и  десерта  на  обед  более,  чем
достаточно, тетя Лина подала ему целую сковороду зубатки,  великолепно
прожаренной до вкусной хрустящей  корочки.  Наряду  с  рыбой  и  мясом
мальчики получили по две тарелки салата из колечек лука,  перемешанных
с другими овощами, сорванными с грядки всего часом раньше. Молоко было
таким холодным, что ломило зубы и очень свежим - дядя  Генри  как  раз
утром пропустил его через сепаратор и хранил на льду целый день.


    [* барбекю -  жаренное  на  гриле  мясо.  Обычно  это  мероприятие
устраивается на свежем воздухе и напоминает наши шашлыки.]


    Пока  они  ели,  заметно  посвежело.  Налетевший  ветерок  ощутимо
смягчил влажность воздуха и зашуршал над  лужайкой  ветвями  деревьев.
Бесконечные кукурузные поля, простершиеся на север и запад от  дороги,
словно бы вздыхали на каком-то неизвестным шелковом языке.

    Дети уселись отдельно,  разместившись  на  каменных  ступеньках  и
бордюрах цветочных клумб  -  тетя  Лина  засадила  примерно  три  акра
цветами самых разнообразных ботанических направлений - в то время  как
взрослые образовали свой кружок, положив тарелки на колени или широкие
подлокотники  кресел.  Дядя  Генри  вынес  бочонок   домашнего   пива,
предварительно охлажденного во льду в гараже, и кружки.

    В общей разноголосице  ухо  Дейла  не  могло  выделить  ни  одного
знакомого голоса и теперь  с  трудом  вспоминал,  как  они  звучат  по
отдельности: нервное хихиканье и  всегда  возбужденный  голос  Кевина,
протяжный говор Харлена и его  шуточки,  которые  заставляли  их  всех
буквально  складываться  пополам  от  смеха,  высказанные   вполголоса
ремарки Майка, высокий голосок Лоуренса, он говорил так быстро,  будто
боялся,  что  иначе  его  не  дослушают  до  конца.  Редкие  спокойные
комментарии  Дьюана.  Голоса  взрослых  были  также  хорошо   знакомы.
Пронзительно звучал голос дяди Генри, когда  он  рассказывал  о  своей
последней находке на пастбище - небольшой  кусочек  кузова  старинного
"пирс-эрроу". По его мнению это был верный  признак  того,  что  некие
гангстеры приезжали к Пещере  Бутлегера  и  нашли  там  плохой  конец.
Хрипловатый смех тети Лины, котораый Дейл так любил, ему казалось, что
это  самый  осмысленный  и  совершенно  уникальный  из  всех   звуков,
издаваемых человеком, который когда-либо слышал Дейл. Голоса его  отца
и матери, знакомые как шелест ветра в листве,  отец  менее  скованный,
чем обычно, рассказывает о всяких смешных историях, случавшихся с  ним
в дороге. Какое-то моложавое хихиканье мамы  Харлена,  возбужденное  и
немного чересчур громкое, как будто она уже слишком много выпила  или,
подобно Лоуренсу, боится, что ее не услышат.

    Ножи прочертили красные полоски  на  бумажных  тарелках.  Все  уже
попросили по второй, а некоторые и по третьей  порции.  Огромная  ваза
салата опустела, обернутые в фольгу початки  кукурузы,  жарившиеся  на
гриле вместе с барбекю, были расхватаны, дядя Генри весело посмеивался
и добродушно подшучивал над гостями. За весь вечер он ни разу не  снял
передника и ловко орудовал длинной вилкой, зажатой в руке.

    После обеда мальчикам было  предложено  на  выбор  либо  по  куску
домашнего пирога с ревенем, либо по ломтику шоколадного торта, но  как
ни странно все они предпочли и то и другое, и отправились  на  верхнюю
веранду.

    Дядя Генри и тетя Лина годами обустраивали свое жилище, никогда не
считая строительство законченным  и  спокойно  переходя  к  следующему
этапу. Дейл отлично помнил невысокий  четырехкомнатый  каркасный  дом,
который он впервые увидел, когда приехал из Чикаго на  похороны  своей
прабабушки. Тогда ему было шесть лет.  Сейчас  на  высоком  фундаменте
покоился огромный кирпичный дом, на первом этаже которого  размещались
четыре спальни. В тот первый год, когда Стюарты переехали в Элм Хэвен,
дядя Генри пристроил гараж. Дейл помнил, как  он  играл  в  котловане,
когда дядя Генри возводил первые шлакоблочные стены. Теперь гараж  был
огромным  сооружением,   рассчитанным   на   три   машины   и   другие
сельскохозяйственные механизмы, и был пристроен к южной  стороне  дома
таким образом, чтобы туда можно было  пройти  прямо  из  мастерских  в
подвале. Над ним, протянувшись также над гостевой комнатой и хозяйской
спальней, была сооружена верхняя веранда.

    Дети очень любили располагаться тут по вечерам и знали,  что  рано
или поздно взрослые тоже перейдут из патио сюда. Большая как теннисный
корт, (нужно заметить, что никто из  ребят,  за  исключением  Дейла  и
Дьюана,  не  мог  похвастаться  тем,  что  видел   настоящие   корты),
расположенная  на  нескольких  уровнях  и   включающая   к   тому   же
разнообразные переходы и ступеньки, веранда открывала вид на дорогу  и
поля мистера Джонсона. Ее южная сторона выходила на подъездную  аллею,
плавательный бассейн, устроенный дядей Генри, и лес.  Поздней  осенью,
когда деревья теряли листву,  было  видно  даже  кладбище  Кэлвери.  С
восточной стороны располагались амбар и  сеновал.  Здесь  Дейл  всегда
воображал себя средневековым рыцарем, стоящим на крепостной  стене,  и
обозревал тесноту хлевов, площадок для откорма, кормушек  и  клеток  с
цыплятами с таким же видом, с каким маршал обозревает фортификационные
укрепления.

    На веранде тоже стояли адирондакские стулья -  массивные,  странно
удобные конструкции, сооруженные из деревянных  реек,  которые  каждую
зиму  появлялись  на  свет  из  мастерской  дяди  Генри  -  но  ребята
разумеется предпочитали гамаки. Их здесь было три: два были  укреплены
на металлических стойках, а один подвешен к деревянным кронштейнам, на
которых крепились лампы, освещающие двор в пятнадцати футах под  ними.
Первыми в гамаках оказывались обычно Лоуренс, Кевин и Майк и, разом  в
него свалившись, принимались бешено  раскачиваться.  Матери  в  страхе
отводили глаза, отцы повышали голос,  предупреждая  об  опасности,  но
поскольку до сих пор никто оттуда еще  не  сваливался...  Правда  дядя
Генри клялся, что одним летним вечером задремал в гамаке, и  когда  на
следующее утро его разбудил своим кукуреканьем  Бен  -  самый  большой
петух в курятнике - он, ничего не подозревая, шагнул в сторону  ванны,
по крайней мере так он подумал, и оказался  лежащим  на  куче  пищевых
объедков, сваленных в кузове одной из машин.

    Ребята толкались, раскачивались в  гамаках,  болтали  и  смеялись,
напрочь забыв о том, что собирались еще сходить обратно, чтобы немного
потрудиться в Пещере Бутлегеров.  К  тому  уже  стемнело.  Небо  стало
темно-синим,  на  нем  появились  первые  крупные  звезды,  и   стволы
деревьев, расположенных к югу  от  пруда,  слились  друг  с  другом  и
превратились в одно черное пятно. В  потемневшем  воздухе  заскользили
светлячки. В пруду и дальше вниз по склону  целый  хор  лягушек  завел
свои унылые песни. В сарае зашуршала соломинками невидимая ласточка, и
далеко в лесу заухала сова.

    Наступивший  вечер  приглушил  тоны  беседы  взрослых  до   тихого
дружелюбного бормотания, и даже голоса детей  стали  звучать  тише,  а
потом и вовсе стихли. В воздухе повисла тишина, и  слышен  был  только
скрип канатов гамаков да  ночные  звуки  за  склоном  холма.  На  небе
высветились звезды.

    Дядя Генри выключил освещение во дворе и не стал включать лампы на
террасе. В наступившей темноте Дейл вообразил себя капитаном,  стоящим
на полуюте пиратского корабля, плывущим  под  ночным  небом  тропиков.
Ветер тихо шуршал в рядах кукурузы за дорогой, и эти звуки были похожи
на шепот волн. Жалко только, что у него нет секстанта. Кожа щек и  шеи
все еще чувствовала  жар  дневного  солнца,  а  неутомимые  подвиги  с
лопатой давали себя знать болью в икрах и предплечьях.

    - Смотрите-ка, - вдруг тихо сказал Майк. - Спутник летит.

    Все ребята резко повернулись в гамаках и посмотрели в ту  сторону.
За последние полчаса небо заметно потемнело и здесь на ферме, вдали от
городских огней, Млечный Путь был легко различим, и стало  видно,  как
_что-то_ двигалось между звездами. Какой-то яркий уголек,  двигавшийся
слишком быстро и слишком высоко для самолета.

    - Возможно, это _Эхо_, - авторитетным тоном  высказал  Кевин  свое
предположение. Именно он рассказал  ребятам  о  гигантском  отражающем
аэростате, который Соединенные Штаты собирались запустить  на  орбиту,
чтобы направить радиоволны вдоль земной поверхности.

    - Не думаю, что _Эхо_ уже запустили, -  голос  Дьюана  звучал  как
всегда неуверенно. Мальчик говорил так даже  тогда,  когда  был  среди
присутствующих  единственным  человеком,  который  располагал  точными
фактами. - Насколько я знаю, его собираются запустить в августе.

    - Что же это тогда? - спросил Кевин.

    Дьюан снял очки и посмотрел на небо.

    - Если это спутник, то возможно _Тирос_. _Эхо_ должен быть гораздо
ярче... он дожен быть таким же ярким, как одна из звезд. Мне ужасно не
терпится его увидеть.

    - Давайте приедем к дяде Генри в августе, - предложил Дейл.  -  Мы
устроим День Эхо-наблюдений и заодно еще раз поищем Пещеру Бутлегеров.

    Ответом  ему  послужил  радостный  хор  голосов.  Затем  выделился
голосок Лоуренса:

    - Смотрите! Оно удаляется.

    Далеко в вышине умирало  сияние  спутника.  Ребята  проводили  его
взглядами и на мгновение все замолчали.

    - Интересно, мы когда-нибудь  запустим  туда  человека?  -  сказал
Майк.

    - Русские работают над этим, - из глубины  гамака  раздался  голос
Дьюана. Он был единственным из ребят,  кто  занимал  все  пространство
гамака единолично. Напротив него на перилах сидели Дейл и Харлен.

    - Ха... русские! - огрызнулся Кевин. - Да если захотим,  мы  их  в
любой момент умоем.

    Темная масса  в  гамаке  Дьюана  зашевелилась,  когда  он  поменял
положение, упираясь кедами в стену террасы.

    - Не знаю. Они весь мир удивили со своим спутником. Помните?

    Дейл помнил. Он хорошо помнил, как  однажды  октябрьским  вечером,
три года назад, стоял на заднем дворе своего дома. Он только что вынес
ведро с мусором и шел обратно, как в дверях появились отец с матерью -
по радио как раз объявили,  что  над  ними  должен  пролетать  русский
спутник. Лоуренс, в то время сопливый первоклассник,  мирно  посапывал
наверху в своей кроватке. А они втроем  долго  смотрели  поверх  почти
голых ветвей в небо, провожая взглядами крохотный огонек,  двигавшийся
между звездами. "Невероятно", прошептал тогда отец Дейла. Мальчик  так
до сих пор и не знает  к  чему  это  относилось:  то  ли  отец  считал
невероятным, что человечество сделало шаг в космос, то ли  невероятным
было то, что это сделали _русские_.

    Ребята молча продолжали смотреть в небо,  пока  Дьюан  не  нарушил
молчание.

    - Ребята, а вы продолжаете следить за Ван Сайком,  Руном  и  всеми
остальными, а?

    Майк, Кевин и Дейл обменялись взглядами.  Дейл  почувствовал  себя
виноватым, будто бы он нарушил данное обещание.

    - Ну, мы начали было, но...

    - Все нормально, - махнул рукой Дьюан. - Это была глупая идея.  Но
я хотел с  вами  кое  о  чем  поговорить...  Может  давайте  соберемся
завтра... днем?

    - Давайте соберемся в пещере, - предложил Харлен.

    Остальные зашикали на него.

    - Я не собираюсь тащиться _в такую даль_, - сказал  Кевин.  -  Как
насчет курятника Майка?

    Майк кивнул. Дьюан тоже.

    - В десять? - спросил Дейл. Мультфильмы, которые они  с  Лоуренсом
любили смотреть в субботу утром - "Хекль и Джекль", "Раф и Редди" -  к
этому времени должны были уже закончиться.

    - Давайте попозже, -  сказал  Дьюан.  -  Утром  я  должен  сделать
кое-какие дела по дому. Лучше в час дня. Давайте?

    На этот раз согласились все кроме Харлена.

    - У меня есть другие дела, поважнее, - завоображал он.

    - Могу поспорить, - как всегда спокойно и тихо  вставил  Кевин,  -
что ты собираешься попросить Мишель Стаффни дать тебе автограф.  Лучше
всего если она напишет пару слов на твоей гипсовой шине.

    В  этот  раз  взрослым  пришлось  подняться  на   веранду,   чтобы
утихомирить расшумевшихся ребят.

    Остаток вечера Дьюан провел чудесно. Он был доволен, что сдержался
и не рассказал друзьям о Колоколе Борджиа, и особенно  об  откровениях
миссис Мун, так как  как  раз  тогда  подошли  взрослые  и  все  стали
разговаривать о космосе, о зведах, о космических путешествиях, о жизни
вне земли и в этой болтовне прошло  несколько  часов.  Дейл  рассказал
отцу о Дне Эхо-Наблюдений, намеченном на август, и дядя Генри  и  тетя
Лина безоговорочно одобрили эту идею. Чтобы большой спутник был хорошо
виден, Кевин пообещал принести телескоп, и Дьюан с удивлением  услышал
собственный голос, когда он предложил принести и свой самодельный.

    Около одиннадцати все стали  разъезжаться,  и  Дьюан  приготовился
было топать домой один, он знал, что Старика не будет дома  до  самого
утра, но отец Дейла настоял на том, чтобы они подвезли  его  до  дома.
Так и сделали, и Стюарты высадили мальчика у самой двери на кухню.

    - У вас ни в одной комнате нет света, - сказал  мистер  Стюарт.  -
Думаешь, твой отец уже спит?

    - Наверное, - ответил Дьюан и мысленно дал себе пинка за  то,  что
забыл оставить свет включенным.

    Мистер Стюарт дождался, пока Дьюан не вошел на кухню, помахал  ему
из окна машины  и  они  уехали.  Дьюан  немного  постоял,  глядя,  как
удаляется вдоль аллеи красный свет задних фар.

    Понимая, что ведет себя довольно странно, Дьюан прошел по  первому
этаже к входной двери и запер ее,  прежде  чем  спуститься  к  себе  в
подвал. Затем снял праздничную одежду и  принял  душ,  но  прежде  чем
натянуть  пижаму,  облачился  в  старые  брюки,  комнатные   тапки   и
залатанную, но чистенькую рубашку. Он чувствовал себя ужасно  усталым,
все события долгого дня лежали на его плечах как тяжелый груз, но даже
утомленный,  мозг  жаждал  работы,  и  мальчик   решил   еще   немного
потрудиться. Тем более что, поскольку входная дверь заперта,  ему  все
равно придется  дожидаться  возвращения  Старика.  Он  включил  радио,
отыскал станцию Демойна и стал работать.

    Вернее  стал  пытаться  работать.  Сейчас  его  очерки  и  заметки
казались ему детскими и пустыми.  Он  подумал,  не  сесть  ли  ему  за
настоящую повесть. Нет, он еще не готов. Согласно  его  планам  начать
писать  повесть  он  должен  самое  раннее  в  следующем  году.  Дьюан
пролистал  блокноты  с  описанием   персонажей,   попытками   передачи
действий, упражнения, в которых он пытался подражать  стилю  различных
писателей - Эрнеста Хемингуэя, Нормана Мейлера, Трумэна Капоте, Ирвина
Шоу. Он вздохнул, снова упрятал  блокноты  в  тайник  и  плюхнулся  на
кровать, задрав ноги в тапочках на металлическую  спинку.  За  прошлую
зиму он вырос из своей старой кровати и теперь мог спать  только  либо
по диагонали, либо поджав ноги. Но Старику он об этом еще не  говорил.
Все равно они не могли  себе  позволить  купить  новую  кровать  прямо
сейчас. Дьюан знал, что на втором этаже  стоит  неиспользуемая  лишняя
кровать, та, на которой спала мама, когда была жива. Но Дьюан не хотел
просить ее у отца.

    Он смотрел в потолок и думал о миссис Мун, о Колоколе,  о  паутине
невообразимых  фактов,  причем  "паутине"  в  самом   прямом   смысле,
фантазиях, предположениях и выводах, которые  напрашивались  из  всего
этого. Дядя Арт увидел всю  проблему  целиком.  Если  бы  он  узнал  о
событиях января 1900 года, чтобы он тогда  подумал?  Дьюану  пришла  в
голову мысль, а не сохранить ли это в тайне от ребят.

    _Нет, они заслужили право знать обо всем. Что бы ни случилось, это
в равной степени коснется и их тоже._

    Дьюан уже засыпал, когда услышал, что пикап Старика приближается к
дому по аллее.

    Все еще сонный Дьюан поднялся по ступенькам, прошел  через  темную
кухню и отпер входную дверь. Он был уже на полпути вниз, когда  понял,
что двигатель пикапа все еще работает,  не  узнать  стук  неисправного
цилиндра было невозможно. Дьюан вернулся назад и  подошел  к  открытой
двери.

    Машина стояла в самом центре двора,  дверца  со  стороны  водителя
была распахнута, передние фары все еще  горели.  Свет  в  кабине  тоже
горел и Дьюан увидел, что машина пуста.

    Вдруг из сарая раздался такой грохот, что Дьюан отступил в  страхе
обратно на кухню и уставился на комбайн, выкатившийся из больших южных
дверей  сарая,  его  передняя  часть  выдавалась   вперед,   как   нож
бульдозера. Дьюан увидел, как переливается свет от уличного фонаря  на
режущих зубцах и цепях и понял, что Старик не поставил  защиту  ни  на
один из восьми блоков.

    Но зато, что он сделал, так это _открыл_ ворота на  южное  поле  и
огромная машина прогрохотала мимо мальчика, пересекла амбарный двор  и
поехала к полю. На мгновение в  кабине  мелькнул  силуэт  Старика,  он
ненавидел застекленные кабины и всегда покупал  комбайны  со  старыми,
открытыми кабинами.  И  вот  машина  окончательно  исчезла  в  высокой
кукурузе.

    Дьюан  застонал.  Старику  случалось  разбить  машину,  когда   он
возвращался  домой  пьяным,  но  прежде  никогда  он  не   трогал   их
сельскохозяйственного инвентаря. А новый комбайн или  початкосрыватель
стоят целое состояние.

    Как был в комнатных тапочках, Дьюан выбежал из дома  и  побежал  к
воротам, пытаясь криком перекрыть рев машины. Но напрасно.  Комбайн  с
ходу  ворвался  в  ближайший  ряд  и  пошел  кромсать  жнивье,   держа
направление на юг. Стебли были не выше двадцати  дюймов,  на  них  еще
даже не завязались ушки, но уборочному механизму это было безразлично.
Дьюан простонал еще раз, когда увидел,  как  бессильно  падают  нежные
стебли  и  попадают  под  резцы,  как  восемь  сборочных  направляющих
передавали их на цепи и потом на длинные металлические  валики.  Цепям
полагалось направить их между валиками, после чего початки должны были
поступать в бункер. Если бы они только были.

    На землю хлынул дождь початков и воздух наполнился пылью,  комбайн
повернул вправо, затем влево и загромыхал прямо по полю,  оставляя  за
собой скошенную полосу, шириной по  меньшей  мере  в  тридцать  футов.
Дьюан  продолжал  кричать,  выскочил  за  ворота  и  побежал   дальше,
размахивая руками. Старик даже не оглядывался.

    Машина уже углубилась в поле почти на две сотни ярдов,  как  вдруг
заглохла и остановилась. Мотор  замолчал.  Дьюан  остановился,  хватая
ртом  воздух.  Его   воображение   нарисовало   ему   образ   Старика,
склонившегося над рулем и рыдающего от содеянного им самим.

    Дьюан перевел дух и пошел к молчащей машине.

    Передние  фары  кабины  были  включены  и  дверь  распахнута,   но
внутренняя лампочка горела и  было  видно,  что  кабина  пуста.  Дьюан
медленно прпиблизился, чувствуя как острые стебли колят его ноги  даже
сквозь  тапки.  Подтянувшись  на  руках,  он  взобрался  на  маленькую
платформу с левой стороны кабины.

    Ничего.

    Дьюан глянул в  поле.  Кукуруза  едва  достигала  колена,  но  она
расстилалась  больше,  чем  на  полмили  во  всех   направлениях,   за
исключением их дома. Выпотрошенный ряд поломанных стеблей,  тянувшийся
позади комбайна, был отчетливо виден даже в  сумеречном  свете  звезд.
Фонарь около сарая казался далеким, как звезды над головой.

    Сердце  Дьюана  снова   сильно   забилось.   Он   наклонился   над
металлическими  перилами  платформы  и  заглянул  вниз,  почти  ожидая
увидеть распростертое на земле, скорчившееся тело. Ничего.

    Кукуруза росла очень тесно, отдельных рядов было уже не различить,
так как листья всех стеблей переплелись друг с другом.  Дьюан  отлично
знал, что еще несколько недель, и все поле станет сплошным  монолитом,
высотой до плеча.

    Но пока что разглядеть лежащего человека было бы нетрудно. Мальчик
шагнул к  краю  платформы,  заглянув  вперед  и  направо  от  комбайна
настолько далеко, насколько мог.