Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
ждал,
когда она снова заснет, чтобы с куском провода в руках неслышно шагнуть к
ней из.., гостиной? Ванной? Небольшого холла?
Плам, дрожа, выскользнула из постели, непослушными шагами закрыла на
замок смежную дверь в гостиную, затем, стараясь двигаться неслышно,
пробралась в холл и проверила входную дверь. Бронзовая цепочка на месте.
Причин для тревоги не было.
Но в памяти неожиданно всплыли все виденные ею фильмы ужасов, в которых
герои бездумно запираются в номере, где уже прячется убийца. К горлу
подступила тошнота.
Бросившись в спальню, она упала на кровать, схватила телефон, выронила и
вновь подхватила его, набрала номер портье, но, передумав, позвонила в
службу доставки еды в номера, где никто не подходил к телефону. Она бы
выглядела идиоткой, если бы затребовала к себе гостиничного детектива по той
причине, что ей приснился страшный сон. Трубку наконец взяли, и она
сдавленным голосом попросила принести горячего молока с медом - и быстро.
Потом она попросит официанта проверить, нет ли кого-нибудь в ванной или в
шкафах.
К тому времени, когда появился официант, Плам уже успокоилась, убедив
себя в том, что впадает в панику без всяких на то причин. Но, несмотря на
горячее молоко и заверения официанта в том, что система безопасности в их
отеле лучшая в мире, заснуть она не могла и лежала в темноте с открытыми
глазами, все еще одолеваемая дурным предчувствием. Она опять включила свет и
взяла в руки роман. Но сцены безмятежной сельской жизни не отвлекали ее от
нехороших мыслей, а мозг отказывался воспринимать печатное слово. В конце
концов навалилась тяжелая дремота. Книга медленно свалилась ей на грудь...
Плам очнулась, как от толчка, и опять задрожала, услышав легкое
постукивание в дверь. Или это только ей кажется? Во рту опять пересохло,
стало трудно дышать. Ребра, казалось, были стиснуты железными тисками.
Снова послышался стук, а затем...
- Плам, с тобой все в порядке?
Она же заперлась так, что Бриз не может попасть в номер!
Услышав его голос, она облегченно вздохнула и бросилась открывать дверь.
Пятница, 3 января 1992 года
В этот зимний день, такой погожий и яркий, город напомнил Плам его
изображения на обложках "Нью-йоркера". Она направлялась в центр, на ленч с
Лео.
Выйдя из такси на Западном Бродвее, она моментально почувствовала легкий
морозец и поспешила к знакомому теплу с запахами вкусной пищи и веселым
гомоном голосов. "Одеон" был типичным французским рестораном тридцатых
годов. Здесь можно заказать изысканный обед из шести блюд с марочным
"Крюгом" и паштетом, только что доставленным из Страсбурга, или часами
сидеть за одинокой чашкой кофе, листая иностранные газеты и журналы,
предоставляемые заведением. Одно время его оккупировал исключительно высший
свет, но затем мода прошла, и сюда вернулись прежние завсегдатаи: писатели,
художники, чиновники с Уолл-стрит.
Лео ждал ее в баре, оформленном в стиле тридцатых годов. Он был в мятой
шелковой рубахе от "Торнбулл энд Ассер" и летной куртке из грубой
красновато-коричневой замши от Джозефа, по которой давно не проходились
щеткой, так же как и по его замшевым с подпалинами сапогам для игры в поло.
Дорогая одежда на Лео всегда выглядела так, словно ее приобрели в магазине
подержанных вещей.
Он оглядел твидовую шляпу Плам, ее мини-юбку из светло-зеленого твида и
длинный твидовый жакет.
- Прекрасная блуза, - сказал он, коснувшись кремовой шелковой манжеты,
выглядывавшей из рукава. - Я в восторге от лиловых ажурных колготок и
бордовых сапог. Ты выглядишь прямо как Твигги, дорогая!
- Об этом остается только мечтать. Лео поднял бокал с коктейлем.
- За наши мечты. Такой великолепный мартини я пил только в "Большом
яблоке".
- Я выпью лимонного сока. И о чем ты мечтаешь, Лео?
- О том же, о чем мечтает всякий архитектор. - Архитектор по образованию,
Лео работал в этой сфере до 1987 года, когда начался всеобщий спад. -
Построить свой собственный дом в каком-нибудь экзотическом местечке в лесу
над водопадом. Мне нужно что-то вроде водопада Франка Ллойда Райта... - Он
вдруг схватил руку Плам и уставился на бриллиант... - От куда это?
- Из "Вулвортса".
- Ты должна мне сообщить, какое именно из его отделений располагает
такими. - Лео заказал натуральный лимонный сок для Плам и добавил:
- Жаль, что не пришлось побывать у Клео Бригстолл позапрошлым вечером.
Говорят, что у нее потрясающие апартаменты где-то недалеко отсюда. Хотелось
бы снять их для журнала.
- Не думаю, что эта идея понравилась бы ей, - заметила Плам. - У нее
слишком высокое положение в "Морган Гренфелл", которое дает ей больше
миллиона долларов в год и не позволяет высовываться.
- Прекрасно, когда есть возможность выбирать! - После того как их усадили
у окна, Лео принялся изучать меню. - Дикий лосось. Значит ли это, что он
грубый, или только то, что не был выращен на рыбной ферме? Как насчет устриц
для начала?
Лео жил на широкую ногу и постоянно испытывал нужду в деньгах. Он
утверждал, что зарабатывает немного, но Плам замечала, что Лео часто и
шикарно путешествует, позволяет себе массу развлечений и знаком с кучей
шикарных девиц. Она редко видела его с одной и той же дважды. Бриз считал
его одним из тех, кто никогда не подвернет ногу, бросившись вперед, чтобы
оплатить счет. Однако Лео великолепно разбирался в том, что происходит в
мире искусства, и к тому же был занятным и веселым собеседником.
Он уже слышал о том, что Плам объявила голландский натюрморт Сюзанны
подделкой и вознамерилась доказать это, хотя размер ее ставки в споре с
Виктором был явно преувеличен.
Когда подали семгу в винном соусе, Плам сказала:
- Я припоминаю, что у тебя была статья о мошенничестве с картинами пару
лет назад.
- Да, водился с девицей, которая работала в крупном детективном
агентстве, - кивнул Лео.
- В ней ты связывал это с организованной преступностью.
- Правильно. Подделка картин превратилась в очень крупный бизнес. По
количеству обращающихся в нем денег она стала третьей криминальной проблемой
мира. Торговцы наркотиками и оружием используют этот бизнес для отмывания
денег. Даже токийский район Гинза, где сосредоточены самые престижные
художественные салоны, оказался наводненным якудзой - японской мафией. Это
же так легко! - Он глотнул вина. - Если бы я отслеживал картину, то меньше
всего надеялся бы обнаружить ее в Японии, потому как там существует всего
лишь двухлетний срок давности. Это означает, что я должен найти ее,
доказать, что она подделана, затем выиграть судебный процесс - и все это за
два года. Любой преступник может просто подержать два года картину в
банковском сейфе, а затем безнаказан но продать ее. Да и в других местах к
этому тоже относятся довольно легко. Мошеннику не надо платить пошлину,
когда он провозит картину через границу. Если ей больше пятидесяти лет, он
просто заявляет о ней в декларации, указывает ее стоимость, отдает бумажку
таможеннику и проносит свой чемодан.
- Но какое это имеет отношение к подделкам картин?
- Когда мошенники увидели, какие деньги дают за картины, они,
естественно, стали похищать их или штамповать свои собственные.
- В этом нет ничего нового, - заметила Плам. - Дюрера подделывали даже
при жизни, как и Дэвида Хокни. Лео рассмеялся.
- Если верить таможенным архивам, то с 1909 по 1951 год в одни только
Соединенные Штаты было ввезено свыше девяти тысяч полотен Рембрандта. -
Пожав плечами, он добавил:
- Это, конечно, еще не преступление, когда кто-то копирует или
воспроизводит картину. В музеях и художественных училищах это происходит
сплошь и рядом.
Плам усмехнулась.
- Бриз говорит, что нынешний спад не отразился только на тех галереях,
которые открыто продают копии своих картин.
- Есть еще и другие области законного бизнеса, играющие на руку
преступникам.
Лео пояснил, что некоторые страховые компании рекомендуют владельцам
картин выставлять их копии, а оригиналы держать в банковских сейфах. В
случаях кражи страховые компании зачастую сами вступают в переговоры с
преступниками, чтобы выкупить украденную картину, и при этом не обращаются в
полицию. Понятно, что им лучше отдать десять процентов стоимости ворам, чем
выплачивать все сто владельцу.
Очень часто европейские музеи вообще не страхуют свои экспонаты, ибо это
слишком дорогое для них удовольствие. И тогда им приходится скрывать факты
воровства, чтобы не обнаруживать свою несостоятельность. Они сами
договариваются с грабителями, если могут. В противном случае предметы
искусства попадают на черный рынок. А как полагает одна церковная страховая
компания, только в Англии из храмов пропадает по одной антикварной вещи
каждые четыре часа.
Лео сохранял серьезный вид.
- Очень немногие из таких преступлений оказываются раскрытыми, не говоря
уже о возвращении похищенного их владельцам. Фальсификацию трудно доказать
еще и потому, что преступным деяние оказывается только тогда, когда кто-то
начинает выдавать подделку за оригинал, чтобы продать ее.
- То есть только тогда и можно обращаться в полицию, да, Лео?
- Не все хотят связываться с полицией. Многие факты не доходят до
полиции, ведь иных покупателей не смущает то, что они приобретают
ворованное. Больше всего, например, подделывают Фаберже. Какой-нибудь
пройдоха говорит коллекционеру: "Эй, у меня есть пасхальное яйцо.., но оно
краденое..." Это самый легкий способ всучить подделку восторженному и
неразборчивому собирателю, который думает, что по дешевке покупает
сокровище.
- Жадность не одного сгубила. Лео кивнул.
- Перед Первой мировой войной из Лувра была украдена Мона Лиза - в
результате самого обычного ротозейства - и продана итальянцу, который
спрятал ее. Но до этого грабители наделали с нее множество копий - по
меньшей мере пятнадцать было продано ими за огромные суммы. Через два года
полиция нашла оригинал и вернула его в Лувр, но ни один из покупателей
подделок не признался, что его надули. - Он повеселел. - Ты не можешь пойти
в полицию, Плам. Там тебя не будут слушать.
- Почему нет?
Он перечислил причины по пальцам:
- Картина - собственность Сюзанны, не твоя. Владелец настаивает на
отсутствии состава преступления. А у тебя нет ни малейшего доказательства.
- И тем не менее, - упрямо сказала Плам.
- Тебе скорее всего понадобятся услуги международного детективного
агентства. На махинациях в области живописи специализируется "Джулс Кролл",
но это стоит очень дорого.
- Как дорого?
- В цену услуг хорошего адвоката. Но кто из частных лиц может позволить
себе это?.. Наверное, около полутора тысяч долларов в день за каждого
нанятого сыщика... - Лео наклонился и похлопал ее по руке. - Ты не можешь
платить такие деньги, Плам, да и зачем тебе? Картина Сюзанны тебя не
касается. Твои поиски могут быть опасными... Плам, я серьезно... Ну почему
бы тебе не зайти после ленча в офис к Виктору и не расторгнуть пари?
- Как хорошей девочке, да? Нет, я намерена взяться за это из принципа.
- Я заметил, что люди говорят это, когда собираются сделать ужасную
глупость, для которой не находят других оправданий. - Лео вздохнул. - Если
уж ты так настроена, то тебе следует проверить, не краденая ли это картина,
и, если это так - что вполне возможно, - тогда дело за полицией, и они
немедленно займутся этим. Так что проверь по каталогу Трейса.
- Что это такое?
- Международный ежемесячный журнал, где перечисляются все украденные
картины.
- А где-нибудь ведется учет подделок?
- Да, в Международном фонде исследований в области искусства. Их головной
офис находится в деловом центре, но они работают в основном с музеями,
галереями и страховыми компаниями. Там тебе в лучшем случае могут
посоветовать обратиться к эксперту по голландским натюрмортам, но не более
того.
- Почему?
- Потому что ты не ученый и не представляешь никакой крупной организации,
которая могла бы позволить себе выплатить крупный гонорар за консультацию.
Плам обиженно поджала губы.
- Ты хочешь сказать, что они не будут со мной разговаривать, если я не
смогу заплатить? Тогда почему это не заинтересует полицию?
- Ты же не какая-нибудь эксцентричная маленькая леди, и наш ленч проходит
не в романе Агаты Кристи. В реальной жизни полицейское управление Нью-Йорка
по уши занято вылавливанием реальных трупов из Гудзона, преследованием
реальных распространителей наркотиков, а также тем, чтобы не попасть под
обстрел реальных банд малолетних преступников на мотоциклах. У полиции нет
времени заниматься расследованием махинаций в мире искусства, от которого
они балдеют, потому что ничего в нем не понимают, за исключением разве что
Джо Кинана да Винсента Сабо из всей нью-йоркской полиции, но я сомневаюсь,
что у этих двоих найдется время, чтобы помочь тебе, Плам.
Он прервал свою речь на время, пока официант подавал салат.
- Полиция бессильна перед такими преступлениями. Все упирается в деньги.
Сколько правительство может выделить на охрану произведений искусства,
привлекающих со всего мира туристов, которые, в свою очередь, приносят
стране огромные доходы? Они ведь приезжают в Италию не для того, чтобы
осмотреть заводы "Фиат". Но правительство ни за какие деньги не сможет
научить копов или таможенников распознавать раритеты. И если уж мошенникам
удастся морочить классных искусствоведов и даже агентов, которые всю жизнь
тренируют глаз, то что уж говорить о копах?
- Разве они не могут выйти на того, кто фабрикует подделки?
- Возможно, но в сфере живописи у копов нет того опыта, какой они
накопили с обычными преступлениями. Тут они способны и мотивы понять, и
внедрить в преступный мир информатора. Но делать подобное, не понимая мира
искусства, - все равно что носить воду решетом. Однако им надо вначале
что-то увидеть и потрогать - труп, например. А в мире искусства им не за что
ухватиться. - Лео помолчал, пока официант подавал тертый сыр "Пармезан". -
Копы будут смотреть на такое преступление и не смогут его увидеть, -
убежденно продолжал он, - потому как не в состоянии отличить подлинное
произведение искусства от фальшивки. И им непонятно, почему кто-то другой
так уверен, что именно этот мазок кисти не может принадлежать Пикассо или
другому мастеру.
- Лео, ты хочешь сказать, что обычный полицейский не может помочь мне,
потому что не в состоянии отличить Гварди от Каналетто?
- Примерно так, особенно в США. Там среди полицейских почти нет знатоков
живописи, - Но если мошенничество с картинами - третья по денежному обороту
преступная деятельность в мире, то как насчет ФБР и Интерпола?
- В ФБР один-единственный специалист, в Интерполе их несколько. В Лондоне
три криминальных эксперта, в Нью-Йорке только два и один в Лос-Анджелесе.
Да! Есть еще специально обученное полицейское подразделение итальянской
полиции, оно могло бы помочь. Но все его люди остро необходимы в самой
Италии.
- Специально обученное? - Плам хотелось узнать о нем побольше.
- Прежде всего проверяют их зрение, чтобы исключить дальтонизм. Их учат
рисовать, определять возраст материалов. Они изучают приемы изготовления
подделок, особенности манеры знаменитых художников; овладевают и основами
химии, чтобы проводить анализ состава красок.
- Выходит, что их учат, как делать фальшивки?
- Выходит. Итальянцы полагают, что надо быть художником или самому уметь
подделывать картины, чтобы распознавать подделки других.
- Если копы бесполезны, а для того, чтобы распознать подделку, надо быть
художником, - значит, я подхожу, - твердо сказала Плам. - Так ты поможешь
мне?
- Я бы не стал, - заерзал он.
- Что, Бриз уже успел с тобой побеседовать? И просил убедить меня, что
это глупость и чтобы я бросила это дело?
- Какое там глупость! Это самое настоящее безумие, вот что я тебе скажу.
Дальновидный Лео с уважением относился к резкому и жесткому Бризу и
всячески старался поддерживать с ним отношения. Ему была симпатична привычка
Бриза сорить деньгами, хотя в этом он заметно поутих, когда кончилось
процветание восьмидесятых.
- Мне нравится Бриз, - добавил Лео. - Я люблю бывать в его компании и,
признаюсь, не хочу нажить себе врага в его лице.
- А в моем? Да мы еще и не объявили друг другу войну, - резко бросила
Плам.
Лео подался вперед и взял ее за руки.
- Плам, я хочу отговорить тебя, потому что поиск будет смертельно
опасным. С мафией шутки плохи, из-за собственного упрямства и семейной
перебранки нельзя лезть на рожон.
Плам вспомнила о паническом ужасе, охватившем ее прошлой ночью. Но это,
конечно, был беспричинный страх, как у детей по ночам. Вероятно, и Лео, с
его разговорами о всемогущей мафии, тоже преувеличивает опасность. Как
всякому пишущему человеку, ему было свойственно драматизировать ситуации.
Плам откинулась на стуле. Она не даст Лео запугать себя. Но, сняв со
спинки стула светло-зеленый жакет и накинув его на плечи, она почувствовала,
как по спине пробежал холодок, хотя в ресторане было уютно и тепло.
Глава 6
Покинув гостеприимный и уютный "Одеон", Плам взглянула на ясное небо над
головой, отливавшее заманчивой голубизной куполов итальянских соборов, и
решила пройтись по Уолл-стрит мимо маленьких очаровательных домиков
восемнадцатого века, напоминавших ей Портсмут. Она хотела купить здесь пару
перчаток взамен тех, что забыла в такси.
Западный Бродвей она старалась миновать как можно быстрее. Он оживлял в
ее памяти грязно-коричневые полотна Эдварда Хоппера, пропитанные
одиночеством, беспокойством и страхами большого города, впервые испытанными
ею еще в Лондоне.
Она поразилась неожиданной силе ветра, налетевшего с юга. Подтаявший за
день снег покрылся ледяной коркой. Тротуары сделались опасно скользкими.
Немногочисленные прохожие в тяжелых темных пальто шли сгорбившись, с
трудом преодолевая ветер. Плам подняла воротник своего легкого пальто и
засунула руки в карманы, сразу припомнив времена, когда ей приходилось
ходить пешком, чтобы не тратиться на проезд в автобусе.
Плам отказалась от предложения Лео проводить ее, потому что хотела
спокойно обдумать наконец ту проблему, от которой уходила долгие годы. Ею
владело ощущение внутреннего одиночества, которому она не могла найти
объяснения, имея мужа, детей и множество друзей. Все это заставляло ее
отмахиваться от этого нелепого чувства, но теперь оно становилось все
сильнее и, как во сне, превращалось в тоску, причины которой она не вполне
могла припомнить. Она словно бы лишилась части себя, и теперь эта
затерявшаяся где-то частичка все настойчивее призывала ее на поиски,
предупреждая, что без этого она так и останется неудовлетворенной и вечно
мятущейся личностью.
Пробиваясь сквозь ветер на Уолл-стрит в не по сезону легких замшевых
сапогах, хлюпавших по раскисшему снегу, она чувствовала, что направляется
навстречу беде. А полная неспособность разобраться в мучившей ее проблеме
только усиливала чувство опасности.
На пересечении Западного Бродвея с Чамберс она повернула налево. Ветер
сразу же ослабел, хотя все еще продолжал налетать поры