.
Она тотчас ушла, эта мысль привыкла, чтобы ее изгоняли.
   Если бы кто-нибудь  спросил  его:  "Бен,  ты  одинок?",  он  искренне  бы
удивился. Этот вопрос никогда не приходил ему в голову.  Друзей  у  него  не
было, зато были его книги и мечты; у него были модельки Ревелла; у него  был
огромный  линкольновский  конструктор  с  кубиками,  и   он   строил   самые
разнообразные модели домов. Его мать  не  раз  восклицала,  что  его  домики
выглядят гораздо лучше многих настоящих домов, изображенных на открытках.  У
него был еще довольно неплохой строительный  набор.  Он  мечтал  получить  в
подарок на свой день рождения в октябре суперконструктор. Тогда можно  будет
собрать часы, которые действительно показывают время, и машину  с  настоящим
механизмом внутри.  "Одинок?"  -  мог  бы  он  переспросить  с  неподдельным
удивлением. - "А? Что?" Ребенок, родившийся слепым, даже и  не  подозревает,
что он слепой, до тех пор, пока кто-нибудь не скажет ему об этом. Даже тогда
он будет иметь самое смутное представление о том, что такое слепота;  только
зрячие знают, что это такое. Бен Хэнском не знал, что такое  одиночество  по
той причине, что у него никогда не было друзей.  Если  бы  у  него  появился
друг, а потом исчез, он, возможно, и понял бы, что такое одиночество,  ну  а
так оно составляло самую суть его жизни. Оно просто  было  как  два  больших
пальца на его руках или как маленькая дырочка в  одном  из  передних  зубов,
маленькая дырочка, которую он нащупывал языком всякий раз, когда нервничал.
   Беверли была его сладкой мечтой, а конфеты - сладкой реальностью. Конфеты
были его друзьями. И он приказал чуждой ему мысли уйти, и  она  сразу  ушла,
без всяких споров.  А  между  магазином  на  Костелло  Авеню  и  библиотекой
обнаружилось, что он  съел  уже  все  конфеты.  Он  честно  хотел  сохранить
конфеты:  любил,  смотря  телевизор  вечером,  засовывать  их  по  одной   в
пластмассовый пистолетик и слушать,  как  щелкает  пружинка  внутри,  а  еще
больше любил выстреливать их себе в рот по  одной,  как  маленький  мальчик,
совершающий самоубийство  сахаром.  В  этот  вечер  должны  были  показывать
"Ястребов" с Кеннетом Доби в роли бесстрашного пилота  самолета,  "Бредель",
где все было  чистой  правдой,  только  имена  изменены,  чтобы  обезопасить
невиновных, и его любимое полицейское шоу "Патруль на шоссе",  где  Бродерик
Крофорд играл патрульного полицейского Дэна Мэттыоза. Бродерик  Крофорд  был
любимым героем Бена. Бродерик Крофорд  был  быстр,  Бродерик  Крофорд  ничем
особо не выделялся,  Бродерик  Крофорд  ни  от  кого  не  набрался  никакого
дерьма.., и, самое главное, Бродерик Крофорд был толстым.
   Он дошел до  перекрестка  Костелло  и  Канзас-стрит,  а  оттуда  пошел  к
публичной библиотеке. Это были  два  здания  -  старое,  каменное,  впереди,
построенное в 1890 году, и новое, низкое здание из песчаника, позади  -  там
была детская  библиотека.  Библиотека  для  взрослых  и  детская  библиотека
соединялись застекленным переходом.
   Находясь близко к центру города, Канзас-стрит была улицей с односторонним
движением, поэтому Бен, прежде чем перейти улицу, посмотрел только  в  одном
направлении - направо. Если бы он посмотрел налево, ужас пронзил бы  его.  В
тени большого старого дуба, на газоне перед Домом  общественных  мероприятий
Дерри, находящимся через квартал от библиотеки, стояли Белч Хаггинс,  Виктор
Крисс и Генри Бауэре.

5

   - Давайте устроим ему взбучку, - Виктор почти задыхался.
   Генри посмотрел на маленькую, толстую сволочь, перебегающую через дорогу,
на его  трясущийся  живот,  на  его  колышущийся  взад-вперед  чуб,  на  его
виляющий, как у девчонки, зад в новых синих джинсах.  Он  оценил  расстояние
между ним с друзьями и  Беном  Хэнскомом  и  расстояние  между  Хэнскомом  и
безопасным местом - библиотекой. Они, пожалуй, успеют схватить  его,  прежде
чем он войдет вовнутрь, но ведь он,  наверно,  заорет.  Но  тогда  вмешаются
взрослые, а он не хотел никакого вмешательства. Сука Дуглас  сказала  Генри,
что он провалился на английском и математике. Она сказала, что ему  придется
проучиться четыре недели летом, чтобы не остаться на второй год. Генри и так
скорее всего останется на второй год. И если это случится, отец изобьет  его
еще раз. Четыре часа в день, в течение четырех недель, да еще в самый разгар
фермерских работ, - отец будет бить его шесть раз в день, а может, и больше.
Генри утешало только одно - то, что он сможет выместить все свое зло сегодня
днем на этом толстяке.
   - С удовольствием.
   - Да, давай, - сказал Белч.
   - Подождем, пока он выйдет.
   Они видели, как Бен открыл одну из больших двойных дверей и как он  вошел
внутрь, а потом они сели и закурили сигареты,  и  начали  рассказывать  друг
другу скабрезные анекдоты о путешественниках и торгашах, и  ждали,  пока  он
выйдет из библиотеки. Генри знал, что в конце  концов  он  выйдет.  И  когда
выйдет, то он. Генри, постарается, чтобы он пожалел, что вообще  родился  на
свет.

6

   Бен любил библиотеку.
   Он любил ее прохладу - даже в самые жаркие дни самого жаркого лета  здесь
было  прохладно;  он  любил  ее  бормочущую  тишину,  прерываемую  случайным
шепотком, приглушенный звук, с которым  библиотекарь  проштамповывает  книги
или карточки, шелест страниц, переворачиваемых в зале периодики, где  торчат
старики, читая газеты, собранные в большие подшивки. Он любил свет,  который
проникал через  высокие  узкие  окна  днем  или  мерцал  ленивыми  лужицами,
отбрасываемыми фонарями-шарами, зимними вечерами  при  завывании  ветра.  Он
любил  запах  книг  -  какой-то  специфический,  нереальный.  Проходя   мимо
стеллажей с книгами для взрослых и гладя на тысячи томов, он воображал  себе
людей, заключенных в каждом из них, так же, как, идя по улице  в  сумрачный,
туманный октябрьский день,  когда  солнце  лишь  слабым  оранжевым  контуром
обозначалось на горизонте, он воображал себе мир людей за  окнами  домов,  -
людей,  смеющихся  или  спорящих,  ухаживающих  за  цветами,   или   занятых
кормлением детей, животных или себя у экрана телевизора. Ему нравилось,  что
в переходе, соединяющем старое здание с  детской  библиотекой,  было  всегда
жарко, даже зимой, если только не  выдавались  особо  холодные  дни;  миссис
Старретт, главный библиотекарь в детской части, сказала, что это вызвано так
называемым эффектом парника. Бен воодушевился  идеей:  через  много  лет  он
построит здание центра связи Би-би-си в Лондоне, жаркие споры  вокруг  этого
здания возможно продлятся тысячу  лет,  но  никто  (кроме  самого  Бена)  не
узнает, что центр связи был ни чем иным, как стеклянным переходом деррийской
публичной библиотеки.
   Ему нравилась и детская библиотека, хотя  в  ней  не  было  той  тенистой
прохлады, того шарма, который он ощущал в старой библиотеке с  ее  шарами  и
изогнутыми железными лестницами, настолько узкими, что двоим на них было  не
разойтись. Детская библиотека  была  яркой  и  солнечной,  немножко  шумной,
несмотря на надписи: "ДАВАЙТЕ  БУДЕМ  СПОКОЙНЫМИ,  ЛАДНО?",  которые  висели
повсюду.  Шум  доносился  обычно  из  уголка  Пуха,  куда  малыши  приходили
посмотреть на книжки с картинками. Сегодня, когда Бен пришел туда,  был  как
раз час рассказа. Мисс  Дэвис,  симпатичная  молодая  библиотекарша,  читала
"Трех козлят".
   "Кто это стучит по моему мосту?" - Мисс Дэвис читала низким,  раскатистым
голосом с интонациями тролля. Некоторые малыши хихикали и закрывали рот,  но
большинство следили за ней торжественно,  принимая  голос  тролля,  как  они
принимали голоса своих  снов,  и  их  серьезные  глаза  отражали  внутреннюю
прелесть сказки: будет чудовище повержено.., или оно съест?
   Яркие плакаты торчали повсюду. Здесь была карикатура, на которой  хороший
ребенок чистил зубы до тех пор, пока рот его не начал  пениться,  как  морда
бешеной собаки; изображен был  и  плохой  ребенок,  который  курил  сигареты
(КОГДА Я ВЫРАСТУ,  Я  БУДУ  МНОГО  БОЛЕТЬ,  КАК  И  МОЙ  ПАПА),  здесь  была
замечательная фотография  биллиона  малюсеньких  точек  света,  мерцающих  в
темноте. Надпись внизу гласила:
   "Одна идея зажигает тысячу свечей".
   Ральф Вальдо Эмерсон.
   Были приглашения присоединиться к исследовательскому  эксперименту.  Один
плакат гласил:  "Клубы  для  девочек  сегодня  создают  женщин  завтра".  И,
конечно, был плакат, приглашающий детей присоединиться к  программе  летнего
чтения. Бен был большим любителем программы летнего  чтения.  Перед  началом
игры вы получали карту Соединенных Штатов. Затем за каждую прочитанную книгу
или сделанный по ней доклад, вы получали наклейку штата и приклеивали ее  на
карту. Наклейка  заполнялась  информацией  наподобие:  птица  штата,  цветок
штата, год принятия в Союз, какие президенты, если таковые  были,  родом  из
этого штата. Когда у вас на карте были все сорок восемь штатов, вы  получали
бесплатно книгу. Бен собирался последовать совету на  плакате:  "Не  теряйте
времени, записывайтесь сегодня".
   Среди  этого  яркого  буйства  красок  выделялся  простой  голый  плакат,
прикрепленный  к  контрольному  столу.  Здесь  не  было  ни  карикатур,   ни
затейливых фото, только черный шрифт на белом листе:
   "ПОМНИ О КОМЕНДАНТСКОМ ЧАСЕ.
   19.00"
   Полицейское управление Дерри.
   Холодок пробежал по спине Бена при взгляде на эту  надпись.  Возбужденный
получением экзаменационного листа и взволнованный эпизодом с Генри Бауэрсом,
разговором с Беверли и началом летних каникул, он забыл о комендантском часе
и об убийствах.
   Люди спорили, сколько их было, но все сходились на  том,  что  с  прошлой
зимы как минимум четыре  или  пять,  если  считать  Джорджа  Денбро  (многие
придерживались мнения,  что  смерть  малыша  Денбро  была  все  же  каким-то
аномальным несчастным случаем).  Первым  убийством,  как  все  думали,  было
убийство Бетти Рипсом, которую нашли на следующий  день  после  Рождества  в
районе   строительства   дорожной   магистрали   на   Аутер   Джексон-стрит.
Тринадцатилетняя девочка была изуродована, труп вмерз  в  грязную  землю.  В
газете об этом не сообщалось, взрослые об этом  не  говорили,  известно  это
стало из слухов, обрывков разговоров.
   Через три с половиной месяца, когда начался сезон  ловли  трески,  рыбак,
сидевший на берегу протока в двадцати милях к  востоку  от  Дерри,  подцепил
крючком нечто, похожее на палку.  Это  оказалась  рука  девушки  с  четырьмя
дюймами предплечья. Крючок подцепил  этот  жуткий  трофей  между  большим  и
указательным пальцами.
   Полиция штата нашла остальную часть  тела  Шерил  Ламоники  в  семидесяти
ярдах ниже по течению, пойманную деревом, которое  упало  в  проток  прошлой
зимой. Удача, что тело не смыло в Ленобскот и в весенний разлив не унесло  в
море.
   Девушке было шестнадцать. Она была из Дерри, но не  посещала  школу.  Три
года назад Шерил родила дочку Андреа и вместе с ней жила в доме родителей.
   - Шерил бывала немного дикой, но она была хорошей девочкой, -  говорил  в
полиции ее рыдающий отец. - Энди все спрашивает: "Где моя мама?" -  и  я  не
знаю, что ей сказать.
   О пропаже девушки объявили за  пять  недель  до  того,  как  нашли  тело.
Полицейское  расследование  смерти  Шерил  Ламоники  началось  с  достаточно
логичного предположения, что она была убита одним из своих  дружков.  У  нее
было много дружков. Особенно на летной базе в Бангоре.
   - Они были приятные ребята, большинство из них,  -  сказала  мать  Шерил.
Один из этих "приятных мальчиков" - сорокалетний полковник ВВС имел  жену  и
троих детей в Нью-Мехико. Другой в настоящее время отбывал срок  в  Шоушенке
за вооруженный разбой.
   "Приятель,  -  думала  полиция.  -  Или,  возможно,  просто   незнакомец.
Сексуальный партнер".
   Бели это был сексуальный партнер, то он явно был и  врагом  мальчишек.  В
конце апреля школьный учитель на прогулке со своим восьмым  классом  заметил
пару красных теннисных туфель  и  детский  вельветовый  комбинезон,  которые
торчали из  водопропускной  трубы  на  Мерит-стрит.  Этот  конец  улицы  был
блокирован козлами для пилки дров. Асфальт был разворочен  -  в  этом  месте
расширяли магистраль на Бангор.
   Найденное  тело  принадлежало  трехлетнему  Мэтью  Клементсу,  о  пропаже
которого родители заявили только за день до этого (на первой странице "Дерри
Ньюз", изображен был темноволосый мальчишка, усмехающийся дерзко  в  камеру,
на голове кепочка набекрень).  Клементсы  жили  на  Канзас-стрит,  в  другой
стороне города. Его мать, настолько ошарашенная своим горем, что,  казалось,
пребывала в стеклянном шаре невозмутимого спокойствия, сказала полиции,  что
Мэтти катался на трехколесном велосипеде по  тротуару  около  дома  на  углу
Канзас-стрит и Коссут-лейн. Она пошла положить  белье  в  сушилку,  и  когда
потом выглянула из окна, чтобы проверить, где Мэтти, его не было.  На  траве
между тротуаром и проезжей частью  валялся  только  перевернутый  велосипед.
Одно из колес еще лениво  вращалось.  Когда  она  посмотрела  на  него,  оно
остановилось.
   Этого было достаточно для шефа Бортона. На специальной сессии  городского
совета на следующий вечер он предложил ввести семичасовой комендантский час;
это было единодушно  одобрено  и  введено  в  действие  на  следующий  день.
Маленькие дети должны были находиться под наблюдением взрослых все время.  В
школе Бена месяц назад состоялось специальное собрание. Шеф полиции вышел на
сцену и, заложив большие пальцы за пояс, заверил ребят,  что  им  не  о  чем
беспокоиться, пока они следуют нескольким простым правилам: не разговаривать
с посторонними, не садиться в машину  с  людьми,  если  вы  их  недостаточно
хорошо знаете, всегда помнить, что полицейский - ваш друг..,  и  подчиняться
комендантскому часу.
   Две недели назад какой-то мальчик, которого Бен знал очень отдаленно  (он
был в параллельном пятом классе начальной школы Дерри), увидел  в  одном  из
стоков у Нейболт-стрит что-то, напоминающее волосы. Этот  мальчик,  которого
звали то ли Фрэнки, то ли Фрэдди Росс (или, может быть. Рог), вышел на улицу
в поисках каких-нибудь полезных штуковин с изобретенным им  приспособлением,
которое он называл легендарной дубинкой. Говорил не о ней  так,  словно  она
писалась  заглавными  буквами,  а  вдобавок,  может,  еще  и   неоновыми   -
ЛЕГЕНДАРНАЯ ДУБИНКА.
   Эта легендарная дубинка была просто березовой  веткой  с  большим  комком
смолы на конце. В свободное время Фрэдди (или Фрэнки) гулял с ней по  Дерри,
вглядываясь в водосточные и сливные канавы. Иногда он замечал там  деньги  -
чаще пенни, но порой десятицентовики или двадцатипятицентовики (по  причине,
известной только ему,  он  называл  их  "береговыми  монстрами").  Обнаружив
деньги, Фрэнки-или-Фрэдди и ЛЕГЕНДАРНАЯ ДУБИНКА приступали  к  работе.  Одно
движение дубинки вниз через решетку - и монета была в его кармане.
   Бен слышал о Фрэнки-или-Фрэдди и его дубинке задолго до того, как мальчик
попал в поле зрения, обнаружив тело Вероники Гроган.
   - Он действительно тупой, - однажды доверительно  сказал  Бену  в  период
активных действий Фрэнки-или-Фрэдди  парень,  которого  звали  Ричи  Тозиер.
Тозиер был костлявый, носил очки. Без них Тозиер, думал Бен, наверное, видит
все, как мистер Маг: его увеличенные  глаза  плыли  за  толстыми  линзами  с
выражением постоянного удивления. У Тозиера  были  огромные  передние  зубы,
которые заслужили ему прозвище "Бобер". Он был в том же пятом классе, что  и
Фрэнки-или-Фрэдди. - Весь день тыкает своей дубинкой в канализацию, а  потом
всю ночь жует смолу на ее конце.
   - Черт возьми, это ужасно! - воскликнул Бен.
   - Да, кролик, - сказал Тозиер, картавя, и ушел.
   Фрэнки-или-Фрэдди двигал легендарной дубинкой туда-сюда в  этом  стоке  в
надежде, что нашел парик. Он думал высушить его и подарить  матери  на  день
рождения или что-то в этом роде. Пошуровав несколько минут, он уже готов был
отказаться от своей затеи, когда в мрачной воде сточной  ямы  всплыло  лицо,
лицо с мертвыми листьями, приклеенными к белым  щекам,  и  грязью  в  широко
открытых глазах.
   Фрэнки-или-Фрэдди с криком побежал домой.
   Вероника  Гроган  училась  в  четвертом   классе   церковной   школы   на
Нейболт-стрит. Управляли школой люди, которых мать Бена называла Кристерами.
Ее похоронили в тот день, когда ей должно было исполниться десять лет.
   После этого последнего ужаса Арлен Хэнском однажды вечером привела Бена в
гостиную и села рядом с ним на диване. Она взяла его за  руки  и  посмотрела
очень внимательно ему в лицо. Бен тоже посмотрел на нее,  чувствуя  какое-то
беспокойство.
   - Бен, - сказала она, помолчав, - ты дурачок?
   - Нет, мама, - сказал Бен, чувствуя еще большее беспокойство. Он  не  мог
припомнить, когда мама выглядела такой серьезной.
   - Да, - эхом отозвалась она. - Я тоже так думаю.
   Она  надолго  замолчала,  задумчиво  глядя  мимо  Бена  на  улицу.   Бену
показалось, что мама забыла о нем. Она была еще молодой  женщиной  -  только
тридцать два года, но то, что она воспитывала мальчика одна, наложило на нее
отпечаток. Она работала сорок часов в неделю в  катушечном  цехе  прядильной
фабрики Старика, и после работы, наглотавшись пыли  и  волокна,  иногда  так
кашляла, что Бен пугался. В такие ночи он долго лежал, не засыпая,  глядя  в
окно у своей кровати, глядя в темноту и размышляя, что с ним будет, если она
умрет. Он станет тогда сиротой, думал он. Может стать Ребенком штата (в  его
понимании это означало жить у фермера, который заставляет работать  от  зари
до зари), еще его могут отправить в сиротский приют в  Бангоре.  Он  пытался
внушить  себе,  что  глупо  беспокоиться  о  таких  вещах.,  но  тщетно.  Он
беспокоился не только о себе, но и о ней. Она  была  крепкой  женщиной,  его
мама, и она настаивала, что надо иметь собственное "я", но она была  хорошая
мама. Он очень любил ее.
   - Ты знаешь об этих убийствах? - сказала она, наконец обратившись к нему.
   Он кивнул.
   - Сначала люди  думали,  что  это...  -  она  колебалась,  произнести  ли
следующее слово, она никогда не произносила его раньше в  присутствии  сына,
но обстоятельства были чрезвычайные, и она заставила себя. -  ,  сексуальные
преступления. Может, да, а может, нет. Может  быть,  они  уже  кончились,  а
может быть, нет. Нельзя быть ни в чем уверенным, кроме  того,  что  какой-то
сумасшедший, который охотится на маленьких детей, находится здесь.  Ты  меня
понимаешь, Бен?
   Он кивнул.
   - И ты знаешь, что я имею в виду, когда  говорю,  что  это,  может  быть,
сексуальные преступления?
   Он не знал, во всяком случае, не точно, но он  снова  кивнул.  Если  мама
собиралась говорить с ним о птичках и пчелках или о прочих таких  вещах,  он
умрет от смущения.
   - Я беспокоюсь за тебя, Бен. Я беспокоюсь, что не могу быть при тебе.
   Бен смущенно поежился и ничего не сказал.
   - Ты предоставлен самому себе. Слишком, я думаю. Ты...
   - Мама...
   - Молчи, когда я говорю с тобой, - сказала она, и Бен замолк. - Ты должен
быть осторожен, Бенни. Подходит лето, и я не хочу портить тебе каникулы,  но
ты должен быть осторожен. Я хочу, чтобы к ужину ты каждый день был  дома.  В
котором часу мы ужинаем?
   - В шесть часов.
   - Точно в шесть! Поэтому послушай, что я скажу: если я накрываю на  стол,
наливаю тебе молоко и вижу, что Бен не моет руки в раковине, я иду  прямо  к
телефону и  звоню  в  полицию,  и  заявляю  о  твоем  исчезновении.  Ты  это
понимаешь?!
   - Да, мама.
   - Ты веришь, что я сделаю, что говорю?
   - Да.
   - Может, окажется, что я сделала это напрасно, если вообще сделаю это.  Я
не  игнорирую  мальчишеские  интересы.  Я  знаю,  что  они   заняты   своими
собственными играми и проектами во время каникул - возвращать пчел  в  ульи,
играть в мяч, сшибать банки, да мало ли что. Я хорошо понимаю, как ты и твои
друзья выросли.
   Бен благоразумно кивнул, подумав про себя, что он