10 фунтов, - сказал Бен угрюмо. - Да, так вот. Я  ходил
в среднюю школу в Ист Сайд в Омахе и по физкультуре у меня было  все  плохо.
Мальчишки звали меня Туша. Можете себе  представить?  Все  это  продолжалось
месяцев семь, и вот однажды, когда мы переодевались после физкультуры,  двое
или трое мальчишек принялись хватать меня за грудь,  это  называлось  у  них
"наказанием жирных". Очень скоро еще двое присоединились к первым. Потом еще
четверо или пятеро. А потом все они начали бегать  за  мной  по  раздевалке,
потом выбежали в зал и били меня по груди, по голове, по спине, по ногам.  Я
испугался и начал кричать. А они стали ржать, как сумасшедшие.
   Знаете, - сказал он, глядя вниз и поправляя свой браслет,  -  тогда  я  в
последний раз вспомнил Генри Бауэрса, пока Майк  не  позвонил  мне  два  дня
назад. Мальчишка, который первым начал меня бить, был из деревни,  с  такими
большими руками, и, пока они гонялись за мной, я вспомнил Генри и решил, что
все началось сначала. И запаниковал.
   Они бежали за  мной  по  залу  мимо  кладовки,  где  хранился  спортивный
инвентарь. Я был голый и красный, как рак. Я  потерял  чувство  собственного
достоинства или.., или даже потерял себя. Я не понимал, где нахожусь. Я звал
на помощь. А они бежали за мной и кричали:  жирная  свинья,  жирная  свинья,
жирная свинья! Там была скамейка...
   - Бен, не нужно снова переживать это, - неожиданно  сказала  Беверли.  Ее
лицо сделалось пепельно-бледным. Она  вертела  в  руках  стакан  и  чуть  не
уронила его.
   - Пусть закончит, - сказал Билл. Бен посмотрел на него и кивнул.
   - В конце коридора стояла скамейка, я упал на нее и ударился головой. Они
все окружили меня через минуту, а потом чей-то голос сказал:  "Все!  Хватит,
повеселились!"
   Это был тренер, он стоял в дверях в спортивных голубых  штанах  с  белыми
полосками по бокам и в белой футболке. Представить  себе  не  могу,  сколько
времени он там стоял. Они все посмотрели на него, кто-то усмехнулся,  кто-то
стыдливо спрятал глаза, а кто - как ни в чем не бывало. А я расплакался.
   Тренер стоял в дверях, спиной к гимнастическому залу, глядя на  меня,  на
мое голое красное тело, глядя, как  этот  жирный  ребенок  плачет  на  полу.
Наконец он сказал: "Бенни, почему бы тебе не заткнуть свой сраный рот?"
   То, что учитель употребляет такие слова, так шокировало меня,  что  я  на
самом деле замолчал. Я посмотрел вверх на него, а он подошел поближе  и  сел
на скамейку, где я валялся. Он наклонился надо мной, и  свисток,  висящий  у
него на шее, стукнул меня  по  лбу.  Мне  пришло  в  голову,  что  он  хочет
поцеловать меня или что-то в этом роде, поэтому я отшатнулся от него, но  он
только схватил меня обеими руками за груди и разгладил их, потом убрал  руки
и вытер их о штаны, как будто взялся за что-то грязное.
   "Ты думал, что  я  буду  тебя  успокаивать?  -  спросил  он  меня.  -  Не
собираюсь. Ты вызываешь отвращение не только у них, но и  у  меня  тоже.  По
разным причинам, но это только потому, что они дети, а я нет. Они не  знают,
почему ты вызываешь у них чувство отвращения, а я  знаю.  Ты  хоронишь  свое
прекрасное тело, которое тебе дал Бог, под этим слоем безобразного жира. Это
просто глупое потакание своим слабостям, и меня тошнит от  этого.  А  сейчас
послушай, Бенни, потому что я в первый и последний раз говорю  тебе  это.  Я
тренирую футбольную команду и баскетбольную, и команду по легкой атлетике, и
скоро буду тренировать команду по плаванию. И я говорю тебе: ты заплыл жиром
вот здесь, - и он стукнул меня по голове, как раз в том месте,  куда  ударил
его проклятый свисток. - Вот где у вас всех заплывает жиром.  Ты  пропустишь
мимо ушей все мои слова о диете, о том, что надо сбавлять вес. Такие  парни,
как ты, никогда этого не сделают".
   - Каков ублюдок, - сказала Беверли негодующе.
   - Да, - усмехнулся Бен. - Но он не знал, что  он  ублюдок.  Наверное,  он
смотрел фильм "Д.Ай." с Джеком Веббом раз шестьдесят и в самом  деле  думал,
что делает мне добро. И, как впоследствии выяснилось, он был прав...  Потому
что в то время я сам думал о чем-то похожем...
   Он посмотрел вдаль, нахмурив брови, и  Билла  одолело  какое-то  странное
чувство, будто он знает, что Бен собирается сказать дальше.
   - Я уже говорил вам, что в последний раз подумал о Генри  Бауэрсе,  когда
мальчишки гнались за мной. Нет, на самом деле последний  раз  я  подумал  об
этом, когда тренер встал и пошел. Вот тогда я подумал о том,  что  произошло
летом 1958 года.
   Он опять заколебался, глядя на  каждого,  стараясь  поймать  их  взгляды.
Потом начал осторожно:
   - Я думал о том, как хорошо нам было  вместе.  Я  думал  о  том,  что  мы
сделали и как мы это сделали, и  все  это  поразило  меня;  если  бы  тренер
когда-либо увидел бы нечто подобное, он  бы,  наверное,  поседел,  а  сердце
остановилось бы, как старый часы.  Это  было  несправедливо,  но  и  он  был
несправедлив ко мне. Случившегося было достаточно, чтобы...
   - Чтобы свести тебя с ума, - сказал Билл. Бен улыбнулся.
   - Ты прав. Я позвал: "Эй, тренер!" Он обернулся и посмотрел на меня.
   "Тренер, ты сказал, что работаешь с командой по легкой атлетике?"
   "Да, но для тебя это ничего не значит", - сказал он.
   "Слушай меня, ты, тупой, твердолобый сукин сын! - сказал  я,  и  рот  его
широко раскрылся, а  глаза  почти  вылезли  из  орбит.  -  Я  буду  готов  к
соревнованию в марте, что ты на это скажешь?"
   "Я скажу, что тебе лучше попридержать язык, а то плохо будет",  -  сказал
он.
   "Я обгоню всех, кого ты выставишь, - сказал я. - Я  обгоню  самых  лучших
твоих бегунов. А потом получу от тебя твое сраное извинение".
   Он сжал кулаки, и я подумал, что он собирается применить их ко мне. Но он
разжал их. "Поговори, поговори, толстяк, - сказал он мягко. -  У  тебя  язык
без костей. Но когда ты обгонишь моих лучших, я уйду с  работы  и  пойду  на
поля собирать зерно". И он ушел.
   - И ты похудел? - спросил Ричи.
   - Да, - сказал Бен. - Но тренер был  не  прав.  Ожирение  началось  не  в
голове у меня, а с моей мамочки. Тем вечером я пришел домой и  сказал  маме,
что хочу немного похудеть. Мы оба выдержали схватку, оба плакали. Она завела
свою обычную песню, что я на самом деле не жирный,  просто  у  меня  широкая
кость, а большие мальчики становятся  большими  мужчинами,  если  они  много
едят. Это была своего рода защита для нее, я думаю.  Очень  трудно  ей  было
поднимать мальчишку самой. У нее не было ни образования, ни каких-то  особых
навыков в чем бы то ни было, ничего, кроме желания много работать... А когда
она давала мне добавку.., или когда  смотрела  на  меня  за  столом,  как  я
солидно выгляжу...
   - Она чувствовала, что выиграла битву, - продолжил Майк.
   - Да, - Бен выпил последнюю бутылку пива и вытер пену с маленьких  усиков
тыльной стороной руки.
   - Так что вы понимаете, что самая большая борьба была не с самим собой, а
с ней. Месяцами она просто не принимала этого. Она  не  убирала  мою  старую
одежду и не покупала новую. А я тоща бегал, бегал везде, иногда  сердце  так
билось в груди, что, казалось, вот-вот выскочит  оттуда.  Первая  миля  бега
досталась мне тяжело, меня вытошнило,  и  я  потерял  сознание.  Потом  меня
просто рвало. А вскоре при беге мне уже приходилось  поддерживать  штаны.  У
меня был маршрут, и я бежал в школу с сумкой на шее, которая  била  меня  по
груди, а я в это время держал штаны, чтобы они не упали. Рубашки стали,  как
паруса., А ночью, когда я возвращался домой, я съедал только половину  того,
что было на тарелке,  мать  начинала  рыдать,  говорила,  что  я  морю  себя
голодом, убиваю себя, что я не люблю ее больше, что я не думаю  о  том,  как
много ей приходится работать, чтобы прокормить меня.
   - О, Господи, - промычал Ричи, зажигая сигарету, - не представляю, как ты
вынес все это.
   - Лицо тренера всегда стояло передо мной, - сказал Бен. - Я  представлял,
как он смотрел на меня, когда разглаживал складки  на  моей  груди  в  зале,
около раздевалки, и вот так я выдержал. Я разносил газеты, и когда бежал  по
маршруту, всегда видел это перед собой. На  газетные  деньги  я  купил  себе
джинсы, а сосед-старик с нижнего этажа проковырял пять новых  дырок  в  моем
ремне. Я еще вспоминаю первые джинсы, которые мне пришлось покупать,  -  это
когда Генри столкнул меня в Барренс и они разорвались по швам.
   - Да, - сказал Эдди, - а ты рассказал мне о шоколадном  молоке.  Помнишь?
Бен кивнул головой.
   - Если я тогда вспоминал что-то, то только на миг - раз,  и  вылетело  из
головы. В то время я стал брать завтраки в школе  "Здоровье  и  Питание",  и
обнаружил, что можно  съесть  очень  много  всякой  зелени  и  овощей  и  не
потолстеть. Однажды вечером мать  положила  мне  кучу  салата  и  шпината  с
яблоками - все это покрошила и добавила немного постной ветчины. До этого  я
никогда не любил этой заячьей еды, но тут я три раза просил добавки и ел  да
нахваливал, как все вкусно. Это решило все проблемы. Ей было все равно,  что
я ем, лишь бы побольше. Она завалила меня салатами. Я ел их  еще  три  года.
Появилась необходимость иногда смотреться в зеркало, чтобы убедиться, что  у
меня не заячья губа.
   - А что  случилось  с  тренером?  -  спросил  Эдди.  -  Вышел  ли  ты  на
соревнования? - Он  дотронулся  до  аспиратора,  как  будто  все  эти  мысли
напомнили ему о нем.
   - Да, вышел. - сказал Бен. - К тому времени я потерял 70 фунтов  и  вырос
на два дюйма, так что вес распределился ровно. Я выиграл первые два забега и
подошел к тренеру, который был готов кусать локти и  чистить  конюшни.  И  я
сказал:  "Похоже,  пора  собираться  на  поля  собирать  урожай.  Когда   вы
собираетесь в Канзас?" Сначала он ничего не сказал, только хлопнул  меня  по
спине. Потом велел мне убираться с поля, потому что он не потерпит  в  своей
команде трепача и ублюдка. "Даже если президент Кеннеди меня попросит, я все
равно не пойду в твою вонючую команду, - сказал я, утирая  кровь  в  уголках
рта. - То, что ты меня прогнал, я сейчас как-нибудь переживу, но в следующий
раз.., ты сядешь за большую тарелку с  кукурузой,  попомни  мои  слова".  Он
сказал, что если я тотчас же не уберусь, он из меня дух вышибет.
   Бен улыбался, но ничего ностальгического в этой улыбке не было.
   - Это были его точные слова.  Все  смотрели  на  нас  удивленно,  включая
детей, которых я победил. "Вот что я скажу тебе, тренер,  -  обратился  я  к
нему, - ты слишком стар, чтобы учиться  чему-либо.  Но  если  ты  меня  хоть
пальцем тронешь, я постараюсь, чтобы ты потерял работу. Я не уверен,  что  у
меня получится, но я очень  постараюсь.  Я  похудел,  у  меня  есть  чувство
собственного достоинства, и я имею право на капельку покоя".
   Билл сказал:
   - Все это звучит замечательно, Бен..,  но  писатель  во  мне  изумляется:
может ли ребенок в самом деле разговаривать таким образом? - и он улыбнулся.
   - Ребенок, которому выпало на долю перенести то, что перенесли мы,  смог.
Я сказал эти слова. Тренер стоял, упершись руками в бедра,  он  открыл  рот,
потом опять закрыл. Никто не промолвил ни слова. Я отошел, и больше  мне  не
пришлось иметь дело с тренером Вудлеем. Когда мой воспитатель отдавал табель
за этот год, кто-то написал слово "освобожден" против  "физкультуры",  и  он
подписал это.
   - Ты победил его! - воскликнул Ричи и поднял сжатые  в  кулаки  руки  над
головой. - Так и надо, Бен. Бен пожал плечами.
   - Я думаю, что я победил что-то в себе самом.  Тренер  просто  подтолкнул
меня.., но только память о вас, ребята, заставила меня поверить, что я  могу
сделать это. И я сделал. Это Конец Правдивой Исповеди. Только  мне  хотелось
бы еще пива. От разговоров всегда жажда.
   Майк подозвал официантку. Все  шестеро  стали  заказывать  что-то  еще  и
говорить о чем-то неважном, пока не принесли напитки. Билл смотрел в  стакан
с пивом, наблюдая, как тают хлопья пены. Он удивился и  ужаснулся,  осознав,
что надеется: не он, а кто-то другой  начнет  сейчас  разговор  о  прошедших
годах, может  быть,  Беверли  расскажет  им  о  замечательном  человеке,  за
которого  она  вышла  замуж  (даже,  если  он   скучный,   как   большинство
замечательных людей), или Ричи Тозиер вспомнит о смешных случаях  на  студии
телевидения, или Эдди расскажет, что из себя представляет Тэдди Кеннеди, или
сколько дает  на  чай  Роберт  Рэдфорд..,  или  проявит  проницательность  и
расскажет,  как  Бену  удалось  похудеть,  а  ему  приходится   пользоваться
аспиратором.
   Дело в том, - думал Билл, - что Майк собирается вот-вот заговорить,  а  я
не уверен, что хочу выслушать, что он скажет. Дело в том, что сердце  и  так
бьется быстрее, чем мне хотелось бы, а руки уже слишком холодны. Дело в том,
что уже двадцать пять лет я  так  не  боялся.  Да  и  все  остальные.  Лучше
говорить о чем-то другом. Лучше говорить о карьере и что вы рады встретиться
со старыми друзьями, лучше говорить о сексе, о бейсболе, о ценах на  бензин,
о будущем пакте о ненападении. О чем угодно, но только не о том,  ради  чего
мы собрались. Говорите же, говорите!
   Кто-то начал. Эдди Каспбрак. Но он начал говорить не  о  том,  кто  таков
Тэдди Кеннеди, и не о том, сколько дает на чай Рэдфорд,  он  спросил  Майка,
когда умер Стэн У рис.
   - Позавчера ночью, - сказал Майк, - когда я стал звонить.
   - Это как-то связано с тем, из-за чего мы здесь?
   - Мне самому хотелось бы знать, но так как он не оставил  записки,  никто
не может быть в этом уверен, - ответил Майк. -  Но  так  как  это  случилось
сразу же после моего звонка, такое предположение вполне основательно.
   - Он убил себя, не так ли? - спросила Беверли. - О, Боже, бедный Стэн.
   Остальные смотрели на Майка, который закончил пить и сказал:
   - Да, он покончил  жизнь  самоубийством.  Сразу  же  после  того,  как  я
позвонил, он пошел в ванную, набрал воды, залез в нее и вскрыл себе вены.
   Билл посмотрел вниз, ему казалось, что  вокруг  него  сидят  одни  только
лица, лица без  тел,  бледные  лица,  как  круги,  белые  круги.  Как  белые
воздушные шарики, шары-луны, связанные старым обещанием, которое длится  так
долго.
   - А как ты обнаружил это? - спросил Ричи. - Здешние газеты сообщили?
   - Нет, но с некоторых пор я подписываюсь на газеты тех городов, в которых
вы живете. У меня целы подписки за несколько лет.
   - Все понятно, - сказал Ричи. - Спасибо, Майк.
   - Это моя работа, - сказал Майк просто.
   -  Бедняга  Стэн,  -  повторила  Беверли.  Она  казалась  пораженной,  не
способной осознать эту новость. - Но он тогда был  таким  храбрым,  таким..,
решительным.
   - Люди меняются, - сказал Эдди.
   - Ты думаешь? - спросил Билл. - Стэн был... - он сжал руки  на  скатерти,
стараясь подобрать нужное слово. - Он был человек порядка. Человек,  который
делит книжки на своей полке на беллетристику и не беллетристику..,  а  потом
располагает их в двух этих секциях в алфавитном  порядке.  Я  вспоминаю,  он
однажды говорил - где мы были в то время и что делали, - не помню, но думаю,
это было в конце всей нашей истории. Так вот, он сказал, что  может  вынести
страх, но ненавидит грязь, не, хочет испачкаться  в  этой  грязи.  Это,  мне
кажется,  сущность  Стэна.  Может  быть,  чаша  переполнилась,  когда   Майк
позвонил... Он видел два пути: остаться в живых и испачкаться,  или  умереть
чистым. Может быть, люди не настолько меняются, как мы думаем. Может быть..,
может быть, они просто становятся жесткими.
   Они молчали, пока Ричи не спросил:
   - Хорошо, Майк. Но все же расскажи, что происходит в Дерри?
   - Кое-что расскажу, - сказал Майк. - Я  могу  рассказать,  например,  что
происходит сейчас, и могу рассказать немного о  нас  самих.  Но  я  не  могу
рассказать, что происходило летом 1958 года, да и не думаю, что когда-нибудь
смогу. В конце концов, вы помните это сами.  И  еще  я  думаю,  что  если  я
расскажу слишком много, прежде чем вы будете готовы к тому, чтобы вспомнить,
тогда то, что произошло со Стэном...
   - Может случиться с нами? - спокойно спросил Бен. Майк кивнул головой.
   - Да. Именно это я имел в виду.
   - Тогда расскажи то, что считаешь нужным, Майк, - сказал Билл.
   - Хорошо.

4

Неудачники узнают...

   - Убийства снова начались, - сказал Майк решительно.  Он  осмотрел  стол,
переведя взгляд с одного на другого, пока наконец не остановился на Билле. -
Новая серия убийств, если вы позволите мне этот  довольно  страшный  отсчет,
начались на мосту Мейн-стрит, а закончилась  под  ним.  Первой  жертвой  был
веселый и ребячливый человек по имени Адриан  Меллон.  У  него  был  тяжелый
случай астмы.
   Эдди протянул руку и дотронулся до аспиратора.
   - Это случилось прошлым летом - 21 июля, в последнюю  ночь  Фестиваля  на
Канале, это разновидность праздника.., э...
   - Ритуал Дерри, - сказал Билл низким голосом. Его длинные пальцы медленно
массировали виски, и было нетрудно понять, что он  вспоминает  своего  брата
Джорджа... Джорджа, который почти наверняка открыл дорогу тому, что когда-то
произошло.
   - Ритуал, - сказал Майк спокойно. -  Да.  И  он  торопливо  рассказал  им
историю о том, что случилось с Адрианом Меллоном, сокрушенно  наблюдая,  как
округляются у них глаза. Он рассказал, что печаталось в "Ньюз", а что нет..,
последнее включало свидетельские показания Дена Хагарти и Кристофера  Унвина
о каком-то клоуне, который был под мостом,  как  некогда  сказочный  тролль.
Этот клоун,  по  показаниям  Хагарти,  выглядел  как  что-то  среднее  между
Рональдом Макдональдом и Бозо.
   - Это был он, - сказал  Бен  хриплым  голосом.  -  Это  был  этот  чертов
Пеннивайз.
   - Вот еще одно, - сказал Майк,  глядя  на  Вилла.  -  Один  из  офицеров,
занимающихся расследованием,  тот,  который  действительно  вытащил  Адриана
Меллона из Канала, - был городской полицейский по имени Гарольд Гарднер.
   - Господи Иисусе Христе, - сказал Билл слабым голосом.
   - Билл? - Беверли посмотрела на него и положила  свою  руку  на  его.  Ее
голос был полон участия. - Что-то не так, Билл.
   -  Гарольду  тоща  должно  было  быть  пять  лет,  -  сказал  Билл.   Его
ошеломленные глаза искали взгляд Майка, стараясь найти подтверждения. - Да?
   - А кто это, Билл? - спросил Ричи.
   - Гарольд Гарднер - это сын Дэйва Гарднера, - сказал  Билл.  -  Дейв  жил
недалеко от нас, когда ууубили Джорджа. Это он подобрал Дждж.., моего  брата
и принес его домой, завернутого в кусок одеяла.
   Они посидели молча, Беверли плотно закрыла глаза руками.
   - Все сходится, не правда ли? - сказал Майк наконец.
   - Да, - сказал Билл низким голосом. - Сходится нормально.
   - Я вел досье на всех  вас  шестерых  на  протяжении  всех  этих  лет,  -
продолжал Майк, - но только сейчас я начинаю понимать, зачем  я  это  делал.
Благодаря этому я продолжал  следить  за  развитием  событий.  Понимаете,  я
чувствовал,  что  должен  быть  абсолютно  уверен,  прежде..,  прежде,   чем
побеспокоить вас. Я должен был быть уверен не на 90%, не на 95%,  а  на  все
100%.
   - В декабре прошлого года восьмилетний мальчик по  имени  Стивен  Джонсон
был обнаружен мертвым в Мемориал-парке. Как и Адриан Меллон, он был  страшно
изуродован перед смертью или сразу же после, но выглядел он так,  как  будто
умер от страха.
   - Изнасилование? - спросил Эдди.
   - Нет, просто изуродован.
   - Сколько их всего? - спросил Эдди, не поднимая головы, как  будто  вовсе
не хотел знать об этом.
   - Очень много, - сказал Майк.
   - Сколько? - повторил Билл.
   - Девять. Вот как далеко это зашло.
   - Не может быть! - вскричала Беверли. - Я должна была прочитать об этом в
газетах..,  увидеть  в  новостях  по  телевизору!  Когда  этот   сумасшедший
полицейский убивал женщин в Касл Рок, в Мэне.., и те дети, которых  убили  в
Атланте...
   - Совершенно верно, - сказал Майк, - я много думал об  этом.  Эти  случаи
очень похожи на то, что происходит здесь.  И  Бев  пра