мы  увидели,  как  Трампи,  перелетев через
ограду,  яростно набросился на Дилли и  Дэлли.  Расправив крылья и взъерошив
перья,  он клевал их и  бил когтями,  пока оба пингвина (хотя они были вдвое
крупнее его) не кинулись в пруд.  Победно кудахтая,  Трампи занял позицию на
берегу.  Мы  выгнали его  из  вольера и  крепко  распекли.  Небрежно тряхнув
перьями,  он с  независимым видом удалился.  После этого мы глядели за ним в
оба, потому что Трампи пользовался каждым удобным случаем, чтобы перемахнуть
через ограду и напасть на бедных пингвинов, которые, завидев его, в истерике
шлепались в  воду.  Но однажды утром Трампи был наказан.  Он проник в вольер
очень рано,  до прихода служителей, задумав хорошенько вздуть Дилли и Дэлли.
Однако им  надоели бесконечные издевательства,  и  они  сами пошли в  атаку.
Видимо,  от  меткого удара клювом Трампи потерял равновесие и  упал в  воду.
Намокшие перья не  давали ему  выбраться на  берег.  Пингвины торжествовали.
Трампи беспомощно барахтался в  пруду,  а они,  плавая вокруг него,  нещадно
долбили обидчика острыми как бритва клювами.  Когда подоспели люди,  он  еще
держался на воде,  весь в крови и совсем обессиленный.  Мы поспешили отнести
Трампи в дом,  обсушили его и обработали раны,  но ему было очень худо.  Все
приуныли,  боясь,  что он не выживет. На следующий день положение оставалось
критическим,  а  на  третий  день,  попивая свой  утренний чай,  я  вдруг  с
удивлением услышал знакомый бренчащий звук. Соскочил с постели, высунулся из
окна и возле живой изгороди во дворе увидел Трампи. Он выглядел не блестяще,
прихрамывал, но, как всегда, держался так, словно поместье принадлежало ему.
Я приветствовал Трампи сверху, и он весело подмигнул мне. Тряхнул поредевшим
оперением,  приводя его в  порядок,  издал свой громкий,  кудахтающий смех и
отправился в павильон млекопитающих совершать обычный обход.
     Другой новосел,  причинивший нам немало хлопот, - Далила, крупная самка
африканского хохлатого дикобраза.  В  аэропорт Далила прибыла в клетке,  где
могла бы  поместиться по  меньшей мере  чета  носорогов.  Зачем понадобилась
такая клетка, мы поняли, когда заглянули внутрь: как ни короток был перелет,
Далила  почти  сокрушила одну  стенку  своими длинными желтыми зубами и  нас
встретило  такое  грозное  рычание,  словно  в  клетке  была  заточена  стая
изголодавшихся  львов.  Далила  раздраженно  топала  ногами,  а  ее  длинные
бело-черные иглы колотились друг о  друга с  треском,  напоминавшим ружейную
перестрелку. Сразу видно, дама с характером.
     Привезя Далилу в  зоопарк,  мы немедленно перегнали ее из рассыпающейся
на  глазах  транспортной клетки  в  другую,  которая должна была  служить ей
временной  обителью,   пока  строилась  постоянная.  Далила  воспользовалась
случаем приласкать одного из служащих - она неожиданно попятилась и воткнула
ему  в  ноги  свои  иглы.  Когда вам  в  кожу вонзаются сотни острейших игл,
ощущение  бывает  не  из  приятных.   К   концу  переселения  появились  еще
пострадавшие,  и земля была сплошь усеяна иглами,  потому что Далила,  как и
все дикобразы, разбрасывала их налево и направо при всяком случае.
     Говорят,  будто  дикобразы мечут свои  иглы,  как  стрелы.  Это  чистая
выдумка.  Вот что происходит на самом деле.  Иглы,  достигающие четырнадцати
дюймов в  длину,  очень  слабо  держатся на  спине дикобраза,  и,  когда его
кто-нибудь  осаждает,  он  быстро  поворачивается и  идет  на  врага  задом,
стараясь загнать иглы возможно глубже.  Потом делает рывок вперед.  При этом
иглы выдергиваются у  него из  кожи,  а  жертва становится похожей на этакую
подушечку для  булавок.  Выполняется это  так быстро,  что в  пылу схватки и
впрямь может показаться,  будто дикобраз выпалил в противника иглами. Далила
частенько проделывала подобные милые  штучки,  поэтому  в  часы  кормления и
уборки следовало быть начеку и,  чуть что,  все  бросать и  прыгать повыше и
подальше.
     Дикобразы, как известно, грызуны. Огромный хохлатый дикобраз, проникший
из Африки в  Европу,  ростом больше бобра и считается крупнейшим европейским
грызуном. Он же самый крупный среди дикобразов; сколько есть на свете видов,
ни один не может сравниться с  ним по размерам.  В  Северной и Южной Америке
большинство дикобразов  ведет  древесный  образ  жизни;  у  южноамериканских
особей хвост цепкий, помогающий им лазать. Африканские и азиатские дикобразы
небольшие,  ведут они  наземный образ жизни.  Хвост у  них  обычно длинный и
заканчивается пучком мягких игл,  напоминающим малярную кисть.  Этими иглами
они  громко  трещат  в  минуту опасности.  Несомненно,  хохлатый дикобраз не
только самый крупный,  но и самый внушительный, самый красивый представитель
семейства.
     Вскоре новая обитель была готова и наступил день переезда,  причем надо
было перевести Далилу из одного конца зоопарка в  другой.  По горькому опыту
мы  уже знали,  что силой ее  в  клетку не  загонишь,  пустая затея.  Далила
ощетинится и,  злобно рявкая, повернется спиной, налетая на всех без разбора
и  разбрасывая иглы с  поистине редкостной щедростью.  От одного вида клетки
она приходила в  ярость,  неистово топала ногами и трещала иглами.  Был лишь
один способ совладать с  ней:  выпустить из клетки и с двух сторон осторожно
подталкивать метлами,  не  давая ей  сбиться с  курса.  Так она может пройти
сколько угодно.
     Этим способом мы и решили воспользоваться, чтобы переселить ее на новую
квартиру.  Сначала все шло хорошо. Далила быстрым шагом двинулась по главной
дорожке,  а  мы  с  Джереми,  пыхтя,  трусили следом.  Действуя метлами,  мы
заставили ее  обогнуть угол,  но  тут,  очутившись во  дворе,  Далила  вдруг
заподозрила,  что делает как раз то, что нам нужно. Честь всех грызунов была
поставлена на карту,  и Далила пустилась бежать. Она бегала по кругу, словно
двор был цирковой ареной.  Мы с  Джереми продолжали ее преследовать.  Далила
развила  хорошую скорость,  потом  вдруг  остановилась и  дала  задний  ход.
Пришлось нам сворачивать в  сторону и  обороняться метлами.  Это повторилось
раза два-три.  Через несколько минут в  метлах явно было больше игл,  чем  в
самой Далиле. Наконец эта игра ей надоела, она смирилась и дала довести себя
до новой клетки.
     Первое  время  Далила  была  вполне  довольна новой  квартирой,  но  на
четвертый месяц ею овладела охота к перемене мест.  В морозный зимний вечер,
заключив,  что внешний мир может дать ей нечто такое, чего в клетке нет, она
пустила в  ход  свои здоровенные кривые желтые зубы,  разорвала ими  толстую
проволочную сетку,  протиснула в  дыру свое дородное тело и  исчезла в ночи.
Как раз в  этот вечер я уехал на званый обед,  поэтому в успешном проведении
операции "Дикобраз" вся заслуга принадлежит Джону.
     Около   полуночи   мою   мать   разбудил  яростный  гудок   автомобиля,
остановившегося под  окном ее  спальни.  Она  выглянула и  увидела одного из
наших ближайших соседей,  фермера.  Сосед сообщил,  что  к  нему на  усадьбу
ворвался здоровенный и,  судя  по  всем  звукам,  свирепый зверь.  Нельзя ли
что-нибудь сделать? Мама, всегда склонная предполагать самое худшее, решила,
что сбежал Лео,  и поспешила в коттедж будить Джона.  Выслушав описание,  он
понял,  что  речь  идет о  Далиле,  схватил метлу,  вскочил в  кабину нашего
автофургона и помчался на ферму. Так и есть - Далила. Громко топая, рявкая и
стуча  иглами,  она  металась  по  освещенному луной  двору.  Джон  объяснил
фермеру,  что  есть  только один способ пригнать Далилу обратно в  зоопарк -
подбадривать ее  всю  дорогу  метлой.  Фермер был  явно  изумлен,  однако он
согласился отвезти фургон в зоопарк, если Джон займется Далилой.
     И  вот  Джон,  в  одной  пижаме,  вооруженный  половой  щеткой,  погнал
фыркающую,  гремящую иглами Далилу по  голубоватой от лунного света дорожке.
Он  рассказывал потом,  что  никогда в  жизни не  чувствовал себя так глупо.
Навстречу  то  и  дело  попадались  машины  с  запоздалыми  путниками,  люди
останавливались и,  разинув  рот,  смотрели на  человека в  пижаме,  который
толкал щеткой упирающегося дикобраза.  Могу поклясться,  что  многие из  них
катили после этого во весь дух домой и  давали зарок больше никогда не пить.
Что ни говори,  а в тихом, почтенном округе не каждый день увидишь на дороге
разъяренного хохлатого дикобраза,  которого подталкивает щеткой  чрезвычайно
расстроенный человек в  ночном  уборе.  В  конце  концов  Джон  благополучно
пригнал Далилу в зоопарк и,  величайшему негодованию беглянки,  заточил ее в
угольный подвал.  Все-таки,  рассудил он, там цементный пол и каменные стены
двухфутовой толщины.  Уж  если  Далила вырвется и  оттуда -  пусть гуляет на
воле, она это заслужила!
     Но  вскоре Далила опять  заставила нас  помучиться.  Правда,  повод был
другой.  Для  зоопарка очень важную роль играет реклама,  а  одно из  лучших
средств  рекламы  -  телевидение,  и  я  всячески  старался  с  его  помощью
рекламировать наше хозяйство. Один режиссер как-то сказал мне, что он был бы
счастлив  составить  программу  без   участия  профессионального  актера   и
телевизионного диктора.  Бедняга, он не подозревал, что есть на свете задачи
потяжелее,  чем  работа с  профессиональным актером и  диктором телевидения.
Этот режиссер никогда не  ставил передачу с  дикими животными,  а  то  бы он
понял,  что  перед их  выходками все  капризы самого избалованного артиста -
сущие пустяки. Четвероногие актеры либо ведут себя так отвратительно, что вы
превращаетесь  в  комок  нервов,  либо  играют  так  хорошо,  что  остальные
участники оказываются в  тени.  Как ни  крути,  вы в  проигрыше.  Вот почему
(говорю это с полным убеждением) необходимо,  чтобы друзья человека, который
берется за  такое дело,  мягко,  но решительно препроводили его в  ближайшую
психиатрическую лечебницу.  Ведь он все равно там кончит, если позволить ему
делать программу.
     Одна  из  первых  подготовленных мной  программ  посвящалась  приматам,
которые  составляют  в   нашем  зоопарке  неплохую  коллекцию.   Английскому
телезрителю предстояло  впервые  увидеть  воочию  такой  парад  -  крохотных
большеглазых галаго, лори, обезьян Старого и Нового Света, гориллу, шимпанзе
и,  наконец,  Homo sapiens в моем лице.  Я не сомневался в успехе.  Обезьяны
абсолютно ручные,  галаго  будут  в  застекленных ящиках,  лори  рассадим на
вертикальных ветках,  они свернутся в  клубочек и будут спать,  пока я их не
разбужу в нужную минуту.  Так было задумано,  но я допустил промах, не учел,
что с  острова Джерси до  города Бристоля,  где должны записывать программу,
путь  немалый,  лететь целый  час.  Зверей поместили в  транспортные клетки,
перебросили на самолете в Бристоль и доставили в отведенную им артистическую
уборную. К концу путешествия они были взвинчены до предела. Я - тоже.
     Подошло время первой репетиции.  Обезьян надо было выпустить из клеток,
надеть на них пояса с  поводками и перевести в маленькое подобие коровника с
отдельным стойлом для  каждой  обезьяны.  Они  всегда были  такие  смирные и
послушные,  а  тут при виде "коровника" у них началась какая-то коллективная
истерика. Обезьяны визжали, кусались и отбивались. Одна из них оборвала свой
поводок  и  нырнула  на  груду  декораций.  Понадобилось полчаса  энергичных
усилий,  чтобы извлечь ее оттуда,  громко кричащую, облепленную паутиной. Мы
уже опаздывали с началом репетиции на пятнадцать минут. Наконец всех обезьян
разместили по загончикам и кое-как успокоили.  Я извинился перед режиссером,
заверяя,  что сейчас все будет готово,  осталось только водрузить на  стволы
двух  апатичных  лори.  Это  минутное  дело.  Мы  открыли  дверцы  клеток  и
приготовились вытаскивать оттуда  сонных полуобезьян,  но  они  вышли  сами,
ступая,  будто породистые рысаки, сердито сверкая глазами и издавая какой-то
кошачий  визг,  в  котором  звучало  недовольство и  угроза.  Не  успели  мы
опомниться,  как  они  сбежали вниз по  стволам и,  оскалив зубы,  вытаращив
глаза,  помчались через студию.  Операторы бросились врассыпную.  Лишь самые
храбрые,  вооружившись свернутыми в  трубку газетами,  отважились преградить
путь  беглецам,  которые по  примеру обезьяны тоже  намеревались скрыться за
декорациями.  После долгой возни мы  сумели загнать лори в  их  транспортные
клетки и срочно вызвали на помощь отдел реквизита. На каждый ствол внизу был
надет картонный конус,  который не  давал лори  возможности слезать на  пол.
Опаздывали мы теперь на целый час.  Наконец началась репетиция. Однако нервы
мои  были уже  так  взвинчены,  что все пошло кувырком.  Я  забывал реплики,
неправильно называл животных, дергался и вскакивал при малейшем шуме, боясь,
как бы еще кто-нибудь не удрал. Вдобавок ко всему шимпанзе Лулу, не скупясь,
с изрядным шумом полила мне колени мочой,  причем сама живо заинтересовалась
своим подвигом.  На  ленч мы  пошли с  дикой головной болью,  с  кругами под
глазами,  терзаемые мрачными предчувствиями.  Режиссер,  улыбаясь (это  была
очень жалкая улыбка),  заверила меня,  что  все  будет в  порядке,  и  я  ей
поддакнул,  с  трудом  глотая что-то  похожее на  жареные опилки.  Потом  мы
вернулись в студию и приступили к записи.
     По  каким-то  непостижимым для  меня  техническим причинам  монтировать
телезапись бывает то ли слишком дорого,  то ли слишком сложно. Поэтому, если
вы ошиблись,  ошибка остается,  как при прямой передаче в эфир. Понятно, что
это  не  прибавило нам  уверенности в  себе.  Когда  вы  выступаете вместе с
отрядом  таких  возбужденных  и  непоседливых  существ,   как  обезьяны,  то
начинаете седеть еще до записи.
     Зажегся красный огонек. Стараясь унять дрожь в руках, я сделал глубокий
вдох,  робко улыбнулся камере, делая вид, что люблю ее, как родного брата, и
приступил. К моему удивлению, обезьяны вели себя безупречно.
     Ко мне начала возвращаться былая уверенность. Галаго выступили отлично.
Кажется,  не  все еще потеряно.  Лори тоже вели себя великолепно.  Мой голос
перестал дрожать,  теперь он  звучал (я  искренне надеялся на  это)  твердо,
мужественно,  авторитетно.  Дело пошло на лад.  Я  воодушевился еще больше и
только стал рассказывать о  защитных рефлексах потто,  как  ко  мне  подошел
директор студии  и  -  можете себе  представить!  -  сказал,  что  запись не
получилась, придется начать все сначала.
     Конечно,  после подобной встряски только сумасшедший возьмется снова за
телевизионную программу.  А ведь я обещал подготовить еще пять.  Правда, они
дались  мне  без  таких  мук,  как  передача про  обезьян,  однако некоторые
эффектные моменты до сих пор живы в  моей памяти.  Случается,  я  и теперь с
криком просыпаюсь среди ночи,  а Джеки меня успокаивает.  Взять,  к примеру,
передачу о  птицах.  Я  задумал привезти в  студию  побольше разных  птиц  и
показать,  как у каждой из них клюв приспособлен к ее образу жизни.  Гвоздем
программы должны были стать две  птицы,  умеющие выполнять команды.  Одна из
них  -  клушица Дингл.  Этот  представитель семейства врановых ныне  редок в
Англии,  и мы очень гордились нашим экземпляром.  У клушицы мрачное,  черное
оперение, зато ноги и длинный изогнутый клюв красные. Дингла выкормили люди,
и  он  вырос на диво ручным.  Второй "звездой" был какаду,  которого прежний
владелец с поразительной находчивостью назвал Коки. По команде Коки топорщил
свой  изумительный хохол и  громко кричал.  Зрелище великолепное.  Остальные
птицы, участвующие в передаче, ничего не делали и ни на что не претендовали,
просто сидели "в качестве живых экспонатов". Главное, чтобы не подвели Дингл
и Коки, но на них я твердо надеялся.
     И вот началась программа.  Я держал на руке Дингла и рассказывал о нем.
Мне пришло в голову воспользоваться одной особенностью Дингла: если почесать
ему голову,  он впадает в транс и замирает в одной позе. Но когда приступили
к  записи,  Дингл решил,  что с него хватит чесания,  и,  как только зажегся
красный свет, он снялся с моей руки и взлетел к балкам. Пришлось вооружиться
лестницами и пустить в ход всякие приманки вроде червей,  мяса и сыра (Дингл
безумно любит  сыр),  но  только через полчаса удалось нам  поймать беглеца.
После этого Дингл вел себя превосходно.  Он  сидел на  моей руке так смирно,
что казался чучелом.  И все было хорошо, пока не настала очередь Коки. Тут я
сделал ошибку, заранее объявив зрителям, какой последует аттракцион, а этого
делать  нельзя,   когда  работаешь  с  животными.   Пять  миллионов  человек
напряженно ждали,  что какаду распушит хохол и закричит.  Я уговаривал его и
так и этак.  Прошло пять мучительных минут, а Коки неподвижно сидел на своей
жердочке, будто музейный экспонат. В отчаянии я перешел к следующей птице. В
ту же секунду Коки взъерошил хохол и что-то ехидно крикнул.
     Ну,  а передача,  посвященная рептилиям? Она не вызывала у меня никаких
опасений,  ведь рептилии довольно апатичны, с ними управляться легко. Тем не
менее эта  программа оказалась труднейшим испытанием.  У  меня как  раз  был
грипп, и я смог прийти в студию только благодаря врачу, который накачал меня
всякой дрянью,  чтобы я сумел продержаться на ногах нужный срок.  Если у вас
вообще  никудышные  нервы  да  еще  голова  гудит  от  разных  антибиотиков,
телезрителю может показаться,  что он  смотрит какой-то  старый немой фильм.
Помрежи и  операторы быстро сообразили,  что я  болен и  не в своей тарелке,
поэтому в  перерыве после  первой  репетиции они  по  очереди старались меня
приободрить. Увы, без успеха. Началась вторая репетиция. Я совсем скис. Надо
было что-то предпринимать.  И тут кого-то осенило.  В рассказе о черепахах я
объяснял,  что их скелет приварен,  так сказать к панцирю. Для наглядности я
припас черепаший скелет в  очень красивом панцире,  нижняя половина которого
была,  словно дверца,  укреплена на  петлях.  Откроешь -  и  видны все тайны
черепашьей анатомии. Короткое вступление о семействе черепах вообще, затем я
открываю нижнюю  часть  панциря...  и  вместо скелета вижу  клочок картона с
аккуратно  выведенными словами:  "Вакансий  нет".  Прошло  несколько  минут,
прежде чем  в  студии восстановилась тишина,  зато  я  заметно повеселел,  и
дальше репетиция шла как по писаному.
     Среди участников программы оказалась Далила.  Я рассудил, что она может
служить  великолепной  иллюстрацией  там,   где   речь  пойдет  о   защитных
приспособлениях животных.  И  Далила не  подкачала.  Когда мы пришли,  чтобы
перевести ее в транспортную клетку,  она обрушила серию яростных атак на нас
и  на  стенки,  оставляя на досках и  половых щетках свои длинные иглы.  Всю
дорогу до  Бристоля она рычала,  рявкала и  гремела иглами.  Рабочие студии,
выгружавшие ее из самолета,  решили,  что я привез по меньшей мере леопарда.
Из  транспортной клетки  Далилу  надо  было  переместить  в  особую  клетку,
приготовленную для нее на телестудии.  На перемещение ушло полчаса, причем к
концу  этого  срока  из  всех  декораций торчало столько игл,  что  я  начал
опасаться, не окажется ли Далила совсем лысой к началу своего телевизионного
дебюта.  И вот -  передача.  К моему удивлению,  Далила вела себя образцово,
делала все,  что от нее требовалось:  грозно рявкала, топала нотами, гремела
иглами,  как кастаньетами,  -  звезда,  да и  только.  К концу выступления я
проникся к ней добрым чувством, мне уже казалось, что я неверно о ней судил.
А   когда  пришла  пора  перегонять  ее   из   студийной  клетки  обратно  в
транспортную,  восемь  человек  извели  на  это  три  четверти часа.  Одному
рабочему игла  вонзилась в  икру,  две  декорации были  совсем испорчены,  а
остальные утыканы иглами  так,  словно мы  попали под  град  стрел,  отражая
нападение краснокожих.  Я с облегчением вздохнул,  когда Далила,  лишившаяся
чуть не всех игл, наконец вернулась в зоопарк, в свою собственную клетку.
     Должно  быть,   неприятности  запечатлеваются  в  памяти