попробовать  сделать что-нибудь с ним,
мистер Ромилли? -- спросил я.
     -- Что? Ты про нашу витрину?
     -- Ну да. Все равно его... надо бы... надо уже  почистить.
Вот   я  и  подумал,  может  быть,  попробовать  по-новому  его
декорировать.
     -- Прямо не знаю...- задумчиво произнес  мистер  Ромилли.-
Не  знаю.  Сам  понимаешь,  это  важнейший, центральный элемент
витрины. Именно он привлекает к нам покупателей.
     Мистер Ромилли был  совершенно  прав,  однако  покупателей
привлекали  пестрые  стайки  разноцветных  рыбок,  а не попытки
декорировать  аквариум,  придававшие  ему  сходство  с  изрытой
пустошью.
     --  Я  только  попробую, ладно? -- не сдавался я.- Если не
получится, сделаю, как было раньше. Я готов... готов  потратить
на это половину рабочего дня.
     --  Ну  что  ты,  зачем  же,- взволнованно произнес мистер
Ромилли.- С какой это стати тебе все  дни  проводить  в  стенах
магазина.  Молодой парень... тебе необходимо пройтись, подышать
свежим воздухом... Ладно, согласен, попробуй, и  поглядим,  что
получится.
     В  половину  дня  я  не  уложился,  поскольку  приходилось
отвлекаться на покупателей, которые приходили за  трубочниками,
или  дафниями,  или  квакшами  для  своего  садового пруда. Над
большим аквариумом я трудился с усердием, достойным  всяческого
подражания. Соорудил песчаные дюны и красивые горки из гранита.
В  ложбинах  между  гранитными  горками  посадил  валлиснерию и
другие, более нежные растения. На  поверхности  воды  разместил
крохотные  белые  цветки,  напоминающие  миниатюрные  кувшинки.
Песком и  камешками  замаскировал  довольно  уродливые  с  виду
подогреватель,  аэратор  и  термостат.  Завершив  эти  работы и
возвратив  в  аквариум  ярко-красных  меченосцев,   глянцевитых
черных молли, серебристых топориков и будто светящихся неоновых
рыбок, я отступил на несколько шагов, созерцая свое творение, и
сам восхитился своими талантами.
     Мистер  Ромилли  пришел  в  восторг,  чему я, понятно, был
очень рад.
     -- Великолепно! Изящно! -- воскликнул он.- Просто изящно!
     -- Ну вы же  знаете  поговорку,-  сказал  я,-  у  хорошего
учителя и ученик хороший.
     --  Ладно,  ладно  льстить  мне.-  Он  шутя  погрозил  мне
пальцем.- Это тот самый случай, когда ученик превзошел учителя.
     С той поры мне было позволено декорировать все аквариумы и
террариумы. Подозреваю, что в душе мистер  Ромилли  был  только
рад   освобождению   от   необходимости   проявлять   в   столь
утомительном деле свое полное отсутствие изысканного вкуса.
     После одного-двух экспериментов  --  где  лучше  проводить
обеденный перерыв -- я остановился на маленьком кафе поблизости
от  зоомагазина.  Здесь  я  приметил добрую официантку, которую
нехитрой лестью склонил подавать мне повышенную норму сосисок с
картофельным пюре  и  предупреждать  о  смертельной  опасности,
исходящей  от  обозначенной  в  меню тушеной баранины с луком и
картофелем. Однажды, направляясь в это кафе, я  обнаружил,  что
кратчайший  путь  туда  пролегает  через  узкий  переулок между
большими магазинами и  высокими  жилыми  домами.  Переулок  был
вымощен  булыжником,  и,  входя  в него, я чувствовал себя так,
словно меня перенесли во времена диккенсовского Лондона.  Часть
переулка  окаймляли  деревья,  а дальше располагались крохотные
лавки. Одна из них, обитель Генри Белоу, свидетельствовала, что
наш зоомагазин -- не единственный в округе.
     За грязным окном размером два на два метра витрина уходила
вглубь  примерно  на  полметра  и  была  заполнена   маленькими
квадратными  клетками, в каждой из которых содержались одна-две
птички -- зяблики, зеленушки, коноплянки, канарейки,  волнистые
попугайчики.  Пол  внизу  был  покрыт  толстым  слоем  шелухи и
помета, но сами клетки блистали чистотой, и внутри их  зеленели
веточки  крестовника  или  латука,  а  снаружи была прикреплена
белая бумажка  с  кривыми  буквами:  "ПРОДАНО".  За  стеклянной
дверью висела желтая кружевная занавеска, а между ней и стеклом
готические буквы на куске картона вежливо приглашали покупателя
входить. Обратная сторона, как мне предстояло убедиться, так же
учтиво извещала, что магазин закрыт. За все дни, что я топал по
булыжнику,  спеша  проглотить свои сосиски с картофельным пюре,
ни разу не видел, чтобы в эту лавку  входили  или  ее  покидали
покупатели.    Она    производила    совершенно    безжизненное
впечатление, если не считать птичек в витрине,  которые  иногда
вяло  перепрыгивали  с  жердочки  на  жердочку. Шли недели, и я
никак  не  мог  взять  в  толк,  почему  покупатели  не  уносят
проданных  пернатых.  Не  могли  же  все  новые  владельцы трех
десятков отобранных пичуг одновременно отказаться от покупки? И
даже если так вдруг  случилось,  почему  не  убраны  бумажки  с
надписью  "ПРОДАНО"?  Ограниченное время обеденного перерыва не
позволяло мне углубиться в  раскрытие  этой  тайны.  И  все  же
случай  представился  в  один  прекрасный  день,  козда  мистер
Ромилли, который  порхал  по  магазину,  напевая  "Я  маленькая
пчелка",  спустился в подвал и вдруг издал тонким голосом крик,
выражающий предельный ужас.
     -- В чем дело, мистер Ромилли? -- осторожно справился я.
     Мистер Ромилли показался внизу, держась руками за  голову,
лицо его выражало предельное отчаяние.
     --  Какой  же  я  глупец!  --  причитал он.- Какой глупец,
глупец, глупец!
     Видя, что речь идет не  о  каком-то  моем  прегрешении,  я
воспрянул духом.
     -- Что случилось? -- спросил я заботливо.
     --  Ручейники  и дафнии! -- произнес он трагическим тоном,
снимая очки и принимаясь лихорадочно протирать стекла.
     -- Наши запасы кончились?
     -- Да,- возвестил  мистер  Ромилли  замогильным  голосом.-
Какой  же  я  тупица!  Такая небрежность! Такая непростительная
нерадивость!  Меня  мало  выгнать  отсюда,   я   глупейший   из
смертных...
     --  Разве  нельзя  закупить еще? -- попытался я остановить
это самобичевание.
     -- Но то хозяйство всегда  снабжает  меня!  --  воскликнул
мистер  Ромилли,  словно  мне  это  не  было  давно  известно.-
Хозяйство снабжает меня, когда я делаю заказ в конце недели.  А
тут я, последний идиот, забыл про это.
     -- Но разве нельзя закупить еще где-нибудь еще? -- спросил
я.
     --  А  все наши гуппи, и меченосцы, и черные молли ждут не
дождутся своей порции ручейников,-  продолжал  мистер  Ромилли,
доводя  себя  до  исступления.-  Они  так  их любят. Как я могу
смотреть на эти маленькие ротики, тыкающиеся в стекло? Как могу
уйти на обед, зная, что бедные рыбки...
     -- Мистер Ромилли,- решительно перебил я  его,-  можем  мы
приобрести ручейников где-нибудь еще, кроме того хозяйства?
     --  А?  --  уставился он на меня.- Кроме хозяйства? Но они
всегда снабжают меня... Постой. Кажется, я тебя понял. Ну да...
     Он тяжело поднялся по деревянным ступенькам, вытирая  лоб,
и  возник  передо  мной,  словно  единственный  уцелевший после
обвала в шахте. Обвел трагическим, отсутствующим  взглядом  наш
интерьер.
     --  Но  где?  --  сказал он наконец с отчаянием в голосе.-
Где?
     -- Ну,- проявил я инициативу,- как насчет Белоу?
     -- Белоу? Белоу ничего не  смыслит  в  делах.  Он  торгует
птицами. Откуда у него быть ручейникам?
     --  И все-таки стоит попробовать,- настаивал я.- Давайте я
схожу и узнаю. Мистер Ромилли поразмыслил.
     --  Хорошо,-  произнес  он  наконец,  отрывая  взгляд   от
укоризненно  смотрящих  на него рыбьих верениц.- Возьми в кассе
десять шиллингов и постарайся не задерживаться слишком долго.
     Он вручил мне ключ от кассы и сел, угрюмо  созерцая  блеск
своих  начищенных  ботинок.  Я достал в кассе десятишиллинговую
ассигнацию,  написал  на  бумажке:  "Взято  10   шиллингов   на
ручейников",  положил  ее  в  кассу, запер и сунул ключ в вялую
пятерню мистера Ромилли. Миг -- и я уже на улице, протискиваюсь
через  толпы  глазеющих  на  витрины  прохожих,  сопровождаемый
грохотом  огромных красных автобусов, за которыми вьются стайки
легковых машин. Наконец  сворачиваю  в  заветный  переулочек  и
оказываюсь  в  царстве  мира и покоя. Рев автобусов, топот ног,
визг   тормозов,   гудки   клаксонов   сливаются   в   сплошной
приглушенный  гул,  чем-то  похожий  на  ласкающий  слух  рокот
далекого прибоя. Слева от  меня  --  черная  от  копоти  глухая
стена,   справа   -^чугунная  ограда  перед  клочком  земли  на
подступах к местной церкви, где некий достойный человек посадил
платаны. Деревья протянули ветви над  оградой,  осенив  проулок
зеленью  листвы,  а по крапчатым их стволам тяжело карабкаются,
горбатясь, гусеницы, устремленные к цели, неведомой  им  самим.
Там, где кончалась посадка, начинались лавки, числом шесть, все
крохотные и все отнюдь не преуспевающие.
     Вот   "Клитемнестра",   салон  модной  женской  одежды,  с
довольно экстраординарной достопримечательностью на витрине  --
мехом  пушистого зверька, чьи стеклянные глаза и зажатый зубами
хвост  заставили   бы   сжаться   сердце   всякого   противника
живодерства.  Дальше  --  кафе  "Пикси", легкие ленчи, закуски,
чай, а подкрепившись,  можно  было  зайти  в  "Табачную  лавку"
А.Уолита,  чья витрина сплошь была заполнена рекламой сигарет и
трубок; почетное место занимала реклама самых дешевых  сигарет.
Быстро  шагая  дальше,  я  миновал  контору  агента  по продаже
недвижимости  Вильяма  Дровера,  с  красующимися   за   стеклом
блеклыми  фотографиями  заманчивых  жилых  строений,  затем  --
сумрачную витрину господ М. и Р.  Драмлин,  водопроводчиков,  с
несколько  неожиданным,  скупым оформлением -- одиноким розовым
унитазом.  И  замыкала  сей  торговый  ряд  дверь  с   простой,
немудрящей выцветшей вывеской: "Генри Белоу. Птицевод".
     "Наконец-то,-  сказал  я себе,- я могу войти в эту лавку и
хотя бы раскрыть тайну проданных птичек". Однако тут  произошло
нечто  неожиданное.  Высокая  костлявая женщина в грубошерстном
костюме и увенчанной пером потешной тирольской шляпе решительно
прошагала к  двери  с  картонкой,  на  которой  было  написано:
"Прошу",  взялась  за  ручку и под мелодичный звон колокольчика
вошла в лавку, опередив меня на какое-то мгновение.  Я  опешил.
На   моих   глазах  впервые  одна  из  лавок  в  этом  переулке
удостоилась  посещения  покупателя.  Тут  же,   горя   желанием
увидеть, что будет дальше, я рванулся следом за этой женщиной и
очутился внутри раньше, чем успела захлопнуться дверь.
     В   лавке   царил  полумрак,  и  мы  с  покупательницей  в
тирольской шляпе уподобились мотылькам,  застрявшим  в  пыльной
паутине.  Казалось,  мелодичный  колокольчик  должен был тотчас
вызвать из  недр  лавки  услужливого  продавца.  Однако  царила
полная тишина, нарушаемая только слабым щебетом пичуг в витрине
да  шорохом  крыльев  приютившегося  в  углу какаду. Хорошенько
взъерошив  перья  (звук  был  такой,  точно  кто-то  встряхивал
неглаженую  после  стирки  простыню),  попугай  наклонил голову
набок и мягко  произнес  безразличным  тоном:  "Хэлло,  хэл-ло,
хэлло".
     Мы ждали, и короткое ожидание показалось нам вечностью. По
мере того  как  мои  глаза свыкались с полумраком, я рассмотрел
маленький прилавок и за ним -- полки с птичьим кормом и другими
вещами, потребными для птицеводства, а перед  прилавком  стояли
на  полу большие мешки с коноплей, просом и рапсом. На одном из
мешков  восседала,  торопливо  уписывая  семена,  белая  мышка,
чем-то  похожая  на  нервно  покусывающего  соломинку участника
званой вечеринки. Я уже подумывал о том, чтобы  открыть  дверь,
чтобы   снова  зазвенел  колокольчик,  когда  в  глубине  лавки
распахнулась другая дверь и в нашу  сторону  важно  направился,
виляя  хвостом,  почтенного  возраста  большой  охотничий  пес,
сопровождаемый,  как  я  понял.  Генри  Белоу,  высоким  тучным
мужчиной  с  седой кудрявой шевелюрой и густыми колючими усами,
напоминающими  куст  можжевельника,  в  котором  могла   удобно
обосноваться  целая  стайка птиц. Из-под косматых бровей сквозь
очки в золотой оправе на  нас  смотрели  синие,  как  барвинок,
маленькие    яркие    глаза.   Он   двигался   с   тяжеловесной
медлительностью,  словно  ленивый  тюлень;   подойдя   к   нам,
приветственно наклонил голову.
     --  Мадам,-  сказал  он,  и  в его произношении угадывался
уроженец юго-западной части Англии,- мадам, к вашим услугам.
     Женщина в тирольской  шляпе  явно  была  слегка  озадачена
столь торжественным обращением.
     -- О, э-э... добрый день,- произнесла она.
     -- Чем могу служить? -- осведомился мистер Белоу.
     --  Понимаете,  вообще-то  мне нужен ваш совет,- объяснила
она.- Э-э... Дело в том, что моему юному племяннику исполняется
четырнадцать лет, и я  хотела  бы  купить  ему  птичку  ко  дню
рождения... Он обожает птиц.
     --  Птицу,-  сказал  мистер  Белоу.- Птицу. И какую именно
птицу, какой вид вы подразумеваете, мадам?
     -- Ну,  я,  э-э...  даже  не  знаю,-  ответила  женщина  в
тирольской шляпе.- Как насчет канарейки?
     --   В   это  время  года  я  не  стал  бы  связываться  с
канарейками.- Мистер Белоу скорбно покачал головой.- Не стал бы
связываться сам и поступил бы нечестно, мадам, если  бы  продал
вам канарейку.
     --  Почему  же  именно  в  это  время  года? -- озабоченно
осведомилась покупательница.
     -- Сейчас  самое  скверное  время  для  канареек,-  сказал
мистер Белоу.- Понимаете, опасно для бронхов.
     --  О,-  молвила  леди  в  тирольской шляпе.- Ну, а что вы
скажете о волнистом попугайчике?
     -- Простите, мадам, но  опять  же  не  советую.  Очень  уж
сейчас распространился пситтакоз.
     -- Что распространилось?
     --  Пситтакоз,  мадам.  Так называемая попугайная болезнь.
Большинство попугайчиков болеют в это время года. Дело  в  том,
что  она  смертельно  опасна  для  людей. На днях сюда приходил
инспектор  из  Министерства  здравоохранения,   проверял   моих
волнистых.  Предупредил,  что  они  могут  вот-вот  заболеть, а
потому мне следует воздержаться от продажи.
     --  Хорошо,  что  же  вы  тогда  мне  порекомендуете?   -с
отчаянием в голосе осведомилась дама.
     --  По  правде говоря, мадам, сейчас самое неудачное время
года для покупки птиц,- ответил мистер Белоу.- Понимаете, у них
как раз идет линька.
     -- Стало быть, вы не советуете мне покупать птичку? А  как
насчет чего-нибудь другого... скажем, белой мышки?
     --  Боюсь,  мадам,  вам придется обратиться в какой-нибудь
другой магазин,-сказал мистер Белоу.-К сожалению, я  не  торгую
такими животными.
     --  О,-  произнесла незадачливая покупательница.- О... Что
ж, попробую обратиться в универмаг "Харродз".
     -- Прекрасный торговый  центр,  мадам,-  отозвался  мистер
Белоу.-  Замечательный.  Уверен,  что  там смогут удовлетворить
ваши пожелания.
     -- Ладно, большое спасибо. Вы очень любезны,- сказала  она
и покинула лавку.
     Когда  дверь закрылась, мистер Белоу повернулся ко мне. --
Добрый день,- поздоровался я.
     -- Добрый день, сэр,- ответил он.- Чем я могу быть полезен
вам?
     -- Понимаете, дело в том, что я пришел узнать,  нет  ли  у
вас  ручейников.  Я  работаю  в  "Аквариуме", и у нас кончились
ручейники.
     -- Вы сказали -- в "Аквариуме"? У коллеги Ромилли?
     -- Совершенно верно,- сказал я.
     -- Понятно. И почему вы решили,  что  у  меня  могут  быть
ручейники? Я ведь торгую птицами.
     --  Мистер Ромилли так и сказал, но я подумал: вдруг у вас
все-таки найдутся ручейники -- и решил зайти и спросить.
     -- Что ж, и вы, представьте себе,  не  ошиблись,-  ответил
мистер Бедоу.- Пойдемте со мной.
     Через  заднюю  дверь  мы вошли в маленькую, неряшливую, но
довольно уютную гостиную.  Состояние  обивки  дивана  и  кресла
красноречиво  свидетельствовало,  что пес любит отдыхать на них
не меньше, чем хозяин. Продолжая идти следом за мистером Белоу,
я очутился на мощеном дворике, осененном ветвями  кладбищенских
платанов,  и  увидел маленький пруд, в который сочилась вода из
крана; посреди пруда на каменной горке стоял гипсовый  купидон.
В  воде сновали полчища золотых рыбок, а у дальнего конца пруда
стояла большущая банка  из-под  варенья  с  клубком  ручейников
внутри.  Взяв  другую,  пустую банку, мистер Белоу переправил в
нее часть этого клубка и вручил мне.
     -- Вы очень добры,- сказал я.- Сколько я вам должен?
     -- О, не вздумай платить,- ответил мистер Белоу.-  Платить
вовсе не надо, прими это как подарок.
     -- Но... но это очень дорогой подарок,-озадаченно возразил
я.
     -- Ничего, прими от меня этот подарок,- настаивал он.
     Вместе мы возвратились в лавку.
     --  Скажите,  мистер  Белоу,-спросил  я,-почему на клетках
всех птиц  в  вашей  витрине  прикреплены  бумажки  с  надписью
"Продано"?
     Он пристально посмотрел на меня своими синими глазками.
     -- Потому что они и впрямь проданы.
     --  Но  они  проданы  давным-давно.  Когда  я  первый  раз
проходил этим переулком, бумажки уже висели, а это было  больше
двух месяцев назад. Что -- владельцы не приходят за ними?
     -- Нет, просто я... ну, держу птиц у себя, пока хозяева не
смогут  их забрать. Кто-то из них строит вольеры, кто-то еще не
обзавелся клетками и все такое прочее,- сказал мистер Белоу.
     -- Они были проданы в благоприятное время года?
     По его губам скользнула тень улыбки.
     -- Да, конечно же.
     -- У вас есть еще птицы?
     -- Да, наверху. На втором этаже.
     -- Если я приду к вам в другой раз,  когда  у  меня  будет
больше времени, я смогу на них посмотреть?
     Мистер  Белоу  задумчиво посмотрел на меня, потер пальцами
щеку.
     -- Что ж, пожалуй, это возможно. Когда ты хотел бы прийти?
     -- Ну, в субботу я работаю  до  обеда.  Можно  мне  прийти
тогда, в субботу?
     --  Обычно  в  субботу  у  меня  закрыто,-  ответил мистер
Белоу,- но если ты позвонишь в дверь три раза, я впущу тебя.
     -- Большое спасибо,- сказал я.- И спасибо  за  ручейников.
Мистер Ромилли будет весьма благодарен.
     -- Не за что,- отозвался мистер Белоу.- Всего доброго.
     И  я  вышел  в  тихий переулок и направился к себе, в свой
зоомагазин.
     В последующие два-три дня я упорно думал о мистере  Белоу.
Я  ни  минуты  не  верил, что птицы в его витрине действительно
проданы, однако не мог взять  в  толк,  зачем  выдавать  их  за
проданных.  А  еще  меня крепко озадачило его нежелание продать
птичку женщине в тирольской шляпе. И я решил в субботу  во  что
бы то ни стало добиться от мистера Белоу ответа на эти загадки.
     Ровно  в  два часа в субботу я подошел к дверям его лавки.
Картонка за стеклом учтиво извещала, что магазин закрыт, тем не
менее я позвонил трижды и стал ждать. Наконец дверь отворилась.
     -- А,- сказал мистер Белоу,- добрый день.
     -- Добрый день, мистер Белоу,- отозвался я.
     -- Входи же,- пригласил он меня.
     Я вошел, и он тщательно запер дверь.
     -- Итак,- напомнил он,- ты хотел посмотреть птиц?
     -- Да, если можно,- ответил я.
     Он повел меня через гостиную и вверх по узкой  расшатанной
лестнице.  Насколько  я  мог  судить, на втором этаже его лавки
помещались крохотная ванная, спальня и еще  одна  комната,  чьи
стены  сплошь  занимали  клетки  с птицами всех видов, цветов и
размеров. Тут были маленькие юркие вьюрки  из  Африки  и  Азии,
даже два-три ярко окрашенных австралийских вьюрка. Были зеленые
попугайчики  и  словно  одетые  в  королевскую  мантию  красные
кардиналы.  Волшебное  зрелище...  Квалификация  мистера  Белоу
заметно  превосходила познания мистера Ромилли: он знал обычное
и латинское название каждой птицы, знал, где они водятся, какой
корм  предпочитают,  сколько  откладывают  яиц.  Словом,  живая
энциклопедия.
     --  И  все  эти  птицы  продаются?  --  спросил я, пожирая
глазами красного кардинала.
     -- Конечно,- ответил мистер Белоу. И поспешил добавить: --
Но только в благоприятное время года.
     --