ошенных детей нет. Лишь несколько откормленных малышей с тонзиллитом.
   Парочка скрылась за поворотом  извилистой  дорожки,  но  Кейт  продолжала
смотреть в том же направлении. Жизнерадостные звуки парка,  казалось,  таяли
вдали.
   - Черт побери, - тихо прошептала она. - И что  же  нам  делать?  Шесть  с
лишним сотен этих самых государственных учреждений... Двести тысяч, а  то  и
больше детей в  них...  Пятьдесят  процентов  заражено  гепатитом  В,  почти
столько же в некоторых из этих гнусных дыр  дают  положительные  анализы  на
ВИЧ. Что делать, мистер О'Рурк?
   Священник разглядывал ее лицо при угасающем свете.
   - Деньги и помощь с Запада уже кое-кому помогли. Кейт лишь фыркнула.
   - Да-да, - подтвердил О'Рурк. - Детей больше не загоняют  в  клетки,  как
раньше, когда я приехал сюда  с  миссией,  организованной  Вернором  Диконом
Трентом.
   - Конечно, - согласилась Кейт. - Теперь они брошены на произвол судьбы  и
растут прикованными к чистым железным кроваткам.
   - А еще остается надежда на усыновление... - начал священник.
   Кейт повернулась к нему.
   - И вы тоже участвуете в этой гадкой  комедии?  Вы  поставляете  здоровых
румынских детей этим  отъевшимся  на  говядине  новообращенным  американским
ублюдкам? В этом-то и состоит ваша роль?
   Отец О'Рурк не отреагировал на эту вспышку  гнева.  Его  лицо  оставалось
безмятежным. Когда он заговорил, голос его звучал мягко.
   - Вы хотите, миссис Нойман, узнать мою роль во всем этом?
   Кейт чувствовала,  как  внутри  у  нее  поднимается  волна  ярости.  Дети
страдают, умирают  тысячами..,  десятками  тысяч..,  а  этот  анахронизм  со
стоячим воротничком участвует в Большом Детском Базаре,  чисто  коммерческом
предприятии, которым заправляют убийцы и бывшие стукачи, составляющие костяк
гнусной мафии этой страны.
   - Да, - наконец произнесла она, справившись с собой. - Объясните мне вашу
роль.
   Не говоря больше ни слова, отец О'Рурк поднялся со скамейки и повел ее из
парка в темноту города.

Глава 9

   Питешти выглядел стеной огня в ночи. На многие мили  вдоль  горизонта  на
северо-востоке протянулась стена перегонных вышек, резервуаров,  охлаждающих
башен, ажурных лесов, и пламя вздымалось от тысячи клапанов, темных куполов,
черных зданий. Это был город нефтепереработки,  насколько  знала  Кейт,  но,
когда они подъезжали к нему, он показался ей преисподней.
   Из парка они дошли до здания ЮНИСЕФ, где располагалась комната О'Рурка, и
здесь  он  переоделся.  Свое  одеяние  он  назвал   "костюмом   ниндзя   для
священника": черная рубаха, черное пальто, черные брюки, стоячий воротничок.
Он посадил Кейт в маленькую "дачию", стоявшую за готическим зданием, и они с
грохотом покатили по мощеным кирпичом и булыжником мостовым к  отелю  "Лидо"
на бульваре Генерала Магеру. Не  останавливаясь,  О'Рурк  свернул  на  улицу
Росетти и обогнул  квартал,  каждый  раз  притормаживая  возле  затемненного
отеля.
   - А что мы... - начала  было  Кейт,  когда  они  в  третий  раз  медленно
проезжали мимо.
   - Подождите.., вот, - указал О'Рурк.
   Из отеля вышла пара, судя по одежде  -  с  Запада;  они  разговаривали  с
высоким мужчиной в кожаном пальто. Потом все трое уселись на заднее  сиденье
"мерседеса", стоявшего у тротуара там, где стоянка запрещена. О'Рурк свернул
в тень под деревьями на улице Франклин и выключил габаритные огни. Мгновение
спустя, когда "мерседес" влился в поредевший поток машин, он  последовал  за
ним.
   - Ваши друзья? - спросила  Кейт,  которой  не  очень-то  понравились  эти
шпионские игры.
   Зубы О'Рурка казались очень белыми на фоне бороды.
   - Конечно, американцы. Я знал, что они встречаются с этим парнем примерно
в это время.
   - По поводу усыновления?
   - Точно.
   - И вы в этом участвуете?
   О'Рурк метнул в ее сторону быстрый взгляд.
   - Еще нет.
   Они следовали за "мерседесом" по бульвару Генерала  Магеру,  пока  он  не
перешел в бульвар Николае Вэлческу, затем в западном направлении от круговой
развязки  Университетской   площади   по   широкому   бульвару   Республики,
перешедшему в бульвар Георгиу-Дежа. Переехав через  забетонированный  канал,
который когда-то был рекой Дымбовицей, они продолжали путь  на  запад  через
район жилых  домов  сталинского  типа  и  электронных  заводов,  уЛИЦЫ  были
широкими, с многочисленными глубокими выбоинами и  почти  пустыми,  если  не
считать отдельных прохожих в темной одежде, случайных  такси  да  громоздких
троллейбусов. Скорость здесь была ограничена  пятьюдесятью  километрами,  но
"мерседес" вскоре разогнался до сотни, и О'Рурку пришлось  подстегнуть  свою
"дачию", чтобы не отстать.
   - Вас остановит полиция, -  сказала  Кейт.  Священник  кивком  указал  на
бардачок, - Там четыре пачки "Кента" для такого случая. - Он вывернул  руль,
чтобы не наехать на пешеходов,  стоявших  посреди  бульвара.  Улицу  заливал
слабый желтый свет очень редких натриевых фонарей.
   Внезапно мрачные жилые кварталы поредели, потом  вообще  исчезли,  и  они
оказались за городом, разогнавшись еще быстрее, чтобы не  потерять  из  виду
габаритных огней "мерседеса". Кейт успела разглядеть промелькнувший знак:
   "А-1, AUTOSTRADA BUCURESTI PITESTI, PITESTI, 113 KM".
   Iоездка  заняла  чуть  меньше  часа,  и  все  это  время  они  почти   не
разговаривали: Кейт была настолько вымотана, что с трудом ворочала языком, а
О'Рурк, по-видимому, предавался  своим  мыслям.  Дорога  представляла  собой
некое подобие американской автострады между штатами, но совершенно  разбитой
и без обочины. Местность по сторонам дороги  была  гораздо  темнее,  и  лишь
кое-где в отдалении от шоссе виднелись  деревни,  но  свет  от  них  исходил
хилый, как от нескольких керосиновых ламп.
   Тем большим потрясением оказалась стена огня в ночи над Питешти.
   "Мерседес" свернул в первое же ответвление от шоссе в сторону  города,  и
О'Рурк прибавил скорость, чтобы сократить расстояние. Вскоре  дорога  вывела
их на плохо освещенный проспект, а затем  -  на  узкую  улочку,  совсем  без
света. Жилые кварталы здесь выглядели еще более зловеще,  чем  в  Бухаресте;
хотя не было и десяти вечера, через занавески  просвечивали  лишь  несколько
огоньков. Оштукатуренные  здания  освещались  с  обратной  стороны  неровным
оранжевым сиянием, отражавшимся от низких туч. Кейт и О'Рурк закрыли окна  в
машине, но едкие испарения от нефтеперегонных заводов все равно проникали  в
салон, отчего слезились глаза и першило в  горле.  У  Кейт  снова  мелькнула
мысль об аде.
   "Мерседес" свернул на еще более узкую улицу и остановился. О'Рурк  прижал
"дачию" к обочине сразу за перекрестком.
   - И что дальше? - спросила Кейт.
   - Оставайтесь здесь или пойдемте со мной, - ответил он.
   Кейт выбралась из машины и пошла за  священником  через  улицу  к  жилому
массиву.  С  затемненных  верхних   этажей   доносились   звуки   включенных
радиоприемников или  телевизоров.  Весенний  воздух  был  весьма  прохладен,
несмотря на адское сияние сверху. Лифт в подъезде не работал;  они  услышали
шаги,  гулко  раздававшиеся  на  лестнице.  О'Рурк   жестом   призвал   Кейт
поторопиться, и  она  вприпрыжку  побежала  за  ним  по  ступенькам.  Вверху
раздавалась тяжелая поступь четырех человек, но О'Рурк шел  почти  неслышно.
Кейт заметила, что он остался в своих кроссовках, и даже слегка  улыбнулась,
хоть и начинала задыхаться от напряжения.
   Они остановились на шестом этаже, который в Америке считался бы  седьмым.
О'Рурк  открыл  дверь  на  лестничной  площадке,  и  их  обдало  застарелыми
кухонными запахами, не менее едкими, чем вонь от нефтеперегонки на улице.  В
узком коридоре эхом отдавались голоса.
   О'Рурк попросил Кейт оставаться на месте,  а  сам  бесшумно  двинулся  по
коридору, сливаясь с тенью между тусклыми  пятнами  света.  У  нее  невольно
промелькнула мысль о поразительной точности выражения:  "костюм  ниндзя  для
священника".
   Несмотря на его приказ или, вероятно, вследствие его, она пошла за святым
отцом по коридору, останавливаясь в самых темных местах.  Она  уже  примерно
представляла, какую картину увидит у открытой двери квартиры, и предчувствие
ее не обмануло.
   Там стояли двое румын в кожаных куртках с четой американцев и переводили,
одновременно споря о чем-то с жильцами квартиры - мужчиной и женщиной.  Трое
маленьких детей вцепились  в  юбку  матери,  а  из  открытой  двери  спальни
доносился плач младенца. Квартирка была небольшой, захламленной  и  грязной,
потертый ковер усеивали раскиданные горшки и кастрюли, словно ими только что
играли детишки. В спертом воздухе стоял густой запах жареной пищи и  грязных
пеленок.
   Кейт еще раз  выглянула  из-за  косяка.  О'Рурк  был  уже  практически  в
квартире, но пока еще незамеченный спорившими в освещенной  комнате  людьми.
Румыны, доставившие сюда американцев, представляли собой  типичных  мафиози:
сальные волосы, один  -  с  бандитскими  усиками,  другой  -  с  трехдневной
щетиной, в модных джинсах и шелковых рубахах под кожаными  куртками,  и  оба
имели наглый, вызывающий вид, знакомый Кейт по трем континентам.
   Хозяева квартиры были пониже  ростом,  с  нездоровыми  желтовато-бледными
лицами; жена, с темными кругами под глазами, стояла с отчаявшимся  видом,  а
муж беспрерывно тараторил, и его частая  улыбка  напоминала  скорее  нервный
тик. Молодые  светловолосые  американцы,  небрежно  одетые  в  "Лэндз  Энд",
выглядели ошеломленными. Она все время наклонялась, чтобы обнять детишек или
одарить их улыбкой, но те прятались за родительскими спинами или  убегали  в
темную спальню.
   - Сколько за этого? - спросил американец, протянув руку, чтобы  потрепать
по волосам трех-четырехлетнего мальчугана, прильнувшего  к  матери.  Мальчик
резко  отпрянул.  Более  рослый  из  румын  отрывисто  переговорил  с  отцом
семейства и с ухмылкой сказал:
   - Он говорить, сто тысяч лей и "турбо".
   - Турбо? - переспросила американка, быстро заморгав.
   - Автомобиль "турбо", - пояснил тот, что был пониже и смуглее.  Когда  он
усмехнулся, на свету блеснул золотой зуб.
   Американец достал записную книжку-калькулятор и принялся быстро считать.
   - Сто тысяч лей - это, милая, примерно тысяча шестьсот  шестьдесят  шесть
долларов по официальному курсу, - сообщил он жене. - М-м-м...  Но  по  курсу
черного рынка это будет около пятисот зеленых. А насчет машины.., не знаю...
   Высокий снова ухмыльнулся.
   - Нет-нет. Все, что они просить,  -  сто  тысяч  лей.  Нет  платить.  Эти
цыгане.., видите? Очень жадные люди. Цыганенок не стоить сто тысяч лей.  Эти
маленькие дети стоить еще меньше. Мы предлагать тридцать тысяч, говорить им:
если они говорить "нет", мы идти другое место.
   Он повернулся и довольно грубо пихнул отца семейства в грудь. Тот выдавил
улыбку, прислушиваясь к лающим звукам румынского языка.
   Кейт поняла лишь несколько слов: Америка, доллары, дурак, власти.
   Американка же в это время приблизилась к двери в темную спальню и  теперь
пыталась  вытащить  оттуда  на  свет  двухлетнюю  девочку.  Ее  муж  всецело
погрузился в расчеты на калькуляторе; лоб у него лоснился от пота при  свете
лампочки без плафона.
   - Ага, - сказал высокий.  -  Маленькая  девочка,  очень  здоровая..,  они
соглашаться на сорок пять тысяч лей. Могут отдать сегодня. Сразу.
   Американка закрыла глаза и прошептала:
   - Хвала Господу!
   Ее муж моргнул и облизал губы. Коренастый ухмыльнулся своему коллеге.
   - Это незаконно, - объявил О'Рурк, входя в комнату. Американцы подскочили
с довольно глупым видом.  Провожатые  набычились  и  шагнули  вперед.  Цыган
посмотрел на жену, и лица у них обоих выражали горькое  разочарование  из-за
явно уплывающих денег.
   - Это незаконно, - повторил священник, - да и необходимости в этом нет. -
Он встал между посредниками и американской парой. - Существуют детские дома,
где вы можете произвести усыновление на законных основаниях.
   - Cine sinteti  dumneavoastra?  -  злобно  спросил  высокий.  -  Се  este
aceasta?
   I'Рурк не удостоил его вниманием и обратился прямо к американке.
   - Ни один из этих детей не подлежит усыновлению и не нуждается в нем.  Их
родители работают на заводе. А эти двое... - он небрежно махнул левой  рукой
в сторону румын, будто брезгуя даже взглянуть на них,  -  шпана..,  бандиты,
которые занимаются продажей  чужих  детей.  Подумайте,  пожалуйста,  что  вы
делаете.
   - Мы... - начал американец, снова облизнув губы. - Мы не собирались...
   Его жена, казалось, вот-вот расплачется.
   - Так тяжело получить визу  на  больного  ребенка,  -  пожаловалась  она.
Акцент у нее был то ли оклахомский, то ли техасский.
   - Заткнись! - заорал высокий.  Его  крик  был  адресован  О'Рурку,  а  не
американской паре. Он сделал три шага  и  замахнулся  так,  будто  собирался
размазать священника по стене.
   Кейт видела, как  О'Рурк  повернулся,  стремительно  перехватил  запястье
занесенной над ним руки и стал медленно давить  ее  книзу.  Румын  дернулся,
попытался освободить руку, но тщетно. Его лицо налилось  кровью,  а  башмаки
скребли по полу в поисках лучшей опоры, однако перехваченная рука продолжала
опускаться, пока О'Рурк не  прижал  все  еще  сжатый  кулак  к  боку  своего
противника. Лицо румына было уже не красным, а почти  свекольного  цвета;  в
попытках вырваться он всем телом содрогался от напряжения. Выражение же лица
священника оставалось неизменным.
   Коренастый выхватил из кармана выкидной  нож  и  шагнул  вперед.  Высокий
что-то отрывисто бросил ему как раз в тот  момент,  когда  хозяева  квартиры
начали кричать, а американка - плакать. О'Рурк отпустил руку румына, и  Кейт
увидела, как тот хватает ртом воздух и разминает пальцы.  Затем  он  рявкнул
что-то еще и его напарник, спрятав нож, погнал ошеломленных  американцев  из
квартиры. Вся компания проскользнула мимо стоявшей в дверях Кейт,  будто  ее
вообще не существовало. Дети рыдали вместе со своей мамашей. Отец  семейства
стоял, потирая небритую щеку, как после пощечины.
   - Imi pare foarte rau, - сказал О'Рурк цыганам, что Кейт поняла как  "мне
очень жаль". - Noapte buna, - произнес он, выходя из квартиры, что  означало
"спокойной ночи".
   Дверь захлопнулась. Священник и Кейт стояли в  коридоре,  глядя  друг  на
друга.
   - А вы не хотите перехватить  этих  американцев?  -  спросила  она.  -  И
забрать их в Бухарест с нами?
   - Зачем?
   - Ну, они могут поехать еще куда-нибудь с  этими..,  с  этими  сволочами.
Кончится тем, что они утащат другого ребенка прямо из кровати.
   О'Рурк покачал головой.
   - Сегодня вряд ли. Все это, так сказать,  сбило  их  планы  на  вечер.  Я
завтра им позвоню в "Лидо". Кейт посмотрела в темный лестничный проем.
   - А вы не боитесь, что вас поджидает один из этих подонков?
   Ей показалось, что подобная  мысль  весьма  позабавила  священника  и  он
улыбнулся. Но улыбка тут же сошла с его лица.
   - Не думаю, - мягко сказал он, и в его голосе прозвучало почти неуловимое
сожаление. - У них сейчас голова болит о том, как бы поскорее доставить этих
голубочков домой, утешить их да провернуть новое дельце.
   Кейт  кивнула  и  пошла  за  священником  вниз  по  лестнице   из   дома,
провонявшего мочой, чесноком и безысходностью.

***

   Хоть Кейт очень устала, тем не менее по пути  в  Бухарест  она  не  могла
удержаться от расспросов. "Дачия" представляла  собой  сочетание  грохота  в
коробке передач, стонов в механизмах и скрипа пружин, а воздух свистел  даже
при закрытых окнах, так что им пришлось повысить голоса.
   - Я знала, что большинство американских пар  в  конце  концов  платят  за
здоровых детей, - сказал она. - Но только  не  могла  представить,  что  это
происходит так цинично.
   О'Рурк кивнул, не отрывая  глаз  от  темной  дороги.  Стена  пламени  над
Питешти осталась далеко позади.
   - Вы бы видели, как все это выглядит, когда их  привозят  в  какую-нибудь
бедную цыганскую деревню, - тихо сказал он. - Это превращается в  аукцион..,
какую-то барахолку.
   - Они что, в основном имеют дела с цыганами? - В  голосе  Кейт  слышалась
откровенная усталость. Она поймала себя на том, что  очень  хочет  сигарету,
хоть и не курила с юности.
   - Чаще  всего.  Это  люди  довольно  бедные,  отчаявшиеся,  и  к  властям
обращаются не слишком охотно, если их припугнуть.
   Кейт смотрела на редкие огоньки деревни километрах в двух от шоссе.  Свет
фар часто выхватывал из темноты  сломанные  автомобили,  брошенные  в  траве
вдоль дороги. Когда они  ехали  в  Питешти,  она  заметила,  что  на  каждые
один-два  километра  приходится  по  меньшей  мере  по  одному  неисправному
грузовику или легковушке.
   - А из приютов эти возжаждавшие отцовства и материнства американцы вообще
усыновляют детей?
   - Иногда, - ответил священник. - Но сами знаете, сколько тут  трудностей.
Кейт кивнула.
   - Половина детей больны. Остальные, в основном, или моторно отсталые, или
умственно ущербные. А американское посольство больному не даст визу,  -  Она
вдруг рассмеялась, поразившись резкости издаваемых звуков. - Какое дерьмо.
   - Да, - согласился О'Рурк.
   Неожиданно для себя Кейт  стала  рассказывать  священнику  о  тех  детях,
которым   пыталась   помочь,   о   детях,   умирающих    из-за    недостатка
квалифицированной медицинской помощи,  из-за  скудного  питания,  отсутствия
сострадания и компетентности со стороны  румынского  больничного  персонала.
Также она рассказала ему о ребенке в изоляторе Первой окружной  больницы,  о
брошенном, безымянном, беспомощном малыше, который пошел  было  на  поправку
после переливания крови,  но  вскоре  опять  стал  чахнуть  из-за  какого-то
расстройства  иммунитета,  которое  Кейт  не  могла  ни   локализовать,   ни
диагностировать имеющимся в ее распоряжении примитивным оборудованием.
   - Это не СПИД, -  сказала  она.  -  Не  просто  анемия  или  гепатит,  не
нарушения иммунной системы, относящиеся к крови, с которыми я  знакома  -  с
редкими в  том  числе.  Убеждена,  что  в  Штатах,  с  тем  оборудованием  и
персоналом,  которыми  я  располагаю  в  Боулдерском  ЦКЗ,   я   смогла   бы
локализовать, квалифицировать и остановить заболевание. Но у  этого  ребенка
никого нет, и здешние власти никогда не заплатят за перевозку  его  в  Штаты
или не дадут визу, если я возьму расходы на себя. - Она резко потерла  щеку.
- Ему семь месяцев, он зависит от меня и  умирает..,  а  я  ничего  не  могу
сделать.
   Кейт с удивлением  обнаружила,  что  щека  у  нее  мокрая  от  слез.  Она
отвернулась, от священника.
   - А почему вы его не усыновите? - тихо спросил О'Рурк.
   Она повернулась и изумленно посмотрела на него, но больше  он  ничего  не
сказал. Кейт тоже молчала. Так, в молчании,  они  и  въехали  в  затемненный
Бухарест.

Глава 10

   Румыны не  давали  имен  подкидышам.  Брошенный  семимесячный  ребенок  в
изоляторе Первой окружной больницы именовался - в соответствии  с  записями,
переведенными для Кейт Лучаном, - "несовершеннолетний пациент мужского  пола
номер 2613". Медкарты большинства детей содержали сведения о том,  кто  были
их родители, или кто оставил их в детском доме или больнице, или, по крайней
мере, где их  обнаружили,  но  в  медкарте  пациента  номер  2613  полностью
отсутствовала подобная информация.
   Кейт просмотрела эти записи предыдущей ночью,  вернувшись  из  Питешти  с
отцом О'Рурком. Она поблагодарила его за поездку, когда он, уже за  полночь,
высадил ее перед домом. Они  больше  не  обсуждали  его  брошенное  вскользь
предложение насчет усыновления. Кейт никак не могла отделаться от мысли, что
священник, возможно, пошутил.
   Но все же прежде чем рухнуть в кровать, она проглядела свои записи.
   "Несовершеннолетний пациент мужского пола номер  2613"  был  доставлен  в
Первую окружную больницу Бухареста после того, как врачи детской больницы  в
Тырговиште не смогли диагностировать болезнь, явно угрожавшую его  жизни.  В
число сим