енных.  У  них  не  было
шансов покинуть этот окоп живыми,  если  только  не  удастся  уничтожить
находящуюся в узкой расщелине огневую точку противника.
   Прогремел выстрел, и на этот раз с  горы  не  последовало  ответного.
Офицер приказал дать еще один залп, и опять никакого ответа.
   Теперь  Марк  боролся  с  захлестнувшим   его   чувством   торжества.
"Спокойнее, спокойнее. Ради Христа, успокойся, будь осторожен,  останься
живым". Марк не раз видел, как люди вскакивали в восторге, поверив,  что
вырвались из когтей смерти, и тут же падали, сраженные вражеской пулей.
   Противник всегда  понимал,  что  его  единственный  шанс  в  подобных
ситуациях - чужая беспечность.
   Молодой офицер приказал своим двум оставшимся в живых  подчиненным  и
Марку ползти, используя каждое укрытие, любую  расщелину,  пока  они  не
окажутся в безопасности с той стороны горы.
   Извиваясь подобно змеям, они пробирались вперед Когда  они  были  уже
достаточно близко от вражеского укрытия,  из  которого  все  еще  торчал
ствол орудия, туда полетела граната.
   Осторожность спасла их. Застонав от боли, из расщелины вниз  скатился
человек. И тут же Марк услышал, как отчаянно застрочил пулемет.
   - Попытаемся обойти укрытие сзади, - сказал офицер.
   Они поползли дальше и попали в пещеру, обнаружив  там  обычный  склад
бандитов. Около  сотни  корзин  с  килограммовыми  тротиловыми  бомбами,
упакованными в целлофановые пакеты, по двадцать четыре штуки  в  каждом,
ящик со взрывателями и корзина с детонаторами.
   - И что только  мы  беспокоились?  -  обратился  офицер  к  Марку  на
гортанном, но совершенно правильном английском. - Одна сигарета могла бы
сделать за нас всю работу.
   Это была уже видавшая виды шутка, но для четверых, уцелевших из всего
взвода, она показалась верхом остроумия.
   Проникающие через отверстия в скале лучи солнца  освещали  содержимое
пещеры. Марк подошел к тому месту, где все еще в окружении горы камней и
трупов стояло орудие.
   Четверо убитых оказались кубинцами, у одного на шее висел медальон  с
портретом Кастро.
   Двое других, несомненно,  были  арабами.  У  одного  к  запястью  был
привязан молитвенник на арабском языке.
   - Он просил пророка Магомета, чтобы тот  научил  его  руку  бить  без
промаха, - заметил офицер.
   - Наемники? - поинтересовался Марк.
   - Несомненно, - ответил офицер.
   Когда  стемнело  и  зажглись  первые  звезды,  все  четверо  вошли  в
ближайшую деревню. На этот раз предосторожности оказались  излишними:  в
деревне был расквартирован отряд королевской армии. Трех  военнослужащих
и Марка препроводили в штаб-квартиру. Им навстречу вышел юноша в светлом
костюме и предложил миску с финиками. Марк устало отодвинул еду.
   - Вы будете есть! - раздраженно обернулся к нему офицер. - Пока вы  с
нами, вы находитесь в моем распоряжении и будете пить и  есть,  когда  я
вам прикажу!
   Марк извинился. Он действительно забывал обо  всем  на  свете,  когда
работал, а уж о еде тем более. Его первой заботой было  сделать  хороший
кадр, второй - остаться в живых.
   - А  теперь  мы  ляжем  спать,  -  заявил  офицер,  и  Марк  послушно
растянулся на грязном полу хижины.
   На рассвете в деревню прибыл майор Халид, и  американскому  фотографу
предложили  место  в  грузовике,  заполненном   ранеными.   "Веселенькое
предстоит путешествие!" - подумал Марк. Потом, к его удивлению, в  кузов
грузовика влезли две крестьянки, обе в черных паранджах.  Они  несли  на
руках девочку лет семи, ноги которой были крепко спеленуты бинтами,  как
у египетской мумии.  Ее,  по  всей  видимости,  лихорадило;  глаза  были
воспалены, щеки горели.
   Когда грузовик подъехал к  госпиталю,  Марк  стал  помогать  заносить
раненых в здание. А когда он уже собрался было уходить, его задержали.
   - Идите скорее сюда, - схватив Марка за руку, выпалил санитар. - Надо
сделать снимок.
   Марк  отправился  вслед  за  санитаром  по   длинному   госпитальному
коридору. Рядом с комнатой, куда относили раненых, стояла, заложив  руки
в карманы белого халата, худая седоволосая женщина.
   - Вы журналист? - спросила она.
   - Именно.
   - Где вы публикуете свои фотографии?
   - В "Тайм", "Ньюсуик", во многих европейских журналах. Мое  агентство
рассылает снимки по всему миру.
   - Тогда я хочу, чтобы вы сфотографировали  эту  девочку.  Причем  без
ведома ее матери, иначе она запретит.
   Вместе с женщиной-врачом Марк прошел  в  небольшую  комнату,  где  на
носилках лежала девочка. Живот ее  вздулся,  как  у  беременной.  Сестра
стала осторожно снимать бинты, стягивающие ноги. Марк не задавал никаких
вопросов. Он молча приготовил аппаратуру к съемке. Врач сделала инъекцию
в худенькую руку девочки, и та впала в забытье.
   Когда бинты были сняты, Марк увидел гной и  кровь.  Весь  низ  живота
девочки был обмазан какой-то  коричневой  пастой,  напоминавшей  жеваную
траву.
   Одна из нянечек стала медленно лить воду на зловонную массу, а другая
осторожно раздвинула ноги девочки.
   Ее наружные половые  органы  были  утыканы  длинными  шипами  акации,
скрепленными черным шнурком. Когда пасту и  сгустки  крови  окончательно
отмыли, Марк увидел, как из крошечного отверстия, оставленного в зашитой
ткани, стекает зеленый густой гной. Сестра быстро  разрезала  шнурок,  и
аккуратно, один за другим, стала  вынимать  шипы.  Марк  фотографировал.
Последнее, что он увидел,  -  это  искалеченные  гениталии  девочки,  из
которых, когда вынули последние шипы,  потоком  хлынули  кровь  и  гной.
Потом Марк упал в обморок.
   Он открыл глаза  в  лазарете,  нагнулся  над  стоящей  возле  кровати
миской, и его вырвало. Увидев, что он пришел  в  себя,  к  нему  подошла
врач.
   - Что они сделали  с  этой  девочкой?  Это  самое  страшное  зрелище,
которое я когда-либо видел.
   - Они приготовили ее к супружеской жизни.  -  Врач  не  могла  скрыть
ярости. - Так поступают во многих  африканских  и  в  самых  примитивных
арабских государствах. Они совершили обрезание. Специально искалечили ее
гениталии, вырезав клитор: жена,  которая  не  получает  наслаждения  от
секса, не будет изменять своему мужу.
   - Но кто это сделал?
   - Скорее всего деревенская акушерка с помощью обычной бритвы. А  мать
и сестры держали девочку. Конечно, об анестезии и речи не шло.
   Затем на рану положили землю и пепел, чтобы остановить кровь.  Потом,
как вы видели,  они  зашили  ее  с  помощью  шипов  и  бечевки,  оставив
крошечное отверстие для мочи и менструальной  крови.  Они  перебинтовали
ноги так, чтобы девочка не могла ими пошевелить.
   - А почему у нее так раздут живот?
   - Гной, образовавшийся внутри, не имел выхода.
   - Что же случается после того, как она выходит замуж?
   - А как вы думаете? Муж "вскрывает" ее кинжалом, а потом  носится  по
всей деревне, демонстрируя всем окровавленное  лезвие  -  доказательство
того, что была произведена дефлорация.
   Стоит ли говорить, что женщина испытывает чудовищную  боль  во  время
соития, а если "вскрытие" не было тщательным, то  при  рождении  ребенка
она просто лопается, как арбуз.
   - А их всегда... "оперируют" в столь юном возрасте?
   - Да. Причем чем раньше это делается,  тем  больший  вред  "операция"
наносит ребенку.
   Марк вновь  почувствовал  острый  приступ  тошноты  и  склонился  над
миской.
   - Что, вы полагаете, я должен сделать с фотографиями?
   - Для нас важно, чтобы люди на Западе узнали об этом.  -  Врач  сняла
очки в тяжелой роговой оправе и протерла  уставшие  глаза.  -  Я  делала
доклад на комиссии ООН, занимавшейся  вопросом  дискриминации  женщин  в
регионе Персидского залива. Однако доклад проигнорировали.
   А как вы сами знаете, одна  фотография  стоит  тысячи  слов.  Я  вижу
девочек в таком же состоянии, как эта, каждый месяц, а то и чаще. -  Она
вздохнула. - Но правительство Сидона  делает  вид,  что  такой  проблемы
просто не существует. Появление фотографии в американской прессе вызовет
волну возмущения, и давление с Запада заставит  сидонское  правительство
принять меры.
   - Вы имеете в виду короля Абдуллу?
   - Нет. Департамент здравоохранения утаивает  от  него  информацию.  Я
думаю, что многие из прозападных реформ Абдуллы здесь очень непопулярны.
   Марк   вдруг   почувствовал   прилив   огромной   симпатии   к   этой
женщине-врачу. Жалость ко всем страдающим на этой  земле  была  движущей
силой его жизни. Сколько бы трупов он ни сфотографировал, сколько бы его
друзей ни  пропали  в  районе  боевых  действий,  Марк  в  глубине  души
оставался все тем же подростком-идеалистом,  который  десять  лет  назад
убежал из дома, чтобы собственными глазами увидеть войну.
   - Перед тем как  уехать  из  Сидона,  мне  предстоит  снимать  короля
Абдуллу. Я постараюсь показать ему эти фотографии.

***

   Глядя вперед через лобовое стекло боевого вертолета, Марк  увидел  на
горизонте Семиру. Город проступал ярким белым  пятном  на  фоне  зеленой
равнины, простиравшейся у берегов единственной в Сидоне реки.
   В сопровождении двух гвардейцев Марк прошел в  королевскую  приемную.
Абдулла поднялся ему навстречу из-за изящно инкрустированного стола.
   - Салям алейкум.
   - Алейкум а салям. Разведка доложила  мне,  что  вы  были  с  майором
Халидом в районе восточного предгорья  и  что  вы  -  один  из  немногих
оставшихся в живых после наступления на позиции бандитов. Позвольте  мне
взглянуть на ваши снимки.
   Кто-кто, а Марк-то уж знал, что сам майор Халид не имеет ни малейшего
отношения к успеху операции. Вздохнув, он стал  раскладывать  фотографии
на столе.
   Марк  протянул  королю  специальное  увеличительное  стекло,  и   тот
склонился над фотографиями, - Это потрясающие  свидетельства  того,  что
такое война в Сидоне! Вы очень храбрый человек, господин Скотт. - Он еще
раз взглянул на снимок, запечатлевший  обнаруженный  в  пещере  склад  с
советским оружием. - Мы не  были  уверены  в  том,  что  Советский  Союз
оказывает бандитам военную помощь.  Правда,  разведка  доносила  нам  об
этом, но конкретных доказательств не было. Теперь с вашей помощью страна
получила необходимые доказательства. Благодарю вас!
   Марк понял, что благоприятный момент настал.
   - Ваше Величество, я хотел бы показать вам еще несколько фотографий.
   - Конечно.
   Марк быстро собрал разложенные на столе снимки, а на их место положил
фотографии искалеченной девочки.
   Абдулла молча смотрел на воспаленное лицо девочки и  ее  кровоточащие
гениталии, потом коротко и отрывисто спросил:
   - Кто совершил это зверство? Кто из солдат за него ответствен?
   По лицам охранников Марк понял, что они-то  были  в  курсе  дела.  Но
Абдулла заблуждался искренне.
   - Ваше Величество! К сожалению,  то,  что:  вы  видите,  -  результат
операции,  проведенной  на  половых  органах  девочки  по   просьбе   ее
собственной матери. Меня попросил сделать эти снимки врач из госпиталя в
Динаде.
   Сохраняя внешнее спокойствие, Абдулла  опустился  в  кожаное  кресло,
предложил Марку сесть  и  рассказать  все,  что  ему  известно  об  этой
варварской традиции. Он записал в блокноте имя врача и потребовал, чтобы
охранники немедленно вызвали к нему министра здравоохранения.
   Король  взглянул  на  самого  молодого  из  находившихся  в   комнате
офицеров.
   - Вы знали об этом обычае?
   - Да, Ваше Величество. - Офицеру не удалось скрыть дрожь в голосе.  -
Но эта  традиция  соблюдается  лишь  в  самых  примитивных  крестьянских
семьях...
   - Девяносто пять процентов нашего населения  -  простые,  примитивные
крестьяне. - Голос Абдуллы все  еще  казался  спокойным,  но  глаза  уже
метали молнии. - Почему мне никогда об этом  не  докладывали?  Намеренно
скрывали факты? И что заставляет людей идти на подобные зверства?
   -  Исключительно  суеверие,  -  ответил  офицер.   -   Но   исламские
фундаменталисты одобряют эти обычаи. И хотя в Коране  подобная  практика
не упоминается, некоторые из ученых комментаторов  закона  находили  эту
традицию весьма похвальной.
   - Если бы только аллах мог  защитить  нас  от  зла,  творящегося  его
именем! - вздохнул король и вновь обратился к Марку:
   - А что вы намерены делать с фотографиями?
   - Предложу "Тайм". Они, конечно же,  опубликуют  фотографии,  ставшие
доказательством советского вмешательства.
   - А с этим? - Абдулла указал на фотографии девочки.
   - Тоже предложу в "Тайм".  Но  они  скорее  всего  откажутся.  Снимки
слишком шокирующие.
   Абдулла кивком головы дал понять, что разделяет мнение Марка.
   - Понимаете, в  чем  мои  трудности?  Я  могу  отдать  приказ,  чтобы
подобная практика прекратилась, и женщины мне повинуются.  Тридцать  лет
назад никто  в  Сидоне  не  смел  отремонтировать  собственный  дом  или
покинуть деревню без разрешения  короля,  и  простые  люди  до  сих  пор
подчиняются королевским приказам, не размышляя.  Проблема  в  том,  что,
если я так поступлю, фанатики используют это, чтобы спровоцировать бунт.
Нужно создать впечатление,  что,  запрещая  чудовищный  обычай,  я  лишь
подчиняюсь чужой воле, а не навязываю людям свою.
   - То есть вы хотите, чтобы западная пресса повлияла  на  формирование
общественного мнения?
   - Точно так же, как  западные  политики,  ученые  и  дипломаты...  Вы
никогда не устраивали выставки своих фотографий в  каких-либо  галереях,
мистер Скотт?
   - Устраивал. Я работаю с галереей Анструтера в Нью-Йорке.
   -  Тогда,  пожалуйста,  организуйте  выставку  этих  фотографий.  Мы,
конечно, оплатим все расходы. Наше посольство свяжется с вами, когда  вы
вернетесь в Нью-Йорк.
   Очень тихо боковая дверь в комнате приоткрылась. Король обернулся.  В
комнату вошел двенадцатилетний мальчик. На нем была  изящнейшим  образом
выполненная белая военная форма.
   Абдулла подумал, что его племяннику подобало бы  входить  в  комнату,
как входят принцы, а не проскальзывать, подобно слуге.
   - Простите, что побеспокоил  вас,  дядя.  Но  я  думал,  что  вы  уже
закончили. - Принц Хасан  два  часа  простоял  под  дверью,  раздираемый
противоречивыми чувствами: любовью к дяде и  страхом  перед  ним  и  его
охраной. А кроме того, ужасом  перед  королевским  троном,  который  ему
предстояло наследовать.

Глава 3

Ноябрь 1978 года

   - Не  будешь  ли  ты  добр  открыть  дверь,  Циммер?  Это,  наверное,
горничная с моим платьем. - Лили,  как  всегда,  плескалась  под  душем.
Циммер заглянул в ванную комнату. Он был режиссером всех лучших  фильмов
с участием Лили, в том числе и скандальной  ленты  "Кью",  сделавшей  из
актрисы звезду международного класса.
   -  Когда  ты  будешь  готова,  дорогая,  твоему  взору   представятся
маленькие джунгли.
   -  Проверь  только,  не  болтается  ли  там  на  дереве  какой-нибудь
маленький журналист?
   Как только весть о ее  разрыве  с  Симоном  Пуаном  стала  достоянием
публики. Лили вновь атаковала пресса.
   "Слава богу, -  подумал  Циммер,  -  что  никому  так  и  не  удалось
докопаться до истинной причины  разрыва.  Впрочем,  это  вообще  удается
крайне редко".
   Лили прошла из ванной в роскошную гостиную. Ее  действительно  ожидал
великолепный, размерами напоминающий клумбу букет орхидей.  На  шелковый
шнур, скреплявший  эти  неестественно  прекрасные  цветы,  был  подвешен
небольшой сверток.
   Лили открыла крошечный футляр и извлекла оттуда  алую  коробочку  для
драгоценностей. А когда приподняла крышку, в лучах скудного  ноябрьского
солнца   вдруг   заиграли    всеми    цветами    радуги    изумительные,
небесно-голубого цвета бриллиантовые серьги.
   Растянувшийся на софе возле  камина  Циммер  одобрительно  прищелкнул
языком.
   - Это уже третье подношение за неделю. Теперь у тебя полный  комплект
- подарок, сделанный мадам Помпадур к ее тридцатилетию  и  проданный  на
аукционе в Монте-Карло месяц назад.
   Трудно упрекнуть Спироса в том, что он не старается.
   - Заткнись, дорогой.  -  Лили  послала  щуплому  маленькому  человеку
воздушный поцелуй и положила алую коробочку на кофейный столик. - Ты  же
знаешь, Спирос  Старкос  добивается  меня  только  потому,  что  я  была
любовницей его брата.
   Я - еще одна часть старой империи, которую необходимо  аннексировать.
- Лили туже затянула белый кушак на  талии.  -  И  учти,  Циммер,  я  не
позволю тебе втянуть меня в очень престижный, но крайне  неприятный  для
меня роман только для того, чтобы  сделать  твою  будущую  картину  чуть
более прибыльной.
   - Однако немногие женщины могли бы отказать человеку, столь  богатому
и могущественному, как Спирос Старкос.
   - Меня не волнует могущество и богатство.
   После Симона я хочу тишины и покоя. Я хочу, чтобы меня оставили одну.
- Лили присела на краешек софы и  стала  расчесывать  не  просохшие  еще
волосы. - Старкос - это всего лишь еще один мужчина, преследующий меня в
угоду каким-то  причудам  собственного  воображения.  Ему  важны  только
собственные переживания по моему поводу. То, что чувствую я,  никого  не
волнует.
   - Спирос сразу узнал об отъезде Симона в Париж и начал  атаки,  чтобы
кто-нибудь до него не захватил позиции.
   - Именно так, Циммер. - Лили запустила пальцы в его светлые  кудрявые
волосы. - Я - заяц, которого травят. Я - добыча. Это кошмар моей  жизни,
расплата за успех.
   - Но в общем и целом это очень лестно, Лили. - Циммер шутливо простер
к ней руки в мольбе о благоразумии. - Ты тоскуешь по любви,  Лили.  Тебе
необходимо душевное тепло, а не жар страсти.
   - Вот именно. - Она откинула назад волосы. - Моя сексапильность,  или
как там это называется, не приносит мне самой ничего, кроме зла.
   - Ну, зато со мной ты можешь не думать об этом, дорогая.
   - Да, но даже ты не  способен  вообразить,  насколько  все  это  меня
угнетает.  Я  иногда   всерьез   задумываюсь,   сможет   ли   кто-нибудь
когда-нибудь полюбить просто  меня  саму,  как  любила  Анжелина,  а  не
околачиваться возле  меня,  загипнотизированным  славой  или  в  надежде
извлечь из наших отношений какую-то выгоду.  Вот  почему  для  меня  так
важно, чтобы у нас с матерью сложились нормальные отношения.
   Заглянув в глубокие темные глаза актрисы, Циммер подумал, что он  бы,
пожалуй, не бросил  камень  в  того,  кто  не  может  устоять  перед  ее
красотой.
   - И именно поэтому ты отказываешься от нового фильма?
   - Да. Именно поэтому.
   - Я не хочу давить на тебя,  Лили,  но  Мистингетт  -  исключительная
роль. Это Мэрилин Монро двадцатых годов, весь Париж был влюблен в нее, а
ее ноги стали предметом многих тостов, произносимых в Европе.
   "И у тебя, Лили, едва ли не лучшие в мире ноги", - подумал Циммер, но
вслух предпочел этого не говорить.
   - "Лучшие ноги в шоу-бизнесе" станет самым грандиозным мюзиклом года.
Шик! Блеск! Кордебалет! Девочки в перьях! И, по всей  видимости,  Ричард
Джиэр даст согласие сыграть молодого Мориса Шевалье.
   - Ты еще не начал снимать,  а  мне  уже  ясно,  что  в  смету  вы  не
уложитесь. - Лили бросила бриллиантовые серьги  обратно  в  коробочку  и
швырнула ее Циммеру.
   - Куда их деть, в сейф? - поймав подарок Старкоса одной рукой, кротко
спросил он.
   - Да. Если у нас  уже  полный  комплект,  то  я  верну  драгоценности
Спиросу сегодня вечером.
   - Боже! Если бы ты знал,  как  я  ненавижу  женщин,  которые  слишком
горды, чтобы принимать драгоценности. И  зачем,  скажи  на  милость,  ты
собираешься  вечером  встречаться  со  Старкосом,  если   намерена   ему
отказать?
   - Я хочу сказать "нет" вежливо.

***

   Лили и Старкос сидели в отдельной ложе, почти не разговаривая друг  с
другом и время от времени поглядывая на сцену, где  принц  Альбрехт  вел
пластический диалог с мстительными духами дев.
   - Почему  вы  решили  поговорить  со  мной  именно  здесь?  -  мрачно
усмехнулся Старкос.
   - Потому что я не хочу говорить на публике.
   На самом же деле Лили казалось, что здесь она будет чувствовать  себя
более уверенно, чем, скажем, на яхте Старкоса ил