в  ходе  боев  во  время  войны,  но  венгры   все   любовно
восстановили.
   Уже в номере, глядя из окна на участок шоссе, вполне достойный  сравнения
с магистралью федерального значения в Штатах, Кейт потерла лоб и поняла, что
весь этот деланный интерес к дорожным мелочам был лишь способом отвлечься от
захлестывавшего ее эмоции черного прилива  А  кроме  того,  еще  и  способом
отогнать от себя тревоги, связанные с предстоящей поездкой в Румынию.
   Ее удивило, что она, оказывается, боится того,  что  ждет  ее  впереди  -
боится трансильванской тьмы, которой она насмотрелась из больниц  и  приютов
той холодной страны, - ив этом внезапном, обостренном осознании  страха  она
ощутила и мимолетный проблеск надежды на то, что есть путь, по которому  она
выйдет туда,  где  царят  не  только  скорбь,  потрясение,  безысходность  и
отчаянная решимость восстановить невосстановимое.
   Раздался стук в дверь.
   - Готовы? - спросил О'Рурк.
   Его летная куртка потрескалась  и  вытерлась  от  долгой  носки,  и  Кейт
впервые заметила небольшие шрамы в сеточке морщин вокруг глаз священника.
   - Я полагаю, что мы успеем слегка перекусить  здесь,  в  отеле,  а  потом
отправимся прямо на встречу.
   Кейт глубоко вздохнула, взяла в охапку пальто и накинула ремешок  сумочки
на плечо.
   - Готова, - сказала она.

***

   Они не разговаривали во время недолгой поездки на такси до площади  Адама
Кларка, через кольцевую развязку на западной стороне от Цепного моста  и  до
подножия стен Крепостной горы. Затем они поднялись на фуникулере по  крутому
склону до укреплений самого королевского дворца.
   - Давайте осмотрим окрестности,  -  негромко  сказал  О'Рурк,  когда  они
отошли от зубчатых рельсов. Взяв Кейт под руку, он  повел  ее  мимо  горящих
уличных фонарей к огромной конной статуе на южной стороне террасы.
   Из  схемы  города  Кейт  помнила,  что  церковь   Матиаша   находится   в
противоположном направлении, и не имела  ни  малейшего  желания  осматривать
какие бы то  ни  было  достопримечательности,  но  по  голосу  О'Рурка,  его
напряженной руке она поняла: что-то не так и беспрекословно пошла за ним.
   - Это принц Евгений Савойский, -  объяснил  он,  обведя  рукой  громадную
скульптуру семнадцатого века.
   За парапетом открывался восхитительный вид. Было около половины  седьмого
вечера, но Пешт переливался огнями улиц, домов и  машин,  вверх  и  вниз  по
Дунаю неторопливо плыли ярко освещенные суда, а очерчивающие контуры Цепного
моста бесчисленные лампочки отражались в речной воде.
   - За нами следит тот человек возле лестницы, - шепнул О'Рурк,  когда  они
зашли за памятник.
   Кейт  медленно  повернулась.  Здесь  было  не  так  уж   много   парочек,
осмелившихся бросить  вызов  пронизывающему  вечернему  ветру.  Человек,  на
которого указал О'Рурк, стоял у подножия лестницы, ведущей на террасу  возле
рельсов фуникулера. Она разглядела длинную черную куртку, очки и бороду  под
тирольской шляпой. Мужчина усердно любовался панорамой за ограждением.
   Кейт сделала вид, что разглядывает план города.
   - Вы уверены? - тихо спросила она.
   Священник погладил бороду.
   - Мне так  кажется.  Я  видел,  как  он  ловил  такси  позади  нас  возле
"Новотеля". Кроме того, он очень торопился занять место на фуникулере  сразу
за нами.
   Кейт подошла к широкому ограждению и облокотилась на него. Осенний  ветер
доносил сюда запах реки, умирающей листвы и выхлопных газов.
   - Он один?
   О'Рурк пожал плечами.
   - Не знаю. Я священник, а не шпион. - Он мотнул головой в сторону пожилой
четы, прогуливавшейся с таксой возле дворца. - Может быть, и они  следят  за
нами.., откуда мне знать.
   Кейт улыбнулась.
   - И собака тоже?
   Буксир, толкающий вверх по реке длинную баржу, приветствовал город  тремя
длинными  гудками.  Внизу,  на  площади  Адама  Кларка,  под   аккомпанемент
какофонии сигналов крутилась масса машин, выезжающих затем на Цепной мост, а
их габаритные огни сливались с  красной  неоновой  рекламой  на  зданиях  за
рекой.
   Улыбка Кейт погасла.
   - Что будем делать?
   О'Рурк облокотился на перила рядом с ней и потер руки.
   - Продолжать наш путь, я полагаю. Вы не догадываетесь, кто бы мог за нами
следить?
   Кейт прикусила губу. Голова у нее сегодня  болела  меньше,  но  рука  под
небольшой гипсовой повязкой зудела. Она так устала, что  сосредоточиться  ей
удавалось с трудом - все равно что вести машину по темному льду - медленно и
неуверенно.
   - Румынская Секуритатя?  -  шепнула  она.  -  Цыгане?  Американское  ФБР?
Какие-нибудь местные головорезы хотят нас выпотрошить? Почему бы не  подойти
к нему и не спросить?
   О'Рурк пожал плечами, улыбнулся и повел ее к верхней террасе.  Человек  в
черной кожанке держался поодаль от них, продолжая любоваться видом  Пешта  и
реки.
   Они прошли под ручку ("ну прямо парочка туристов",  -  мелькнула  у  Кейт
игривая  мысль)  мимо  фуникулерной  станции,  через  широкое  пространство,
обозначенное табличкой "Disz ter", и вышли  на  улицу  которая,  как  сказал
О'Рурк, называлась "Таток utsa". Маленькие  магазинчики  обрамляли  булыжную
мостовую; большинство из них были закрыты по случаю воскресного вечера, но в
некоторых сквозь нарядные  витрины  виднелся  желтоватый  свет.  От  газовых
уличных фонарей исходило мягкое свечение.
   - Сюда, - сказал О'Рурк, увлекая ее вправо. Кейт глянула через плечо, но,
даже если человек в черной кожанке и шел за ними, сейчас он скрылся в  тени.
Они вышли на небольшую  площадь,  где  по  краю  выстроились  коляски,  и  в
холодном  воздухе  отчетливо  были  слышны   звуки,   издаваемые   лошадьми,
покусывавшими удила и переступавшими  подкованными  копытами.  Кейт  подняла
голову, чтобы посмотреть на неоготическую башню миниатюрного  собора,  когда
О'Рурк вел ее к боковой двери.
   -  Этот  храм  называется  церковью  Богородицы  в  Буде,  -  сказал  он,
придерживая для нее массивную дверь, - но все называют ее церковью  Матиаша.
Старый король Матиаш из легенд, пожалуй,  гораздо  популярней,  чем  был  на
самом деле.
   Кейт вошла под сень собора как раз в тот момент, когда зазвучал молчавший
до этого орган. Она остановилась и на секунду затаила дыхание, прислушиваясь
к вступительным аккордам "Токкаты и фуги до минор", заполнившим  пропитанную
запахом ладана темноту.
   Внутри старинная церковь  освещалась  лишь  обетными  свечами  на  стойке
справа от двери и одной большой,  отсвечивающей  красным,  на  алтаре.  Кейт
обдало ощущением древности:  покрытые  полосами  копоти  массивные  каменные
колонны, хотя копоть могла оказаться лишь тенями, неоготический витраж возле
алтаря,  освещаемый   кроваво-красным   светом   свечи,   темные   гобелены,
вертикально свисающие над рядами, и не больше десяти-двенадцати  человек,  в
молчании сидящих на скамейках при раскатах и отзвуках органной музыки.
   О'Рурк прошел вперед через открытое пространство в тыльную часть  церкви,
спустился по каменным ступенькам и остановился  в  тени  у  последнего  ряда
скамеек слева от мест для прихожан в нефе. Кейт села  на  одну  из  скамеек.
О'Рурк же привычно преклонил колени, перекрестился,  затем  присоединился  к
ней. Музыка  Баха  продолжала  вибрировать  в  теплом,  пропитанном  ладаном
воздухе. Мгновение спустя священник спросил:
   - Вы знаете, почему Бах  написал  "Токкату  и  фугу"?  Кейт  отрицательно
покачала головой. Она могла лишь предполагать, что эта вещь написана к вящей
славе Господней.
   - Для проверки труб в новых органах, - шепнул О'Рурк.
   Кейт разглядела его улыбку при тусклом, красноватом свете.
   - Ив старых тоже, - продолжал он. - Если в одной из  труб  совьет  гнездо
птица, Бах знал, что эта вещь вынесет ее оттуда.
   Тут музыка достигла точки, когда у Кейт, казалось, завибрировали  зубы  и
кости. В наступившей вдруг тишине она застыла на  некоторое  время,  пытаясь
перевести дыхание. Находившиеся тут же  несколько  человек,  преимущественно
пожилые, поднялись, преклонили колени и  вышли  через  боковую  дверь.  Кейт
увидела через плечо, как  седобородый  священник  в  длинной  черной  сутане
закрывает дверь на тяжелый засов.
   О'Рурк коснулся ее руки,  и  они  пошли  обратно  в  заднюю  часть  нефа.
Седобородый священник, раскрыв объятия, приблизился к ним, и они с  О'Рурком
обнялись. Кейт во все глаза смотрела на эту сцену, современный  священник  в
летной куртке и джинсах и пожилой в сутане, доходившей  до  пят,  с  тяжелым
распятием на груди.
   - Отец Янош, - обратился О'Рурк, - позвольте представить  моего  близкого
друга, доктора Кейт Нойман.
   Доктор Нойман - мой старинный друг, отец Янош Петофи.
   - Очень приятно, - сказала Кейт.
   С аккуратной седой бородкой, розовыми щеками и яркими глазами  отец  Янош
Петофи  показался  Кейт  немного  похожим  на  Санта-Клауса,  но,  когда  он
склонился, чтобы поцеловать ей руку, она нашла,  что  его  манеры  не  имеют
ничего общего с повадками рождественского Деда.
   - Весьма рад знакомству, мадемуазель, - произнес он. Акцент  у  него  был
скорее французский, чем венгерский.
   И поцелуй, и обращение, поставившее ее  в  положение  молодой  незамужней
женщины, вызвали у Кейт улыбку.
   Отец Янош хлопнул О'Рурка по спине.
   - Майкл, наш.., э-э-э.., цыганский друг ждет. Они  последовали  за  отцом
Яношем в глубь собора, прошли  через  заменяющий  дверь  тяжелый  занавес  и
поднялись по винтовой каменной лестнице.
   - Вы, как всегда, играли великолепно, - сказал О'Рурк священнику.
   Отец Янош улыбнулся через плечо. Его сутана шуршала по каменному полу.
   - А-а.., это  просто  репетиция  к  завтрашнему  концерту  для  туристов.
Туристы любят Баха. По-моему, даже больше, чем вы, органисты.
   Они поднялись на хоры, футов на тридцать выше затемненного свода  церкви.
В конце скамейки сидел крупный мужчина.  Между  низко  надвинутой  шерстяной
шапочкой  и  застегнутым  до  подбородка  овчинным  тулупом  Кейт   заметила
выразительное лицо с густыми усами.
   - Если нужно, я останусь, - предложил отец Янош. О'Рурк прикоснулся к его
плечу.
   - Нет необходимости, Янош. Мы с тобой потом поговорим.
   Пожилой священник кивнул, поклонился Кейт и ушел вниз по лестнице.
   Вслед за О'Рурком Кейт приблизилась к скамье, где  их  ждал  смуглолицый.
Несмотря на то что глаза ее  уже  успели  привыкнуть  к  тусклому  освещению
церкви, здесь было очень темно.
   - Dobroy, доктор Нью.., ман?  -  обратился  человек  к  О'Рурку  голосом,
вполне соответствовавшим его заостренному лицу. Зубы его  странно  блеснули.
Он перевел взгляд на Кейт. - Оу... Рерк?
   - Доктор Нойман - это я, - сказала Кейт.  Отзвуки  музыки  Баха  все  еще
вибрировали  у  нее  в  костях,  пробиваясь  сквозь   слои   усталости.   Ей
потребовалось сделать усилие над собой, чтобы вернуться к реальности. - А вы
- Николо Чоаба?
   Цыган улыбнулся, и Кейт увидела на всех его зубах золотые коронки.
   - Воевода Чоаба, - довольно грубо  поправил  он.  Кейт  посмотрела  на  О
Турка. Воевода. Это же слово  было  написано  под  венским  портретом  Влада
Цепеша.
   - Beszel Romany? - спросил воевода Чоаба. - Маgyarul?
   - Nem, - ответил О'Рурк. - Sajnalom. Kerem beszel angolul ?
   Золотые зубы сверкнули.
   - Да.., да, я говорить английский.. Dobroy Добро пожаловать.
   Акцент Чоабы напомнил Кейт старый фильм с  Белой  Лугоши.  Чтобы  немного
встряхнуться, она потерла щеку.
   - Воевода Чоаба, - начала Кейт, - отец Янош объяснил, чего мы хотим?
   Цыган слегка нахмурился, глядя на нее, а потом  снова  вспыхнули  золотые
зубы.
   - Хотим? Igen! Да.., вы хотеть  попасть  в  Румыния.  Вы  приехать  из...
Egyesult Allamokba... Соединенные Штаты.., и ехать Румыния. Nem?
   - Да, - ответила Кейт. - Завтра Воевода Чоаба нахмурился еще больше.
   - Hetfo, - пояснил О'Рурк - Завтра В ночь на понедельник.
   - Ага.. hetfo , aа-да, мы переходить завтра ночь., понедельник. Это  есть
это все как вы сказать? договорились. - Цыган повертел пальцами перед  своим
лицом. - Sajnalom.., iой сын, Балан , он говорить английский  очень  хорошо,
но он.., бизнес. Да? Кейт кивнула.
   - О цене мы уже договорились?
   Воевода Чоаба с прищуром посмотрел на нее.
   - Kerem?
   -  Mennyibe  kerul?  -  спросил  О'Рурк,  изобразив  красноречивый   жест
пальцами. - Penz.
   Oыган широко развел руки, как бы сметая что-то в  воздухе.  Потом  поднял
палец и показал его Кейт.
   - Ezer.., aы. - Теперь он показал палец священнику. - Ezer.., вы.
   - По тысяче с каждого, - сказал О'Рурк.
   - Американские доллары США наличными, - добавил воевода Чоаба,  тщательно
выговаривая каждый слог.
   Кейт кивнула. Именно такую сумму накануне называл отец Янош О'Рурку.
   - Сейчас,  -  сказал  цыган,  сверкнув  зубами.  Кейт  медленно  покачала
головой.
   - Двести с каждого из нас сейчас, - сказала она. - Остальное -  когда  мы
встретим нашего друга в Румынии. В глазах Чоабы зажегся огонек.
   -  Ketszaz  ejszakat..,  i-м-м..,  сегодня  ночью,  -  сказал  О'Рурк.  -
Nyolcszaz on erkezes. О'кей?
   Кейт протянула  конверт  с  четырьмя  сотнями.  Цыган  взял  его  ловкими
пальцами и спрятал под тулуп,  даже  не  заглянув  внутрь.  Блеснуло  золото
зубов.
   - О'кей.
   Затем он извлек из-под тулупа карту и  разложил  ее  на  скамье.  Кейт  и
О'Рурк придвинулись ближе. Тупой палец цыгана ткнулся  в  Будапешт  и  пошел
вдоль  железной  дороги  в  юго-восточном   направлении.   Его   голос   при
перечислении населенных пунктов вдоль маршрута звучал гипнотически-ритмично,
как молитва. Кейт закрыла глаза и прислушалась к этой молитве в  пропитанной
ладаном темноте собора.
   - Будапешт... Уйсас... Сольнок... Бекешчаба... Л„к„шхаза .
   Она почувствовала, как по ноге волной прошла  дрожь,  когда  цыган  ткнул
пальцем в карту.
   - Л„к„шхаза.

Глава 23

   О "Восточном экспрессе" Кейт знала из книги Агаты Кристи и многочисленных
фильмов: отделанные бархатом интерьеры, изысканный  вагон-ресторан,  повсюду
роскошные светильники и элегантные, но таинственные пассажиры.
   Таким был "Восточный экспресс", но только не этот.
   На будапештский Восточный  вокзал  они  с  О'Рурком  прибыли  задолго  до
отправления семичасового поезда. Огромный навес из  стекла  и  металла,  под
которым царила суматоха и гулко разносились звуки, напомнил Кейт  гравюры  с
изображениями железнодорожных станций прошлого века. Как  выглядит  Северный
вокзал в Бухаресте, конечной точке их маршрута, Кейт  помнила,  поскольку  в
мае прошлого года была там с другими сотрудниками ВОЗ,  чтобы  документально
подтвердить наличие сотен беспризорных детей, живущих в  разбитых  ящиках  и
выпрашивающих подачки у вечно спешащих пассажиров.
   В "Ибусе", Венгерском бюро по иностранному туризму и путешествиям, они  с
О'Рурком предварительно заплатили за два купе первого класса  в  этом  самом
"Восточном экспрессе". Но оказалось, что они могут претендовать лишь на одно
купе, а "первым классом" называлось тесное,  неотапливаемое  пространство  с
двумя полками и грязной раковиной, надпись  на  которой  предупреждала,  что
вода - если она есть - представляет опасность и пить  ее  нельзя.  Места  же
хватало только для того, чтобы О'Рурк присел на низкую раковину,  пока  Кейт
усаживалась на полку, причем  их  колени  почти  соприкасались.  Но  они  не
жаловались.
   Поезд тронулся вовремя. Они молча смотрели в  окно,  когда  проезжали  по
Будапешту. Потом  они  миновали  ровные  ряды  домов  сталинских  времен  на
окраине, скудно освещенные дома из шлакоблоков в пригороде, после чего поезд
мчался на юго-восток уже в полной темноте. В плохо подогнанных окнах свистел
ветер, и им пришлось закутаться в верхнюю одежду.
   - Я забыл взять еды, - сказал священник. - Виноват.
   Кейт подняла брови.
   - Разве здесь нет вагона-ресторана?
   Несмотря на все убожество "купе первого класса", она еще не рассталась  с
надеждой на изысканный ужин среди  чистых  скатертей  и  фарфоровых  ваз  со
свежими цветами.
   - Пойдемте, - сказал О'Рурк.
   Кейт вышла за ним в узкий коридор. В вагоне "первого класса" было  восемь
купе, и все двери были закрыты.  Преодолевая  повороты  на  скорости,  вдвое
большей,  чем  на  американских  железных  дорогах,  поезд   подпрыгивал   и
раскачивался. Ощущение было такое, что вагон  может  слететь  с  рельсов  на
любом вираже.
   О'Рурк открыл тяжелую,  исцарапанную  дверь  в  конце  вагона:  вход  был
затянут рядами толстых веревок.
   - С той стороны то же самое, - сказал священник.
   - Но почему?.. - Внутри Кейт нарастала тошнотворная клаустрофобия.
   О'Рурк пожал плечами.
   - Я ездил этим поездом к западу от Бухареста, и было то же самое.  Может,
они не хотят, чтобы из других вагонов лезли в первый класс. Или это делается
из соображений безопасности. Но мы здесь в изоляции..,  можно  сойти,  когда
поезд остановится, но из вагона в  вагон  переходить  нельзя.  Впрочем,  это
неважно, поскольку вагона-ресторана все равно нет.
   Кейт чуть не плакала.
   О'Рурк постучался  в  первую  дверь.  Там  оказалась  рыжеволосая  хмурая
проводница.
   - Egy uveg Sor, kerem, - сказал ей  священник,  оглянувшись  на  Кейт.  -
Пожалуй, пиво нам не помешает Хмурая женщина покачала головой.
   - Nem Sor... Coca-cola...  husz  Forint.  О'Рурк  скривился  и  подал  ей
бумажку в пятьдесят форинтов.
   - Ketto Coca-colas, - сказал он, подняв два пальца.  -  Сдача?  A...  Fel
tudya ezt valtani?
   - Nem, - отрезала  хмурая  проводница,  подала  две  маленькие  бутылочки
кока-колы и задвинула дверь.
   В купе Кейт открыла бутылки открывалкой из  складного  ножа,  который  ей
когда-то подарил Том. Они сделали  по  глотку,  поежились  и  посмотрели  на
мелькающие за окном темные деревья.
   - Поезд прибывает в Бухарест примерно в десять утра, - сказал  О'Рурк.  -
Вы уверены, что не хотите на нем остаться?
   Кейт закусила губу.
   - Наверное, глупо - выходить из поезда  посреди  ночи  Вы,  должно  быть,
считаете меня круглой дурой. Священник допил коку и молчал еще с полминуты.
   - Нет, - произнес он  наконец.  -  Думаю,  переезд  через  границу  может
оказаться концом путешествия. Лучан нас предупреждал.
   Кейт глядела в темноту за окном.
   - Похоже на манию преследования, да? О'Рурк кивнул.
   - Верно.., но даже у маньяков есть враги. Кейт подняла глаза.
   - Шутка, - пояснил священник. - Давайте действовать по плану.
   Кейт поставила бутылку и поежилась. Она и представить себе не могла,  что
будет посреди ночи тащиться куда-то в этом  кошмарном  поезде.  Единственным
источником света в  купе  была  слабенькая,  ватт  на  десять,  лампочка  на
потолке.
   - А что помешает цыганам ограбить  нас  и  убить?  -  Ничего,  -  ответил
О'Рурк. - Если не считать того, что Янош уже имел с ними дела и,  случись  с
нами что-нибудь, сообщит властям. Думаю, все будет нормально.
   Свет прожектора локомотива выхватил из темноты деревья,  которые  тут  же
сменили пастбища.
   - Расскажите мне о цыганах, Майк.
   Священник потер руки и подул на них, пытаясь согреть.
   - Об их древней истории или поближе к нашим временам?
   - Все равно.
   - О европейских цыганах вообще или только о румынских?
   - О румынских.
   - Жилось им не слишком-то легко, - начал О'Рурк. -  До  тысяча  восемьсот
пятьдесят первого года они были рабами.
   - Рабами? Мне казалось, что рабство в Европе отменили  задолго  до  этого
времени.
   - Все правильно. Но только не в Румынии и не по отношению к цыганам. Да и
потом им было ненамного легче. Гитлер пытался решить "цыганский  вопрос"  за
счет их уничтожения в концлагерях по всей Европе. В Румынии во  время  войны
было  уничтожено  больше   тридцати   пяти   тысяч   человек,   единственное
преступление которых состояло лишь в том, что они цыгане.
   Кейт нахмурилась.
   - Я не знала, что Румыния была оккупирована немцами.
   - Она и не была оккупирована.
   - Да? Э-э-э.., расскажите дальше.
   - Так вот, примерно четве