ка я не уехал.
   -  И  хорошо  сделали,  -  сказал  таксист.  -  Этот  хреновый  сволочной
городишко, извините мой...
   - ..французский, если вы религиозный  человек,  -  закончил  вместо  него
Билл.
   - Вот, вот, - повторил таксист спокойно,  и  они  молча  ехали  некоторое
время, а потом таксист сказал:
   -  Он  сильно  изменился,  этот  Дерри,  но  все-таки  кое-что  осталось.
Городская гостиница, откуда я вас забрал. Скульптура в  Мемориальном  Парке.
Помните это местечко, мистер? Когда мы были маленькими, мы думали,  что  там
есть призраки.
   - Да, я помню, - сказал Билл.
   - А вот больница, узнаете?
   Они  проезжали  роддом  Дерри  по  правую  руку.  Позади  него   протекал
Пенобскот, до того Места, где он встречался с  Кендускеагом.  Под  дождливым
весенним небом река отливала свинцом. Больница,  которую  вспомнил  Билл,  -
белое деревянное трехэтажное здание с двумя корпусами по обе стороны  -  все
еще стояла там, но сейчас она была окружена целым комплексом  зданий,  всего
их было около двенадцати.
   - А Канал, он все еще здесь? - пробормотал Билл, когда они сворачивали  с
Центральной улицы на  Пасчер-роуд,  которая,  как  Майк  и  говорил,  сейчас
называлась Молл-роуд, там была зеленая табличка с этим  названием.  -  Канал
все еще здесь?
   - Да, - сказал шофер. - Я думаю, он всегда был  здесь.  Сейчас  Молл-роуд
была по правую руку  от  Билла,  и,  проезжая  мимо,  он  опять  ощутил  это
двойственное чувство. Когда они  были  маленькими,  это  место  представляло
собой  длинное  поле,  заросшее  травой   с   гигантскими   раскачивающимися
подсолнухами, которые обрамляли северо-восточный  край  Барренса.  К  западу
чуть вдали от этого поля находился Старый Мыс - там тянулись дома  бедняков.
Он помнил, как они разрабатывали это поле, стараясь  не  попасть  в  погреба
чугунолитейного завода Кичнера, который был взорван на Пасху  в  1906  году.
Это поле было полно реликвий, и они выкапывали  их  со  священным  интересом
археологов,  исследовавших  египетские  пирамиды:  кирпичи,  черепки,  куски
железа с ржавыми болтами, осколками стаканов и бутылок с  остатками  чего-то
такого, что невозможно передать словами, которые издавали запах, сбивающий с
ног. Что-то ужасное случилось неподалеку от этого места, около свалки, но он
не мог сейчас вспомнить, что именно. Он только помнил  имя  Патрик  Хамболд,
что-то связанное с холодильниками. И  что-то  связанное  с  птицей,  которая
преследовала Майка Хэнлона. Что же?..
   Он тряхнул головой. Какие-то фрагменты. Какие-то намеки. И все.
   Поле тоже исчезло, так же, как и остатки чугунного  завода.  Билл  помнил
огромную трубу этого завода. Покрытая черепицей, черная от сажи на последних
десяти футах, она лежала в высокой траве, как гигантская курительная трубка.
Они забирались на нее и ходили туда-сюда, как канатоходцы, смеясь.
   Он опять тряхнул головой, как бы пытаясь избавиться от миража,  от  этого
мола с уродливой коллекцией зданий с надписями и рекламами. Дороги вились от
автостоянок в разные стороны. Но мол не  исчезал,  потому  что  это  был  не
мираж. Чугунный завод Кичнера исчез, как исчезло и поле,  образовавшееся  на
руинах этого завода. Мол был реальностью, а не воспоминанием.  Но  почему-то
он не верил этому.
   - Вот мы и приехали, мистер, - сказал шофер. Он подъехал к стоянке  около
здания, которое выглядело, как пагода.  -  Мы  немного  опоздали,  но  лучше
поздно, чем никогда.
   - Вы правы, - сказал Билл. Он дал шоферу пять долларов. - Сдачи не надо.
   - Отлично, елки-палки! - воскликнул таксист. - Если вам опять понадобится
такси, звоните в нашу контору и спросите Дэйва. Просто назовите мое имя, - Я
просто попрошу религиозного парня, - сказал Билл, улыбаясь.
   - Всего хорошего, приятель! - сказал Дэйв, смеясь.
   - И тебе того же, Дэйв.
   Он постоял под легким дождичком, пока  такси  не  скрылось  из  виду.  Он
вспомнил, что хотел спросить шофера еще об одном и забыл - возможно нарочно.
Он хотел спросить Дэйва, нравится ли ему жить в  Дерри.  Билл  Денбро  резко
повернулся и зашагал к ресторану. Майк  Хэнлон  был  в  холле,  он  сидел  в
плетеном кресле с широкой спинкой. Он встал, и  Билл  почувствовал  какую-то
нереальность происходящего, это прошло  через  него.  Чувство  раздвоенности
вернулось, но  сейчас  оно  было  гораздо  резче  и  неприятнее.  Он  помнил
небольшого роста мальчишку, аккуратного и  проворного.  А  перед  ним  стоял
высокий человек, похожий на скелет, обтянутый кожей. Одежда висела  на  нем.
Морщины на лице были так глубоки, что, казалось, ему уже далеко за сорок,  а
не тридцать восемь, как было в действительности.
   Эти чувства были написаны на его лице, потому что Майк сказал спокойно:
   - Я знаю, как я выгляжу. Билл зарделся и сказал:
   - Дело не  в  том,  что  ты  плохо  выглядишь,  просто  я  запомнил  тебя
мальчишкой, вот и все.
   - Правда?
   - Ты выглядишь немного устало.
   - Я и впрямь немного  устал,  -  сказал  Майк.  Он  улыбнулся,  и  улыбка
осветила его лицо. И тогда Билл увидел того мальчишку, которого он  знал  27
лет тому назад. Точно  так,  как  старая  деревянная  больница  была  залита
стеклом и бетоном, так же и мальчишка, которого знал  Билл,  был  облечен  в
неизбежные аксессуары взрослости. Морщины на лбу, в углах рта, седые  волосы
на висках. Но, как и старая больница, которая все еще находилась здесь,  так
и Майк был перед ним - вот он, тот мальчик, которого знал Билл. Майк  поднял
голову и сказал:
   - Добро пожаловать в Дерри, Большой Билл!
   Билл не посмотрел на протянутую для пожатия руку, он обнял Майка. Майк  в
ответ крепко сжал его, и Билл почувствовал его волосы, жесткие  и  курчавые,
на своем плече и увидел часть шеи.
   - Что бы ни случилось, Майк, мы всегда вместе, - сказал Билл. Он  услышал
в своем хриплом голосе подступающие  слезы,  но  не  стал  обращать  на  это
внимания. - Мы уже победили однажды, и снова пппобедим.
   Майк отстранился от него на расстояние вытянутой руки, и,  хотя  он  тоже
улыбался, в глазах были слезы. Он вытащил платок и вытер глаза.
   - Будь уверен, Билл, - сказал он.
   - Джентльмены, не желаете ли пройти со мной? - спросила хозяйка. Это была
улыбающаяся восточная женщина в изящном кимоно розового цвета, разрисованном
драконами с огромными хвостами. Темные волосы  ее  были  плотно  собраны  на
затылке, гладко зачесаны  и  поддерживались  красивым  гребнем  из  слоновой
кости.
   - Я знаю дорогу. Роза, - сказал Майк.
   - Очень хорошо, мистер Хэнлон. - Она улыбнулась и тому и другому.
   - Я полагаю, вы хотите уединиться?
   - Да, спасибо, - сказал Майк. - Сюда, Билл. Он провел его по затемненному
коридору, мимо большого зала к двери, на которой висел занавес, сделанный из
бусинок.
   - А остальные? - начал Билл.
   - Все уже здесь, - сказал Майк, - все, кто смог прийти.
   Билл затоптался у двери, неожиданно испуганный. Вовсе не потому, что  его
пугала  неизвестность  или  сверхъестественность  происходящего,  а   просто
потому, что он знал: он вырос на 15 дюймов с 1958 года и потерял  почти  все
волосы. Ему было непросто увидеть их всех, детские лица совсем испарились из
его памяти, были похоронены под  происшедшими  изменениями,  так  же  как  и
больница, похороненная под новыми зданиями.
   Мы все выросли, - подумал он.  -  Мы  не  думали  тогда,  что  это  может
произойти с нами, только не тогда и только не с нами. Но  это  случилось,  и
если я войду, это будет реально: мы все уже взрослые.
   Он взглянул на Майка, неожиданно смущенный и оробевший.
   - Как они выглядят? - услышал он свой нерешительный голос. - Майк..,  как
они выглядят?
   - Входи, посмотришь,  -  добродушно  сказал  Майк  и  пропустил  Билла  в
небольшой кабинет.

2

Билл Денбро входит и видит...

   Возможно, это затемненность комнаты создала иллюзию, которая длилась миг,
но Билл позже подумал, что это было  сделано  специально  для  него:  судьба
сжалилась над ним.
   В этот краткий миг ему показалось, что никто из них не вырос  и  все  его
друзья остались просто детьми.
   Ричи Тозиер откинулся на спинку кресла, так что почти касался  стены,  он
что-то говорил Беверли Марш, которая прикрывала рот ладошкой,  чтобы  скрыть
хохоток; Ричи  глупо  ухмылялся  такой  знакомой  усмешкой.  А  вот  и  Эдди
Каспбрак, слева от  Беверли,  перед  ним  на  столе  у  стакана  с  водой  -
пластиковая бутылка с трубочкой в виде пистолета. Вроде бы что-то из области
искусства, но назначение прежнее - аспиратор. По другую сторону стола, глядя
на эту троицу со  смешанным  выражением  удивления  и  внимания,  сидел  Бен
Хэнском.
   Билл поднял руку к голове, как бы пригладить волосы, которые должны  были
появиться словно по волшебству, - свои прекрасные рыжие волосы,  которые  он
начал терять, когда учился в колледже.
   Это рассеяло иллюзию. У Ричи теперь не было очков.  Наверное,  контактные
линзы, он всегда ненавидел свои очки, - подумал Билл.  Короткие  штанишки  и
детскую рубашку сменил костюм явно от хорошего портного.
   Беверли Марш (если, конечно, ее фамилия все еще Марш)  стала  ошеломляюще
красивой женщиной. Вместо привычного хвостика ее  волосы,  почти  такого  же
цвета, как когда-то его собственные, ниспадали волнами на ослепительно белую
блузку. В полусвете блузка служила красивой оправой для  ее  почти  янтарных
волос. При дневном свете, - думал Билл, - они  должны  гореть  огнем.  И  он
представил себе, что можно почувствовать, если запустить пальцы в эти волосы
и перебирать их. Старая, как мир история, - подумал он, - я люблю свою жену,
но Боже мой...
   Эдди - удивительно, но правда, - вырос и стал  немного  похож  на  Энтони
Перкинса. Преждевременные морщины на его лице (хотя в движениях он  выглядел
моложе и Ричи и Бена) делали его старше, что усиливалось очками; такие очки,
верно, можно было увидеть на лице какого-нибудь английского адвоката,  когда
он подходит к скамье подсудимых. Волосы его были коротко подстрижены по моде
конца 50-х - начала 60-х годов.  На  нем  была  куртка  в  широкую!  клетку,
казалось,  вытащенная  откуда-то  с  распродажи  подержанных  вещей,  как  у
временно безработного.., но часы на запястье были Патек Филипп, а на мизинце
правой руки было кольцо с рубином. Большой камень выглядел вульгарно, тем не
менее он был настоящим.
   Один Бен очень изменился.  И  глядя  на  него,  Билл  снова  почувствовал
нереальность происходящего.  Лицо  у  него  было  прежнее,  волосы,  хотя  и
поседели, были причесаны в обычной его манере - на правую  сторону.  Но  Бен
сильно похудел. Он свободно сидел в своем  кресле,  из-под  простой  рубашки
виднелось голубое  нижнее  белье.  Он  был  в  джинсах  "Левис",  ковбойских
ботинках, ремень на джинсах был с пробитыми серебряными бляшками. Эта одежда
свободно болталась на теле, стройном  и  узкобедром.  На  руке  у  него  был
браслет с тяжелой цепочкой, но не золотой, а медной. Он похудел,  -  подумал
Билл. - Он тень самого  себя,  если  можно  так  выразиться...  Старина  Бен
похудел, никогда не перестану удивляться.
   Все шестеро замолчали, это длилось недолго, но такого странного  молчания
Билл не переживал никогда в жизни. Стэна не было с ними, но  кто-то  седьмой
присутствовал. Здесь, в этом отдельном кабинете  ресторана,  Билл  настолько
полно почувствовал его присутствие, что его можно было назвать по  имени,  -
но это не был старик с косой за плечами. Это было какое-то  белое  пятно  на
карте,  которая  лежала  между  1958-м  и  1985  годами,  область,   которую
исследователь мог назвать Великое Не Знаю. Билл удивился, насколько это было
точно. Кто был этот седьмой?
   Впрочем, какая разница?  Седьмой  был  там.  И  в  этот  момент  они  все
почувствовали это.., и, возможно, лучше поняли жуткую силу, которая  собрала
их вместе. Оно живо, - у Билла похолодело  внутри.  -  Глаз  тритона,  хвост
дракона. Рука Славы.., кто бы это ни был, Оно здесь. Оно существует.  Оно  в
Дерри опять. Оно.
   И он неожиданно почувствовал, что это Оно было седьмым; что Оно  и  время
взаимозаменяемы, но Оно имело все их лица, так же  как  и  лица  еще  тысячи
людей, которых Оно когда-либо пожирало или убивало.., и та  мысль,  что  Оно
могло бы быть ими, была самой страшной мыслью из всех. Кто из нас  останется
здесь? - подумал он со страхом. Сколько из нас никогда больше не  выйдут  из
канализации и коллекторов, где скрывается Оно.., и где Оно питается?  Почему
мы забыли? Потому ли, что какая-то наша часть никогда не взрослела и никогда
не покидала Дерри? Неужели поэтому?
   Он не увидел ответа на их лицах.., только собственные отраженные вопросы.
   Мысли формировались и пролетали за секунды и миллисекунды, они  создавали
собственную временную оболочку, и все они прошли через мозг Билли Денбро  не
больше чем за пять секунд.
   Затем Ричи Тозиер, облокачиваясь на стену, ухмыльнулся и сказал:
   - Посмотрите на него! Голова, как бильярдный шар. Давно ты натираешь свою
голову воском, Большой Билл?
   И Билл, совершенно не представляя, что сейчас скажет, открыл рот:
   - Черт побери тебя и твою лошадь, Словесный Понос! На миг все затихли - а
потом комната взорвалась от хохота. Билл бросился к ним, стал пожимать руки,
и,  хотя  в  его  чувствах  присутствовал  ужас,  было  в  этом   и   что-то
успокаивающее: он приехал домой, и приехал, чтобы все кончилось хорошо.

3

Бен Хэнском худеет

   Майк Хэнлон заказал напитки, и, как бы вознаграждая  себя  за  предыдущее
молчание, все заговорили в одно и то же время. Беверли Марш, как выяснилось,
была сейчас Беверли  Роган.  Она  сказала,  что  вышла  замуж  в  Чикаго  за
великолепного человека, который перевернул всю ее жизнь и каким-то волшебным
способом сумел преобразовать ее талант  к  шитью  в  успешный  бизнес.  Эдди
Каспбрак был владельцем автомобильной компании в Нью-Йорке.
   - Что я знаю наверняка, так это то, что моя жена сейчас в постели  с  Эль
Пачино, - сказал он кротко улыбаясь, и вся комната зашлась от смеха.
   Они все знали, чего добились Бен и Билл, но Билл смутно чувствовал, что у
них нет ассоциации между  ними  прежними  и  Нынешними  -  тем,  что  Бен  -
архитектор, а он - писатель, - потому что  знали  их  с  детства.  Однако  у
Беверли в сумочке оказались экземпляры "Джоанны" и "Черных Стремнин", и  она
попросила подписать их. Билл подписал,  отметив  про  себя,  что  обе  книги
наверняка были куплены в киоске аэропорта, когда она выходила из самолета.
   Подобным же образом Ричи сказал Бену, как ему понравилось  здание  Центра
Связи в Лондоне.., но по глазам его было видно: он  не  мог  связать  автора
этого здания  с  тем  честолюбивым  толстяком,  который  показывал  им,  как
добраться до  середины  Барренса  с  помощью  украденной  доски  или  ржавой
автомобильной дверцы.
   Ричи был диск-жокеем в Калифорнии. Он сказал, что все его зовут Человек с
тысячью голосов, а Билл усмехнулся:
   - Боже, Ричи, твои голоса всегда были такие ужасные.
   - Лесть не доведет тебя до добра, старина, - ответил Ричи  величественно.
Когда Беверли спросила, не носит ли он контактные линзы, Ричи сказал  низким
голосом:
   - Подойди поближе, Бэби. Посмотри мне в глаза. - Что Беверли  и  сделала.
Оказалось, он носит мягкие контактные линзы Гидромист.
   - А как библиотека, все такая же?  -  спросил  Бен  Майка  Хэнлона.  Майк
вытащил свой бумажник и достал  снимок  библиотеки  с  птичьего  полета.  Он
сделал это с гордостью человека, показывающего  снимки  своих  детей,  своей
семьи.
   - Снимал парень на легком самолете, - сказал он, пока снимок переходил из
рук в руки. - Я хотел уговорить Городской Совет или  какого-нибудь  частника
финансировать размножение этого  снимка  для  Детской  Библиотеки,  но  увы!
Никакой помощи. Но снимок хорош, не правда ли?
   Все согласились. Бен смотрел на него дольше всех. Наконец  он  указал  на
стеклянный коридор, соединяющий два здания:
   - Ты еще где-нибудь видел подобное, Майк? Майк улыбнулся.
   - Это твой Центр Связи, - сказал он, и все шестеро рассмеялись.  Принесли
напитки. Все уселись. И вновь наступило  тягостное  молчание.  Они  смотрели
друг на друга.
   - Ну, - спросила Беверли красивым, с хрипотцой, голосом:
   - За что пьем?
   - За нас, - неожиданно сказал Ричи.  На  этот  раз  он  не  улыбался.  Он
посмотрел Биллу прямо в глаза, и  Билл  вспомнил  себя  и  Ричи  стоящими  в
середине Нейболт-стрит после того  происшествия  с  клоуном  или  оборотнем,
когда тот исчез, а они продолжали стоять, держась друг  за  друга  и  плача.
Когда он поднял стакан, руки его дрожали так, что несколько капель пролил на
скатерть. Ричи медленно встал, и один за другом встали  все:  сначала  Билл,
потом Бен, Эдди, Беверли и наконец Майк Хэнлон.
   - - За нас! - сказал Ричи, голос его тоже слегка дрожал.
   - За Клуб Неудачников 1958 года.
   - За Неудачников! - сказала Беверли весело.
   - За Неудачников! - сказал Эдди.  Лицо  его  было  бледным  и  старым  за
дымчатыми очками.
   - За Неудачников! - согласился Бен. Слабая улыбка блуждала в кончиках его
губ.
   - За Неудачников, - мягко сказал Майк.
   - За Неудачников, - Билл был последним.
   Они чокнулись. Выпили.
   Снова повисло молчание. На этот раз Ричи не нарушил его. Но в этом случае
молчание казалось необходимым. Они сели, и Билл сказал:
   - Давай, Майк, рассказывай, зачем ты нас позвал, что случилось? И что  мы
можем сделать?
   - Сначала поедим, - сказал Майк. -  Поговорим  после.  Они  приступили  к
еде.., и ели хорошо и долго. Как в старой шутке  об  осужденном,  -  подумал
Билл. Но его аппетит был лучше, чем когда-либо за все эти годы. Пища была не
то, чтобы сногсшибательная, но  очень  хорошая,  и  всего  было  много.  Все
шестеро пробовали и то и се: ребрышки, крылышки цыпленка, тушенные в  соусе,
фаршированные яйца, каштаны, завернутые в бекон, говяжью вырезку.
   Роза сама принесла им десерт - огромную гору запеченных "Алясок", которые
она поставила в центре стола, недалеко от Майка.
   - Это, наверное, самый лучший обед в моей жизни, -  сказал  Ричи  голосом
человека, который умер и попал на небеса.
   - Ну, конечно, - сказала Роза удовлетворенно.
   - А если я сейчас лопну, вы исполните мое желание? - спросил он ее.
   - В "Нефрите Востока" все желания исполняются, сэр, - сказала она.
   - Благодарю вас, - сказал Ричи, улыбаясь. - Но я и впрямь переел.
   Все же они съели и почти всю запеченную "Аляску". Когда Билл  остановился
- ремень начал жать, он обратил внимание на стаканы. Ему показалось, что  их
сотни на столе. Он усмехнулся, вспомнив, что выпил  еще  два  мартини  перед
едой, а за едой Бог  знает  сколько  бутылок  пива.  С  другими  было  нечто
подобное. Но он не чувствовал себя пьяным.
   - Я с детства не ел так, как сегодня, - сказал  Бен.  Все  посмотрели  на
него. Он немного покраснел. - Это я образно выразился, но по крайней мере  я
не ел такого количества пищи со школьных времен.
   - Ты придерживаешься диеты? - спросил Эдди.
   - Да, - сказал Бен. - Свободная диета Бена Хэнскома.
   - В чем же она заключается? - спросил Ричи.
   - Вам, наверное, неинтересно слушать эту  старую  историю...  -  смущенно
сказал Бен.
   - Не знаю, как остальным, - сказал Билл, - но мне интересно. Давай,  Бен,
рассказывай. Что  превратило  Гаргантюа  в  журнальную  модель,  которую  мы
сегодня видим перед собой?
   Ричи фыркнул:
   - Да, тебя звали Стог, я и забыл.
   - Это и не рассказ вовсе, - сказал Бен. - После того лета  1958  года  мы
прожили в Дерри еще два года. Потом мама потеряла работу, и мы  переехали  в
Небраску, потому что там жила ее сестра,  которая  предложила  взять  нас  к
себе, пока мама снова не встанет на ноги.
   Мама искала постоянную работу в течение года. Но к тому времени, когда мы
перебрались в Омаху, я уже весил на 90 фунтов больше, чем  тогда,  когда  вы
меня видели последний раз.
   Эдди присвистнул:
   - Это получается...
   - Это получилось 2