не нравился.
   В долю секунды Ричи сделался репортером из "Дерри Ньюз". Он понял, что на
мистера  Майкла  Хэнлона,  главного  библиотекаря  города,  было   совершено
нападение, когда  он  поздно  засиделся  в  библиотеке.  Несколько  слов  из
больницы о состоянии мистера Хэнлона?
   Ричи слушал, кивая.
   - Понимаю, мистер Керпаскиан - вы это пишете с двумя "к"? Так.  О'кей.  И
вы...
   Он слушал,  делая  пальцем  машинальные  движения,  как  будто  писал  на
прокладке.
   - У.., угу.., да. Да, понимаю. Ну что мы обычно делаем в таких случаях  -
ссылаемся на вас как на  "источник".  Затем,  позднее,  мы  можем..,  угу..,
ладно! Правильно! - Ричи сердечно рассмеялся и стер капли пота  со  лба;  он
снова  послушал.  -   О'кей,   мистер   Керпаскиан.   Да.   Я...да,   понял,
К-Е-Р-П-А-С-К-И-А-Н, правильно! Чешский еврей, правда? Неужели?  Это..,  это
самое необычное. Да, хорошо. Спокойной ночи. Спасибо.
   Он положил трубку и закрыл глаза.
   - Иисус! - закричал он густым, низким голосом. - Иисус! Иисус! Иисус!
   Он сделал движение, как будто хотел смахнуть телефон со  стола,  а  затем
просто уронил руку. Снял очки и протер их полой пижамы.
   - Он жив, но в тяжелом состоянии, - сказал он остальным. - Генри разрезал
его на куски, как  рождественскую  индейку.  Один  из  порезов  пришелся  на
бедренную артерию, и он потерял всю кровь, которую может потерять человек, и
все-таки остался жив. Майк сумел сделать жгут, иначе он бы  умер,  пока  его
искали.
   Беверли начала плакать. Она плакала, как ребенок,  обеими  руками  закрыв
лицо. Некоторое время ее икающие рыдания и быстрый свист дыхания  Эдди  были
единственными звуками в комнате.
   - Майк был не единственным, кого разделали, как рождественскую индейку, -
сказал наконец Эдди. - Генри выглядел так, будто он прошел двенадцать  туров
с Рокки Бальбоа в кухонном искусстве.
   - Тты ввсе еще ххочешь идти в  пполицию,  Бев?  На  ночном  столике  были
таблетки, но они размокли в луже из "Перье". Она  пошла  в  ванную  комнату,
далеко огибая тело Генри, взяла губку и  полила  ее  холодной  водой.  Губка
приятно освежала ее разгоряченное опухшее лицо. Она почувствовала, что опять
может думать  ясно  -  не  рационально,  но  ясно.  Она  вдруг  поняла,  что
рациональность убьет их, если они попытаются воспользоваться ею сейчас.  Тот
полицейский. Рэдмахер. Он заподозрил ее.  Естественно.  -Люди  не  звонят  в
библиотеку в полчетвертого утра. Он предположил какую-то связь с  убийством.
Что бы он предположил, если бы выяснил, что она звонила ему из комнаты,  где
на полу, с бутылкой, воткнутой в кишки, лежит мертвец? Что она и еще четверо
только что приехали в город, приехали для воссоздания союза, а  этому  парню
случилось пройти мимо? Поверила бы она в эту сказку, если бы они  поменялись
местами? Поверил бы кто-нибудь?  Конечно,  они  бы  подкрепили  их  рассказ,
добавив, что они приехали, чтобы прикончить чудовище, живущее в  канализации
под городом. Это определенно добавило бы ноту убедительности, ноту  твердого
реализма. Она вышла из ванной и посмотрела на Билла.
   - Нет, - сказала она. - Я не хочу идти в полицию. Я думаю, Эдди прав -  с
нами  могло  бы  что-то  произойти.  Что-то   окончательное.   Но   не   это
действительная причина.
   Она посмотрела на них четверых.
   - Мы поклялись, - сказала она. - Мы поклялись. Братом Билла...  Стэном..,
всеми остальными.., а теперь Майком.  Я  готова,  Билл.  Билл  посмотрел  на
остальных.
   Ричи кивнул.
   - О'кей, Большой Билл. Давай попробуем. Бен сказал:
   - Шансов у нас сейчас меньше, чем когда-либо. Нас на двух меньше теперь.
   Билл ничего не сказал.
   - О'кей, - кивнул Бен. - Она права. Мы поклялись.
   - Ээээдди?
   Эдди слабо улыбнулся.
   - Я думаю, мне еще раз достанется на той лестнице. Если лестница все  еще
там.
   - Хотя на этот раз нет никого, кто бросал бы камни, - сказала Беверли.  -
Они мертвы. Все трое.
   - Мы это сделаем сейчас, Билл? - спросил Ричи.
   - Дддда, - сказал Билл. - Я ддумаю, ннастало ввремя.
   - Можно я что-то скажу? - резко спросил Бен. Билл  посмотрел  на  него  и
слегка усмехнулся.
   - В любое ввремя.
   - Вы, парни, по-прежнему лучшие друзья,  которых  я  когда-либо  имел,  -
сказал Бен. - Неважно, как это проявляется. Я  просто..,  вы  знаете,  хотел
сказать вам это.
   Он осмотрел стоящих вокруг друзей, и они серьезно посмотрели на него.
   - Я рад, что я вспомни,! вас, - добавил он.
   Ричи фыркнул. Беверли хихикнула. Затем они все засмеялись, глядя друг  на
друга по-старому, несмотря  на  то,  что  Майк  был  в  больнице,  возможно,
умирающий или уже мертвый; несмотря на то, что  рука  Эдди  была  сломана  -
опять; несмотря на то, что это было очень раннее утро.
   - Соломенная Голова, у тебя такой слог, - сказал Ричи, смеясь  и  вытирая
глаза. - Он должен был стать писателем, Большой Билл. Все еще слегка смеясь,
Билл сказал:
   - И ннна эээтой ннноте...

5

   Они взяли нанятую Эдди машину. Правил Ричи.  Туман  был  сейчас  плотнее,
застилая улицы словно сигаретным дымом, но не добираясь до высоких, закрытых
уличных  фонарей.  Звезды  наверху  казались  яркими   льдинками,   весенние
звезды.., но, высунув голову в полуоткрытое окно  со  стороны  пассажирского
сиденья, Билл подумал, что в  отдалении  слышится  летний  гром.  Где-то  за
горизонтом собирался дождь. Ричи  включил  радио  и  нашел  Джина  Винсента,
поющего "Би Боп А-Лула". Он нажал на другую кнопку и  получил  Бадди  Холли.
Третье переключение принесло Эдди Кохрейна, поющего "Лето голубеет".
   - "Я бы хотел помочь тебе, сын, но  ты  слишком  молод  для  того,  чтобы
голосовать", - пел глубокий голос.
   - Выключи, Ричи, - мягко сказала Беверли. Он потянулся  к  радио,  и  его
рука застыла.
   - Настройтесь на "Парад мертвецов" Ричи Тозиера! -  смеющийся,  крикливый
голос клоуна вывел под удары кончиками пальцев по струнам гитары из  мелодии
Эдди Кохрейна. - Не дотрагивайся до радио, держи его  настроенным  на  роке,
они ушли из хит-парадов, но не из наших сердец и продолжают приходить, прямо
сейчас! Приходите все! Мы все играем в меткость здесь! Все!  И  если  ты  не
веришь мне, послушай утренний конферанс с выходом из могилы. Джорджи Денбро!
Скажи им, Джорджи!
   И вдруг брат Билла запричитал из радио: Вы отослали меня из дома,  и  Оно
убило меня! Я думал. Оно в подвале, Большой Билл, я думал, Оно в подвале, но
Оно в канализации, и Оно убило меня, да, Оно убило меня, Большой Билл, и  ты
позволил Ему...
   Ричи повернул выключатель с такой силой, что ручка отвалилась и упала  на
коврик.
   - Рок-н-ролл действительно в кайф, - сказал Ричи, его голос дрожал. - Бев
права, мы оставим это, что вы скажете?
   Никто не ответил. Лицо Билла было бледным,  спокойным  и  задумчивым  под
мерцанием уличных фонарей, и, когда на западе снова пророкотал гром, они все
услыхали его.

6

В Барренсе

   Тот же самый старый мост.
   Ричи поставил машину около него, и они вышли и направились к ограждению -
тому же самому старому ограждению - и посмотрели вниз.
   Тот же самый старый Барренс.
   Он, казалось, не изменился за последние двадцать семь лет; Биллу переход,
сделанный здесь и ставший единственной  новой  приметой  местности,  казался
нереальным, чем-то таким же эфемерным, как живопись на стекле или как эффект
проекции заднего экрана в кино. Корявые старые деревья и кустарники  мерцали
во вьющемся тумане, и Билл подумал: Мне кажется, вот что мы  имеем  в  виду,
когда говорим о живучести памяти, памяти или чего-то вроде памяти, о чем-то,
что видим в нужное время и с нужного угла, образе, который извергает эмоции,
как реактивный двигатель. Вы видите его так четко, что все, что случилось  в
промежутке, исчезло, ушло. Если есть желание замкнуть круг между  прошлым  и
настоящим, то круг замкнут.
   - Пппошли, - сказал он и забрался на перила. Они  спустились  за  ним  на
насыпь, по которой были разбросаны щебень и галька. Когда они  добрались  до
низины, Билл автоматически поискал глазами Сильвера и затем  рассмеялся  над
собой. Сильвер стоял у стены в гараже Майка.  Казалось,  Сильвер  вообще  не
играл здесь никакой роли, хотя это было странно после всей той истории с его
появлением.
   - Введи ннас ттуда, - сказал Билл Бену.
   Бен посмотрел на него, и Билл прочитал  в  его  глазах  мысль:  этот  сон
длился двадцать семь лет, Билл, - затем он кивнул и направился в подлесок.
   Тропа - их тропа - с тех  пор  заросла,  и  они  должны  были  с  усилием
пробираться сквозь лабиринты терновника и боярышника; вокруг  них  усыпляюще
пели сверчки, и несколько светлячков, первых ласточек на благоухающем летнем
пиршестве, показалось в темноте. Билл предположил, что дети все  еще  играют
там, но они сделали свои собственные секретные ходы и лазы.
   Они подошли к прогалине, где был их штаб, но теперь здесь вообще не  было
никакой прогалины. Чахлые кусты и сосны еще раз подтвердили все это.
   - Смотрите, - прошептал Бен и пересек прогалину (в  их  памяти  это  было
все-таки здесь, просто перекрыто еще одним слоем живописи на стекле).
   Он за что-то дернул. Это была дверь красного дерева, которую они нашли на
краю свалки, дверь, которую они использовали, чтобы  доделать  крышу  клуба.
Теперь она валялась в стороне и выглядела так, будто ее не  касались  десять
лет или больше. Вьюнок прочно обосновался на грязной поверхности.
   - Оставь ее в покое, Соломенная Голова, - пробормотал  Ричи.  -  Она  уже
старая.
   - Введи ннас ттуда, Бен, - повторил сзади Билл. Поэтому они пошли за  ним
к Кендускеагу, держась влево от прогалины, которой больше  не  существовало.
Звук текущей воды становился громче, и они чуть не упали в Кендускеаг, перед
тем как увидели его: разросшаяся листва  стеной  загораживала  край  насыпи.
Край этот осыпался под каблуками ковбойских ботинок Бена, и Билл схватил его
за шиворот.
   - Спасибо, - сказал Бен.
   - Не надо. Рраныие тты бы утащил мменя зза особой. Ссюда ввниз?
   Бен кивнул и повел их по заросшему берегу,  пробираясь  сквозь  лабиринты
кустарников, думая, насколько легче это было, когда у вас было только четыре
фута пять дюймов роста и вы могли пройти под любым кустом, любыми  зарослями
(зарослями в сознании,  также  зарослями  на  пути,  предположил  он)  одним
небрежным рывком. Наш урок на сегодня, мальчики и девочки: чем  больше  вещи
меняются, тем больше они меняются. Всякий, кто говорит, что, чем больше вещи
меняются, тем больше они остаются теми же самыми,  явно  страдает  серьезной
умственной отсталостью. Потому что...
   Его нога наткнулась на что-то, и он свалился с  глухим  звуком,  чуть  не
ударившись головой о бетонный цилиндр насосной  установки.  Она  была  почти
похоронена в углублении, заросшем кустами ежевики. Когда он снова  встал  на
ноги, он понял, что его лицо, руки, кисти исполосованы колючками  ежевики  в
двух десятках мест.
   - Да хоть бы и в тридцати местах, - сказал он,  чувствуя,  как  по  щекам
бежит кровь.
   - Что? - спросил Эдди.
   - Ничего.
   Он наклонился, чтобы посмотреть, что такое торчит. Наверное, корень.
   Но это был не корень. Это была железная крышка люка. Кто-то откинул ее.
   Конечно, - подумал Бен, - это мы. Двадцать семь лет назад.
   Но он понял, что это безумие, даже перед тем как  увидел  через  ржавчину
свежие параллельные царапины на металле. Насос в тот день не  работал.  Рано
или поздно кто-то пришел бы, чтобы отремонтировать его, и положил бы  крышку
на место.
   Он встал, и они впятером собрались вокруг цилиндра и  посмотрели  внутрь.
Они услышали звук стекающей воды. Больше ничего. Ричи  взял  все  спички  из
номера Эдди. Теперь он зажег спичку и бросил ее вниз.  В  течение  какого-то
мгновения они могли видеть сырой  внутренний  рукав  цилиндра  и  молчаливую
громаду насосных механизмов. Это было все.
   - Может, здесь долго не были, - сказал натянуто Ричи.  -  Не  обязательно
должно случиться...
   - Это случилось относительно недавно, - сказал Бен. - Скорее всего  после
того, как прошел последний раз дождь.
   Он взял еще одну спичку у Ричи, зажег ее и показал на свежие царапины.
   - Ппод нней что-то есть, - сказал Билл, когда Бен погасил спичку.
   - Что? - спросил Бен.
   - Яя нне ммогу сказать. Похоже на ремень. Тты  и  Рричи,  ппомогите  ммне
пперевернуть ее.
   Они схватились за крышку и поставили ее на ребро, как гигантскую  монету.
В это время Беверли зажгла спичку, и Бен осторожно поднял  сумочку,  которая
торчала под крышкой люка. Он потянул ее за ремешок. Беверли начала  задувать
спичку и затем посмотрела в лицо Билла.
   - Билл? Что это? В чем дело?
   Глаза Билла застыли. Они не могли оторваться от потертой кожаной сумки  с
длинным ремнем. Вдруг он вспомнил название песни, которая звучала по радио в
задней комнате магазина кожгалантереи, когда он купил ее. "Саусалито  летние
ночи". Это было сверхъестественно, загадочно. У него совершенно пересохло во
рту - язык и небо, щеки были гладкими и сухими. Он слышал сверчков, и  видел
светляков, и обонял густую зеленую тьму,  бесконтрольно  сгущающуюся  вокруг
него, и он подумал: Это еще один трюк, еще одна иллюзия, она в  Англии,  это
очередная дешевка, потому что Оно напугано, да. Оно не может быть  таким  же
уверенным, как Оно было, когда вызывало нас всех, и вообще, Билл,  успокойся
- сколько потертых кожаных сумочек на длинных ремнях в мире, как ты думаешь?
Миллион? Десять миллионов?
   Наверное, больше. Но только одна такая, как эта. Он купил ее для  Одры  в
кожгалантерейном магазине Бербэнка, пока по радио играли  "Саусалито  летние
ночи", по радио в задней комнате.
   - Билл! - Рука Беверли лежала на его плече, тряся его.  Далеко.  Двадцать
семь тысяч лье под водой. Как называлась  группа,  которая  пела  "Саусалито
летние ночи"? Ричи, наверное, знал.
   - Я знаю, - сказал Билл холодно прямо в удивленное, испуганное лицо  Ричи
и улыбнулся. - Это был "Дизель". Не слышу аплодисментов.
   - Билл, что случилось? -  прошептал  Ричи.  Билл  закричал.  Он  выхватил
спички из рук Беверли, зажег одну и выхватил сумочку из рук Бена.
   - Билл, Боже, что...
   Он раскрыл молнию сумочки и перевернул ее. То, что выпало, было настолько
Одрой, что на мгновение он нечеловеческим усилием воли сдержался,  чтобы  не
закричать опять. Среди "Клонекса", пластинок жвачки и предметов косметики он
увидел коробочку мятных таблеток "Алтоид".., и украшенную камнями пудреницу,
которую Фрэдди файерстоун подарил  ей,  когда  она  согласилась  на  роль  в
"Комнате на чердаке".
   - Ммоя жжена ттам внизу, - сказал он, упал на колени и  начал  запихивать
назад в сумочку ее вещи. Он пригладил щеткой свои волосы, которых больше  не
существовало, но он об этом даже не думал.
   - Твоя жена? Одра? - Лицо Беверли было крайне удивленным, глаза огромные.
   - Ее ссумочка. Ее ввеши.
   - О Боже, Билл, -  пробормотал  Ричи,  -  этого  не  может  быть,  ты  же
знаешь...
   Он нашел кошелек из крокодиловой кожи. Открыл его и  держал.  Ричи  зажег
еще одну спичку и смотрел в лицо, которое он  видел  в  полудюжине  фильмов,
фотография на водительском удостоверении для "Калифорнии"  Одры  была  менее
чарующей, но вполне убедительной.
   - Но Ггенри мертв, и Виктор, и Бббелч.., так кто же забрал ее? - он встал
и посмотрел на них лихорадочно. - Кто забрал ее? Бен положил руку  на  плечо
Билла.
   - Я думаю, спустимся лучше вниз и выясним, а? Билл посмотрел  на  него  в
прострации, как будто не понимая, кем может быть  Бен,  и  затем  его  глаза
прояснились.
   - Дда, - сказал он. - Эдди?
   - Билл, извини.
   - Ты можешь сспуститься?
   - Я однажды уже спускался.
   Билл наклонился, и Эдди  обхватил  правой  рукой  его  шею.  Бен  и  Ричи
подсадили его, пока он не обхватил Билла ногами. Когда Билл перенес неуклюже
одну ногу через крышку  цилиндра,  Бен  увидел,  что  глаза  у  Эдди  плотно
закрыты.., и какое-то мгновение ему  казалось,  что  он  слышит,  как  самая
отвратительная в мире троица продирается через  кустарники.  Он  повернулся,
ожидая увидеть, как они трое выходят из тумана, но все, что он услышал,  был
поднимающийся бриз, который колыхал бамбук в четверти мили отсюда. Никого из
их старых врагов не было в живых.
   Билл схватил тяжелую бетонную крышку цилиндра и направился вниз,  шаг  за
шагом, ступенька за ступенькой. Эдди держался за  него  мертвой  хваткой,  и
Билл едва мог дышать. Ее сумочка. Боже мой, как  могла  ее  сумочка  попасть
сюда? Не имеет значения. Но  если  Ты  там.  Господь,  и  если  Ты  внемлешь
молитвам, пусть с ней все будет в порядке, не дай ей страдать за то, что Бев
и я сделали ночью, или  за  то,  что  сделал  я  однажды  летом,  когда  был
ребенком.., и это был клоун? Это Боб Грей похитил ее? Если да,  я  не  знаю,
сможет ли даже Бог помочь ей.
   - Я боюсь, Билл, - сказал Эдди тонким голоском.
   - Я ттоже.  -  Он  наполовину  присел,  вздрогнув,  когда  холодная  вода
поднялась до паха, и опустил Эдди. Они стояли по колено в воде  и  смотрели,
как другие спускаются по лестнице.

Глава 21

ПОД ГОРОДОМ

1

Оно, август 1958

   Что-то новое случилось в мире.
   В первый раз за все время, что-то новое.
   До Вселенной были только две вещи. Одной было Оно  Само,  а  другой  была
Черепаха. Черепаха была тупым старым существом, которое никогда не  выходило
из панциря. Оно думало, что, может быть, Черепаха мертва, мертва  в  течение
последних биллионов лет или около того. Даже если этого не  было,  это  было
все-таки  глупое  старое  существо,  и  даже  если  Черепаха  вытошнила  всю
Вселенную, это не изменило факта ее глупости.
   Оно пришло сюда  намного  позже  того,  как  Черепаха  удалилась  в  свой
панцирь, сюда, на Землю, и Оно открыло здесь  глубину  воображения,  которая
была почти что новой, почти что имела  значение.  Это  качество  воображения
сделало пищу очень вкусной. Их разодранная зубами плоть  вставала  дыбом  от
экзотических ужасов и сладострастных страхов: им  снились  ночные  чудища  и
движущаяся грязь; против твоей воли они созерцали бесконечные бездны.
   На этой обильной пище Оно существовало в простом цикле - и робу  ждаться,
чтобы есть, и  засыпать,  чтобы  видеть  сны.  Оно  создало  место  в  Своем
собственном воображении и  смотрело  на  это  место  с  любовью  из  мертвых
огоньков, которые были Его глазами. Дерри был Его орудием  убийства,  жители
Дерри - Его овцами. Все продолжалось.
   Затем.., эти дети.
   Что-то новое.
   Впервые за все время.
   Конца Оно ворвалось в дом на Нейболт-стрит, имея в виду  убить  их  всех,
несколько обеспокоенное тем, что Оно не смогло уже сделать это (и, вероятно,
это  беспокойство  было  первой  новизной),  произошло  что-то,   что   было
совершенно неожиданным, о чем даже  не  думалось,  и  была  боль,  огромная,
ревущая боль по всей форме, которую Оно приняло, и  на  одно  мгновение  был
также страх, потому что единственная вещь,  которая  была  общей  у  него  с
глупой старой Черепахой и с макрокосмом за пределами ничтожного  яйца  этого
космоса, была как раз эта: все  живые  существа  должны  жить  законами  той
формы, в которой они пребывают.  Впервые  Оно  поняло,  что,  возможно.  Его
способность изменять Свои формы могла работать против него так же, как и  за
Него. Раньше никогда не было боли, раньше  никогда  не  было  страха;  и  на
какое-то мгновение Оно подумало, что может умереть  -  о.  Его  голова  была
наполнена огромной белой серебряной болью, и Оно ревело и мяукало, и вопило,
и, так или иначе, дети убежали.
   Но теперь они приближались. Они вошли в Его владения  под  городом,  семь
глупых детей, идущих через тьму без огня или оружия. Оно  убьет  их  теперь,
наверняка.
   Оно сделало огромное собственное открытие: Оно не нуждалось в  изменениях
или в новизне. Ему не нужны были новые вещи, никогда. Оно нуждалось только в
еде и во сне, в еде и снова в сне.
   Вслед за болью и той короткой вспышкой страх