ина,  облачаясь  в  своей  спальне  в
бледно-желтый полотняный деловой костюм от  Кристиана  Диора.  У  него  была
широченная плиссированная юбка с отглаженными, как лезвие ножа, складками  и
плотно облегающая, до пояса, жакетка, застегивающаяся спереди на пуговицы. В
этом  костюме  Максина  выглядела  одновременно  очень   привлекательной   и
целомудренно-сдержанной. "И красиво и по-деловому, - одобрил Чарльз, помогая
ей сесть в "Лагонду". - Прямо как леди".
   Почти сразу же за Эперне  они  въехали  в  огражденный  каменным  забором
дворик, со скрежетом тормозов остановились и вошли в старое здание,  которое
сейчас использовалось под контору.  Пока  из  полумрака  пустого  холла  они
поднимались по истертым каменным ступеням в лабораторию, Чарльз объяснял:
   - Любая фирма, которая изготавливает шампанское, прежде всего стремится к
тому, чтобы делать вино, которое бы всегда обладало одним и тем же вкусом  и
качеством. А поскольку погода никогда не бывает одинаковой, а значит, и вкус
винограда урожая разных лет тоже разный, то  добиться  этого  можно,  только
смешивая различные сорта вин.  -  Он  на  секунду  замолчал,  чтобы  открыть
простую, окрашенную в белый цвет дверь. - Сейчас ты увидишь человека, самого
важного в любой фирме по производству шампанского: того, кто смешивает вина.
- Жестом он предложил ей войти.  -  Машинным  способом  готовить  смеси  для
шампанского  нельзя.  В  хорошей  фирме  обязательно  должен  быть  отличный
специалист этого дела: вся репутация фирмы зависит от его неба, глаз и носа.
   Они вошли в безукоризненно чистую лабораторию. Там, напротив ряда простых
деревянных стульев, стояли  плевательницы,  на  деревянном  столе  в  центре
комнаты было несколько бутылок без этикеток. На  стенах  висели  таблички  с
предупреждением: "Не  курить!"  "Пока  что  все  поразительно  тоскливо",  -
подумала Максина. В этот момент ей представили человека с отвисшим  животом,
похоронным выражением лица, багрово-красного, как "рог"  на  лбу  у  индюка.
Chefde cave  торжественно предложил  им  по
бокалу  шампанского.  Максина  поблагодарила  его   с   тем   изяществом   и
достоинством, что соответствовали ее новому положению,  и  Чарльз  повел  ее
назад вниз по лестнице, потом  по  выложенному  плитками  белого  и  черного
мрамора коридору в направлении полутемного холла.
   Внезапно он схватил Максину за руку  и  потянул  ее  в  темную  нишу  под
лестницей. Там он быстро расстегнул ее песочную жакетку, запустил  обе  руки
под кружевной бюстгальтер, а готовый  было  вырваться  у  нее  вскрик  ужаса
заглушил поцелуем. Она почувствовала прикосновение его языка к своему. Потом
Чарльз слегка отвел голову назад и заговорил как ни в чем не бывало:
   - Первый разлив по бутылкам происходит обычно в конце апреля или позже. В
этот момент мы обычно добавляем в смесь немного тростникового сахара,  чтобы
началось второе брожение. -  Он  стал  целовать  соски  ее  грудей.  Максина
испытывала состояние полной физической беспомощности; но,  едва  она  слегка
застонала от блаженства, Чарльз внезапно, убрал руки и привел ее в  порядок,
застегнув на все пуговицы, быстрее, чем это сделала бы любая горничная.
   Испытывая слабость от охватившего ее  желания,  Максина  прошептала:  "Не
делай  так,  никогда  не  делай...  этого".  Однако  слова   ее   прозвучали
неубедительно.
   Чарльз взял ее за руку и  провел  еще  несколько  ступенек  вниз,  громко
говоря при этом:
   - Именно при втором брожении шампанское приобретает свою искристость.  На
самом  деле  искристость  -   это   частички   газа.   Ферментация   создает
взрывоопасное давление газа. Поэтому хорошая пробка просто необходима.
   Продолжая безостановочно говорить, он с последних ступенек снова  потянул
ее в темноту под лестницей. Там он прижал ее к себе,  а  правой  рукой  стал
шарить под ее плиссированной юбкой, стягивая с нее трусики.
   - Долой! - прошептал он.
   - Чарльз! Ты с ума сошел, нас увидят! - протестовала Максина.
   - Долой! - приказал Чарльз, свирепо дергая  за  кружево.  Максина  нервно
выскользнула из них и попыталась подобрать маленькую желтенькую тряпочку, но
Чарльз не дал ей нагнуться. - Я тебе  не  позволю  превращаться  в  чопорную
графинюшку вроде моих сестриц, которых постоянно волнует, что о  них  кто-то
подумает, - заявил он.
   Раздался звук приближающихся шагов, и Чарльз замер. Максина закрыла глаза
и стояла в ожидании неизбежного позора. Шаги приблизились еще немного, потом
стихли, и Максина услышала звук открываемой двери, а потом стук, когда дверь
захлопнулась. Чарльз отпустил ее. Она быстро наклонилась, подобрала  трусики
и запихнула их в полотняную сумку, что висела у нее через плечо.  Ничего  не
говоря, Чарльз снова взял ее за руку и торопливо повел к располагавшемуся  в
задней части холла лифту, сказав только самым обычным голосом: "Надеюсь,  ты
не замерзнешь. Помнишь, я тебе вчера говорил, что в погребах  холодно.  Или,
может быть, принести из машины пальто?"
   Откуда-то сзади, из-за них, появился молодой человек  в  белом  халате  и
распахнул перед ними железную решетку маленького,  рассчитанного  только  на
двоих, лифта.
   - Да ну, Чарльз, не стоит беспокоиться,  -  дрожащим  голосом  произнесла
Максина не столько для него, сколько для молодого человека, закрывавшего  за
ними решетку.
   Чарльз нажал на зеленую кнопку, лифт дернулся и пошел вниз, и, как уже  и
ожидала Максина, рука Чарльза мгновенно оказалась у нее под юбкой, и он стал
ритмично  поглаживать  ее  большим  пальцем.  Лифт   продолжал   опускаться,
свободная рука Чарльза очутилась у нее на обнаженных  ягодицах,  юбка  сзади
была поднята и зацепилась за  стенку  лифта.  "Боже,  -  думала  Максина,  -
сколько же часов теперь придется снова разглаживать все эти складки?"
   - Пока в 1668 году не появился  "Дом  Периньон",  бутылки  закупоривались
полотняными затычками, вымоченными в  оливковом  масле.  Конечно,  это  была
негерметичная закупорка, - продолжал объяснять  Чарльз.  Но  Максина  думала
теперь только о его пальцах. Сейчас  она  готова  была  бы  перенести  любое
унижение, лишь бы только он не  останавливался.  Чарльз  продолжал  говорить
так, будто разговаривал со своей матерью:
   - Гениальнейшая мысль "Дом Периньон" заключалась  в  том,  чтобы  вначале
намочить кусочек пробки - тогда она становится пластичной, - а потом загнать
ее в  горлышко  бутылки.  -  Максина  дернулась  вверх  и  задрожала,  а  он
продолжал:
   - Пробка закупоривает бутылку и не дает выходить газу. -  Лифт  с  мягким
стуком остановился, Чарльз отодвинул железную  решетку.  -  Давление  внутри
бутылки шампанского примерно такое  же,  как  в  шине  автобуса...  так  что
пробка, ее качество очень важны.
   Максина, одергивая юбку, с трудом  вышла  из  лифта.  Дрожа  и  с  трудом
переводя  дыхание,  она  пошла  вдоль  камер-погребов,  где  на  специальных
стеллажах, устроенных вдоль позеленевших меловых стен, лежали тысячи бутылок
шампанского горлышками вниз.  Чарльз  показал  рукой  в  сторону  аккуратных
блестящих рядов, где покоились маленькие зеленые солдатики его империи:
   - Бутылки со смешанным вином мы оставляем на год или два  в  погребах,  а
потом помещаем на эти стеллажи: здесь образующийся в вине осадок  постепенно
впитывается в пробку.
   - В пробку, - повторила за ним как эхо Максина голосом, в котором звучало
изумление. С потолка сорвалась капля и упала ей на щеку, и тут Чарльз  опять
потянул ее за руку в одну  из  темных,  заполненных  бутылями  ниш  и  снова
расстегнул ее жакетку. На этот раз Максина не протестовала.
   - Да, - серьезно сказал он, - в пробку. - Чарльз вытолкнул Максину  назад
в главный проход, и они пошли дальше по длинному широкому  коридору  к  тому
месту, где работали молчаливые люди в темно-синих свитерах  и  комбинезонах.
Стоя спинами к Максине, они мягко и быстро переворачивали бутылки.
   Максина видела, как бутылки  медленно  задвигаются  в  сверкающую  утробу
какой-то машины. К  некоторому  ее  разочарованию,  Чарльз  теперь  держался
безукоризненно. Он, однако, подвел ее ближе к машине и встал  с  нею  вместе
так, что рабочие могли видеть только головы его и Максины, но  не  все,  что
было ниже головы. Тут Чарльз схватил руку Максины и прижал ее  к  себе  так,
что Максина могла чувствовать нараставшее в нем возбуждение. Она вцепилась в
него, а Чарльз продолжал объяснения:
   - Когда пробку вынимают, то вместе с ней удаляются и  впитавшиеся  в  нее
или приставшие к ней осадки. Умная идея, правда? - Тело его дрожало в  ответ
на прикосновения ее пальцев, однако он продолжал бубнить скучным  монотонным
голосом экскурсовода:
   - После этого вино нюхают, чтобы убедиться, что оно в хорошем  состоянии,
и наконец - это ты увидишь в следующем погребе  -  в  него  добавляют  самую
малость  сладкого  ликера,  сделанного  из  старого  вина  и   тростникового
сахара...
   Он издал легкий умиротворенный вздох. Они перешли на  следующий  участок.
Там Чарльз взял мензурку с ликером и дал ее Максине понюхать.
   - Для  сорта  брют  -  он  обычно  считается  лучшим  среди  всех  сортов
шампанского - надо добавить очень немного, - сказал он. - Чем  слаще  хочешь
сделать шампанское, тем больше надо добавить  ликера.  Соответственно  будет
получаться очень сухое, сухое,  полусладкое  и  сладкое.  Это  последнее  до
противности сладкое, за моим столом его никогда не подают.
   - За нашим столом, - поправила его Максина. Когда они  двинулись  дальше,
она добавила:
   - Мне кажется, теперь я уже и сама могла бы составить нужную дозу.
   - Ты еще не видела самый последний участок. Он  впереди.  Там  в  бутылки
вставляют новые пробки и ставят проволочную петлю,  которая  их  удерживает.
После этого бутылки еще несколько лет лежат в дальнем конце  погреба,  потом
мы наклеиваем на них этикетки и отправляем в торговлю.
   Максина посмотрела  в  глубину  высокого  сводчатого  туннеля:  по  обеим
сторонам он до  самого  потолка  был  заполнен  темно-зелеными  бутылками  с
шампанским, образовывавшими какой-то причудливый узор. Внезапно Чарльз снова
потянул ее  в  глубокую  нишу  и  прижал  спиной  к  меловой  стене.  Их  бы
обязательно тут увидели,  случись  кому-нибудь  проходить  мимо,  но  теперь
Максине было уже все  безразлично,  так  страстно  она  хотела  Чарльза.  Их
страсть и напряжение дошли до верхней точки, и  взрыв  был  подобен  пробке,
выстреливающей из бутылки шампанского.

Глава 16

   Через три месяца после свадьбы Максина, к радости своей, обнаружила,  что
беременна. К сожалению, на протяжении всей  своей  беременности  чувствовала
она себя очень плохо, поэтому планы реконструкции и  отделки  шато  пришлось
отложить. И в "Парадизе" тоже она  могла  выполнять  самый  минимум  работы.
Тогда-то она и возблагодарила небо,  пославшее  ей  флегматичную  и  упорную
Кристину, которая теперь занималась всеми повседневными делами их фирмы. Чем
сильнее раздавалась Максина, тем более вялой и сонной она становилась. "Я-то
думала, что у меня всегда будет прекрасная фигура  и  вообще  все  и  всегда
будет в порядке, - кричала она как-то Чарльзу из-за двери своей ванной, -  а
теперь я похожа на корову и все время хожу как будто  в  летаргическом  сне.
Нет, и не думай сюда входить! Я сейчас втискиваюсь в этот противный  бандаж.
Наверное, на последних месяцах я вообще откажусь от одежды и  буду  валяться
на диване голая".
   У нее родился сын, которого назвали Жераром.  Роды  прошли  очень  легко.
Счастливые родители радостно пересчитывали пальчики малыша и разбирались, на
кого он похож.
   - У него вылитый твой нос, - восхищался Чарльз.
   - А ротик твой, - добавляла Максина.
   - И волосики почти совсем как у меня, - говорил Чарльз, нежно  поглаживая
сына по мягкой светлой шелковистой головке.
   - Никогда не думал, что буду столь счастлив от того, что  стал  отцом,  -
признался четыре месяца спустя Чарльз. Он оттянул кружевную кремовую  ночную
сорочку Максины и нежно поцеловал ее у основания шеи.
   - Ну тогда, Чарльз, готовься к еще большему счастью.
   Он резко выпрямился и удивленно-вопросительно посмотрел на нее:
   - Господи... Не хочешь же ты  сказать...  Но  ведь  Жерару  всего  четыре
месяца!
   - Господь здесь ни при чем, - шутливо поддела Максина.
   На  этот  раз  роды  были  исключительно  трудными.  Мучительные  схватки
продолжались трое суток. В конце концов родился мальчик, которого  окрестили
Оливером.
   Роды до предела вымотали Максину, и она впала в депрессию.  При  малейшем
движении у нее начинало болеть все тело. Из-за любого пустяка она кидалась в
слезы, могла ни с того ни с сего  наброситься  на  Чарльза,  нагрубить  ему.
Поскольку в глубине души она отлично понимала, что она - счастливая женщина,
которой очень повезло и которой не на что жаловаться,  то  ее  саму  всерьез
беспокоили эти приступы меланхолии. Что с ней происходит? По секрету от  нее
Чарльз поговорил с врачом насчет этих  слез  и  вспышек  раздражения.  После
рождения Жерара с Максиной ничего  подобного  не  было.  Врач  ответил,  что
полностью оправиться после родов она сможет,  наверное,  еще  только  месяца
через два. Может  быть,  в  течение  этого  времени  с  ней  мог  бы  побыть
кто-нибудь, в чьем присутствии она бы немного взбодрилась,  например,  мать,
или сестра, или подруга?  Кто-то  из  тех,  кого  она  хорошо  знает  и  чье
присутствие не будет для нее обременительно.
   Как только врач ушел, Чарльз взялся за телефон. Пэйган  все  еще  была  в
Египте, у Кейт никто не отвечал, а Джуди он застал дома  с  первой  попытки.
Чарльз объяснил ей, в чем дело.
   - Ну, я не могу все бросить и сразу же приехать, - ответила  Джуди.  -  У
меня все-таки работа. Но мне полагается отпуск, а,  кроме  того,  через  два
месяца я в любом случае должна буду приехать в Париж на  демонстрации  новых
коллекций. Если хотите, я бы могла приехать недели на две раньше  и  прожить
это время у вас.
   Максина, услышав о предстоящем приезде Джуди, разрыдалась. Она  не  хочет
никого видеть вообще! Уставший, не на шутку встревоженный всем этим,  Чарльз
забрал своих собак и отправился с ними на прогулку. Несмотря на дождь, гулял
он очень долго. Ох уж эти женщины! Но проходила неделя за  неделей,  Максина
постепенно приходила в себя, здоровье ее крепло, настроение улучшалось, и  к
тому времени, когда должна была появиться Джуди, Максине  уже  не  терпелось
снова увидеть подругу.
   Каждое утро Джуди завтракала в отделанной голубым шелком спальне Максины.
Сама Максина в это время лежала на вышитых кружевами подушках под  складками
голубого шелка, ниспадающего от закрепленной высоко над  изголовьем  кровати
золоченой короны. Потом они отправлялись на небольшую прогулку, толкая перед
собой по замерзшему саду две детские коляски. После обеда они усаживались  в
детской и болтали без устали.
   Буквально с момента появления в доме  Джуди  настроение  Максины  заметно
пошло вверх. Ей нравилась способность Джуди всегда смотреть в корень вещей.
   - При тебе я становлюсь умнее, Джуди, - говорила Максина с восхищением  и
ноткой сожаления в голосе. - Ты умеешь как-то выделить самое главное,  а  не
то, что просто кажется сегодня срочным и неотложным. И у тебя это получается
как-то  естественно,  само  собой.  Мне  приходится  затрачивать  для  этого
колоссальные усилия.  На  работе  каждый  день  одни  сплошные  проблемы.  И
возникает сильное искушение отложить крупные в сторону: мелкими  трудностями
заниматься гораздо легче.
   -  Это  потому,  что  ты  толстая,  ленивая  и  тебе  страшно  повезло  с
замужеством, - ответила Джуди.
   - Я создана для семейной жизни, - тягуче произнесла Максина. -  А  почему
бы и тебе не попробовать?
   - Ну, потому что мне не нравятся ни слишком молодые, ни  слишком  старые.
Мне нравятся мужчины среднего возраста, но никто из них не  хочет  признать,
что он уже достиг среднего возраста.
   - Нет, серьезно, Джуди, неужели у тебя нет своего парня?  Ты  никогда  об
этом не говоришь, но не может быть...
   - Я знаю достаточно многих, Максина, но ни один из них меня  особенно  не
интересует, вот и все. Иногда я  с  кем-нибудь  встречаюсь,  но,  похоже,  я
никогда еще не влюблялась. Знаю, что другие женщины влюбляются постоянно. Но
со мной этого почему-то не происходит. Да ездить мне приходится столько, что
любой серьезный роман был бы невозможен просто по географическим причинам.
   - Может быть, ты просто боишься Посвятить себя мужчине, отдаться ему?
   - Чепуха. Брось это, Максина. Просто в жизни есть другие,  более  стоящие
вещи... Мне ведь всего  только  двадцать  два!  Мужчины  моего  возраста  не
жалуются и не впадают в тоску, если они ни в  кого  не  влюблены.  По-моему,
женщины придают любви слишком большое значение.
   - Ты так говоришь только потому, что сама еще не влюблялась!
   - Если не заткнешься, - по-дружески  произнесла  Джуди,  -  мне  придется
запустить в тебя этим бокалом шампанского. - Она подняла узкий,  на  длинной
ножке бокал,  по  форме  напоминавший  цветок  тюльпана.  В  нем  отразилось
холодное красноватое солнце, уже клонившееся за горизонт. - Кстати, почему у
тебя в доме нет настоящих бокалов для шампанского? Как это получилось?
   - Это и есть настоящий бокал для шампанского, - ответила Максина, сцепляя
руки за головой и  откидываясь  на  спинку  кресла,  на  которую  был  надет
малиновый бархатный чехол. - Настоящий бокал для шампанского не должен  быть
широким и мелким. В широком бокале никогда не  почувствуешь  букет  вина.  А
кроме того, пню в нем больше соприкасается с  воздухом  и  из  него  быстрее
выходит газ. - Она зевнула, потянулась и  почесала  лежавшую  перед  камином
черную кошку. - Видишь, я знаю о шампанском  абсолютно  все,  так  что  даже
тоскливо становится.
   Джуди уставилась в  яркое  пламя,  а  потом  обвела  взглядом  комнату  и
посмотрела на Максину.
   - У тебя абсолютно все есть, - сказала она с усмешкой.
   - А знаешь, как мне приходится  ради  всего  этого  работать!  -  Максина
внезапно как будто бы обиделась, и даже кошка напружинилась от удивления.  -
Чертовски трудно вести  дом  и  домашнее  хозяйство,  будь  он  большой  или
маленький. По-моему,  бизнесом  заниматься  легче,  там  сразу  видишь  свои
результаты. А домашнюю работу никто не замечает. Но, стоит только чего-то не
сделать, сразу же все начинают жаловаться. На работе ты только восемь  часов
в день и пять дней в неделю. А домашней работой занимаешься  по  шестнадцать
часов в день и круглый год, особенно если у тебя в доме  маленькие  дети.  -
Она вздохнула. - Но, по крайней мере, я теперь  не  испытываю  чувства  вины
из-за того, что ухожу от детей на работу. Хотя сестрички  Чарльза  постоянно
порицают меня за это. - Она успокоилась, успокоилась  и  кошка.  -  Помнишь,
после рождения Жерара я тоже по непонятной причине впала на некоторое  время
в депрессию? Чарльз тогда был весь занят работой, домашние дела мне были уже
не в новинку, ездить с официальными представлениями, как и  в  первое  время
после свадьбы, уже не было нужды... У  меня  тогда  появилось  чувство  вины
из-за моей депрессии. Мне показалось, депрессия доказывала, что у меня слабы
материнские чувства, что я плохая мать. А иначе с  чего  бы  мне  впадать  в
депрессию, правда? Я ведь должна была быть счастлива, что у меня ребенок.  -
На лице у нее появилась ироническая улыбка. - Поэтому я  начала  взбадривать
себя тем, что все время хватала кусочки между едой. Не то чтобы  по  секрету
от всех, но тогда, когда этого никто не  видел.  Ну,  ты  сама  понимаешь...
Помнишь, что шоколад  -  это  моя  слабость?  Я  все  время  ела  шоколадные
пирожные, шоколадное мороженое, пила какао со сливками. Я еще  люблю,  чтобы
сливок было побольше... Потом, когда я здорова прибавила в  весе,  я  просто
перестала становиться на весы. А потом я опять забеременела так быстро,  что
у меня появилось удобное оправдание, почему я..