от вид суда божия в
одной неясной статье древнейшей краткой ее редакции. Эта статья гласит,
что, если побитый явится в суд со знаками побоев, ранами или синяками,
жалоба его принимается и без свидетеля; если же знаков битья не окажет-
ся, необходим свидетель; иначе дело кончается ничем, "ту тому конец".
Если же, добавляет статья, побитый не в состоянии мстить за себя, взыс-
кать с обидчика 3 гривны "за обиду" да "лечцу мзда", вознаграждение ле-
карю за лечение. Эти последние слова дают понять, что статья разумеет
случай, когда побитый являлся в суд с признаками, очевидно, указывавшими
на необходимость лечения, т.е. когда жалоба его удовлетворялась судом и
удовлетворение состояло в судебном разрешении обиженному мстить за себя
обидчику. Но что такое месть, т.е. личная расправа по приговору суда?
Если она соединялась с лишением обвиненного возможности защищаться, это
было телесное наказание, исполни гелем которого являлся сам обиженный;
если же у обидчика оставалась возможность дать отпор мстителю, выходила
драка сторон по приговору суда, т.е. нечто вроде судебного поединка. Во
всяком случае пространная редакция Правды, воспроизводя этот юридический
случай, устраняет всякий намек на личную расправу по приговору суда. До-
казавший свою обиду знаками или свидетелем получал по суду денежное воз-
награждение; если же на суде оказывалось, что он был

зачинщиком драки, ему не присуждалось вознаграждения, хотя бы он был
изранен: ответчику не вменялось нанесение ран, как дело необходимой обо-
роны. Та же тенденция пространной редакции устранить частную расправу
сказалась и в другом случае. Краткая редакция допускает месть детей за
изувеченного отца: "чада смирят". Пространная редакция заменяет месть
детей пеней в половину штрафа за убийство и вознаграждением изувеченного
в четверть этого штрафа. Так, церковный суд в первое время делал значи-
тельные уступки местному юридическому обычаю, но потом, постепенно ук-
репляясь, стал решительнее проводить в свою практику усвоенные им юриди-
ческие начала.
 Русская Правда не знает смертной казни. Но из одного произведения на-
чала XIII в., вошедшего в состав Печерско-го патерика, знаем, что в кон-
це XI в. за тяжкие преступления осуждали на повешение, если осужденный
не был в состоянии заплатить назначенной за такое преступление пени.
Молчание Правды в этом случае можно объяснить двояко. Во-первых, самые
тяжкие преступления, как душегубство и татьба с поличным, церковный суд
разбирал с участием княжеского судьи, который, вероятно, и произносил в
подлежащем случае смертный приговор. Притом христианский взгляд на чело-
века непримирим с мыслью о смертной казни, и Мономах понимал его, когда
в своем Поучении давал детям настойчивое наставление не убивать ни пра-
вого, ни виноватого, хотя бы кто был повинен в смерти. Тем же побуждени-
ем можно объяснить молчание Правды о невменении господину смерти его хо-
лопа, умершего от его побоев. Эклога и Прохирон формулировали это, как
бы сказать, право или привилегию безнаказанности с ограничениями, имев-
шими целью отделить неумышленное убийство раба от умышленного, которое
подлежало обычному наказанию. Наше право, по-видимому, не признавало
этих ограничений; по крайней мере. Двинская уставная грамота 1397 г. го-
ворит кратко, без оговорок, что, если господарь "огрешится", ударит сво-
его холопа или рабу и случится смерть, он за то не судится; также гово-
рит об этом и одна старинная компиляция, носящая заглавие "О правосудии
митрополичем" и составленная по Русской Правде и церковному уставу Ярос-
лава, но с некоторыми дополнениями из судебной практики: в случае
убийства господарем челядина полного "несть ему душегубства, но вина
есть ему от бога". Церковное правосудие не могло признать такой привиле-
гии, но не могло и отнять ее у рабовладельцев. Церковь могла только ка-
рать их на духу церковной карой, епитимьей, и устав о церковных наказа-
ни-

 ЛЕКЦИЯ XIV
 В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ

ях, приписываемый русскому митрополиту XI в. Георгию, решительно
предписывает: "... аще кто челядина убиет, яко разбойник эпитемию прии-
мет". В упомянутой сейчас статье Печерского патерика есть рассказ о пыт-
ке, какой сын великого князя Святополка подверг двух монахов Печерского
монастыря, чтобы дознаться о месте, где был зарыт варяжский клад в их
пещере. Может быть, это было только проявлением княжеского произвола. Но
если бы пытка была даже обычным следственным приемом тогдашнего княжес-
кого суда, понятно, почему Правда о ней умалчивает.
 НЕСОВЕРШЕНСТВА КОДИФИКАЦИИ. Перечисленные умолчания Русской Правды
можно признать глухим протестом христианского юриста против старого язы-
ческого обычая или нововымышленной жестокости. Но в ней заметны опущения
и недомолвки, которых нельзя объяснить этим побуждением. Их надобно при-
писать несовершенству тогдашней кодификации: затруднялись брать юриди-
ческую норму во всей полноте заключавшихся в ней отношений, предусматри-
вать все житейские видоизменения юридического казуса. Так, Правда не
указывает, что священник по размеру пени, ограждавшей его жизнь, прирав-
нивался к княжим мужам, членам старшей дружины, боярам. Говоря, что раба
с детьми, прижитыми от господина, по смерти его выходила на волю, Правда
не договаривает, что при этом ей с детьми "по указу" выделялась "прелю-
бодейная часть" из движимого имущества господина. Кроме этого Правда не
указывает других случаев обязательного освобождения подневольных людей.
В Законе Судном помещалась статья, предписывавшая отпускать на волю ра-
ба, которому хозяин выколол глаз или выбил зуб. Из других источников
знаем, что обязательно освобождались подневольные люди, потерпевшие
увечья по вине своих господ; также получала свободу осрамленная раба.
 Впрочем, достаточно вспомнить, как составлялась Правда, чтобы не ис-
кать в ней систематической полноты и стройности. Она не была плодом од-
ной цельной мысли, а мозаически слепилась из разновременных частей, ко-
торые составлялись по нуждам церковно-судебной практики. В конце прост-
ранной редакции в статьях о холопстве отмечены только три источника
обельного, полного холопства: продажа в неволю при свидетелях, женитьба
на рабе "без ряду", без договора с господином рабы, ограждающего свободу
жениха, и поступление в домашнее услужение без

такого же договора. Между тем из других статей той же Правды видим,
что неволя возникала и из других источников, из некоторых преступлений
(разбоя, конокрадства), из торговой несостоятельности, а из других па-
мятников знаем, что холопство создавалось еще пленом и княжеской опалой,
не говоря уже о происхождении от холопа. Эти статьи о холопстве-особый
отдел, один из позднейших, внесенных в Правду, частичное уложение о хо-
лопстве, составленное без соображения с целым, в состав которого оно по-
пало: составитель его по нуждам практики хотел формулировать только важ-
нейшие источники холопства, возникавшего из частных сделок, не касаясь
источников уголовных и политических.
 ТРУДНОСТЬ ЕЕ УСЛОВИЙ. Изучая отношение Русской Правды к современному
ей русскому праву, не следует забывать положения тогдашнего русского ко-
дификатора. Он имел дело с неупорядоченной судебной практикой, в которой
старый обычай боролся с новыми юридическими понятиями и требованиями, и
людские отношения являлись перед судом в сочетаниях, не предусмотренных
ни законом, ни судебной практикой, и судья поочередно переходил от недо-
умения к усмотрению, т.е. к произволу и обратно. При таком состоянии
правосудия многие нормы даже трудно было уловить и формулировать. Приве-
ду один пример, чтобы пояснить дело. Главное внимание Правды обращено на
основные, элементарные определения материального права, какие наиболее
настойчиво спрашивались жизнью, ее господствующими интересами, на нака-
зания и возмездия, княжие пени II частные вознаграждения за правонаруше-
ния. В судебном процессе Правды наиболее обстоятельно обработан порядок
иска пропавшей или украденной вещи, особенно бежавшего или украденного
холопа. Но в Правде не находим прямых указаний, которые отвечали бы на
вопрос очень важный для характеристики общественного порядка и правового
сознания ее времени: всегда ли преследование преступления вчинялось
частным обвинением, или при отсутствии истца сама общественная власть
брала на себя это дело? Надобно предполагать последнее, потому что су-
дебное обличение всякого правонарушения соединялось с пеней, доходом в
пользу судебной власти. Обратимся к памятникам, современным Правде или
близким к ней по времени. В древнем повествовании о киево-печерских ино-
ках, на которое я уже не раз ссылался, есть рассказ об ученике преподоб-
ного Феодосия иноке Григории. Воры

 ЛЕКЦИЯ XIV
 В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ

собирались обокрасть его; но это им не удалось: Григорий задержал их,
простил и отпустил. Городской "властелин", узнав об этом, посадил воров
в тюрьму. Григорий, жалея, что они из-за него страдали, заплатил за них
городскому тиуну, а их отпустил, "татие же отпусти - не судья, а Григо-
рий: это может значить только то, что Григорий отказался от частного
взыскания за свою "обиду", которое могло задержать воров в заключении, а
судья, получив свою "продажу", пеню за покушение на татьбу, не имел при-
чин их более задерживать. Из истории русской литературы вам известен лю-
бопытный памятник XII в., содержащий в себе вопросы Кирика и других ду-
ховных лиц с ответами на них новгородского епископа Нифонта и других ие-
рархов. Между прочим, Кирик спрашивал, можно ли ставить в священнослужи-
тели человека, совершившего кражу, и получил ответ: если кража велика, а
ее не уладят без огласки, "а не уложат ее отай, но сильну прю составят
перед князем и перед людьми", того человека не подобает ставить в дьяко-
ны; если же кража улажена без огласки, то можно ставить. Епископ не счи-
тал предосудительным и находил возможным, т.е. обычным делом предупре-
дить тяжбу даже о большой татьбе мировой сделкой с истцом втихомолку.
Если принять еще во внимание, что по Русской Правде выигравшая сторона,
будь то истец или ответчик, платила судье "помочное" за содействие, то
правосудие времен Правды получает такой вид: во всяком правонарушении
сталкивались три стороны, истец, ответчик и судья; каждая сторона была
враждебна обеим остальным, но союз двух решал дело насчет третьей.
 ОБЩИЙ ХАРАКТЕР ПАМЯТНИКА. Теперь наконец мы можем ответить на вопрос,
для разрешения которого предприняли довольно подробный разбор Русской
Правды: насколько полно и верно отразился в ней действовавший на Руси
юридический порядок? В ней можно заметить следы несочувствия некоторым
юридическим обычаям Руси, слишком отзывавшимся языческой стариной. Но,
воспроизводя порядок, действовавший в княжеском суде, она не отмечает
отступлений от этого порядка, какие допускал церковный суд по нецерков-
ным делам, не исправляет местного юридического обычая введением новых
норм взамен действовавших. У нее другие средства исправления. Она,
во-первых, просто умалчивает о том, что считает необходимым устранить из
судебной практики и чего не применял церковный суд, как поступила она с
судебным поединком и частной расправой, а

во-вторых, может быть, она пополняет действовавшее право, формулируя
такие юридические случаи и отношения, на которые это право не давало
прямых ответов, что можно предположить о статьях ее, касающихся наследо-
вания и холопства. Многого в действовавшем праве она не захватила или
потому, что не было практической надобности это формулировать, или пото-
му, что при неупорядоченном состоянии княжеского судопроизводства трудно
было формулировать. Поэтому Русскую Правду можно признать довольно вер-
ным, но не цельным отражением юридического порядка ее времени. Она не
вводила нового права взамен действовавшего; но в ней воспроизведены не
все части действовавшего права, а части воспроизведенные пополнены и
развиты, обработаны и изложены так отчетливо, как, может быть, не сумел
бы сделать этого тогдашний княжеский судья. Русская Правда-хорошее, но
разбитое зеркало русского права XI-XII вв. '
 Обращаемся^ к изучению гражданского общества по Русской Правде. Одним
из следствий очередного порядка княжеского владения мы признали извест-
ное обобщение житейских отношений в разных частях Руси XI и XII вв. Зна-
чит, изучая гражданский быт Руси того времени. мы наблюдаем один из эле-
ментов земского или народного единства, какие вносил в русское общество
этот порядок княжеского владения.
 ПАМЯТНИКИ ПРАВА В ИСТОРИЧЕСКОМ ИЗУЧЕНИИ. Гражданское общество склады-
вается из очень сложных отношений юридических, экономических, семейных,
нравственных. Эти отношения строятся и приводятся в движение личными ин-
тересами, чувствами и понятиями. Это по преимуществу область личности.
Если, однако, при всем разнообразии движущих пружин эти отношения сохра-
няют гармонию и складываются в порядок, это значит, что в личных интере-
сах, чувствах и понятиях известного времени есть нечто общее, их прими-
ряющее и слаживающее, что всеми признается за общеобязательное. Из этого
вырабатываются рамки, которыми сдерживаются частные отношения, правила,
коими регулируется игра и борьба личных интересов, чувств и понятий. Со-
вокупность этих рамок и правил составляет право; охраняет общие интересы
и выражает общественные отношения, отливая те и другие в требования и
положения, обычай или закон. Личные стремления обыкновенно произвольны,
личные чувства и понятия всегда случайны, те и другие неуловимы; по ним
нельзя определить общего

 ЛЕКЦИЯ XIV
 В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ

настроения, уровня общественного развития. Мерилом для этого могут
быть только отношения, признаваемые нормальными и общеобязательными, а
они формулируются в праве и через то становятся доступны изучению. Такие
отношения создаются и поддерживаются господствующими побуждениями и ин-
тересами времени, а в этих побуждениях и интересах выражаются его мате-
риальное положение и нравственное содержание. Таким образом, памятники
права дают изучающему нить к самым глубоким основам изучаемой жизни ^
 СИСТЕМА НАКАЗАНИЙ ПО РУССКОЙ ПРАВДЕ. С такими предварительными сооб-
ражениями обратимся к разбору содержания Русской Правды. Впрочем, я не
воспроизведу его во всей полноте, но коснусь лишь настолько, чтобы вы
могли уловить в нем основные житейские мотивы и интересы, действовавшие
тогда в русском обществе. Главное содержание памятника составляет юриди-
ческое определение деяний, коими одно лицо причиняет другому матери-
альный вред, физический или хозяйственный. За некоторые из этих деяний
закон полагает лишь частное вознаграждение в пользу потерпевшего, за
другие сверх того и правительственную кару со стороны князя. Очевидно,
Русская Правда различает право уголовное и гражданское; деяния первого
рода она признает гражданскими правонарушениями, деяния второго рода-
уголовными преступлениями. Это"* одно есть уже важное данное для харак-
теристики русского общества того времени. Граница между уголовным и
гражданским правом вообще недостаточно ясна: трудно выделить элемент
преступности в составе гражданского правонарушения, уловить то, что не-
мецкие юристы называют Schuidmoment; это дело легче поддается нравствен-
ному чутью, чем юридическому анализу. Поэтому и способы возмездия за
преступное деяние или за момент и степень виновности в древнем праве бы-
ли различны. По договору Олега с греками вор, застигнутый на месте прес-
тупления и сдавшийся без сопротивления, подвергается утроенному возмез-
дию, возвращает украденную вещь с приплатой двойной ее стоимости; вор не
пойманный, а только уличенный подлежит по договору Игоря удвоенному воз-
мездию, в случае продажи украденного "вдасть цену его сугубо". По Русс-
кой Правде господин холопа, совершившего кражу, платит потерпевшему
двойную стоимость украденного в виде кары за попустительство или небреж-
ный надзор. Даже в чисто гражданских правонарушениях требовалось кратное
возме-

щение убытков со значением пени за произвольное нарушение сделки^.
Чертой, какую Русская Правда проводит между уголовным преступлением и
гражданским правонарушением, служит денежное взыскание в пользу князя за
первое. Значит, если Русская Правда и понимала ответственность за прес-
тупление и даже не только перед потерпевшим, но и перед обществом в лице
князя, то ответственность только внешнюю, материальную, без участия
нравственного мотива^*. Правде, впрочем, не чужды и нравственные моти-
вы: она отличает убийство неумышленное, "в сваде" или "в обиду", от со-
вершенного с заранее обдуманным намерением, "в разбое", преступление,
обличающее злую волю, от правонарушения, совершенного по неведению,
действие, причиняющее физический вред или угрожающее жизни, например от-
сечение пальца, удар мечом, не сопровождавшийся смертью, хотя и причи-
нивший рану, отличает от действия менее опасного, но оскорбительного для
чести: от удара палкой, жердью, ладонью или если вырвут усы или бороду,
и за последние действия наказывает пеней вчетверо дороже, чем за первые;
она, наконец, совсем не вменяет действий, опасных для жизни, но совер-
шенных в случае необходимой обороны или в раздражении оскорбленной чес-
ти, например удара мечом, нанесенного в ответ на удар палкой, "не терпя
противу тому". Здесь прежде всего закон дает понять, что оказывает уси-
ленное внимание к чести людей, постоянно имеющих при себе наготове меч,
т.е. военнослужилого класса, так что это внимание является не правом
всех, а привилегией лишь некоторых.
 ДРЕВНЯЯ ОСНОВА И ПОЗДНЕЙШИЕ НАСЛОЕНИЯ. Потом, эти тонкие различения
оскорблений по их нравственному действию едва ли не внесены в Правду
позднее, так как другая статья ее назначает за удар жердью и по лицу
(рукой) простую, не четверную пеню. Это - новый слой юридических понятий,
ложившийся на древнюю основу права, воспроизводимого Правдой, и можно
заметить, с какой стороны наносился этот слой. К тому же новому слою от-
носится и осложненная кара за наиболее тяжкие преступления: за разбой,
поджог и конокрадство преступник подвергался не определенной денежной
пене в пользу князя, а потере всего имущества с лишением свободы. Мы уже
знаем, что еще при князе Владимире за разбой взималась денежная пеня,
как за простое убийство, замененное, по совету епископов, "казнью", т.
е. потоком и разграблением.

 В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
 ЛЕКЦИЯ XIV

 Эта древняя основа обличается тем, что пеня за татьбу в случае несос-
тоятельности татя заменялась повешением: гривна кун служила единственной
понятной меркой не только чувства чести, но и самой жизни человека^. За
все остальные преступные деяния, кроме трех упомянутых, закон наказывал
определенной денежной пеней в пользу князя и денежным вознаграждением в
пользу потерпевшего. Княжеские пени и частные вознаграждения представля-
ют в Русской Правде целую систему; они высчитывались на гривны кун. Мы
не можем определить тогдашнюю рыночную стоимость серебра, а можем оце-
нить лишь стоимость весовую. В XII в. серебро было гораздо дороже, чем
теперь. Политико-экономы рассчитывают, что теперь нужно, по крайней ме-
ре, вчетверо больше серебра, чем до открытия Америки, чтобы купить то же
самое. Если фунт серебра оценить, скажем, рублей в 20, то гривна кун в
XI и в начале XII в. по весу металла стоила около 10 рублей, а в конце
XII в. - около 5 рублей. За убийство взималась денежная пеня в пользу кня-
зя, называвшаяся вирой, и вознаграждение в пользу родственников убитого,
называвшееся голов-ничеством. Вира была троякая: двойная в 80 гривен кун
за убийство княжего мужа или члена старшей княжеской дружины, простая в
40 гривен за убийство простого свободного человека, половинная или полу-
вирье в 20 гривен за убийство женщины и тяжкие увечья, за отсечение ру-
ки, ноги, носа, за порчу глаза. Головничество было гораздо разнообраз-
нее, смотря по общественному значению убитого. Так головничество за
убийство княжего мужа равнялось двойной вире, головничестпо за свободно-
го крестьянина