осматые
котомки.
     Замыслив уточнить роль отца в выращивании потомства, мы  проследили  за
передвижениями  двойни красноруких  тамаринов.  Удивительно  интересно  было
наблюдать, как распределяется физический  труд по переноске  детенышей.  Это
очень важный  момент:  ведь  малыши  растут и  становятся  тяжелее, но, хотя
начинают  уже  передвигаться  самостоятельно,  по-прежнему,  когда их что-то
тревожит  или хочется  внимания,  льнут к родителям.  В  данном  случае отец
внезапно умер, когда детенышам было всего три дня, и пришлось матери растить
их в  одиночку. Она успешно  справлялась с этой задачей;  правда, под конец,
когда детеныши  достигли половины маминого роста и все еще иногда требовали,
чтобы  она  их  поносила, ей  это давалось явно  нелегко.  Но  мамаша честно
выполняла свой долг и вырастила двух крепких взрослых тамаринов.
     Особенно  примечательно здесь  то, что, несмотря на трудности, выпавшие
на  долю  самки,  впервые  были  выращены  в  неволе  детеныши  краснорукого
тамарина.  Заодно мы выяснили, что  у  тамаринов и  мармозеток  самец играет
чрезвычайно  важную  роль,  хотя  самка,  окажись  она  хорошей,  терпеливой
матерью, может воспитать потомство одна. Вывод: в этой комбинации самца надо
оставлять вместе с самкой, не отделять его, когда она родила.
     Однажды нас посетил видный представитель  руководства  очень известного
зоопарка, который, любуясь детенышами наших  мармозеток,  признался, что его
сотрудникам  не  везет с этими  животными.  Рожать-то они рожают, да  только
детеныши не выживают. Но  в следующий раз,  продолжал он, обнаруживая плохое
знание мармозеток, они надеются на успех, так как решили отделить самца.
     Вопрос "Отделять самца  или нет?" вызывает  среди работников  зоопарков
такие же ярые споры, какие в свое время у церковников вызывал вопрос, был ли
у Адама и Евы пупок или нет, -  и такие же безрезультатные.  Разумеется, тут
надо учитывать особенности не только вида, но и особей. Но как бы хорошо вы,
на ваш  взгляд,  ни  знали самца,  как бы ни  были уверены, что биологически
оправдано оставлять его с детенышами, все равно это может пагубно отразиться
на них.  Естественно, чем более редок  вид,  тем больше и риск, тем  труднее
принять решение.
     Орангутаны, пожалуй,  самые  редкие  среди  человекообразных,  для  них
особенно велика угроза полного истребления  в дикой природе. Подсчитано, что
без  строжайшей охраны  популяций на  Калимантане и Суматре  эти обаятельные
рыжие приматы совсем  исчезнут в ближайшие двадцать  лет. Если прогноз верен
(увы,  похоже,  что  это так),  зоопарки  просто обязаны  создать плодовитые
колонии орангутанов, чтобы не было нужды сокращать отловом численность диких
популяций и чтобы обеспечить возможность сохранения вида хотя  бы  в неволе.
Нам  посчастливилось  приобрести  особи  обоих  подвидов  и  получить от них
приплод.
     Когда  забеременела  калимантанская  самка Бали, мы отделили ее супруга
Оскара, единодушно считая, что, как ни хорош собой этот молодец,  очень уж у
него буйный  нрав, наперед не угадаешь, как он  воспримет детеныша. Пришлось
ему  жить холостяком, пока супруга  ходила  на сносях. Бали родила  чудесную
здоровую самочку, которую мы назвали Сурабая.
     Бали была такая кроткая, тихая и недалекая, что мы склонны были считать
ее придурковатой. Наше недоверие к ее умственным  способностям  оправдалось:
как  ни  гордилась мамаша  своей дочкой,  как ни обожала  ее,  она  не знала
толком, что с  ней делать. Общепринято мнение, что детеныши человекообразных
обезьян  постигают  основы  половой  жизни, наблюдая взрослых. Молодой самец
учится спариванию на примере отца; молодая самочка учится у матери уходу  за
детенышем. Мы,  люди,  применяем  для  этого  целлулоидных  кукол;  обезьяны
обучаются на  живых младенцах.  Но  если человекообразная  обезьяна попала в
неволю в очень юном возрасте, ей не представился случай пройти  такую школу,
и это может серьезно затруднить размножение.
     Бали  поступила  к  нам в двухлетнем возрасте;  казалось бы, могла  уже
подсмотреть на  воле  какие-то  приемы  ухода  за  младенцем. Может  быть, и
подсмотрела, да успела все забыть - как  я уже говорил, это  доброе создание
не было наделено большим  умом.  Так  или иначе,  Бали восхищалась  дочерью,
следила  за  ее чистотой и  крепко  обнимала, полагая,  что этим материнская
забота исчерпывается. Бедное дитя, болтаясь то на бедре,  то на спине, то на
голове родительницы, лихорадочно и тщетно искало сосок, чтобы утолять жажду,
а мамаша знай себе сидела с благодушной улыбкой на физиономии.
     Пришлось нам войти  в клетку  и  показывать Бали,  как положено держать
дочурку, чтобы она могла сосать. Обучение длилось несколько дней, но в конце
концов мамаша уразумела,  что к чему,  и  столь новаторский способ ухода  за
младенцем ей явно понравился. К  сожалению, пока Бали растила Сурабаю, Оскар
умер;  об этом прискорбном  случае я еще  скажу  позже. Когда  пришло  время
отделять Сурабаю от  матери, мы пустили к Бали молодого самца по имени Жиль.
Хотя он  был намного моложе ее, они  отлично поладили, и мы надеялись, что у
них вскоре будет потомство.
     Но беда  в том, что  Жиль -  жутко коварный тип, он обожает ставить нам
палки  в  колеса.  Всякий  раз,  когда мы  хотели  взять  у  Бали  мочу  для
лабораторного исследования, чтобы определить беременность, Жиль изо всех сил
мешал нам. Конечно,  мы не  сдавались, однако нашу  бдительность усыплял тот
факт,  что  Бали  не  выглядела беременной.  У орангутанов  вообще  довольно
большое пузо, так что поди  разбери, но если при  первой беременности у Бали
было огромное брюхо, то  теперь она лишь слегка  раздалась в поясе. Какая уж
тут беременность! И вот, пока мы воевали с Жилем, пытаясь взять мочу у Бали,
она вдруг возьми да роди. Случилось это рано утром, и к тому  времени, когда
сотрудники пришли  на  дневное  дежурство, Жиль уже успел стащить детеныша у
Бали  и умертвить его. Оставалось утешаться тем, что теперь мы точно  знали:
Жиля необходимо отделить, когда Бали в следующий раз соберется  рожать. Урок
дался  нам  дорогой  ценой и  на целый год  затормозил программу  разведения
орангутанов.
     С нашими суматранскими  орангутанами Гамбаром  и  Джиной вышло иначе. У
Джины был довольно  желчный и  неуравновешенный нрав, зато Гамбар -  один из
самых  умных  представителей человекообразных  обезьян,  каких  я когда-либо
знал. С  первого раза, увидев его живые и пытливые глаза, вы ощущали, что за
этим  взглядом кроется  незаурядный  интеллект. Нам  его одолжило Лондонское
зоологическое  общество   после  того,  как  он   доказал  свои  способности
производителя, причем роды происходили при нем  и он не проявил наклонностей
к убийству. Тем не менее, учитывая  бьющую  через край энергию этого  силача
(он уделял лазанию больше времени, чем все наши остальные орангутаны, вместе
взятые),  мы  опасались,  что  он  способен,  носясь  по   клетке,  нечаянно
покалечить или  зашибить насмерть хрупкого младенца. Спальни Гамбара и Джины
мы разделили,  как  и спальни  горилл, переносной решеткой. Лучше уж Гамбару
быть по одну сторону перегородки, а Джине с малышом - по другую. Отец сможет
видеть и даже с разрешения супруги трогать  своего отпрыска без  риска, что,
увлекшись своими цирковыми трюками, нечаянно усядется на него.
     В то  воскресное утро, когда,  по нашим наблюдениям, Джине подошла пора
рожать, Филип Кофи,  заведующий  секцией  человекообразных,  увидел, что она
пытается смастерить из опилок гнездо и  беспокойно  ходит  по клетке.  Джине
дали охапку  соломы; она тотчас устроила  гнездо и  легла  на  спину, широко
раздвинув  ноги.  Вскоре на  свет  явился  без всяких осложнений  крепенький
детеныш  мужского  пола. Гамбар  получил возможность следить  за ними  через
решетку и проявил заметный интерес к супруге и младенцу.
     Через  три с  половиной  месяца,  когда  детеныш, получивший имя Тунку,
подрос и набрался сил, Джина  смело играла с ним. Поднимет вверх на руках  и
ногах, и он барахтается в таком положении. Часто она отпускала его, разрешая
полазить по перегородке. Тут  к игре подключался  Гамбар. Нас  поражало,  до
чего ласков этот могучий непоседа. Сядет на корточки, просунет через решетку
обе  руки  и  качает  Тунку  вверх-вниз  на  ладонях.  Упражнение  это  явно
доставляло огромное  удовольствие и  отцу  и сыну.  Как только  детеныш стал
достаточно сильным  и подвижным, Гамбара вновь пустили к  Джине. Он вел себя
безупречно.  Тунку нравилось  лазить по отцу, и тот  терпеливо позволял сыну
изучать  отцовскую анатомию: отпрыск  тыкал ему пальцами  в глаза, дергал за
волосы, даже вытаскивал у него изо рта еду, а он все безропотно сносил.
     Большинство  человекообразных  могут ходить  выпрямившись, как человек,
правда, недолго,  и  колени у них при  этом согнуты.  А вот Гамбар  ходил на
прямых ногах, опираясь на всю ступню: шагает тяжело, развалисто - ни дать ни
взять  отставной  бригадный  генерал  прогуливается  по  набережной морского
курорта. И ведь он  мог ходить так подолгу, круг за кругом описывал в клетке
с воинственным выражением лица, словно инспектировал  почетный караул.  Этот
ритуал всегда забавно наблюдать, когда же Гамбар шествовал по кругу, бережно
неся на могучих руках наследника, зрелище было донельзя потешное.
     До  чего  сложно  добиться  успеха  в бракосочетании животных, видно на
примере наших горилл. Кажется, нет тех трудностей,  которых мы не  испытали,
пытаясь  создать  плодовитую группу этих  животных.  Как говорилось выше, мы
приобрели  самку Н'Понго в возрасте  около двух с половиной лет. Затем у нас
появилась  другая самка, чуть  помоложе,  по имени  Ненди. Н'Понго с  самого
начала  произвела  на  нас впечатление обаятельного, чрезвычайно  веселого и
общительного, но и достаточно самоуверенного существа. Она встретила Ненди с
явной симпатией,  однако недвусмысленно  дала  новенькой понять, что это ее,
Н'Понго, зоопарк, что сотрудники  зоопарка - ее друзья и Ненди не следует об
этом  забывать. Добродушный нрав Н'Понго не позволял  ей превратиться в злую
задиру,  как это  бывает со многими животными в сходных обстоятельствах; она
относилась к Ненди с искренним расположением, но поблажек не допускала. Пять
лет жизнь их проходила под знаком  обоюдной привязанности и уважения, причем
Н'Понго во  многих  случаях  играла  роль лидера-самца.  В  женском  учебном
заведении их взаимоотношения могли бы даже посчитать предосудительными.
     Тем временем мы лезли вон из кожи, стараясь раздобыть самца. Дело шло к
тому,  что Н'Понго  и  Ненди до  конца  своих дней останутся старыми девами;
естественно, мы  никак  не  желали с  этим мириться. И  вот  тут Эрнст  Ланг
предложил  нам  Джамбо.  Великая  удача, притом  во многих отношениях!  Ланг
первым в Европе  добился  от горилл  приплода и вырастил  знаменитого  Гуму;
после  этого  выдающегося  достижения (раньше  горилл  относили  к  "трудным
зверям",  которых  будто  бы  невозможно  разводить  в  неволе)  его колония
продолжала расти. Джамбо  принадлежал к тому же  семейству. Мало того что он
родился и вырос  в зоопарке, он и сам стал  отцом юного самца  (матерью была
сестра Джамбо). Словом, это был не  зеленый юнец, чьи  извращенные понятия о
сексе  почерпнуты   тайком  из   соответствующих   журнальчиков,  а   вполне
квалифицированный   производитель,  что  очень   важно,  поскольку  в   мире
человекообразных  наглядный  пример  играет большую  роль  в  обучении  (это
касается и копуляции).
     Обезьяна, выросшая  вне  стаи, плохо  представляет  себе  акт и  подчас
терпит  полную  неудачу  только  потому,  что  никогда  не видела,  как  это
делается. Джамбо не только наблюдал пример своего богатыря-отца Ахиллы, но и
успел  доказать,  что  был внимательным  учеником. Наконец, он и по возрасту
подходил в мужья Н'Понго и Ненди. Ланг всячески превозносил его достоинства,
и,  совсем как  при  заключении  монарших браков  в прошлом, состоялся обмен
фотографическими  портретами.  В  письмах  Ланга  утверждалось,  что  Джамбо
наделен  могучей  силой  и чрезвычайно хорош  собой,  даже мил,  несмотря на
черную  окраску, и в  лице  его проглядывает юмор. Мы пришли к  выводу,  что
лучшего и  пожелать нельзя. Оставалось  проверить, разделяют  ли  самки наше
мнение.
     Знакомишь животных, а  у самого сердце замирает.  Вдруг они  набросятся
друг на  друга? И помогут  ли в таком случае ведра с водой, шланги и вилы? А
может,  они  проявят  полное  обоюдное  безразличие? Или  так  будет  только
вначале,  а потом,  усыпив нашу бдительность,  они схватятся между  собой? А
если все-таки безразличие, можно ли надеяться, что  со временем они поладят,
или все наши труды и траты впустую? Тому, кто тешит себя иллюзией, будто все
особи одного  вида  должны  вести себя одинаково в сходных  обстоятельствах,
было бы  полезно посмотреть, как проходило  знакомство  Джамбо с  Н'Понго  и
Ненди. Сцена была классической в полном смысле слова.
     Самки  находились  в  крайнем  из трех  спальных  отсеков, оттуда через
перегородки они могли видеть третий отсек, в который мы намеревались пустить
Джамбо. Таким образом, самок и самца разделяли две решетки  и пустой отсек -
буферная территория на время, пока мы составим себе примерное представление,
как троица горилл воспримет нашу затею. По царившей суматохе Н'Понго и Ненди
чувствовали,  что  происходит  нечто необычное,  но  что именно,  не  знали,
поскольку Джамбо все еще находился в транспортной клетке.
     Но вот поднята  задвижка, отворена дверь спальни,  и  Джамбо - могучий,
чернущий,   источающий   чесночный  запах   пота,  -  сутуля  плечи,  словно
борец-тяжеловес, ввалился  в клетку. Зорким  взглядом мгновенно охватил  все
окружающее, заметил самок, но  не подал виду. Присев на корточки, царственно
повел глазами  вправо, влево,  потом  не торопясь  двинулся в обход спальни,
внимательно изучая  каждый уголок и по-прежнему пренебрегая самками.  Эффект
от  его появления был бесподобный. Заслышав лязг  задвижки,  обе  подошли  к
перегородке;  когда  же  черный  красавец  возник  в их поле  зрения, каждая
реагировала по-своему и совершенно неожиданно для нас.
     Нам представлялось:  если уж  кто проявит немедленный интерес, так  это
будет  общительная, дружелюбная Н'Понго. У Ненди нрав был более недоверчивый
и замкнутый.  На  деле  вышло так,  что  Н'Понго  смерила  Джамбо  взглядом,
отвернулась  и  побрела прочь,  причем ее  широкая спина выражала абсолютное
пренебрежение.  Дескать,  плевать мне  на противоположный пол  вообще  и  на
Джамбо  в  частности.  Совсем  иначе  повела себя нелюдимая  Ненди; это была
картина забавная и трогательная.  В момент появления  Джамбо  она сидела  на
корточках поблизости  от  перегородки. При  виде  косматого  богатыря  Ненди
реагировала так, как реагировала бы пятнадцатилетняя девчонка, войди вдруг к
ней в спальню ее эстрадный  кумир, одетый только  в гитару. Лицо ее выражало
изумление и  благоговение.  Она  была  совершенно  не подготовлена  жизнью к
такому  чуду. Никто не говорил ей,  что на свете  существует такое диво, как
красавец самец. Это была любовь с первого взгляда, любовь навсегда.
     Простите меня за ненаучное  и антропоморфное изображение, но в  сухом и
педантичном  жаргоне  биологов нет  слов,  чтобы  описать происходившее.  Не
отрывая глаз от чудного видения, Ненди прошаркала к решетке, вцепилась в нее
с каким-то отчаянием  и  замерла. Широко  раскрытые глаза  ее  пожирали явно
безучастного  Джамбо;  она, словно  в  трансе,  впивала взглядом  каждое его
движение. Продолжая исследовать  клетку, он на минуту  скрылся  за выступом.
Несчастная  Ненди засуетилась,  заметалась  взад-вперед,  силясь высмотреть,
куда он  делся.  Решив наконец,  что он вышел из спальни  в наружный  отсек,
тотчас  подбежала  к выходу из своей спальни и нагнулась, пытаясь  заглянуть
под  дверь. Слава богу,  тревога  длилась  недолго, Джамбо  показался вновь;
небрежно  посасывая  дольку  апельсина, он  не обращал никакого внимания  на
выражения необузданной  страсти  со стороны Ненди. С  облегчением заняла она
прежнюю  позицию  у  перегородки  и  опять  устремила на  него взор,  полный
обожания и благоговения. Что до  Н'Понго, то она, поев орехов и поглядев  на
нас  через окно, преспокойно улеглась на своей полке, словно появление самца
в непосредственной близости ее ничуть не тронуло.
     Когда  мы  наконец  соединили всех  троих,  реакция  самок  в  основном
осталась  прежней.  Н'Понго, много лет  чувствовавшая  себя королевой  всего
обозримого  пространства,  относилась   к   новичку  с  явной  ревностью   и
подозрительностью, к которой добавилась известная осторожность. Она решила и
впредь вести себя так, будто 120-килограммового Джамбо просто не существует.
Зато  Ненди, получив  возможность тесно общаться с предметом своей  страсти,
окончательно потеряла голову. Присядет  на  корточки в полуметре от Джамбо и
таращится  на  него  с восторгом  и обожанием. Когда же  он, простершись  на
солнышке,  позволял ей  расчесывать  ему волосы,  ликованию  Ненди  не  было
границ. Она прижималась к его могучей туше,  и опьяненное гордостью лицо  ее
до смешного  смахивало  на человеческое. Н'Понго не больно-то одобряла  этот
союз. Правда, она сохраняла свою власть над Ненди, однако ее взаимоотношения
с Джамбо складывались не очень удачно.
     Джамбо,  при всей  его  опытности, был еще очень  молод  и  полон,  так
сказать,  юношеского задора  в сочетании с грубым юмором. Сознание того, что
Н'Понго  его недолюбливает,  пробуждало в нем этакого чертика. Он был мастер
на всевозможные проказы,  знакомые  нам по  школьной поре  и способные,  как
известно, хоть кого вывести  из  себя. То вдруг бросится на нее из-за  угла,
когда она  этого  меньше  всего ожидает,  то,  лениво  шагая следом  за ней,
внезапно подскочит и дернет за волосы. Н'Понго в  ответ бросается на него, а
он спасается  бегством. И  продолжает дразнить ее, доводя до белого каления.
Разъяренная Н'Понго гонится за  ним с яростными криками, и Ненди без особого
энтузиазма присоединяется к подруге,  хотя всякому ясно, что реакция Н'Понго
ее несколько  озадачивает, сама  Ненди была бы счастлива и  горда, выпади ей
такие знаки внимания со стороны Джамбо.
     Само  собой,  Джамбо, как и все  любители  розыгрышей, не знал меры. Он
никогда не причинял  Н'Понго настоящей  боли, разве  что  слегка куснет  или
царапнет (а это не  в счет в  играх горилл), но дразнил немилосердно, стоило
ему заметить, что она  завелась и вот-вот сорвется. Н'Понго ходила с мрачным
видом, присущим жене профессионального юмориста, но еще хуже  то, что хандра
отразилась  на  ее  здоровье.  Волей-неволей  пришлось  обособить  Джамбо  и
выпускать их в  наружный отсек  поочередно, поделив время Ненди между ними с
таким расчетом, чтобы и Джамбо не заскучал, и Н'Понго не слишком ревновала.
     А  затем  у  Н'Понго  началась  течка,  и  ее  вдруг осенило, для  чего
существует горилла  мужского пола,  пусть  даже любитель  грубых розыгрышей.
Отбросив  всякий  стыд,  она  заигрывала  с  ним  через разделяющую  спальни
решетку, и,  как  только они  оказывались  вместе,  почти  сразу происходила
копуляция. Все время, пока длилась течка, Н'Понго  признавала Джамбо. Она не
делала  из  него  кумира,  как  Ненди,  однако с  великой охотой предавалась
плотским  наслаждениям.  А  едва  кончилась течка, как возобновились прежние
взаимоотношения, пришлось  опять развести их  по разным секциям. Со временем
Н'Понго  стала  терпимее  относиться  к  Джамбо,  но  все  же  по-настоящему
признавала  его  лишь во время течки.  Насколько легче было бы  нам, будь их
союз гармоничным, однако спасибо и  на том,  что  брак вообще состоялся, это
было всего  важнее. Ненди тоже  во  время течки удостоилась внимания Джамбо;
оставалось только ждать  и надеяться,  что обе  самки окажутся  плодовитыми,
благополучно р