ый нравственный контраст северному лесному монаху.
Со Смутного времени для Московской Руси козак стал ненавистным образом
гуляки, "вора".
 РЕКА. Так лес и особенно степь действовали на русского человека двус-
мысленно. Зато никакой двусмысленности, никаких недоразумений не бывало
у него с русской рекой. На реке он оживал и жил с ней душа в душу. Он
любил свою реку, никакой другой стихии своей страны не говорил в песне
таких ласковых слов-и было за что. При переселениях река указывала ему
путь, при поселении она-его неизменная соседка: он жался к ней, на ее
непоемном берегу ставил свое жилье, село или деревню. В продолжение зна-
чительной постной части года она и кормила его. Для торговца она-готовая
летняя и даже зимняя ледяная дорога, не грозила ни бурями, ни подводными
камнями: только вовремя поворачивай руль при постоянных капризных изви-
линах реки да помни мели, перекаты. Река является даже своего рода вос-
питательницей. чувства порядка и общественного духа в народе. Она и сама
любит порядок, закономерность. Ее великолепные половодья, совершаясь
правильно, в урочное время, не имеют ничего себе подобного в западноев-
ропейской гидрографии. Указывая, где не следует селиться, они превращают
на время скромные речки в настоящие сплавные потоки и приносят неисчис-
лимую пользу судоходству, торговле, луговодству, огородничеству. Редкие
паводки при малом падении русской реки не могут идти ни в какое сравне-
ние с неожиданными и разрушительными наводнениями западноевропейских
горных рек. Русская река приучала своих прибрежных обитателей к общежи-
тию и общительности. В Древней Руси расселение шло по рекам и жилые мес-
та особенно сгущались по берегам бойких судоходных рек, оставляя в меж-
дуречьях пустые лесные или болоти-

 ЛЕКЦИЯ IV
 В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ

стые пространства. Если бы можно было взглянуть сверху на среднюю
Россию, например, XV в., она представилась бы зрителю сложной канвой с
причудливыми узорами из тонких полосок вдоль водных линий и со значи-
тельными темными промежутками. Река воспитывала дух предприимчивости,
привычку к совместному, артельному действию, заставляла размышлять и из-
ловчаться, сближала разбросанные части населения, приучала чувствовать
себя членом общества, обращаться с чужими людьми, наблюдать их нравы и
интересы, меняться товаром и опытом, знать обхождение. Так разнообразна
была историческая служба русской реки.
 ВПЕЧАТЛЕНИЕ ОТ РУССКОЙ РАВНИНЫ. Изучая влияние природы страны на че-
ловека, мы иногда пытаемся в заключение уяснить себе, как она должна бы-
ла настраивать древнее население, и при этом нередко сравниваем нашу
страну по ее народно-психологическому действию с Западной Европой. Этот
предмет очень любопытен, но не свободен от серьезных научных опасностей.
Стараясь проникнуть в таинственный процесс, каким древний человек восп-
ринимал впечатления окружавшей его природы, мы вообще расположены пере-
носить на него наши собственные ощущения. Припоминая, как мы с высоты
нижегородского кремля любовались видом двигавшегося перед нашими глазами
могучего потока и перспективой равнинной заволжской дали, мы готовы ду-
мать, что и древние основатели Нижнего, русские люди XIII в., выбирая
опорный пункт для борьбы с мордвой и другими поволжскими инородцами, то-
же давали себе досуг постоять перед этим ландшафтом и, между прочим, под
его обаянием решили основать укрепленный город при слиянии Оки с Волгой.
Но очень может статься, что древнему человеку было не до эстетики, не до
перспективы. Теперь путник с Восточноевропейской равнины, впервые проез-
жая по Западной Европе, поражается разнообразием видов, резкостью очер-
таний, к чему он не привык дома. Из Ломбардии, так напоминающей ему ро-
дину своим рельефом, он через несколько часов попадает в Швейцарию, где
уже другая поверхность, совсем ему не привычная. Все, что он видит вок-
руг себя на Западе, настойчиво навязывает ему впечатление границы, пре-
дела, точной определенности, строгой отчетливости и ежеминутного, повсе-
местного присутствия человека с внушительными признаками его упорного и
продолжительного труда. Внимание путника непрерывно занято, крайне воз-
буждено. Он припоминает

однообразие родного тульского или орловского вида ранней весной: он
видит ровные пустынные поля, которые какТ будто горбятся на горизонте,
подобно морю, с редкими перелесками и черной дорогой по окраине-и эта
картина провожает его с севера на юг из губернии в губернию, точно одно
и то же место движется вместе с ним сотни верст. Все отличается мяг-
костью, неуловимостью очертаний, нечувствительностью переходов, скром-
ностью, даже робостью тонов и красок, все оставляет неопределенное, спо-
койно-неясное впечатление. Жилья не видно на обширных i пространствах,
никакого звука не слышно кругом-и^ наблюдателем овладевает жуткое
чувство невозмутимого покоя, беспробудного сна и пустынности, одиночест-
ва, располагающее к беспредметному унылому раздумью без ясной, отчетли-
вой мысли. Но разве это чувство - историческое наблюдение над древним че-
ловеком, над его отношением к окружающей природе? Это-одно из двух: или
впечатление общего культурного состояния народа, насколько оно отражает-
ся в наружности его страны, или же привычка современного наблюдателя пе-
релагать географические наблюдения на свои душевные настроения, а эти
последние ретроспективно превращать в нравственные состояния, возбуждав-
шие или расслаблявшие энергию давно минувших поколений. Другое дело-вид
людских жилищ: здесь меньше субъективного и больше исторически уловимо-
го, чем во впечатлениях, воспринимаемых от внешней природы. Жилища стро-
ятся не только по средствам, но и по вкусам строителей, по их гос-
подствующему настроению. Но формы, раз установившиеся по условиям време-
ни, обыкновенно переживают их в силу косности, свойственной вкусам не
меньше, чем прочим расположениям человеческой души. Крестьянские поселки
по Волге и воТ многих других местах Европейской России доселе своей при-
митивностью, отсутствием простейших житейских удобств производят, осо-
бенно на путешественника с Запада, впечатление временных, случайных сто-
янок кочевников, не нынче-завтра собирающихся бросить свои едва насижен-
ные места, чтобы передвинуться на новые. В этом сказались продолжи-
тельная переселе








нческая бродячесть прежних времен и хронические пожары-обстоя-
тельства, которые из поколения в поколение воспитывали пренебрежительное
равнодушие к домашнему благоустройству, к удобствам в житейской обста-
новке. J
 УГРОЖАЮЩИЕ ЯВЛЕНИЯ. Рассматривая влияние природы на человека, надобно
видеть

 ЛЕКЦИЯ IV
 В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ

и действие человека на природу: в этом действии также обнаруживаются
некоторые особенности последней. Культурная обработка природы человеком
для удовлетворения его потребностей имеет свои пределы и требует извест-
ной осмотрительности: увеличивая и регулируя энергию физических сил,
нельзя истощать их и выводить из равновесия, нарушая их естественное со-
отношение. Иначе природа станет в противоречие сама с собой и будет про-
тиводействовать видам человека, одной рукой разрушая то, что создала
другой, и географические условия, сами по себе благоприятные для культу-
ры, при неосмотрительном с ними обращении могут превратиться в помехи
народному благосостоянию. Природа нашей страны при видимой простоте и
однообразии отличается недостатком устойчивости: ее сравнительно легко
вывести из равновесия. Человеку трудно уничтожить источники питания гор-
ных рек в Западной Европе; но в России стоит только оголить или осушить
верховья реки и ее верхних притоков, и река обмелеет. В черноземных и
песчанистых местах России есть два явления, которые, будучи вполне или
отчасти продуктами культуры, точнее говоря, человеческой непредусмотри-
тельности, стали как бы географическими особенностями нашей страны, пос-
тоянными физическими ее бедствиями: это овраги и летучие пески. Рыхлая
почва, с которой распашка сдернула скреплявший ее дерновый покров, легко
размывается скатывающимися с возвышений дождевыми и снеговыми ручьями, и
образуются овраги, идущие в самых разносторонних направлениях. Уже самые
старые поземельные описи, до нас дошедшие, указывают на обилие таких ов-
рагов и отвершков. Теперь они образуют обширную и запутанную сеть, кото-
рая все более расширяется и усложняется, отнимая у хлебопашества в слож-
ности огромную площадь земледельческой почвы. На юге овраги особенно
многочисленны именно в обработанной части степи, в губерниях Волынской,
Подольской, Бессарабской, Херсонской, Екатеринославской и в Области
Войска Донского. Причиняя великий вред сельскому хозяйству сами по себе,
своею многочисленностью, овраги влекут за собой еще новое бедств








ие: составляя как бы систему естественного дренажа и ускоряя сток
осадков с окрестных полей, они вытягивают влагу из почвы прилегающих к
ним местностей, не дают времени этой почве пропитаться снеговой и дожде-
вой водой и таким образом вместе с оскудением лесов содействуют пониже-
нию уровня почвенных вод, которое все выразительнее сказывается в учаща-
ющихся засухах. Летучие пески, значительными полосами прорезывающие

черноземную Россию, не менее бедственны. Переносясь на далекие расс-
тояния, они засыпают дороги, пруды, озера, засоряют реки, уничтожают
урожай, целые имения превращают в пустыни. Площадь их в Европейской Рос-
сии исчисляют в 2,5 миллиона десятин с лишком, и эта площадь, по сделан-
ным наблюдениям, ежегодно расширяется на один процент, т.е. приблизи-
тельно на 25 тысяч десятин. Пески постепенно засыпают чернозем, подго-
товляя Южной России со временем участь Туркестана. Этому процессу помо-
гает пасущийся в степях скот: он своими копытами разрывает верхний
твердый слой песка, а ветер выдувает из него скрепляющие его органичес-
кие вещества, и песок становится летучим. С этим бедствием борются раз-
нообразными и дорогими мерами, изгородями, плетнями, насаждениями. В
последние годы министерство земледелия повело систематическое укрепление
песков посадками древесных и кустарных растений и в пять лет (1898-1902)
укрепило более 30 тысяч десятин песков. Эти цифры убедительно говорят о
трудности и медленности борьбы с песками.
 Мы окончили предварительные работы, которые пригодятся нам при изуче-
нии русской истории, условились в задачах и приемах изучения, составили
план курса и повторили некоторые уроки по географии России, имеющие
близкое отношение к ее истории. Теперь можем начать самый курс.
 ЛЕКЦИЯ V
 НАЧАЛЬНАЯ ЛЕТОПИСЬ КАК ОСНОВНОЙ ИСТОЧНИК ДЛЯ ИЗУЧЕНИЯ ПЕРВОГО ПЕРИОДА
НАШЕЙ ИСТОРИИ.
 ЛЕТОПИСНОЕ ДЕЛО В ДРЕВНЕЙ РУСИ; ПЕРВИЧНЫЕ ЛЕТОПИСИ И ЛЕТОПИСНЫЕ СВО-
ДЫ.
 ДРЕВНЕЙШИЕ СПИСКИ НАЧАЛЬНОЙ ЛЕТОПИСИ. СЛЕДЫ ДРЕВНЕГО КИЕВСКОГО ЛЕТО-
ПИСЦА В НАЧАЛЬНОМ ЛЕТОПИСНОМ СВОДЕ. КТО ЭТОТ ЛЕТОПИСЕЦ?
 ГЛАВНЫЕ СОСТАВНЫЕ ЧАСТИ НАЧАЛЬНОЙ ЛЕТОПИСИ. КАК ОНИ СОЕДИНЕНЫ В
ЦЕЛЬНЫЙ СВОД. ХРОНОЛОГИЧЕСКИЙ ПЛАН СВОДА. НЕСТОР И СИЛЬВЕСТР
 НАЧАЛЬНАЯ ЛЕТОПИСЬ. Обращаясь к изучению первого периода нашей исто-
рии, нельзя ' не исполнить еще одного подготовительного дела: необходимо
рассмотреть состав и характер Начальной летописи, основного источника
наших сведений об этом периоде.
 Мы имеем довольно разнообразные и разносторонние сведения о первых
веках нашей истории. Таковы особенно иноземные известия патриарха Фотия
IX в., императора Константина Багрянородного и Льва Диакона Х в., сказа-
ния скандинавских саг и целого ряда арабских писателей тех же веков,
Ибн-Хордадбе, Ибн-Фадлана, Ибн-Дасты, Масу-ди и других. Не говорим о ту-
земных памятниках письменных, которые тянутся все расширяющейся цепью с
XI в., и памятниках вещественных, об уцелевших от тех времен храмах, мо-
нетах и других вещах. Все это-отдельные подробности, не складывающиеся
ни во что цельное, рассеянные, иногда яркие точки, не освещающие всего
пространства. Начальная летопись дает возможность объединить и объяснить
эти отдельные данные. Она представляет сначала прерывистый, но, чем да-
лее, тем все более последовательный рассказ о первых двух с половиной
веках нашей истории, и не простой рассказ, а освещенный цельным, тща-
тельно выработанным взглядом составителя на начало отечественной истории
'.

 ЛЕКЦИЯ V
 ЛЕТОПИСНОЕ ДЕЛО В ДРЕВНЕЙ РУСИ. Летописание было любимым занятием на-
ших древних книжников. Начав послушным подражанием внешним приемам ви-
зантийской хронографии, они скоро усвоили ее дух и понятия, с течением
времени выработали некоторые особенности летописного изложения, свой
стиль, твердое и цельное историческое миросозерцание с однообразной
оценкой исторических событий и иногда достигали замечательного искусства
в своем деле. Летописание считалось богоугодным, душеполезным делом. По-
тому не только частные лица записывали для себя на память, иногда в виде
отрывочных заметок на рукописях, отдельные события, совершавшиеся в оте-
честве, но и при отдельных учреждениях, церквах и особенно монастырях
велись на общую пользу погодные записи достопамятных происшествий. Сверх
таких частных и церковных записок велись при княжеских дворах и летописи
официальные. Из сохранившейся в Волынской летописи грамоты волынского
князя Мстислава, относящейся к 1289 г., видно, что при дворе этого князя
велась такая официальная летопись, имевшая какое-то политическое назна-
чение. Наказав жителей Берестья за крамолу, Мстислав прибавляет в грамо-
те: "а вопсал семь в летописец коромолу их". С образованием Московского
государства официальная летопись при государевом дворе получает особенно
широкое развитие. Летописи велись преимущественно духовными лицами,
епископами, простыми монахами, священниками, официальную московскую ле-
топись вели приказные дьяки. Рядом с событиями, важными для всей земли,
летописцы заносили в свои записи преимущественно дела своего края. С те-
чением времени под руками древнерусских книжников накоплялся значи-
тельный запас частных и официальных местных записей. Бытописатели, сле-
довавшие за первоначальными местными летописцами, собирали эти записи,
сводили их в цельный сплошной погодный рассказ о всей земле, к которому
и со своей стороны прибавляли описание нескольких дальнейших лет. Так
слагались вторичные летописи или общерусские летописные своды, состав-
ленные последующими летописцами из записей древних, первичных. При^ дал








ьнейшей переписке эти сводные летописи сокращались или расширялись,
пополняясь новыми известиями и вставками целых сказаний об отдельных со-
бытиях, житий святых и других статей, и тогда летопись получала вид сис-
тематического летописного сборника разнообразного материала. Путем пере-
писывания, сокращений, дополнений и вставок накопилось труднообозримое

 ЛЕКЦИЯ V
 В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ

количество списков, доселе еще не вполне приведенных в известность и
содержащих в себе летописи в разных составах и редакциях, с разнообраз-
ными вариантами в тексте родственных по составу летописей. Таков в общих
и потому не совсем точных чертах ход русского летописного дела. Разоб-
раться в этом довольно хаотическом запасе русского летописания, группи-
ровать и классифицировать списки и редакции, выяснить их источники, сос-
тав и взаимное отношение и свести их к основным летописным типам-такова
предварительная сложная критическая работа над русским летописанием,
давно начатая, деятельно и успешно продолжаемая целым рядом исследовате-
лей и еще не законченная^.
 Первичные записи, веденные в разных местах нашего отечества, почти
все погибли; но уцелели составленные из них летописные своды. Эти своды
составлялись также в разные времена и в разных местах. Если соединить их
в один цельный общий свод, то получим почти непрерывный погодный рассказ
о событиях в нашем отечестве за восемь столетий, рассказ не везде одина-
ково полный и подробный, но отличающийся одинаковым духом и направлени-
ем, с однообразными приемами и одинаковым взглядом на исторические собы-
тия. И делались опыты такого полного свода, в которых рассказ начинается
почти с половины IX в. и тянется неровной, изредка прерывающейся нитью
через целые столетия, останавливаясь в древнейших сводах на конце ХШ или
начале XIV в., а в сводах позднейших теряясь в конце XVI столетия и по-
рой забегая в XVII, даже в XVIII в. Археографическая^ комиссия, особое
ученое учреждение, возникшее в 1834 г. с целью издания письменных памят-
ников древней русской истории, с 1841 г. начала издавать Полное собрание
русских летописей и издала 12 томов этого сборника^.
 ДРЕВНЕЙШИЕ СПИСКИ НАЧАЛЬНОЙ ЛЕТОПИСИ. В таком же составном, сводном
изложении дошло до нас и древнейшее повествование о том, что случилось в
нашей земле в IX, X, XI и в начале XII в. по 1110 г. включительно. Расс-
каз о событиях этого времени, сохранившийся в старинных летописных сво-
дах, прежде было принято называть Летописью Нестора, а теперь чаще назы-
вают Начальной летописью. В библиотеках не спрашивайте Начальной летопи-
си-вас, пожалуй, не поймут и переспросят: "Какой список летописи нужен
вам?" Тогда вы в свою очередь придете в недоумение. До сих пор не найде-
но ни одной рукописи, в которой Начальная летопись

была бы помещена отдельно в том виде, как она вышла из-под пера древ-
него составителя. Во всех известных списках она сливается с рассказом ее
продолжателей, который в позднейших сводах доходит обыкновенно до конца
XVI в. Если хотите читать Начальную летопись в наиболее древнем ее сос-
таве, возьмите Лаврентьевский или Ипатьевский ее список. Лаврентьевский
список-самый древний из сохранившихся списков общерусской летописи. Он
писан в 1377 г. "худым, недостойным и многогрешным рабом божиим мнихом
Лаврентием" для князя суздальского Димитрия Константиновича, тестя Ди-
митрия Донского, и хранился потом в Рождественском монастыре в городе
Владимире на Клязьме. В этом списке за Начальной летописью следуют из-
вестия о южной. Киевской и о северной. Суздальской Руси, прерывающиеся
на 1305 г. Другой список, Ипатьевский, писан в конце XIV или в начале XV
столетия и найден в костромском Ипатьевском монастыре, от чего и получил
свое название. Здесь за Начальной летописью следует подробный и превос-
ходный по простоте, живости и драматичности рассказ о событиях в Русской
земле, преимущественно в южной. Киевской Руси XII в., а с 1201 по 1292
г. идет столь же превосходный и часто поэтический рассказ Волынской ле-
тописи о событиях в двух смежных княжествах-Галицком и Волынском. Расс-
каз с половины IX столетия до 1110 г. включительно по этим двум спискам
и есть древнейший вид, в каком дошла до нас Начальная летопись. Прежде
*, до половины прошлого столетия, критика этого капитального памятника
исходила из предположения, что весь он-цельное произведение одного писа-
теля, и потому сосредоточивала свое внимание на личности летописца и на
восстановлении подлинного текста его труда *. Но, всматриваясь в памят-
ник ближе, заметили, что он не есть подлинная древняя киевская летопись,
а представляет такой же летописный свод, каковы и другие позднейшие, а^
древняя киевская летопись есть только одна из составных частей этого
свода.
 СЛЕДЫ ДРЕВНЕГО ЛЕТОПИСЦА. До половины XI в. в Начальной летописи не
встречаем следов этого древнего киевского летописца; но во второй поло-
вине века он несколько раз выдает себя. Так, под 1065 годом, рассказывая
о ребенке-уроде, вытащенном рыбаками из речки Сетомли близ Киева, лето-
писец говорит: "... его же позоровахом до вечера". Был ли он тогда уже
иноком Печерского монастыря или бегал мальчиком смотреть на диковину,
сказать трудно. Но в конце XI в. он жил в

 ЛЕКЦИЯ V
 В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ

 Печерском монастыре: рассказывая под 1096 годом о набеге половцев на
Печерский монастырь, он говорит: "... и придоша на монастырь Печерский,
нам сущим по кельям почивающим по заутрени"^. Далее узнаем, что летопи-
сец был еще жив в 1106 г.: в этом году, пишет он, скончался старец доб-
рый Ян, живший 90 лет, в старости маститой, жил он по закону б