се.  Не  хочешь
рассказывать, тогда и нечего слушать. Я к  этому  отношусь  серьезно.  Может
быть,  я  ненормальная,  у  меня  что-то  не  так.  Меня  это  действительно
беспокоит.
   В разговоре наступила долгая пауза, затем Пэйган сказала:
   - Ну если ты ненормальная, то и я тоже, потому что я чувствую все  то  же
самое, что и ты... Но это было не с Абди, это  было  с  Полем,  и,  если  вы
только кому-нибудь расскажете, я вас убью.
   - Так, значит, ты все-таки этим занималась!?
   - Да, - мрачно  подтвердила  Пэйган,  -  и  это  было  омерзительно.  Мне
кажется, секс гораздо менее приятен, чем о нем говорят.
   - По-моему, к нему надо привыкнуть, - заявила Максина, - как к устрицам.
   - Да я их тоже не люблю. - Раздался громкий стук в дверь. - Входите!
   Старик портье втащил в комнату  огромную  коробку,  адресованную  Пэйган.
Пока она распаковывала ее,  девочки  с  любопытством  заглядывали  ей  через
плечо. На этот раз оберточной бумаги в коробке не  было.  Вся  коробка  была
заполнена  мягким  черным  персидским  каракулем.  Пэйган  вытащила  его  из
коробки, обернула вокруг себя, а капюшон набросила сверху на свои каштановые
волосы.  В  комнате  повисла  благоговейная  тишина.  Плащ-попона   выглядел
великолепно и доставал до самого пола.
   - Господи, мама-то думала совсем о другом, - проговорила Пэйган. - Надо с
ней посоветоваться, а то она мне такое устроит...
   Девочки по очереди  примерили  накидку,  после  чего  Пэйган  отправилась
звонить маме. Вернулась она через полчаса в сильном раздражении.
   - Мама говорит, что раз уж она мне заранее разрешила, я могу принять этот
подарок. Но накидка очень дорогая, и поэтому носить  мне  ее  нельзя.  Можно
надеть ее только в Валентинов день, потому что не сделать этого означало  бы
нанести обиду. Но больше я ее надевать не должна.
   - Ну ничего, зато можно будет надевать вечерами в  комнате.  Все  теплее,
чем в этом старом драном одеяле.
   С этого вечера и до окончания  школы,  после  того  как  выключали  свет,
Пэйган, завернувшись с ног до  головы  в  драгоценный  персидский  каракуль,
усаживалась на свое обычное место на кровати Кейт,  подвернув,  как  всегда,
ноги по-турецки.

Глава 6

   Чтобы было удобнее танцевать, Максина подняла свои завитые волосы вверх и
сделала из них нечто вроде вздыбленной гривы. Ей  пришлось  почти  два  часа
просидеть перед зеркалом, втыкая заколки так, чтобы прическа держалась и  не
разваливалась. Вся в возбужденном, почти  болезненном  ожидании,  она,  едва
только войдя в зал, сразу же увидела Пьера.
   Кейт искала глазами, но нигде не нашла Франсуа. Прошло уже больше  недели
с тех пор, как она  видела  Франсуа  в  последний  раз.  Джуди  передала  ей
записку, в которой Франсуа  объяснял,  что  вынужден  отменить  их  встречу,
потому что его отец требует, чтобы он больше времени уделял тренировкам.  По
мнению Кейт, отец. Франсуа был слишком тщеславен и хотел  от  сына  чересчур
много, но в целом она готова была признать, что лыжи у Франсуа,  безусловно,
должны занимать первое место, а уж все  остальное  -  потом.  Отец  страстно
хотел, чтобы его сын попал в сборную Швейцарии. Кейт закрывала глаза на  все
недостатки Франсуа и не желала слышать ни слова критики  в  его  адрес.  Она
Позволила Ему Все, потому что любила его. А может  быть,  наоборот:  любила,
потому что позволила? Кейт и сама толком не понимала этого.
   Пьер целеустремленно двинулся к Максине, и в  этот  момент  Кейт  увидела
Франсуа. Он сидел между двумя толстыми  темноволосыми  девицами,  у  которых
были совершенно одинаковые сонные, полуприкрытые тяжелыми веками глаза. Кейт
помахала ему рукой, но Франсуа ее, похоже, не заметил. Кто-то  пригласил  ее
на танец,  и  она  снова  помахала  Франсуа,  когда,  кружась  в  фокстроте,
проскользнула мимо столика, за которым сидела эта троица, но Франсуа  и  тут
не заметил ее.
   Когда танец кончился, к столику Кейт незаметно подошла  Джуди.  Она  была
одета  в  традиционный  швейцарский   костюм   с   белой   блузкой,   плотно
зашнурованной черным кружевным корсетом, и ярко-красной широченной юбкой.
   - Так хочется сбросить  с  себя  этот  попугайский  наряд.  Я  только  на
секундочку, я должна помогать сегодня в баре. Что случилось, Кейт?
   Когда Кейт объяснила ей, в чем дело, Джуди посоветовала:
   -  Нечего  тут  сидеть.  Ноги  и  язык  у  тебя  есть.  Пойди  к  нему  и
поздоровайся.
   Послушавшись ее совета, Кейт, великолепно выглядящая в кремовом платье из
тафты, вырез которого  к  каждым  очередным  танцам  всякий  раз  все  более
углублялся, направилась туда, где сидел Франсуа. Он поднял на  нее  глаза  и
слегка нахмурился.
   - А, добрый вечер, Кейт. Познакомься, это Анна и Хелена Старкосы. -  Кейт
улыбнулась обеим девицам, которые в  ответ  лишь  едва  заметно  кивнули  ей
головами. Одна из них вставила сигарету в длинный золотой мундштук,  Франсуа
мгновенно, почти рефлекторным движением, поднес ей зажигалку.
   - Я сижу вон там, Франсуа, в дальнем углу, - сказала Кейт.
   - Да, я видел. Я тебя потом, может быть, приглашу, попозже.
   Изумленная Кейт поняла, что ей дают  отставку,  и  еле  добрела  назад  к
своему столику.
   Попозже?.. Может  быть?..  Но  ведь  это  же  бал  в  честь  Дня  святого
Валентина!
   - Что стряслось? - спросила Максина. Кейт была не в силах  ответить:  она
боялась, что разрыдается. Краска разливалась у нее сначала по шее, потом  по
лицу. Когда Кейт краснела, ее всегда это очень портило.
   - Пойдем в туалет, - быстро сказала Максина, хватая ее за руку и таща  за
собой.
   В туалете Кейт вовсю залилась слезами.
   - Мне кажется, ты преувеличиваешь, - утешала ее Максина.  -  Быть  может,
это  просто  какие-то  его  старые  знакомые.  Пойду  подойду   к   нему   и
поздороваюсь, а ты жди здесь.
   Максина ушла и направилась к столику Франсуа. Он так  же,  как  до  этого
Кейт, познакомил  ее  с  двумя  девицами  и  дал  ясно  понять,  что  сейчас
разговаривать с Максиной не хочет.
   Бедняжка  Кейт,  думала  Максина,  торопясь  обратно.  В  полумраке   она
разглядела Джуди и кивком  головы  показала  ей  в  сторону  туалета.  Через
несколько минут Джуди присоединилась к подругам. Максина в это время как раз
успокаивала Кейт:
   - Перестань реветь, дорогая. Должна же быть какая-то причина  такому  его
поведению. - Но, говоря это, Максина отлично сознавала, что причин было даже
две: по одной по каждую сторону от Франсуа.
   - Послушай, он просто скотина, и очень хорошо, что ты от него избавилась,
- проговорила Джуди, которая  была  еще  очень  неопытна  и  не  знала,  что
подругам ни в коем случае нельзя ругать любовника брошенной  женщины.  -  Ты
можешь сделать одно из двух, - продолжала Джуди, обнимая  Кейт  за  плечи  и
слегка потряхивая ее. - Или устроить ему прямо сейчас скандал - но  ты  этот
скандал проиграешь. Или  же  не  показывать  ему,  что  ты  чувствуешь  себя
уязвленной и униженной. Мужчины не любят рыдающих женщин, которые норовят на
них повиснуть. Ты просто обязана быть  гордой.  Приведи  себя  в  порядок  и
отправляйся в зал, улыбаясь как ни в чем не бывало.
   - Не показывай ему, что  тебе  больно,  -  поддержала  ее  Максина.  -  А
выяснением отношений займешься в более подходящее время с ним, чтобы  он  не
смог отвертеться.
   - Послушай, Франсуа всю последнюю неделю каждый день обедал  в  "Шезе"  с
двумя этими толстыми гречанками, - сказала Джуди. - Они наследницы какого-то
богатейшего судовладельца, и Франсуа прекрасно об этом знает, не думай.
   Можешь, конечно, хныкать, если хочешь. Но куда лучше держаться молодцом.
   К сожалению, весь этот разговор подслушала одна  из  учениц  "Иронделли",
находившаяся в это время в кабинке туалета. Злорадно  сияя,  она  немедленно
сообщила новость всем, кому могла. Наконец-то эта  Мисс  Гштад  получила  по
заслугам. Когда Кейт, умывшись и  заново  накрасившись,  снова  появилась  в
зале, она мгновенно поняла, что все уже все знают, что весть о пережитом  ею
унижении стала всеобщим достоянием. В Кейт взяла верх  ирландская  кровь,  и
она помахала рукой, подзывая официанта:  "Ник,  будь  другом,  налей-ка  мне
чего-нибудь двойного".
   Ник, уже знавший о близнецах-гречанках, принес  ей  двойной  бренди,  что
было категорически запрещено. Кейт глотнула и задохнулась,  закашлялась,  во
все стороны полетели брызги. Но потом справилась и,  выпив,  попросила  еще,
однако Ник решил больше ей бренди не давать. Вместо этого он, за свой  счет,
стал таскать ей коктейли каких-то  необыкновенных  и  очень  сочных  цветов,
безалкогольные и с большим количеством нарезанных дольками фруктов.  Принося
очередной бокал, он болтал с ней о чем-то  таком,  что  не  требовало  с  ее
стороны ни ответа, ни даже участия в разговоре. Утешая сейчас Кейт, Ник  тем
самым утешал и самого себя. Он понимал, что она чувствует, потому что и  сам
испытывал то же самое из-за Джуди, когда у него выдавалась свободная минутка
и он мог задуматься об их взаимоотношениях. Почему Джуди не чувствовала, как
сильно он ее любит? Почему сила его  чувства  не  заставляла  ее  испытывать
такое же чувство к нему? Почему она обращалась с ним только как с  другом  и
никак иначе?  Боль,  которую  переживали  сейчас  и  Ник,  и  Кейт,  отчасти
объяснялась тем, что оба они не  понимали,  что  их  нынешняя  любовь  -  не
единственная, но только лишь первая в их жизни.
   - Посмотрите-ка, целая компания из  "Ле  Морнэ",  и  все  готовы  в  тебя
влюбиться, - прошептал Ник Кейт.
   Через стеклянные двери в зал входила целая группа  подростков,  одетых  в
вечерние костюмы. Космополитический состав компании бросался в глаза: в  ней
были два перса с черными,  жгучими  бровями,  которые  дугами  сходились  на
переносице, желтовато-бледный, с. болезненного цвета лицом индийский  раджа,
худощавый блондин-скандинав, который шествовал так, будто  привык,  что  все
остальные  должны   непременно   пристраиваться   за   ним   следом.   Среди
новоприбывших были и два самых заметных в этом потоке  ученика  "Ле  Морнэ":
невообразимо богатый Гюнтер Бэггс и принц Садруддин, младший сын Ага Хана.
   Пока эта группа не спеша двигалась по залу и рассаживалась за  столиками,
шум  в  зале  внезапно  стих.  Подобная  многозначительная   тишина   всегда
предшествует  появлению  королевской  особы.  Головы   всех   присутствующих
повернулись к входной двери: там стоял принц Абдулла, почетный  гость  бала,
прямой и чопорный, как будто он принимал военный  парад.  Притворно  скромно
опираясь на его руку, в облаке сверкающего серебристо-серого  тюля  рядом  с
ним плыла по ступенькам Пэйган.
   Кейт уже совершенно откровенно флиртовала с Ником, чувствуя себя с ним  в
полной безопасности. Ровно в полночь с потолка в  зал  опустилось  множество
розовых  и  белых  надувных  шаров,  а  всем  присутствующим  в  зале  дамам
преподнесли по  золоченой  пудренице,  сделанной  в  форме  сердечка,  и  по
розовой,  на  длинном  стебле,  розе.  По  залу  начали  бросать  серебряный
серпантин, и всякие формальности были окончательно позабыты.
   Кейт не могла больше выносить этого веселья и снова направилась в туалет,
но по дороге ее перехватил Ник, который,  хотя  и  был  на  работе,  немного
выпил.
   - Послушай, - зашептал он, - мы тут оба с тобой одиноки. Джуди  не  хочет
иметь со мной ничего, для нее я только друг. Сегодня она даже  разговаривать
со мной не хочет. Мне так страшно и тошно. Ты мне нужна, Кейт, -  сказал  он
прямо. - Кейт, милая, пойдем ко мне в комнату.
   Кейт  удивлялась  самой  себе,   что   она   раздумывает   над   подобным
предложением. После того как ее отвергли, ей особенно хотелось ощутить  себя
в теплом объятии мужских рук.
   - Не знаю, - задумчиво проговорила она. - А как мы это устроим?
   - Будь среди первых, когда начнете садиться в автобус, а потом  незаметно
выскользни через заднюю дверь,  пока  учительница  будет  еще  пересчитывать
садящихся около передней. Договорись с Пэйган, чтобы она ночью тебе открыла.
- Кейт выглядела такой несчастной и заброшенной, что Ник рискнул и обнял ее.
   - Ладно, попробую, но ничего не обещаю. Все будет зависеть от Пэйган.
   Она вернулась в  зал  и  посоветовалась  с  Максиной,  которая  держалась
несколько нетвердо после двух бокалов шампанского.
   - Пьер тоже хочет, чтобы я осталась, -  сказала  Максина,  явно  горевшая
желанием поступить именно так.
   - Он тебя отвезет в то шале, где живет их команда?
   - Нет, он заказал номер здесь. Просто на всякий случай.
   На Кейт это сообщение произвело большое впечатление:
   -  Господи,  это  какие   же   деньги?   И   даже   без   предварительной
договоренности!
   - А почему бы нам и в самом деле не остаться?  -  Подруги  посмотрели  на
Пэйган, которая в это время танцевала  с  видом  настоящей  принцессы.  -  А
Пэйган не. захочет остаться, как ты думаешь?
   - По-моему, она не отважится. - Подружки  помахали  через  зал  Пэйган  и
снова устремились в туалет.
   - Остаться? - воскликнула Пэйган. - Да как же я могу остаться? Об этом же
все узнают!
   Я вам открою в пять часов. Только, ради бога, не опаздывайте.
   Ровно в час Кейт и Максина уселись в автобус, прямо перед Пэйган, которая
нарочно устроила около  двери  небольшое  представление,  приподнимая  юбку,
чтобы забраться на ступеньку, и громко высказывая свое недовольство.  Пэйган
преуспела настолько, что чуть было не столкнула учительницу в канаву, а Кейт
и Максина тем временем выскользнули в заднюю дверь.
   Кейт помчалась назад в "Империал" и бегом поднялась по черной лестнице на
шестой этаж, где  ее  дожидался  Ник.  Они  быстро  прошли  по  коридору  до
служебной лестницы. Оказавшись наконец в безопасности в своей  комнате,  Ник
обнял Кейт, потом расстегнул  ее  неуклюжее  твидовое  пальто.  Кейт  весело
вспрыгнула на краешек кровати, которая громко заскрипела. Ник мягко  привлек
ее к себе, прижал ее голову к своей груди и  стал  гладить  по  волосам.  Он
гладил долго, пока не почувствовал,  что  ее  тело  расслабилось.  Тогда  он
принялся целовать Кейт в волосы, щеки. Но не в губы, пытаясь как бы показать
тем самым, что не хочет кого-то или что-то предавать. Через какое-то  время,
однако, Кейт  подтянулась  немного  вверх,  притянула  к  себе  его  лицо  и
прильнула к его губам. Со стоном, позабыв про все на свете, он впился  ей  в
губы и стал целовать со всей нерастраченной страстью своих восемнадцати  лет
и со всем тем напряжением  и  болью,  что  накопились  за  последние  восемь
месяцев. Казалось, их поцелуй длился не меньше получаса. У него не было  сил
даже на секунду отпустить ее, он утонул в запахе и теплоте ее тела,  которые
чувствовались  даже  через  кремовое  платье  из  тафты,  с  каждой  минутой
сминавшееся все сильнее.
   Потом платье оказалось на полу, и Ник уже нежно целовал ее груди.  "Давай
под одеяло", - пробормотал он, но теперь уже  Кейт  не  хотела  кого-то  или
что-то  предавать,  и  они  так  и  остались  лежать  сверху  на  сбитых   и
перепутанных простынях,  полураздетые,  сплетя  руки  и  ноги,  извиваясь  и
постепенно сбрасывая с себя еще  оставшуюся  одежду,  пока  наконец  Ник  не
оказался, торжествующий  и  совершенно  голый,  сверху  на  истомившемся  от
желания теле Кейт.
   Странно, что-то не так, подумала Кейт, попытавшись одной рукой  погладить
Ника внизу. У нее осталось впечатление, будто Ник уже все сделал.
   Когда она дотронулась до него,  Ник  вспыхнул,  поцеловал  ее  с  прежней
страстью, но отодвинулся: от ее опущенной руки.
   Через десять минут Кейт снова потянула руку к нему. Ей захотелось ласкать
его так, как научил ее Франсуа. Она хотела почувствовать уверенность в  том,
что сдала какой-то непонятный ей самой экзамен. Она ощутила у себя в  ладони
что-то влажное, похожее на небольшой мешочек, но Ник снова  убрал  ее  руку.
Оба почувствовали себя как-то неудобно. Ни один  из  них  не  знал,  что  же
делать дальше. В приступе отчаяния они  обнялись  и  плотно  прижались,  как
друзья, согревая и утешая друг друга в своих объятиях.
   Но обоим было очень грустно.

***

   Максина, хрустя сапогами по снегу,  торопилась  навстречу  Кейт,  которая
стояла под фонарем, дрожа от холода. На улице лежали синие ночные  тени.  Не
говоря друг другу ни слова, девочки взялись за руки -  хорошо,  что  на  них
были теплые варежки, - и побежали к  школе.  Подойдя  к  задней  двери,  они
тихонько постучали в нее.
   Дверь широко и резко распахнулась. За ней  стояла  разъяренная,  кипевшая
негодованием сестра-хозяйка, облаченная  полностью  в  свою  дневную  форму,
чем-то напоминавшую матросскую.
   - Хороша парочка! - закричала она. -  И  вам  не  стыдно?!  Немедленно  к
директору!
   Месье Шарден, одетый в шелковый ночной халат каштанового цвета,  в  гневе
мерил взад-вперед шагами кабинет. Пэйган, бледная  и  молчаливая,  сидела  в
кресле, нервно вцепившись  в  подлокотники.  На  ней  был  старый  халат  из
верблюжьей шерсти, чем-то похожий на монашескую рясу и с разрезами в тех  же
местах, что бывают на рясах, но перехваченную  в  талии  пурпурным  атласным
поясом.  Выглядела  Пэйган  очень   неважно.   Растрепанная   сестра-хозяйка
разбудила ее в три часа утра. Звонила мать Пэйган: утром с дедом,  когда  он
был в конюшне, произошел сердечный приступ,  и  после  обеда  он  скончался.
Пэйган предстояло немедленно возвращаться в Англию.
   Проходя через комнату Кейт в смежную комнатку,  чтобы  разбудить  Пэйган,
сестра-хозяйка обратила внимание, что ни Кейт, ни Максины  в  постелях  нет.
Пэйган, хоть и была ошеломлена сообщением о смерти деда, ничего не  сказала.
И сейчас, когда девочек вводили в кабинет, Пэйган - чтобы  дать  им  понять,
что она их не выдала, - подняла на них глаза и спросила: "И где же вы  были?
В "Гринго"?"
   Только сейчас до Кейт и Максины дошло, в какую  же  историю  они  попали.
Стоя в пальто в нетопленом кабинете, они  дрожали  не  только  от  холода  и
страха перед Шарденом, но и  от  ужаса  перед  тем,  что  они  скажут  потом
родителям. Мягкие и нежные розовые лепестки увядшей розы, которую держала  в
руках Кейт, медленно планируя, опускались на пол, пока наконец в руке у  нее
не остался один только длинный колючий стебель.
   И тогда Шардена прорвало.  Он  изрыгал  на  них  всевозможные  проклятья,
упрекал в неблагодарности, обзывал  шлюхами.  Под  занавес,  уставив  пухлый
палец на Кейт, он проорал:
   - А ты, путана, ты - гоняешься за каждыми штанами в городе!
   Тут в Кейт снова заговорила ирландская кровь, и она ответила:
   - Вы тоже, месье.
   Наступила угрожающая тишина, а потом Шарден с ядовитой  злобой  в  голосе
произнес:
   - Завтра вы обе будете исключены из школы.
   - Нет, не будут, - как-то устало, без выражения возразила Пэйган.
   - А кто вы такая, чтобы указывать мне, как поступить? - повернулся к  ней
Шарден.
   - Я подруга вашего приятеля, Поля. Он  приглашал  меня  к  себе  домой  и
показывал мне разные фотографии.  Много  фотографий.  Я  подумала,  что  ему
столько не нужно, поэтому украла несколько штук и оставила их  в  городе,  у
друзей. Впрочем, некоторые у меня с собой.
   Она порылась в кармане халата  и  извлекла  фотографию,  на  которой  был
изображен Поль в постели  с  двумя  маленькими  южноафриканскими  девочками,
которые почему-то внезапно уехали из школы сразу же после Рождества.  Пэйган
показала снимок вначале сестре-хозяйке, потом Шардену,  потом  засунула  его
назад в карман и достала козырную карту - фотографию самого  месье  Шардена,
толстого и в чем мать родила возлежащего на тоже голом Поле.
   - Удачные снимки, - тусклым и бесстрастным  голосом  проговорила  Пэйган.
Еще  вчера  изображенные  на  них  сцены  казались  бы   ей   ужасающими   и
возмутительными. Сейчас же, на фоне смерти деда, они как  будто  потускнели,
поблекли. - Мне кажется, ваш план может действовать  только  в  том  случае,
если вы будете обрабатывать отцов поодиночке. А если  кто