ство  белых,
которые с насмешкой относятся к неграмотным аборигенам, просто немеют, когда
слышат, какие музеи хотят приобрести их картины.
   - Я покупаю ее. - Плам знала,  что  Бриз  на  ее  месте  не  преминул  бы
поторговаться. - И мне бы хотелось встретиться с художником.
   - Это невозможно. Эмили живет  в  Утопии,  а  это  далеко  -  в  Северной
резервации.
   - Я не прочь слетать и в Северную резервацию.
   - Вам не разрешат. Резервация для того  и  есть,  чтобы  никого  туда  не
пускать и чтобы аборигены могли жить так, как жили до появления  белых.  Они
охотятся, ловят рыбу, собирают съедобные коренья, а затем рисуют, занимаются
резьбой по дереву или плетением-По вечерам они поют и танцуют.
   "Что же, - подумала Плам, -  разве  это  не  идеальный  образ  жизни  для
Эмили?"

***

   Облегченно  вздохнув,  Плам  свернула  в   прохладу   голубовато-зеленого
Ботанического сада. Сняв туфли, она побрела среди субтропических деревьев  с
листвой цвета нефрита, малахита и всех других оттенков зеленого, кроме разве
что  гуммигута,  да  чуточку  резкого  цитрина,  которые   можно   было   бы
противопоставить зеленому золоту.
   ...Но мысли все время возвращались к Лулу, и ее тревога росла.

***

   В 1984 году, вскоре после того, как Плам с Бризом решили, что  им  ничего
не остается, как  только  заключить  брачный  союз,  Плам,  услышав  звонок,
открыла дверь и увидела на пороге плачущую Лулу. Схватив  коробку  салфеток,
она торопливо провела ее к внутреннему лифту.
   В студии Плам Лулу долго разглядывала в зеркале  свои  немытые  волосы  и
пожелтевшее лицо-Все, что осталось от Лулу, - горько сказала она.  -  Кокаин
определенно не способствует здоровому цвету кожи.
   - Как это случилось, Лулу?
   - Сама удивляюсь. - Голос у Лулу сорвался, и она прикусила нижнюю губу. -
В Бирмингеме поначалу все шло хорошо, но потом какая-то девица сказала,  что
мне нечего рассчитывать на  повышение.  Ты  никогда  не  станешь  директором
"Тейт", если не учился в Оксфорде вместе с теми, кто делает погоду в стране.
Ты  даже  не  будешь  знать  о  лучших  вакансиях,  пока  они  не   окажутся
заполненными.
   - Но когда я была там, мне показалось, что все считают тебя  способной  и
энергичной сотрудницей. Я думала, что вскоре ты получишь повышение.
   - О, да, работа была интересной, и я любила ее. - Все еще глядя  на  свое
мертвенно-бледное отражение в зеркале, Лулу расплакалась. - Затем  на  одной
из выставок, которую я организовывала, появились нигерийцы с кокаином. - Она
отвернулась от зеркала. - Я ничего не могла поделать с собой, Плам. Я знала,
что это опять пустит мою жизнь под откос.., но я  просто  не  могла  сказать
себе "нет". - Итак, одно потянулось за другим, и вот этим утром я  оказалась
уволенной. - Лулу опять взглянула на  свое  отражение  в  зеркале,  на  свою
ссутулившуюся фигуру, мятое черное пальто с  прилипшей  кошачьей  шерстью  и
снова расплакалась. - В поезде до Лондона я только  и  думала:  "Я  потеряла
одиннадцать лет! Плам добилась успеха, и даже Дженни получила признание  как
художник, а я  превратилась  в  ничто.  Куда  я  качусь?"  Как  я  позволила
случиться этому, Плам?
   На этот раз Лулу потребовалось полгода, чтобы избавиться от наркотической
зависимости. Родители, хоть и с неохотой, но лишили ее денежного содержания,
надеясь, что это заставит Лулу вернуться домой, где они смогут присматривать
за ней. Но этого-то как раз  и  не  хотела  Лулу.  Наперекор  родителям  она
пыталась работать в разных конторах, стояла  за  прилавком  в  кафе-гриль  и
перепробовала много других  временных  занятий,  которые  не  имели  никаких
перспектив. Наконец ей удалось найти место у графолога в бюро занятости, где
ей очень понравилось. Но это тоже была лишь временная работа.  Через  четыре
месяца она была вынуждена оставить ее, когда штатная секретарша вернулась из
отпуска по уходу за ребенком.

***

   Через год после того, как Плам вышла замуж за Бриза,  Джим  женился.  Его
второй женой стала восемнадцатилетняя студентка по имени Салли. Джим говорил
о ней, что она - "настоящая женщина".
   Дженни встретила Салли на вечеринке в Портсмуте.
   - Какая там настоящая женщина! - рассказывала она Плам. - Джим не  знает,
что делать с настоящей женщиной. Он  боится  их.  И  предпочитает  маленьких
послушных девочек вроде Салли. Она небольшого роста и не урод, с  преданными
карими глазами и услужливым выражением на лице, какое было когда-то у тебя.
   - Дженни,  дорогая,  ты  всегда  говоришь  именно  то,  что  мне  хочется
услышать.

***

   Как ни упрашивала Плам Бриза, он  ни  за  что  не  соглашался  выставлять
работы Дженни у себя в галерее и даже  отказывался  ей  помочь  пробиться  в
другие, не желая вступать ради нее в обычную для таких случаев игру, которую
вели галереи между собой. Она никогда не получит хороших отзывов,  -  сказал
он Плам однажды вечером, расстегивая рубашку, - а я не  собираюсь  подрывать
из-за  нее  свою  репутацию.  Но  я  рад,  что  ее  работы  стали  понемногу
продаваться.
   Плам откинулась на подушки со старой французской вышивкой.
   - А каким образом это может повредить твоей...
   Бриз стащил с себя рубаху.
   - Ты знаешь не хуже меня, что  работы  Дженни  при  всем  их  техническом
совершенстве  не  отличаются  оригинальностью.  Она  нагляделась  на  Стэнли
Спенсера. Эти ее скучные ландшафты похожи на  грязные  лоскутные  одеяла,  а
карточные люди с серыми лицами не могут ни есть, ни испражняться, не  говоря
уже о том, чтобы любить или ненавидеть.  Они  у  нее  получаются  такими  же
скованными и озабоченными, как и сама Дженни. Ну а  в  остальном  она  самая
талантливая со времен Боттичелли.
   - Дженни много работает, - с мольбой в голосе проговорила  Плам--  В  ней
есть упорство. Ты же сам не раз говорил м не, что талант  требует  упорства,
что без этого успех невозможен.
   - Да, но при условии, если есть талант. - Бриз бросил брюки на стул.
   - Почему ты так сурово судишь ее?
   - Мне потребовалось два года художественного колледжа, чтобы понять,  что
у меня есть все, кроме  таланта.  Поэтому  я  решил  строить  карьеру  около
живописи, и теперь я преуспевающий агент, вместо того чтобы быть  презренным
второсортным  художником.  Дженни  тоже  следовало  бы  заняться  чем-нибудь
"около". Человек находит себя и  свое  счастье  не  только  в  лучах  славы,
оказавшись в числе избранных. - Раздевшись, он лег  в  кровать  и  сразу  же
заснул.

***

   Два года -Пулу кочевала с работы на работу и из клиники в  клинику.  А  в
1986 году на  рождественской  вечеринке  она  встретила  Бена.  Худощавый  и
темноволосый, он был  неотразим.  Они  влюбились  друг  в  друга  с  первого
взгляда.
   - Он необыкновенный любовник, - сообщила Лулу подругам.  -  Мне  даже  не
пришлось тренировать его.
   Бену каким-то образом удалось отучить ее от  наркотиков.  Плам  с  Дженни
заподозрили, что у него самого были когда-то подобные  проблемы,  уж  больно
сведущим он казался  в  этих  вопросах.  Он  уговорил  Лулу  бросить  работу
машинистки на рыбоконсервном заводе и вновь взяться за живопись. Бен работал
инженером звукозаписи на студии поп-музыки и, получая неплохие  деньги,  был
готов помогать ей. Ему просто хотелось, чтобы Лулу была счастлива.
   Через год, как раз накануне ее дня  рождения,  они  поженились.  Родители
Лулу плакали от счастья,  кота  провожали  их  в  свадебное  путешествие  на
Ямайку. Еврей по национальности, Бен был на десять лет старше  Лулу  и  имел
хорошую работу. Через пять месяцев  у  них  родился  сын,  которого  назвали
Вольфом.
   А в следующем году  стало  похоже,  что  свадебные  колокольчики  вот-вот
зазвонят в честь Дженни, - у нее  был  страстный  роман  с  Чарли  Боуманом,
который необходимо было скрывать от его отца. Все удивлялись, почему это  не
случилось раньше, ведь они так подходили друг другу.  Чарли  просто  не  мог
оторваться от грандиозных пропорций Дженни,  обладание  которыми  доставляло
ему истинное удовольствие, ибо  возвышало  его  в  собственных  глазах.  Они
уверенно держали курс на законный брак, пока летом 1988 года отец  Чарли  не
нашел в кармане его  плаща  одно  из  писем  Дженни.  После  того  как  отец
пригрозил ему всеми возможными карами и обвинил  во  всех  смертных  грехах,
Чарли сообщил Дженни, что не может больше встречаться с ней. Дело было вовсе
не в том, что отец не одобрил выбор Чарли, а в том, что  он  заставил  Чарли
пообещать ему, что тот не женится раньше, чем отец умрет.
   - Заставил? Ты хотел сказать "подкупил", - горько проговорила Дженни.
   Оскорбленная и разочарованная,  она  два  года  пребывала  в  подавленном
настроении и скрывалась от друзей. Плам с Лулу безуспешно  пытались  вывести
ее из этого состояния. Но их счастливая семейная жизнь заставляла Дженни еще
острее воспринимать свое одиночество. И она  опять  закружилась  в  хороводе
нерадостных и недолговечных романов.
   В 1990 году у Дженни умерла бабушка, которая, как оказалось, оставила  ей
достаточно денег, чтобы купить на  них  солнечную  квартиру  в  старом  доме
времен короля Эдуарда с видом на парк. Обосновавшись там, Дженни повеселела.
Теперь у нее был свой дом, хотя его не с кем было делить.

***

   Возвращаясь пешком в отель, Плам решила, что если не  сможет  дозвониться
до Лулу, то свяжется с Дженни, чтобы выяснить, в чем дело.
   В "Риджентс" Плам ждал еще один конверт. Она вскрыла его, ожидая  увидеть
сообщение от Лулу. Но, оказывается, был звонок от ее матери.
   К лифту она неслась что есть мочи. Почему мать звонила  и  такую  рань  -
было пять часов утра по британскому времени? Это могло означать только одно:
что-то случилось с Тоби или Максом.
   Нетерпеливо ожидая лифт, Плам перебирала в памяти  прошлые  происшествия:
как Тоби упал с подъемника в горах и сломал ключицу, как Макс чуть не утонул
в бассейне шведского колледжа, как Тоби выпросил сахарной глазури и  устроил
взрыв на кухне, как Макс  выпал  из  окна  второго  этажа.  Чем  старше  они
становились, тем в более серьезные переделки попадали.  Мать  говорила,  что
так бывает со всеми детьми. Ты беспокоишься, а им  хоть  бы  что.  Та  самая
пуповина навечно связывает мать с детьми.
   Добежав до двери номера, Плам трясущимися руками  достала  ключ,  уронила
его, подняла, но не так вставила в замок, и ключ не проворачивался. С трудом
открыв дверь, она ворвалась в комнату, все еще  трясущимися  руками  набрала
номер телефона матери и  стала  считать  гудки.  Может  быть,  мать  звонила
откуда-то еще? Из какой-нибудь больницы!
   Она уже собиралась положить трубку и перезвонить в портсмутскую  полицию,
когда мать ответила ей:
   - Ты застала меня в туалете, дорогая, что случилось?.. Ох,  и  я  тоже...
Нет, с ребятами все в порядке... У меня было  несварение  желудка,  и  я  не
могла заснуть, поэтому  дала  оператору  номер  твоей  карточки,  как  ты  и
говорила мне. Хотела преподнести тебе маленький сюрприз...  Нет,  не  только
из-за этого... Хотела сообщить тебе, что у жены Джима вчера  утром  родилась
еще одна дочь - сестренка Мелодии и Гармонии. Весит  шесть  фунтов,  мать  и
дочь отлично себя чувствуют. Разве это не здорово?
   Миссис Филлипс старалась поддерживать связь с Джимом - отцом  ее  внуков.
Это вообще считалось хорошим тоном. Лорд Сноудон и принцесса  Маргарет  были
разведены, но  королева  всегда  приглашала  его  на  семейные  мероприятия.
Принцессе Маргарет оставалось лишь криво  усмехаться  и  молча  сносить  его
присутствие. Миссис Филлипс, следуя примеру ее высочества, регулярно болтала
с Джимом по телефону, не подозревая, что тот раздраженно жалуется Плам,  что
ее чертова мамаша достала его своими звонками.
   - И какое же имя Джим придумал на сей раз? -  ядовито  спросила  Плам.  -
Рапсодия? Попурри?
   - Норма. Было  бы  прекрасно,  если  бы  мальчики  прислали  цветы  своей
маленькой сводной сестричке. Джим оценит эту идею.
   Плам послушно  записала  адрес  больницы.  Она  закажет  кричащий  букет:
оранжево-розовые гладиолусы с малиновыми  розами  и  желтыми  лилиями.  Джим
оценит эту идею.
   Затем в голову пришла более конструктивная мысль.
   - Мам, тетя Гарриет все еще в Париже?.. У тебя есть номер ее телефона?

Глава 14

Суббота, 18 января 1992 года

   В Париже подмораживало. Да так, что у Плам прихватило пальцы, когда она в
аэропорту взялась за ручку дверцы такси. В такси пахло потом и  парфюмерией.
Она дрожала от холода, а Бриз отвез чемодан с  ее  зимними  вещами  назад  в
Англию. Надо было немедленно купить теплую одежду.
   Закутанные в  темные  одеяния  прохожие  спешили  по  заснеженным  улицам
Парижа. Плам решила, что Париж на ее картине будет в серых тонах: от сизых и
до угольно-темных. Ну и еще бледная синева здешнего неба. И, может  быть,  с
примесью бледно-лиловых, розовато-сиреневых и пурпурных оттенков Эль Греко.
   У магазина модной одежды она попросила  таксиста  подождать  и  бросилась
внутрь. Быстро купила черную пастушью накидку до пят, две пары  леггинсов  и
два свитера в тон им - кипарисово-зеленый и аметистовый. Тут же натянула  на
себя аметистовую пару, вернулась в такси и попросила ехать на Левый берег.
   Тетя Гарриет жила в обшарпанном доме на Университетской улице, где у  нее
были две комнаты на верхнем этаже. К ним вела полуразвалившаяся лестница.
   Прежде чем Плам успела вскарабкаться по ней, с верхней площадки свесилась
крупная женщина с темными подстриженными под горшок волосами и прокричала:
   - Привет, Плам! Ты единственная из моих родственничков, кто не воротит от
меня свой носик. - Тетя Гарриет  поддернула  свою  длинную  лиловую  юбку  и
зашлепала навстречу ей вниз по ступенькам. Вскоре ее ловкие руки  подхватили
самый большой чемодан. -  Как  понимать  твой  визит?  Ты  тоже  сбежала?  -
Поднимаясь первой, она то и дело  оборачивалась  назад,  устремляя  на  Плам
смешливый взгляд своих карих глаз. - Надеюсь, ты не будешь против того,  что
придется поспать на раскладушке в кухне?
   В ее небольшой квартирке было не  продохнуть  от  жары  и  многочисленных
книг.
   - Боюсь, что радиаторы вот-вот взорвутся,  и  консьерж  ничего  не  может
поделать с ними, - сказала тетя Гарриет. - Ты не была у меня с тех пор,  как
я переехала сюда, не так ли?.. Я  не  могла  готовить  в  столовой,  поэтому
приспособила гостиную под кухню. Теперь, когда я не обязана заниматься  этим
как заведенная по три раза на день, я стряпаю с большим  удовольствием.  Вот
только что приготовила мясное ассорти с бобами - идеальное блюдо для  такого
холодного времени... Тебе лучше засунуть чемоданы под кровать -  больше  нет
места... Спальня такая маленькая, что мне  пришлось  оклеить  ее  полосатыми
обоями, так она хоть кажется выше... Это настоящая походная  кровать  времен
Наполеона, с Блошиного рынка.
   - Односпальная?
   - Да. Чтобы ни у кого не было никаких иллюзий на Сей счет. Да и  вряд  ли
найдется такой француз, которому захочется заняться любовью на  односпальной
кровати. Они такие испорченные.
   Уставшая после длительного перелета, Плам  съела  три  порции  ассорти  и
стала клевать носом прямо за столом. Видя  это,  тетя  уложила  ее  на  свою
наполеоновскую кровать.

Воскресенье, 19 января 1992 года

   Проснувшись и обнаружив, что тети нет дома, Плам выпила чашку чая и стала
смотреть, как над крышами Парижа сгущаются сумерки.
   Тетя Гарриет вернулась с пакетом жареных каштанов.
   - Помнится, ты любила их, когда была маленькая. Кто бы мог подумать,  что
из того маленького создания получится знаменитая художница... Ты помнишь  ту
противную шотландскую собачку,  которую  вырезала  из  мыла?  А  ту  коробку
красок, что я подарила тебе надень рождения? Сколько тебе тогда исполнилось?
Десять?
   Подарки тети Гарриет всегда были подстрекательскими: она преподносила  ей
то  арбалет,  то  фривольный  лифчик,   то   еще   что-нибудь,   считавшееся
неподходящим для девочки. Среди родственников они с тетей Гарриет  слыли  не
от мира сего. С тетей ей было так же спокойно, как с матерью, только гораздо
интересней.
   Тетя налила два больших стакана красного  вина,  подала  один  Плам  и  с
удивлением уставилась на руку, протянувшуюся за ним.
   - Этот камень, Плам, он настоящий?
   - Разве  по  мне  не  скажешь,  что  я  могу  иметь  кольцо  с  настоящим
бриллиантом, тетя?
   - Только не такое скучное. Я подозреваю, что его кто-то подарил  тебе.  -
Тетя закурила ароматную сигарету и с удовольствием затянулась. -  Бриллианты
- это лучшие друзья мужчин, а не женщин. Они помогают  им  выйти  сухими  из
воды и  заткнуть  рот  женщинам.  -  Тетя  оперлась  локтями  на  деревянную
столешницу. - Вот чего по тебе не скажешь, дорогая, так это,  что  ты  очень
счастливая. Несмотря на все твои успехи. Может, ты расскажешь,  что  привело
тебя ко мне?
   Плам рассказала ей,  в  какую  историю  она  попала  с  этими  фальшивыми
картинами. Тетя Гарриет выпустила к потолку струйку дыма.
   - Но почему ты остановилась здесь, а не в "Ланкастере"?
   Разве не там ты останавливаешься обычно?
   - Да, Бризу там нравится. -  Отель  "Ланкастер"  был  уменьшенной  копией
лондонской гостиницы высшего класса "Коннот". Художники не чувствовали здесь
себя такими скованными, как в роскошном "Ритце" или величаво-пышном  "Георге
V".
   - Как поживает Бриз? - осторожно поинтересовалась тетя.
   - Я очень занята, и он очень занят, - рассмеялась Плам. - Если я дома, то
он мечется по всему  миру  -  Нью-Йорк,  Кельн,  Цюрих,  Мадрид,  -  хотя  и
старается не пересекать больше двух часовых поясов в неделю.  Работа  -  это
вся его жизнь, и наоборот. Он все время гонится за кем-то или за чем-то. Все
время что-то  планирует,  планирует  и  планирует  или  продает,  продает  и
продает.
   - Но это сумасшествие, а не жизнь.
   - Бриз находит ее увлекательной. Тетя Гарриет покачала головой.
   - Но не то, чего тебе хочется. Разве ты не говоришь с ним об этом?
   - Мы говорим, но  не  слышим  друг  друга.  Как  раз  об  этом  я  хотела
поговорить с вами.
   Тетя молча сдирала кожуру с каштана.
   - Я вижу, ты ищешь не только фальшивые картины?
   - Я пытаюсь разобраться в том, что же в моей жизни не так.
   - Вблизи ничего не увидишь. Отойди подальше и посмотри на нее издали.
   - Как?
   - Просто реши,  что  тебе  нравится  делать,  а  что  -  нет,  и  почему.
Определись, во что обойдется тебе в деньгах и как отразится на отношениях  с
окружающими, если ты будешь делать только то, что нравится. И  тогда  решай,
стоит ли овчинка выделки. Если тебя не устраивает твоя жизнь,  всегда  можно
изменить ее - хотя всем кажется, что это невозможно, особенно женщинам моего
поколения, которые привыкли ждать, пока их заставят что-то изменить.  Теперь
иначе. Молодежь открыла для себя то, что у человека всегда есть выбор и  что
он не связан по рукам и ногам.
   - Я помню строчку из какой-то пьесы: "Весь мир был открыт  нам  -  но  мы
выбрали руины". Мне всегда было интересно, почему вы выбрали Париж?
   Родственники не считали бы себя  столь  скомпрометированными  неожиданным
разводом и отъездом тети, если бы она удалилась в добропорядочный Борнемут.
   Тетя откинулась на спинку стула и сцепила руки за головой.
   - Я только и начала жить в Париже, когда отбросила все те идеи,  которыми
меня пичкали в молодости, забыла о том, какой хотели меня видеть  другие,  и
наплевала на все их обвинения в эгоизме.
   - Я часто спрашиваю себя, эгоистична ли я, - неуверенно проговорила Плам.
   - Это легко проверить. Если кто-то обвиняет тебя в эгоизме и ты при  этом
чувствуешь себя виноватой,  значит,  ты  не  эгоистка.  Эгоисты  никогда  не
считают себя виноватыми. - Тетя налила себе еще  стакан  вина.  -  Мне  было
пятьдесят четыре, я была замужем за дантистом, имела четверых детей и  двоих
внуков, но ни разу не испытала оргазма. То, что вызывало оргазм у  Лена,  не
вызывало у меня. Но самое интересное, что он  не