взрослый,  а  со  взрослыми  всегда  нужно  соглашаться  (так
говорила мама), но на самом деле он думал: "Не надо, я сто  раз  слышал  это
вранье!" Именно так успокаивал его доктор, открывая стерилизатор, когда Эдди
почувствовал острый запах спирта. Это был запах уколов и запах лжи. И то,  и
другое сводилось к одному: если тебя стараются убедить, что ты  ничего  даже
не почувствуешь, только комариный укус,  нужно  ждать  сильной  боли,  очень
сильной.
   Эдди еще раз  поднес  ко  рту  бокал  с  соломинкой.  В  этом  было  мало
приятного. Из-за горловых спазмов он с трудом мог  дышать.  Он  взглянул  на
ингалятор, уютно устроившийся посередине приходно-расходной книги  аптекаря,
хотел попросить его, но не отважился. Эдди в голову пришла  странная  мысль:
может быть, мистер Кин знает, что Эдди хочет, но не осмеливается попросить у
него ингалятор, может быть, мистер  Кин  (мучает  его)  издевается  над  ним
специально? Только эта мысль не могла  быть  верной,  не  правда  ли?  Разве
станет взрослый - тем более здравоохранительный взрослый  -  так  издеваться
над маленьким мальчиком? Конечно же, нет. Эдди не мог  даже  допустить,  что
это так: в таком случае его постигло бы страшное разочарование во всем мире,
как он его воспринимал.
   Но вот он лежит, вон там, так близко и тем не менее так далеко. Как будто
бы человек, умирающий от жажды в пустыне, не может дотянуться до  воды.  Вот
он лежит на столе, рядом с улыбающимся лицом аптекаря.
   И тут Эдди сделал одно из самых важных открытий своего детства: Настоящие
чудовища - это взрослые. Это открытие не было встречено  фанфарами,  оно  не
было результатом мгновенного озарения. Оно просто  пришло  и  ушло,  уступив
место другой, более настоятельной мысли: Мне нужен мой ингалятор, и  я  хочу
выбраться отсюда.
   - Расслабься, - повторил мистер Кин. - Твоя основная беда, Эдди,  в  том,
что ты все время напряжен и сжат, как  пружина.  Возьмем,  к  примеру,  твою
астму. Вот смотри...
   Мистер Кин выдвинул ящик стола, пошарил внутри и достал воздушный  шарик.
Вдохнув изо всех сил полной грудью (при этом его галстук  поднялся  вверх  и
стал похож на крошечный челнок на гребне волны), он надул шарик. На нем была
надпись: "Аптека  на  Центральной.  Рецепты,  медицинские  принадлежности  и
всякая всячина". Мистер Кин завязал шарик и показал его мальчику.
   - Представь на минуту, что это легкое, - сказал он.  -  Твое  легкое.  На
самом деле, конечно, нужно было бы  надуть  два  шарика,  но  у  меня  после
рождественской распродажи остался всего один...
   - Мистер Кин, можно я возьму свой ингалятор? - у Эдди в  голове  начинало
шуметь. Его дыхательное горло все плотнее сжималось. Сердце  колотилось  все
сильнее, на лбу выступили капли пота. Бокал с шоколадным коктейлем стоял  на
углу стола мистера Кина, и вишенка, лежавшая на  поверхности  взбитой  пены,
начинала медленно погружаться в нее.
   - Подожди-ка минутку, - сказал мистер Кин. - Прислушайся к  моим  словам,
Эдди. Я хочу тебе помочь.  Кто-то  должен  это  сделать.  Если  Расе  Хэндор
недостаточно мужествен для этого, придется сделать это мне.  Твое  легкое  -
как этот шарик, только окружено мышцами, и эти мышцы управляют им, как  руки
человека управляют кузнечными мехами, понимаешь? У  здорового  человека  эти
мышцы сжимают и расширяют легкое. Но если  хозяин  этого  здорового  легкого
будет все время напряжен, мышцы перестанут помогать  ему  и  начнут  мешать.
Смотри!
   Мистер Кин обхватил  воздушный  шарик  своей  костлявой  рукой,  покрытой
желтоватыми пятнышками, и сдавил его. Шарик вздулся под и над его кулаком, и
Эдди  зажмурился  в  ожидании  хлопка.  Одновременно  он  прекратил  дышать,
наклонился над столом и схватил ингалятор. Плечом Эдди задел тяжелый бокал с
коктейлем. Бокал упал на пол и разбился с оглушительным грохотом.
   Но Эдди в этот момент было не до бокала. Он стащил с ингалятора  колпачок
и, засунув его наконечник себе в  горло,  нажал  на  кнопку.  Мальчик  начал
прерывисто дышать, и в его голове пронеслось паническим роем, как это всегда
случалось в момент удушья: Ну, пожалуйста, мамочка, я задыхаюсь, я  не  могу
ДЫШАТЬ, о Господи, Господи, Боже мой, я не могу ДЫШАТЬ, ну пожалуйста, я  не
хочу умирать, не хочу умирать, ну, пожалуйста...
   Распыленное лекарство из ингалятора осело на воспаленных стенках  глотки,
и Эдди снова мог дышать.
   - Извините, - сказал он, чуть не плача. - Я  не  хотел...  Я  сейчас  все
уберу и заплачу за бокал.., только не  говорите  ничего  моей  маме,  ладно?
Извините, мистер Кин, я просто не мог дышать...
   Снова послышался отрывистый стук в дверь, и показалась голова Руби.
   - Что...
   - Все в порядке, - резко оборвал ее мистер Кин. - Оставь нас одних.
   - Ну извините! - сказала Руби, закатив глаза, и захлопнула дверь.
   Эдди снова начал хрипеть. Он еще раз  приложился  к  ингалятору  и  снова
начал мямлить извинения. Мальчик перестал только после того, как увидел, что
мистер Кин опять  улыбается  своей  слюдяной  улыбкой.  Руки  аптекаря  были
сложены на груди. На столе лежал воздушный шарик.  Вдруг  у  Эдди  мелькнула
догадка. Он попытался убедить себя в том, что она совершенно несостоятельна,
но не смог. У мистера Кина был такой вид, как будто приступ астмы у мальчика
доставил ему гораздо больше удовольствия, чем кофейный коктейль.
   - Не волнуйся, - убеждал Эдди мистер Кин. - Руби  все  потом  уберет,  и,
если хочешь знать правду, я даже рад, что ты  разбил  бокал.  Потому  что  я
пообещаю ничего не говорить твоей маме о бокале, если ты  пообещаешь  ничего
не говорить о нашем разговоре.
   - Конечно, я обещаю, - с нетерпением сказал Эдди.
   - Отлично, - отозвался мистер Кин. - Мы  поняли  друг  друга.  Теперь  ты
чувствуешь себя гораздо лучше, не так ли? Эдди кивнул.
   - А почему?
   - Почему? Ну я ведь принял лекарство... - Эдди посмотрел на мистера  Кина
точно так же, как смотрел на миссис Кейси в школе, когда  не  был  полностью
уверен в своем ответе.
   - Но ведь ты не принимал никаких лекарств. Ты  принял  плацебо.  Плацебо,
Эдди, это такая штука, которая похожа на лекарство по вкусу и цвету,  но  не
является лекарством. Плацебо - не лекарство, потому что в нем  нет  активных
ингредиентов. Или если считать его лекарством, то это  лекарство  совершенно
особого рода, лекарство для головы, - мистер Кин улыбнулся. - Понимаешь это,
Эдди? Лекарство для головы.
   Эдди все прекрасно понимал: мистер Кин только что назвал его сумасшедшим.
Но вслух он прошептал:
   - Нет, я не совсем понимаю.
   - Позволь рассказать тебе одну небольшую историю, - начал аптекарь.  -  В
1954 году в  Депольском  университете  был  проведен  ряд  экспериментов  на
больных, у которых была язва желудка.  Сотня  пациентов  получила  таблетки.
Всем им сказали, что это таблетки от язвы, но половине из них на самом  деле
дали  плацебо..,  совершенно  безобидное  вещество  в   одинаковой   розовой
оболочке, - мистер Кин захихикал, как человек, который  рассказывает  не  об
эксперименте, а о каком-то забавном происшествии. - Из  этих  ста  пациентов
девяносто три  сказали,  что  чувствуют  себя  гораздо  лучше,  а  состояние
восьмидесяти одного и в самом деле улучшилось.  Что  ты  теперь  скажешь?  К
какому выводу приводит этот эксперимент?
   - Не знаю, - слабо ответил Эдди.
   Мистер Кин торжественно указал на свою голову.
   - Большая часть болезней начинается здесь, вот что я скажу.  Я  занимаюсь
лекарствами много лет, и я узнал об эффекте плацебо задолго до  исследования
этих врачей из Депольского университета. Обычно  плацебо  приходится  давать
пожилым людям. Такой старик или старуха приходит к доктору, не сомневаясь  в
том,  что  у  него  или  у  нее  сердечная  болезнь,  рак,  диабет  или  еще
какая-нибудь чертовщина. Но в большинстве  случаев  ничего  этого  нет  и  в
помине. Они плохо чувствуют себя из-за старости, вот и все. Но что  остается
делать доктору? Сказать им, что они похожи на часы с севшими пружинами?  Хм!
Да ничего подобного! Доктора не упускают случая получить гонорар, - на  лице
мистера Кина играла насмешливая улыбка.
   Эдди просто сидел и ждал, пока все это наконец закончится. Ты не принимал
никаких лекарств - эти слова жгли его память.
   - Доктора ничего не рассказывают им, и я тоже. К чему  это?  Когда-нибудь
старики будут приходить ко мне с рецептом, на котором так и будет  написано:
"Плацебо", или: "Двадцать пять гран Голубого Неба", как обычно писал  старый
доктор Пирсон.
   Мистер Кин захихикал  и  приложился  к  соломинке  в  бокале  с  кофейным
коктейлем.
   - Ну и что же в этом плохого? - спросил он  у  Эдди  и  ответил  на  свой
вопрос сам:
   - Да ничего! Абсолютно ничего! По крайней мере, в большинстве  случаев...
Плацебо - это просто спасение для пожилых людей. Есть и другие случаи - рак,
запущенная болезнь сердца, другие заболевания, о которых мы  пока  не  можем
сказать ничего определенного, а иногда это детские болезни, как у тебя. Если
в таких случаях плацебо помогает больному, то что в этом плохого? Ты  видишь
в этом что-нибудь плохое, Эдди?
   - Нет, сэр, - Эдди  посмотрел  на  пол,  на  пролитый  коктейль,  остатки
мороженого и осколки бокала. Поверх всего этого лежала вишенка,  похожая  на
каплю крови, свидетельствующую об  убийстве.  Напряжение  в  груди  мальчика
снова стало расти.
   - Ну тогда мы просто как Майк и Айк! Мы мыслим одинаково. Пять  лет  тому
назад, когда у Вернона Мэйтленда обнаружили рак пищевода - надо сказать, это
редкая разновидность рака и очень тяжелая, - доктора поняли,  что  не  могут
ему ничем помочь. Тогда я зашел в его палату с упаковкой таблеток  сахарина.
Верной  всегда  был  моим  другом,  и  я  сказал  ему:  "Берн,  это   особое
экспериментальное болеутоляющее лекарство. Доктор не знает, что  я  дал  его
тебе, и пусть он не узнает об этом никогда. Может быть, оно не поможет тебе,
но я в него верю. Принимай не больше одной таблетки в день, и только  тогда,
когда боль становится невыносимой". На его глазах были слезы  благодарности.
Слезы... И они помогли ему! Да! Таблетки сахарина избавили его  от  мучений!
Потому что все мучения происходят из-за этого.
   Мистер Кин снова торжественно похлопал себя по лбу.
   - Мое лекарство действует, - сказал Эдди.
   -  Я  знаю,  -  аптекарь  улыбнулся,  и  в  его  улыбке   было   сознание
превосходства взрослого над ребенком. - Оно действует на легкие, потому  что
действует на голову. Гидрокс, Эдди, - это вода, в которую добавлена камфара,
чтобы она была похожа на лекарство по вкусу.
   - Нет, - сказал Эдди. В горле у него снова  начало  хрипеть.  Мистер  Кин
отпил немного коктейля, отправил в рот ложечку мороженого и тщательно  вытер
подбородок носовым платком. Эдди сидел, засунув в горло ингалятор.
   - Отпустите меня.
   - Пожалуйста, разреши мне закончить.
   - Нет, я хочу уйти. Вы получили свои деньги, не держите меня!
   - Разреши мне закончить, - голос аптекаря прозвучал так категорично,  что
Эдди уселся назад. Господи, как ужасны порой эти взрослые!
   - Твоя проблема частично заключается в том, что  твой  врач  Расе  Хэндор
безвольный человек, а твоя мама уверена в том, что ты болен. Ты, Эдди, попал
между двух огней.
   - Я не сумасшедший, - прошептал мальчик еле  слышно.  Стул  под  мистером
Кином заскрипел, как огромный сверчок.
   - Что?
   - Я говорю, я не сумасшедший! - закричал Эдди, и кровь  бросилась  ему  в
лицо.
   Улыбку на лице аптекаря можно было понять так: "Думай, как ты хочешь, а я
буду думать, как я хочу!"
   - Все, что я хочу сказать, Эдди, это, что  ты  здоров  физически.  Астмой
больны не твои легкие, а твое сознание.
   - Вы думаете, что я сумасшедший!
   Мистер Кин наклонился и пристально посмотрел на мальчика.
   - Я так не думаю, - тихо сказал он. - А ты?
   - Вес это ложь! - Эдди даже удивился, что может так  громко  кричать.  Он
пытался представить, как бы повел себя Билл на его месте. Билл бы знал,  что
ответить, не важно, заикаясь или нет. Билл повел бы себя, как мужчина. - Все
это глупая ложь. У меня есть астма, есть!
   - Ну конечно, - сухая усмешка на губах аптекаря  стала  похожа  на  оскал
черепа. - Но откуда она у тебя?
   В голове у Эдди бушевал настоящий ураган. О, ему было плохо, так плохо...
   - Четыре года назад, в 1954 году, - в тот самый год, когда  в  Депольском
университете поставили эксперимент, - странное совпадение, правда? -  доктор
Хэндор начал прописывать тебе гидрокс, то есть смесь водорода  и  кислорода,
воду, Эдди! До сих пор я молчал, но теперь  настало  время  сказать  правду.
Лекарство от астмы воздействует на твою голову, а не на легкие.  Твоя  астма
вызвана тем, что твоя диафрагма подвергается  нервному  напряжению  по  воле
твоего сознания.., или по воле твоей матери. Ты не болен.
   Наступила гнетущая тишина.
   Эдди сидел на своем стуле, борясь с  потоком  мыслей,  вызванных  словами
аптекаря. На одно мгновение он допустил,  что  тот  лжет,  и  ужаснулся  тем
выводам, которые вытекали из рассуждений Кина. Но зачем же  ему  лгать,  тем
более по такому серьезному поводу?
   Мистер Кин улыбался - словно кусочки слюды блестели в лучах солнца.
   У меня есть астма, есть. В тот день, когда Генри Бауэре разбил  мне  нос,
когда мы с Биллом пробовали строить плотину в Барренсе, я чудом остался жив.
Неужели все это - плод моего воображения? Но зачем  же  ему  лгать?  (Прошло
много лет, прежде чем Эдди задал себе еще более ужасный вопрос: Зачем же ему
нужно было говорить мне правду?) До него, словно во сне, доносились  реплики
мистера Кина:
   - Я присматривался к тебе, Эдди. Я рассказал тебе все это только  потому,
что подумал - ты уже достаточно взрослый.  Впрочем,  не  только  и  даже  не
столько поэтому. Гораздо важнее то, что у тебя есть друзья и,  по-моему,  на
них можно положиться, да?
   - Да.
   Мистер Кин откинулся на спинку стула, который при этом  снова  заскрипел,
как сверчок, и прикрыл один глаз. Возможно, он хотел подмигнуть Эдди.
   - И держу пари, что твоей маме это не по душе.
   - Да нет, они ей очень даже по душе. - Эдди вспомнил те гадости,  которые
его мама говорила о Ричи Тозиере (У этого мальчишки  всегда  скверно  пахнет
изо рта... По-моему он курит.), ее  брезгливое  предостережение  никогда  не
одалживать денег Стэну У рису, потому что он еврей,  ее  неприязнь  к  Биллу
Денбро и к "этому толстяку".
   - Они ей довольно-таки по душе, - повторил Эдди.
   - Правда? - мистер Кин продолжал улыбаться. - Ну правда это или  нет,  но
по крайней мере у тебя есть друзья. Может,  тебе  стоит  поделиться  с  ними
этими своими проблемами? Рассказать им  об  этом..,  расстройстве  сознания.
Выслушать их мнение.
   Эдди не отвечал. Так он чувствовал себя  в  большей  безопасности.  Кроме
того, мальчик был уверен в том, что если мистер Кин не  отпустит  его  через
одну-две минуты, он не выдержит и расплачется.
   - Ну хорошо! - мистер Кин поднялся.  -  Я  думаю,  что  сказал  все,  что
собирался. Если я расстроил тебя, прости меня, Эдди. Я всего  лишь  выполнял
свой долг. Я...
   Тут Эдди схватил свой ингалятор и белый пакет с  лекарствами  и  бросился
бежать. Одной ногой он наступил в лужу коктейля,  поскользнулся  и  чуть  не
упал. Потом он помчался изо всех сил от этого ужасного места, этой аптеки на
Центральной, не обращая внимания на хрип и свист в горле. Руби, разинув  рот
от изумления, смотрела ему вслед.
   Мальчик чувствовал, что мистер Кин наблюдает за  его  позорным  бегством,
стоя у двери  своего  заведения,  задумчиво  улыбаясь.  Улыбаясь  той  самой
улыбкой, похожей на блеск осколков слюды.
   Мальчик  перевел  дух  на  перекрестке  трех  улиц  -  Канзас,   Мейн   и
Центральной. Присев на невысокий уступ каменной  стены  рядом  с  автобусной
остановкой,  он  еще  раз  воспользовался  ингалятором.  На  этот  раз  вкус
лекарства был неприятным и вяжущим (просто вода и несколько капель  камфары)
и Эдди показалось, что если он снова сунет наконечник ингалятора в рот,  его
вырвет.

3

   Выйдя двадцать  пять  минут  спустя  из  магазина  на  Костелло-авеню  со
стаканом пепси в одной руке и двумя конфетами "Пэйди"  в  другой,  Эдди  был
неприятно удивлен, увидев слева от себя Генри Бауэрса, Виктора Крисса,  Лося
Садлера и Патрика Хокстеттера, стоящих на  коленях  на  площадке,  усыпанной
гравием. Сначала мальчик решил, что они играют в кости, но потом увидел, что
ребята  складывают  деньги  на  расстеленную  на  земле  футболку   Виктора.
Невдалеке в беспорядке валялись их учебники для летней школы.
   В любой другой день Эдди просто зашел  бы  тихонько  назад  в  магазин  и
попросил бы у мистера Джедро разрешения выйти через заднюю дверь. Но  вместо
этого мальчик замер на месте, одной рукой еще сжимая ручку двери, на которой
красовалась реклама сигарет:
   "УИНСТОН" ИМЕЕТ ЛУЧШИЙ ВКУС, ЭТО ЛУЧШИЕ ИЗ СИГАРЕТ. ДВАДЦАТЬ РАЗ ИСПЫТАТЬ
НИ С  ЧЕМ  НЕ  СРАВНИМОЕ  НАСЛАЖДЕНИЕ",  и  мальчик-посыльный,  возвещающий:
"ТРЕБУЙТЕ "ФИЛИП МОРИС", а в другой держа коричневую хозяйственную  сумку  и
белый пакет с лекарствами.
   Виктор Крисе заметил его и толкнул локтем Генри. Генри поднял голову,  то
же самое сделал Патрик Хокстеттер. Хуже соображающий Лось продолжал  считать
свои пенни еще несколько секунд, после чего до него дошло, что все почему-то
молчат, и он тоже посмотрел на Эдди.
   Генри встал и стряхнул  с  колен  кусочки  гравия.  Его  нос  был  закрыт
повязкой, отчего голос звучал немного гнусаво.
   - Будь я проклят, - сказал он. - Один из тех, кто швырялся в нас камнями.
Где твои дружки, козел? Там, внутри?
   Эдди безмолвно кивнул, прежде чем успел понять, что  этого  не  следовало
делать.
   На лице Генри засияла улыбка.
   - Что ж, я не против разделаться с вами по очереди. Иди-ка сюда, козел, -
сказал он.
   Виктор подошел к Генри и встал рядом с ним, Патрик неторопливо направился
туда же, на его лице  застыло  знакомое  отсутствующее  выражение  -  улыбка
идиота. Лось все еще стоял на коленях.
   - Ну иди же сюда, дерьмо, - сказал Генри. -  Обсудим  вопрос  о  швырянии
камнями. Ты не против?
   Только теперь Эдди понял, что  ему  нужно  было  сразу  же  спрятаться  в
магазине, где его мог защитить взрослый.  Он  сделал  шаг  назад,  но  Генри
бросился к нему, дернул за руку, и улыбка на его  лице  сменилась  жестоким,
хищным выражением. Эдди выпустил ручку двери и повалился со  ступенек  вниз.
Он обязательно упал бы лицом в гравий, но  Виктор  схватил  его  подмышки  и
сильно толкнул. Эдди  с  трудом  удалось  удержаться  на  ногах.  Теперь  он
оказался в центре круга, и от каждого  противника  его  отделяло  не  больше
десяти футов. Ближе всех, улыбаясь, стоял Генри. Его  волосы  были  зачесаны
назад.
   Сзади слева от Генри стоял Хокстеттер. Эдди никогда не видел этого  более
чем странного парня в чьем-нибудь обществе вплоть  до  сегодняшнего  дня.  У
Патрика было небольшое брюшко, нависавшее над  пряжкой  его  ремня  "Красный
всадник". Его лицо имело форму идеального круга и цветом  напоминало  кефир.
Теперь его нос слегка загорел, и поэтому кожа на нем шелушилась; от него  на
обе щеки, словно крылья, расходились пятна более слабого загара. В школе его
любимым занятием было убивать мух при помощи линейки "Скул-тайм", складывать
их  в  пенал,  а  потом  на   переменке   демонстрировать   свою   коллекцию
одноклассникам.  При  этом  он  хранил  полное  молчание,  на  пухлых  губах
кривилась усмешка, серо-зеленые глаза оставались серьезными  и  задумчивыми.
Именно такое выражение было на его лице и теперь.
   - Как дела, каменщик? - Генри  начал  медленно  приближаться.  -  Сегодня
забыл прихватить с собой свои камни?
   - Не трогай меня, - дрожащим голосом отозвался Эдди.
   - Не трогай меня, - передразнил его Генри, в притворном  ужасе  заламывая
руки. Виктор засмеялся.
   - А если трону,  что  ты  сделаешь?  А,  каменщик?  -  он  с  неожиданной
быстротой выбросил руку вперед и с оглушит