только для нее? Может быть, его  мать
не права, когда считает, что он все еще хранит верность погибшей жене?