астолько  густо,  что  волосы  из  них
свешивались прядями на верхнюю губу). - А вот что касается второго... У  нас
тут недавно возникла одна проблема, с которой не мешало  бы  разобраться.  -
Стражник  помолчал;  Биллу  показалось,  он  слышит,  как  скрипят  в  мозгу
охранника заржавевшие передачи. - Ладно, чужестранцы. Бросьте  оружие,  и  я
отведу вас к хозяину.
   Билл и Рик с радостью отцепили от поясов мечи и кинжалы и швырнули их  на
землю. Створка ворот распахнулась настежь, из нее выглянул тощий  мужчина  в
бесформенной шляпе, из-под которой  выбивались  и  ниспадали  ему  на  плечи
длинные волосы. Убедившись, что чужаки безоружны,  он  дернул  за  рычаг,  и
перекидной мост под лязг цепей и визг ворот пошел вниз.
   - Пошли, - прогундосил стражник и бегающим взглядом  пригласил  следовать
за собой. Он быстрым шагом двинулся прочь, звонко цокая каблуками по камням.
   Рик и Билл попытались воспроизвести его  диковинную  походку,  но  у  них
ничего не вышло, и к тому времени, когда очутились во дворе замка,  они  уже
перешли на нормальный шаг.
   - Что там было написано? - спросил Рик.
   - Где? - удивился Билл. - Я не видел. Признаться, мне было  не  до  того:
такой походке в два счета не научишься.
   - Может быть, это важно. Пожалуй,  я  сбегаю  посмотрю.  Билл  следом  за
странным охранником вышел из тени стены  на  свет  и  вдруг  сообразил,  что
стражник куда-то подевался. В  следующий  миг  он  догадался,  что  на  него
наставлены острия дюжин обнаженных мечей и нацелены  многочисленные  стрелы.
Оружие держали в руках отвратительнейшие на свете  существа;  более  мерзких
тварей Биллу видеть еще не доводилось, хотя он и лицезрел достаточно гнусных
созданий - особенно когда после приличной попойки смотрелся в зеркало.  Двор
замка кишмя кишел орками и троллями, которые припадали  к  каменным  плитам,
пускали слюни, размахивали  клинками.  Гномы  и  карлики  грозили  ножами  и
топорами.
   - А вот и я, Билл! - воскликнул вернувшийся Рик.  -  Там  темновато,  но,
по-моему, я прочитал до конца. Надпись такая:
   "Оставь.., надежду.., всяк.., сюда.., входящий..." Как  ты  думаешь,  что
это может означать?
   Билл не ответил. Он был слишком занят: вертелся  из  стороны  в  сторону,
стараясь отыскать проход на волю.
   К сожалению, его попросту не было.

Глава 13

В ТЕМНИЦЕ

   Тюрьма находилась в подземелье.  Нельзя  сказать,  что  она  представляла
собой  лучший  курорт  во  Вселенной,  скорее  наоборот  -  явно  стремилась
оказаться в списке тюрем первой с конца. Пытаясь хоть немного приободриться,
Билл  решил  отыскать  в  своем   нынешнем   положении   нечто   более-менее
утешительное. В конце  концов  Он  успокоил  себя  не  слишком  убедительным
доводом, что здесь все же лучше, чем в учебном лагере. Похлебка, которой его
кормили, была просто превосходной: ведь в ней время  от  времени  попадались
тараканы, то есть она прямо-таки изобиловала протеином. Вообще-то  похлебку,
по всей видимости,  приготовили  несколько  недель  назад,  и  та  жидкость,
которая   обнаружилась    под    запекшейся    сверху    коркой,    насквозь
проферментировалась,  так  что  Билл  получил  изрядное  удовольствие.  Хотя
опьянеть он толком не опьянел, поскольку похлебку приносили нечасто; тем  не
менее  у  него,  по  крайней  мере,  не  было  необходимости  оставаться  до
отвращения трезвым.
   Жестокая судьба! Неужели он никогда не увидит свою ненаглядную Ирму!
   Билл погрузился ,в  пучину  отчаяния  -  бормотал  что-то  неразборчивое,
стонал, то и дело пускал из жалости к себе  скупую  слезу.  Через  некоторое
время он ощутил известное облегчение.
   Сильнее всего  ему  досаждали  кандалы.  Железные  кольца  облегали  шею,
обхватывали руки от плеч до запястий; они были приклепаны  к  толстой  цепи,
вделанной другим концом в стену. Когда Билл спал или просто сидел, он  порой
забывал о кандалах, но стоило только подняться, как те тут же  напоминали  о
себе. Выбраться наружу не представлялось возможным: окон в камере не было, а
доступ к двери преграждала решетка; поэтому Билл никак не мог понять,  зачем
его заковали, и, размышляя над этим, всякий раз  раздражался.  Он  жаловался
горбуну,  который  изредка  появлялся  в  темнице,  чтобы  накормить   Героя
Галактики и вынести парашу, однако тот, по-видимому; был глух как пень, да и
к тому же глуп как пробка, посему мольбы Билла оставались втуне.
   Вот что значит разевать рот и не смотреть по сторонам!
   Оглядываясь назад - через прицел 20-20, - Билл постепенно начал понимать,
что они с Риком совершили ошибку.  Им  не  стоило  заходить  в  этот  замок!
Издалека он чудился вполне пристойным; кто мог предположить, что во дворе их
встретит целая армия жутких тварей? Да, если бы они не упомянули про  железы
гориллы, гундосый охранник не отпер бы ворота, и тогда не пришлось  бы,  под
угрозой  немедленной  смерти   доказывать   эффективность   чудодейственного
средства. Естественно, того попросту не существовало в природе; Рику  пришла
в голову замечательная мысль - притвориться, будто целебный эликсир налит во
фляжку, в которой на деле плескалось вино. "Его  нужно  втирать  в  кожу,  -
объяснил Рик. - Аррр! Кстати говоря, фляжки вам хватит надолго. Забирайте  и
пользуйтесь, сколько влезет. А мы с моим  приятелем  двинемся  дальше.  Сами
понимаете, дело не ждет".  К  несчастью,  головорезы  потребовали  наглядной
демонстрации, сорвали с пленников штаны и плеснули из  фляжки  на  причинные
места.
   Как и следовало ожидать, результаты оказались не  слишком  впечатляющими.
Холодное вино подействовало совсем не тем образам:  нисколько  не  увеличило
размеров, наоборот - уменьшило. Ропот стал громче. Рик  заявил,  что  иногда
цель достигается не сразу и нужно подождать,  однако  его  слова  никого  не
убедили. На уловку Супергероя не поддались ни  тролли,  ни  гномы,  ни  даже
орки.  Незадачливых  продавцов  торжественно  препроводили  в  подземелье  и
развели по одиночным камерам, причем, как выяснилось, головорезы не имеют ни
малейшего понятия о чести - они и не подумали вернуть путникам брюки.
   Таким вот образом Билл очутился в кромешной тьме.  Он  не  знал,  сколько
провел взаперти дней, ибо в сырой и вонючей  камере  разницы  между  днем  и
ночью не существовало. За временем можно было следить разве что по  приходам
горбуна, который приносил миску с ферментированной похлебкой.
   Ладно, подумал Билл. Это, конечно, не Вулканическая Ривьера,  зато  можно
сколько угодно валяться на спине и наслаждаться давно  заслуженным  отдыхом.
Если память не подводит, до сих пор вся  его  жизнь  состояла  из  сплошного
"марш-марш-марш!".  То  надо  было  обучать  и  ставить  на  место   зеленых
новобранцев, то выпутываться из какой-нибудь  заварушки.  И  теперь  он  мог
исполнить то, о чем мечтал на протяжении многих лет.
   Отоспаться.
   С того самого дня, как в деревню завернул вербовщик, которого сопровождал
робот и который заставил Билла записаться в армию. Герой Галактики  не  имел
ни единой возможности как, следует выспаться, а потому слегка подзабыл,  как
себя при этом чувствуешь.
   Но сейчас, когда не нужно было  опасаться  электронной  побудки,  которая
пронизывала током все естество в тошнотворный час рассвета, Билл  обнаружил,
что может восхитительно долго купаться  в  прудах  сладостного  забвения,  и
какое-то время только тем и занимался, выплачивая огромный долг  сну.  Когда
же он наконец отоспался, жизнь стала невыносимо скучной: Билл сообразил, что
делать здесь и впрямь почти нечего.
   По счастью, через денек-другой (а может, через  три,  пять  или  двадцать
пять)  утомленный  лишь  чуть-чуть  притупленной  алкоголем   скукой,   Билл
вспомнил, что у него есть книжка. Вернее, сразу  несколько  книжек!  В  носу
Героя  Галактики  по-прежнему  находился   экземпляр   "Блинерз   Дайджест",
прихваченный из палаты смертников в госпитале на Костоломии-IV.
   Один из романов оказался эпическим повествованием  на  тему  параллельных
миров.  Назывался  он  "Еретики  в  Гадесе".  Поскольку  Биллу   чрезвычайно
понравилась  предыдущая  антология  на  ту  же  тему  под   названием   "Мир
должников",  Герой  Галактики  приступил  к  чтению,  преисполненный   самых
радужных ожиданий.
   "Еретики  в  Гадесе".   Робот   Голдилокс   "Гильганош   встречает   двух
писателей-фантастов". "Война - это ад" - популярная армейская поговорка.
   Если Гильганош воистину возродился из мертвых, много  веков  тому  назад,
так  тому  и  быть.  Но  ныне  мертвецы  ему  изрядно  надоели.,  Размахивая
мускулистыми руками, он  охотился  среди  диких  сортиров,  с  бессмысленной
жестокостью протыкая адских  тварей  своими  острыми  стрелами,  общался  со
знаменитыми римскими цезарями и африканскими королями, равно как и с прочими
мертвецами, сосланными на гибельные серые  острова  Гадеса;  показывал  свои
могучие бицепсы Новым Туристам с их новомодными  электронными  "Никонами"  и
"лейками", а также видеокамерами "Сони". Посмотрите,  как  скачет  полуголый
Великий Король Урука перед этими диковинными людьми  в  бермудах,  гавайских
рубашках и солнцезащитных очках.  О  могущественные  правители  обратившихся
ныне в пыль городов! О волосатый, дикий король! Твое лицо обрамляет  львиная
грива, твои ноги - как танки  неонацистов,  что  могут  справиться  с  самим
Плутоном! Ты ходишь огромными катышами размерами с бревна!
   Сократ! Платон! Божественный Август! Агамемнон! Шумер!  Вавилон!  Греция!
Все, с исторической дребеденью покончено. Мои пальцы не станут больше бегать
по  клавиатуре!   Ваш   покорный   слуга.   Робот   Голдилокс,   не   желает
демонстрировать свою эрудицию и  утонченность,  не  прибегая  к  цитатам  из
собственных творений - романа "Я, Гильганош" и одного из ранних околонаучных
исследований, "Указателя к слабопорнографическим  подкорковым  мифам",  -  я
устремлюсь вперед на крыльях прекрасной,  плавно  льющейся  прозы  и  весьма
изысканно  изъясню  (как  балерина,  что   танцует   в   "Лебедином   озере"
Чайковского? Нет, как Джозеф Конрад или Филип Рот, или, еще  лучше,  как  те
знаменитые писатели былого. Генри Каттнер и К. Л.  Мур!),  почему  Гильганош
изнывал от скуки..
   О Гильганош! О могучий  герой  тысячелетней  давности!  Тебе  скучно,  ты
остервенел, ибо живешь из века в век  -  здесь,  в  Гадесе,  где  не  можешь
по-настоящему умереть! Тебе скучно, ибо ты тоскуешь по своему доброму другу,
Инки-Динки-Ду, с которым поссорился  и  который  обещал  разрубить  тебя  на
кусочки и подать к столу на блюде твою бочкообразную задницу,  если  ты  еще
хоть раз подрежешь его колесницу!
   Однако слушай! За углом тебя ждет величайшее приключение! Спустись вон  с
того холма. Разве там не роет  когтями  землю  громадный  мифический  зверь?
Разве он не поднимает клубы пыли, не фыркает, не скачет с пеной у  пасти  по
пустыне?
   Нет! Он  -  такой  же  анахронизм,  как  часы  с  Микки-Маусом  на  твоем
богатырском запястье.
   Зри! Это "Форд-Бронко", четыре на четыре!
   Мощный автомобиль с ревом мчится по Гадесу, лавируя  между  сортирами,  а
водитель и пассажир ведут дружеский спор, жуют все ту же резину, точь-в-точь
как Ктулху жует свою жвачку.
   "Господи, Г.Ф.! - произносит нараспев краснолицый здоровяк, весь  потный,
но довольный, сжимая в руках руль. - Сдается мне,  нам  попросту  не  о  чем
спорить! Я был куда потустороннее твоего!"
   "Ерунда!"
   "Не загибай!"
   Эти мертвые фантасты говорят, естественно, о  той  поре,  когда  жили  на
свете, пока не умерли и не отправились в Гадес, сию огромную мифическую нору
в земле, ныне диковинно видоизменившуюся,  словно  по  воле  некоего  автора
технотриллеров, сдобренную вдобавок страстью к римской истории какого-нибудь
преподавателишки латыни (тут, кстати, наблюдается любопытная тяга к  Римской
империи). Да, они рассуждают о безмятежных  днях  былого,  тысяча  девятьсот
двадцатых и тридцатых годах,  когда  оба  шествовали  походкой  колоссов  по
страницам журнальчиков  вроде  "Аргоси",  "Невероятных  пикантных  восточных
баек" и, разумеется, "Таинственных историй", этого  несравненного  образчика
жанра. Оба умерли в 1936-м: Говард застрелился, узнав, что  его  ненаглядная
матушка при смерти, Лавкрафт скончался от  рака  пищевода,  почти  наверняка
вызванного необычной диетой и, возможно,  тайным  пристрастием  к  некоторым
грибкам. Да, да! Путешествие в один конец в Гадес явно пошло им  на  пользу.
Говард теперь может не отходить от своей матушки,  а  Лавкрафт  наслаждается
историей,  всяческими  экстраваганцами  и  грибками  и  пребывает  в  полной
уверенности, что за всем случившимся стоят сами Древние! Ничего не  скажешь,
бравые парни!
   Живые мифы в мифической стране! О! Сик транзит глория  мунди-хрюнди,  или
что-то вроде этого .
   "Черт, Г. Ф.! Я из Техаса, - гордо объявляет Боб Говард. - Мы там все как
на подбор, одни здоровяки, а потому моя таинственность здоровее твоей! Разве
ты исписал столько бумаги? Разве сочинил столько приключенческих  романов  в
восточном  духе,  столько  вестернов,  пикантных  повестушек,  историй   про
сверхъестественных чудовищ? Разве, наконец, помогал создавать  замечательный
жанр "меча  и  колдовства",  с  героями,  содранными  у  Руссо  и  Берроуза,
классический пример которых - Конан? -  Он  делает  паузу,  чтобы  перевести
дыхание. - Покончил ли ты с собой в тридцать лет, после того как долгие годы
жил героической жизнью на страницах дешевеньких журнальчиков, потому что  не
мог без матушки?  Пускал  ли  слюни,  описывая  в  своих  потрясных  книжках
пышногрудых богинь и амазонок и  чувствуя,  что  тебе  не  хватает  смелости
просто выйти на улицу и снять за два  доллара  первую  попавшуюся  шлюху?  -
Говард мотает головой. На его одутловатом  лице  играет  кривая  усмешка.  -
Слушай, Г. Ф., в свое  время  мы  с  тобой  много  переписывались.  Я  готов
признать, что порой твои штучки оказывались покруче моих, но согласись -  мы
принадлежим к разным жанрам!  Я  -  техасец,  здоровяк,  каких  мало,  живой
образчик крутизны! Конечно, сейчас я мертв,  но  крутой  остается  крутым  и
после смерти. И нечего мне лапшу на уши вешать!"
   Говард Филлипс Лавкрафт качает головой, как бы выражая свое сочувствие.
   "Бедный мой Роберт Э.! Тек и еще раз тек! Ты  умер  слишком  рано,  чтобы
иметь возможность как следует изучить таинственное, тогда как я  познал  его
сполна. Я знаю, Роберт, ты был расистом, но твой расизм - чисто  культурного
свойства,  обязан   своим   возникновением   твоему   паршивому   техасскому
свинарнику, на задворках которого ты вырос. Я  же  выпестовал  свой  расизм,
всхолил и взлелеял в том самом затхлом подвале на одной из улиц  Провиденса.
Боб, ты путался в своих симпатиях, хоть и твердил о превосходстве арийцев. Я
же открыто провозгласил примат белой расы. Сдается  мне,  ты  догадываешься,
что мой ничтожный доход составляли в основном те деньги,  какие  я  получал,
дописывая за других рассказы и повести. Но известно ли тебе, что в двадцатые
годы у меня был студент, которого я  готовил  к  поступлению  в  "Знаменитую
писательскую школу Бигота" и который заплатил мне за то, чтобы я написал для
него книгу под названием "Майн Кампф"? Между прочим, несколько месяцев назад
я столкнулся с ним здесь, в Новом  Берлине.  Как  раз  истекает  тринадцатое
тысячелетие, которое он проводит по горло  в  серной  кислоте,  одновременно
страдая от смертельного микоза, а в ближайшем будущем ему  предстоит  тысячу
лет плавать в главной выгребной яме. Так вот,  он  попросил  снова  выручить
его. Похоже, парень нашел издателя на новую книжку.
   И потом, прожил ли ты полжизни на кукурузных хлопьях и молоке? Создал  ли
гнуснейшую из известных человеку мифологий? Жил ли в дряхлом доме, болел  ли
едва ли не с рождения, чахнул ли,  терзаемый  зловещей  хворью,  сочинял  ли
бредовые письма коллегам-писателям,  вместо  того  чтобы  клепать  добротные
вестерны по пенни за слово? Ты, Боб, ты клепал вестерны  и  заработал  денег
больше, чем ваш местный врач. Ну, признайся, Боб.  Пускай  ты  крут  и,  без
сомнения, загадочен, но со мной тебе не тягаться, и ты  должен  это  понять,
вбить в свою чугунную техасскую башку. Я не только  гораздо  таинственнее  -
нет, я был величайшим психом столетия!"
   Спор закончился весьма неожиданно. "Форд" с разгона врезался в  массивную
тушу, что возникла вдруг посреди дороги. Когда Г.Ф. и  Роберт  Э.  очнулись,
они увидели, что на них хмуро глядит исполин, громадное  которого  никто  из
них в жизни не встречал.
   "Эй, водила! - дружелюбно рявкнул Гильганош и в гневе  оторвал  у  машины
крыло. - Смотреть надо, куда едешь!"
   Гильганош умирал изнутри.
   Нет,  вовсе  не  потому,  что  в  него  только   что   врезался   рычащий
четырехколесный зверь, а тело терзали необыкновенно острые шипы - которые он
выдернул, повертел в  руках  и  решительно  отбросил  в  сторону.  Гильганош
страдал из-за того, что лучший друг Инки-Динки-Ду затаил на него  обиду.  Он
чувствовал себя хуже, чем Шадрах в огненной печи. Великому. Гильганошу  было
не суждено подняться по звездной лестнице на небо. Сей Сын человеческий лишь
спускался, несомый на крыльях ночных птиц,  которые,  быть  может,  в  конце
концов сбросят его на какую-нибудь ужасную стеклянную башню.
   "Кругом ни души, катайся в свое удовольствие, - проговорил  Гильганош,  с
отвращением глядя на двух писателей, - а вы, тупицы  несчастные,  умудрились
въехать прямо в меня!"
   Высокий, крупный мужчина, коротко остриженный и румяный, кое-как выбрался
из-за "баранки" и сделал неуверенный шаг вперед.
   "Прыгучие кролики Иосафата! Это же Конан! - возопил он. - Клянусь  небом!
Конан из Киммерии, вылитый, до последней корпускулы!"
   Гильганош озадаченно моргнул. Что за чушь? Ну да, он однажды столкнулся с
Конаном, однако тот верил в фей и писал  про  Шерлока  Холмса  и  профессора
Челленджера.
   "Успокойся,  Боб,  -  сказал  спутник  здоровяка,   бледный   мертвец   с
набриолиненными  черными  волосами,  глазами,  как  у  рыбы,  и   квадратным
подбородком. - Конан - выдумка, весьма к тому же неудачная, с  точки  зрения
стилистики".
   "Знаю, Г. Ф.  -  Боб  кивнул.  -  Но  ты  должен  делать  скидку  на  мое
воспитание. Я рос домашним ребенком,  маменькиным  сынком,  а  теперь  вдруг
встречаю громаднейшего, волосатейшего, героичнейшего героя из всех тех, кого
только видели мои плакучие глаза! - Писатель рванулся к Гильганошу,  издавая
на бегу малоприличные, чмокающие звуки. - Эй, морячок! Пойдем прогуляемся?"
   "Пожалуй, Боб, ты был прав. До такого  лично  я  никогда  не  доходил.  -
Спутник Боба повернулся к варвару.  -  Пожалуйста,  мистер,  извините  моего
друга. Я - Г. Ф. Лавкрафт, а он -  Роберт  Э.  Говард.  Мы  -  послы  короля
Генриха Восьмого, который отправил нас своими полномочными представителями к
Пресвитеру Иоанну. Любопытное, я бы даже  сказал  -  экзотическое  наложение
исторических срезов, верно? Похоже на фармеровский "Мир  реки",  только  еще
мифичнее".
   "Приятель, - прорычал Гильганош, - хватит пороть ерунду. Вы помешали мне,
когда я охотился. И потом, сделай одолжение, оторви этого недоумка  от  моей
ноги! Я и сам порой не прочь позабавиться, но плохие писатели-фантасты  меня
не возбуждают. Убери его, а не то полубог Гильганош выпустит ему потроха!"
   "Гильганош!  -  вскричал  Роберт  Э.  Говард.  -   Разрази   меня   гром!
Замечательно! Возьми меня, Гильги! Возьми меня!"
   По счастью, Гильганош отвлекся на отряд гверильясов, которые имели дурную
привычку время от времени заваливать в Гадес. Говарду повезло  и  в  другом:
они с Лавкрафтом прихватили с собой в дорогу автоматы, а  потому  без  труда
справились с партизанами, тем  более  что  им  помогал  стрелявший  из  лука
Гильганош.
   После схватки все трое отправились в царство  Пресвитера  Иоанна,  и  там
Гильганош повстречался с