сумерки, в темноту летней ночи.

    Майк проинспектировал замок. Это была надежная  йельская  система,
но металлическая накладка была  привинчена  к  двери  поржавевшими  от
времени и разболтавшимися в трухлявой древесине шурупами. Все еще тихо
посвистывая, Майк принялся ее раскачивать, пока сначала два, а потом и
третий шурупы не выскочили из гнезд. Над  четвертым  пришлось  немного
потрудиться перочинным  ножичком,  но  наконец  поддался  и  он.  Майк
поискал глазами камешек, чтоб было чем забить шурупы обратно, когда он
соберется уходить, и осторожно вошел в лачугу.

    Внутри было совершенно темно. В воздухе пахло свежевырытой  землей
и еще чем-то кислым. Мальчик прикрыл за  собой  дверь,  предварительно
положив у порога камень побольше, чтобы  осталась  щель  для  света  и
чтобы он мог слышать приближение машины, и  постоял  минуту  спокойно,
давая глазам привыкнуть к темноте.

    Ван Сайка  здесь  не  было,  в  этом  важном  обстоятельстве  Майк
убедился прежде, чем сделал первый шаг. Да и вообще здесь почти ничего
не было: несколько лопат и кирок в углу,  обычный,  по  мнению  Майка,
набор инструментов кладбищенского сторожа, на полке несколько банок  с
какой-то темной жидкостью, в другом углу  валялись  сваленные  в  кучу
ржавые заостренные металлические прутья, части нуждавшейся  в  ремонте
ограды, пара небольших корзин, к одной из них был  прикреплен  фонарик
отчего казалось, что ею пользовались в  качестве  стола,  кипа  грубых
полотнищ, Майк мгновение недоумевал, что бы это могло  быть,  пока  не
догадался, что на таких широких лентах  опускают  в  могилу  гроб,  и,
наконец, прямо под окном, стояла низкая раскладушка.

    Майк осмотрел ее внимательным  образом.  От  койки  сильно  разило
плесенью, да и валявшееся на ней одеяло  пахло  не  лучше.  Но  кто-то
очевидно пользовался кроватью  совсем  недавно,  скомканная  газета  -
"Пеория Джорнэл Стар" за вторник - валялась  у  стены.  Смятое  одеяло
почти касалось пола и казалось, что его кинули на кровать в спешке.

    Майк опустился на колени и потянул к себе газету. Под нею оказался
журнал с плотными глянцевыми страницами. Майк поднял было его и  начал
перелистывать страницы, но тут же отбросил в сторону.

    На всех страницах красовались  черно-белые  фотографии  обнаженных
женщин. Майку приходилось видеть женскую наготу,  в  конце  концов  он
имелчетырех сестер, а  однажды  он  даже  держал  в  руках  нудистский
журнал, который принес в школу Джерри Дейзингер. Но сейчас  перед  его
глазами было что-то невообразимое.

    Эти женщины лежали, раздвинув ноги, и  все,  совершенно  все  было
видно. На нудистских фотографиях никаких подробностей не  было  видно,
только белые и гладкие человеческие тела,  а  здесь...  Наманикюренные
пальцы женщин раздвигали их самые сокровенные места,  гладили  волосы,
ласкали  самих  себя.  На  других  фото  женщины  стояли  на  коленях,
обернувшись к камере и выставив попы. Другие играли своими грудями.

    Майк почувствовал как кровь бросилась ему  в  голову  и  в  ту  же
секунду, будто поток крови сразу понесся _туда_, напрягся  его  пенис.
Он снова коснулся журнала, и не  поднимая  его,  перевернул  несколько
страниц.

    Снова женщины. Снова раздвинутые ноги. Ему и в голову  никогда  не
приходило,  чтоф  такими  вещами  можно  заниматься  перед  объективом
фотоаппарата. А что, если б это увидели их родственники?

    Мальчик ощущал как  стремительно  наступает  эрекция.  Ему  прежде
случалось возбуждать себя и  однажды,  примерно  год  назад,  он  даже
испытал оргазм, но отец Гаррисон в одной из  своих  проповедей  такими
страшными  красками  обрисовал  последствия,  которыми  чреваты  такие
занятия как самоосквернение духовное и физическое, что у Майка пропала
всякая охота к таким номерам. Он совсем  не  хотел  сойти  с  ума  или
покрыться ужасными прыщами, которые Господь насылает специально что бы
наказать тех, кто занимается рукоблудием. Кроме того Майку пришлось  в
мрачной темноте исповедальни исповедаться в своем грехе перед духовным
отцом, и тот его сильно выбранил. Но одно дело  признаваться  в  таких
вещах  отцу  Гаррисону  и  быть  выруганным  им,   и   совсем   другое
исповедаться  отцу  Каванагу.  Майк  подумал,  что  он  скорее  станет
атеистом и отправится в ад,  чем  признается  в  подобном  грехе  отцу
Каванагу. А если он _сделает это и не признается_..., ну что  ж,  отец
Гаррисон достаточно ясно  описал  наказание,  которое  несут  те,  кто
оскверняет себя.

    Майк вздохнул, положил журнал  обратно,  где  нашел  его,  прикрыл
газетой и поднялся на ноги.  Теперь  ему  придется  бежать  до  самого
холма, а еще лучше весь путь, чтобы избавиться от гадких мыслей  и  от
напряжения в теле.

    Когда Майк встал на ноги, одеяло соскользнуло на пол и запах гнили
наполнил комнату.

    Майк сначала отпрянул, но потом подошел поближе,  чтобы  поправить
одеяло.

    Запах сырой земли...  и  чего-то  еще  хуже...  поднимался  из-под
койки. Майк на секунду задержал дыхание, затем приподнял раскладушку и
прислонил ее к одной из корзин.

    Внизу  была  дыра.  Больше  двух  футов  в  поперечнике  и   почти
совершенно круглая, она была похожа на открытый люк посреди  мостовой.
Только края ее были ужасно грязными. Майк опустился на  четвереньки  и
заглянул внутрь.

    Вонь была невыносимо мерзкой. Однажды Майку случилось побывать  на
скотобойнях в Оук Хилл, так вот около  той  комнаты,  куда  сбрасывали
внутренности и те части туши, которые не  успели  продать,  запах  был
примерно таким же. Только здесь он смешивался с густым  запахом  сырой
земли, и это делало его таким зловонным, что Майк на минуту  отпрянул,
зажмурив глаза.

    Тут же снова открыв их  он  уловил  глубоко  внизу  тень  быстрого
движения, будто там какое-то существо метнулось в  сторону  от  света.
Мальчик быстро мигнул.  Края  дыры  были  странного,  кроваво-красного
цвета, хотя почва здесь совершенно не имела примеси глины,  и  к  тому
они были испещрены глубокими бороздами с ровными краями. Это напомнило
Майку что-то, только он не мог сразу вспомнить что именно. Но  тут  же
вспомнил.

    Однажды  Дейл  Стюарт  принес  в  школу  иллюстрированное  издание
комптоновской энциклопедии. Мальчики не отрываясь разглядывали  разные
органы человеческого тела, изображенные на цветных иллюстрациях.  Одна
из картинок  изображала  пищеварительный  тракт,  который  был  дан  в
разрезе и цветном изображении.

    Края этой дыры напоминали человеческие кишки в разрезе. Красные  и
в таких же бороздах.

    Пока Майк смотрел на них, края ямы дрогнули и зашевелились,  будто
сжимаясь и расслабляясь Зловоние усилилось.

    Майк, задыхаясь, отполз на  четвереньках.  Из  ямы  донесся  тихий
царапающийся звук, словно кто-то выползал  оттуда.  _Это  слышно,  как
бегают по земле крысы? Или там внизу что-то действительно есть?_

    Воображение нарисовало Майку  туннель,  уходящий  далеко  в  землю
кладбища к могилам. И он вообразил, как уползает в глубину  Ван  Сайк,
исчезая в толще земли... Извиваясь как  змея  он  торопится  скрыться,
напуганный беззаботным насвистыванием Майка.

    _Ван Сайк?.. А может что-нибудь еще хуже?_

    Майк вздрогнул. За мутным  стеклом  окна  не  было  ничего  видно,
словно на улице уже  стемнело,  только  из-под  щели  под  дверью  еще
пробивался свет.

    Майк пододвинул койку обратно на место,  убедился,  что  газета  и
журнал лежат в том виде, в каком он  нашел  их,  и  бросил  одеяло  на
кровать так, чтобы скрыть дыру. Но тут же понял, что одеяло  тут  даже
не нужно. _Внутри лачуги было так темно, что обнаружить  дыру  было  б
совершенно невозможно, если бы не тошнотворный запах,  который  минуту
назад пригвоздил его к месту._.

    Стоя на коленях Майк вдруг вообразил, как  из  дыры  протягивается
бледная, как червь, рука и тянется к нему  из-под  кровати...  хватает
его за запястье, сжимает локоть.

    От  возбуждения  Майка  не  осталось  и  следа.  На  секунду   ему
показалось, что он сейчас же, не помня себя от страха бросится  бежать
наружу. Он  зажмурил  глаза,  открыл  рот,  чтобы  меньше  чувствовать
ужасный запах и стал про себя читать слова молитвы  Пресвятой  Деве  и
Отче Наш.

    Ничего не помогало.

    Он вообразил крадущиеся шаги по траве у стены лачуги.

    Майк бросился к двери, распахнул ее и кинулся бежать, не  заботясь
о том что его могут  увидеть,  только  стремясь  оказаться  как  можно
дальше от этой страшной дыры... и от этого страшного места.

    На кладбище никого не было. Уже почти стемнело, далеко на  востоке
в светлевшем над линией деревьев  небе  горела  одинокая  звезда,  лес
казался совсем черным.  Но  все-таки  еще  длился  бесконечный  летний
вечер. Ярдах в двадцати  от  Майка  на  высоком  цоколе  могилы  сидел
краснокрылый дрозд и словно разглядывал его.


    Мальчик быстро пошел прочь, но тут же вспомнил про  замок.  Минуту
поколебавшись, тут же обозвал себя идиотом, вернулся обратно, подобрал
присмотренный заранее  камень  и,  приладив  накладку  к  двери,  стал
загонять шурупы обратно. Над последним пришлось поработать, закручивая
его с помощью ножа, и мальчик заметил, как дрожат у него руки.

    _Если из той дыры что-то выползло, как  оно  сможет  выбраться  из
лачуги? Наверное, через окно._.

    _Заткнись, идиот._. Нож соскользнул с головки шурупа и вонзился  в
мизинец. Майк,  не  обращая  на  рану  внимания,  завинитил  шуруп  на
последние полоборота, а капли крови падали в траву около двери.

    _Теперь все._ Выполнено конечно  не  лучшим  образом.  Внимательый
глаз аметит, что накладка была снята и потом прикручена обратно. Ну  и
что? Майк повернулся и быстрым шагом пошел по аллее.

    На шестой окружной не было никакого движения. Майк бегом взобрался
на холм, молясь про себя, чтоб тени не были такими  темными.  В  лесу,
казалось, уже стояла глубокая ночь.

    Пивная "Под Черным Деревом" была  заперта  и  смотрела  на  дорогу
темными глазницами окон. Несмотря  на  то,  что  это  было  нормальным
явлением, по воскресеньям спиртное продавать запрещалось,  вид  пустой
автостоянки перед домом был пугающим. Пробегая  мимо  нее,  Майк  чуть
замедлил шаги. Лес по-прежнему тянулся справа, Джипси Лейн была где-то
за ним, но слева уже открывался вид на кукурузные  поля  и  было  чуть
светлее.  Уже  виднелся  перекресток,  где  шоссе  пересекала  Джубили
Колледж Роуд,  до  него  оставалась  какая-то  пара  ярдов  и  в  трех
четвертях мили к западу виднелась водонапорная башня.

    Майк чуть успокоился и пошел помедленнее, ругая себя за  трусость,
когда вдруг услышал позади себя шаги.  Это  не  было  похоже  на  звук
приближающейся машины, шаги явно принадлежали одинокому пешеходу.

    Не сбавляя шага, мальчик оглянулся, пальцы непроизвольно сжались в
кулаки.

    _Какой-то ребенок,_, подумал он  про  себя,  когда  заметил  тень,
отделившуюся от черноты леса на дороге. Он не узнавал этого  мальчика,
но мог различить старомодную бойскаутскую шляпу и форму.  Мальчик  был
примерно в пятнадцати футах за ним.

    И тут же Майк понял, что это совсем не мальчик. Это был парень лет
двадцати с лишним, и форма на нем была вовсе не  бойскаутской,  скорее
такую носили солдаты времен Первой Мировой Войны. Похожие мундиры Майк
видел  на  старых  фотографиях.  Лицо  солдата  было  бледно  какой-то
восковой бледностью, черты его были размытыми и  плохо  различимыми  в
сумеречном свете.

    - Эге-гей! - прокричал в виде приветствия Майкл и  помахал  рукой.
Конечно, он не знал этого солдата, но теперь чуть успокоился. Когда он
услышал шаги позади себя, то вообразил появление на дороге Ван Сайка.

    Молодой солдат на приветствие не отвечал. Майку не видно было  его
глаз, но почему-то казалось, что тот был слепым. Солдат не  бежал,  он
просто шел быстрым, будто строевым  шагом  на  выпрямленных  ногах,  и
расстояние между ними быстро сокращалось. Теперь он был ярдах в десяти
от Майка, и мальчик ясно видел медные пуговицы на коричневом  мундире,
странные, цвета хаки, полоски ткани, подобно бинтам  обернутые  вокруг
ног солдата. Тупоносые  ботинки  скрипели  по  гравию.  Майк  старался
заглянуть ему в лицо, но широкополая шляпа не позволяла разглядеть его
черты, к тому же было уже слишком темно.

    Теперь молодой парень шел так быстро, что  Майку  показалось,  что
тот хочет сократить расстояние еще больше... торопится догнать его.

    _Черт с ним,_, подумал Майк и отмахнулся от  мелькнувшей  тревоги,
что теперь придется исповедаться  отцу  Каванагу  еще  и  в  том,  что
произнес плохое слово.

    Мальчик повернулся и бросился бежать вдоль Джкбили  Колледж  роуд,
по направлению к темнеющей  рощице  деревьев,  которая  уже  была  Элм
Хэвеном.

    Лоуренс, младший брат Дейла, боялся темноты.

    Вообще-то,  насколько  мог  судить  сам  Дейл,  его   восьмилетний
братишка не боялся ничего на  свете.  Он  забирался  так  высоко,  что
больше никто, разве что Джим Харлен, даже не помышлял о таком подвиге.
Лоуренс с полнейшим хладнокровием бросался на обидчика, даже если  тот
был вдвое старше и тяжелее его  самого,  наклонив  голову  и  отчаянно
молотя кулаками, он продолжал драться, даже получая побои, от  которых
другие мальчишки разбегались, размазывая по  лицу  слезы.  Кроме  того
Лоуренс обожал головоломные трюки: он отважно скатывался на велосипеде
с самых высоких трамплинов, какие только ребятам удавалось отыскать, а
когда  требовался  охотник  служить  барьером,  через  который   будут
скатываться другие, единственным добровольцем опять же  оказывался  он
сам. Он играл полузащитником в футбольной команде ребят  вдвое  старше
его по  возрасту,  а  его  долго  вынашиваемой  мечтой  было  упросить
кого-нибудь, чтобы его упаковали в  картонную  коробку  и  сбросили  с
самого высокого из холмов горного  массива  Билли  Гоут.  Дейлу  часто
приходило на ум, что отчаянная храбрость его братишки еще сослужит ему
плохую  службу  и  поможет  в  один   прекрасный   день   благополучно
угробиться.

    Но Лоуренс боялся темноты.

    Больше всего он боялся  темноты  на  лестничной  площадке  второго
этажа их дома и в их спальне.

    Дом, в котором  жили  Стюарты,  с  тех  пор  как  пять  лет  назад
переехали  сюда  из  Чикаго,   был   довольно   старым.   Выключатель,
расположенный у подножия лестницы, включал лампочки небольшой люстры у
входной двери, но оставлял  в  темноте  лестничную  площадку  наверху,
через  которую  требовалось  пройти,  чтобы   добраться   до   спальни
мальчиков. И, что было еще хуже, по крайней мере с точки  Лоуренса,  в
этой самой спальне около входной двери не было настенного выключателя.
Чтобы зажечь свет, мальчики должны были пройти через  темную  комнату,
отыскать шнур, свисавший с потолка в середине  комнаты  и  дернуть  за
него. Это мероприятие Лоуренс откровенно  ненавидел  и  всегда  просил
Дейла пойти вместе с ним.

    Однажды, когда они  с  братом  укладывались  спать,  включив,  как
обычно, ночник, Дейл поинтересовался у брата, а чего  он,  собственно,
так боится. Ведь  это,  в  конце  концов,  их  _собственная_  комната.
Лоуренс долго не отвечал, а потом наконец проговорил:

    - Боюсь, что кто-то сидит здесь. И ждет.

    - Кто-то? - шепотом спросил Дейл. - А кто?

    - Не знаю, - отвечал тот уже сонным голосом. - Кто-нибудь.  Иногда
я представляю, как вхожу в  комнату  и  начинаю  искать  этот  шнур...
знаешь, как бывает, когда его долго  не  найти...  и  вместе  шнура  я
натыкаюсь на чье-то лицо.

    Дейл почувствовал, как мурашки побежали у него по спине.

    - Понимаешь,  -  продолжал  Лоуренс,  -  лицо  какого-то  высокого
парня... и я в темноте ощупываю его...  чувствую  холодные,  скользкие
зубы, и понимаю, что глаза  у  него  широко  раскрыты,  как  бывает  у
мертвецов... и...

    - Замолчи, пожалуйста, - оборвал брата Дейл.

    И даже при свете ночника Лоуренс боялся некоторых предметов  в  их
спальне. В этом старом доме не было  встроенных  шкафов,  отец  сказал
мальчикам, что раньше люди пользовались специальными гардеробами, куда
вешали свою одежду, но предыдущие хозяева соорудили такой шкаф в  этой
комнате. Это была просто кладовка из грубо-отесанных  сосновых  досок,
высотой от пола до самого потолка. Лоуренс говорил, что она похожа  на
поставленный стоймя гроб.  Дейлу  она  тоже  напоминала  гроб,  но  он
предпочитал особенно не распространяться об этом. Лоуренс  никогда  не
отваживался  первым  открыть  дверцу   кладовки,   даже   днем.   Дейл
догадывался, что брат представляет, что там кто-то сидит.

    Но больше всего Лоуренс боялся темноты под своей кроватью.

    Мальчики спали всего в двух шагах друг  от  друга,  на  одинаковых
кроватях, накрытых одинаковыми одеялами, но Лоуренс  был  уверен,  что
что-то таится именно под его кроватью.

    Если в их комнате была мама, то  он  отваживался  читать  молитву,
стоя на коленях, но если мамы не было, он мгновенно раздевался и нырял
в постель прямо оттуда, где  стоял,  стараясь  не  оказываться  вблизи
опасного пространства. Улегшись он  начинал  тщательно  укутываться  в
одеяло и подтыкать его под себя со всех сторон, чтобы ничто  не  могло
схватить его и утащить вниз. Если он читал  комикс  и  книга  случайно
падала на пол,  то  он  просил  Дейла  поднять  ее.  Если  же  тот  не
соглашался, то книга так и оставалась валяться на полу до самого утра.

    Дейл все несколько лет, что  они  жили  здесь,  пытался  урезонить
брата.

    - Вот смотри, дурачок, - авторитетно начинал он, - здесь же ничего
нет. Одна только пыль.

    - Там может быть дыра, - прошептал однажды Лоуренс.

    - Какая дыра?

    - Обыкновенная, похожая  на  туннель.  И  в  ней  что-то  сидит  и
собирается меня схватить. - Голос брата звучал едва слышно.

    Дейл рассмеялся.

    - Ты, заячья душа, сам подумай, наша комната находится  на  втором
этаже. Какой же может быть туннель на втором этаже? Плюс  к  тому  же,
под нами твердый пол. -  И  Дейл,  наклонившись,  постучал  костяшками
пальцев по полу, доказывая его твердость. - Вот, смотри.

    Лоуренс в страхе зажмурил глаза,  словно  представил,  что  сейчас
высунется рука и схватит Дейла за запястье.

    Теперь Дейл уже перестал убеждать брата, что бояться  нечего.  Сам
он вовсе ничего не боялся на втором этаже. Предметом его  страхов  был
подвал, и особенно бункер для угля,  откуда  зимой  ему  каждый  вечер
приходилось выгружать уголь в  ведерко.  Но  Лоуренсу  он  никогда  не
признавался в этом. И лето Дейл любил еще и потому, что ему  не  нужно
было спускаться в подвал. Лоуренсу же приходилось трястись  от  страха
весь год.

    В эту первую субботу летних каникул Лоуренс опять  попросил  брата
подняться с ним в  спальню,  чтобы  включить  свет.  Дейл  со  вздохом
отложил книжку про Тарзана, которую как раз читал, и пошел с братом.

    Ничье лицо не скалилось  в  темноте.  Никто  не  выпрыгнул  из-под
кровати. Когда Дейл  открыл  дверь  кладовки,  чтоб  повесить  рубашку
брата, никто не набросился на него оттуда. Лоуренс  уже  натягивал  на
себя пижаму, и Дейл почувствовал, что тоже  не  прочь  улечься  спать,
хотя еще не было и девяти. Решив, что сможет еще  немного  почитать  в
постели, он разделся, забросил грязное белье в корзину и  устроился  с
книжкой, раскрытой на самом интересном  месте.  Он  как  раз  читал  о
приключениях Тарзана в затерянном городе Опар.

    Тут послышались шаги и на пороге комнаты возникла фигура отца.  Он
не снял очков и темная оправа делала его лицо более старым и  строгим,
чем обычно.

    - Привет, папа, - пропищал Лоуренс из-под одеял. Он  уже  закончил
ритуал подтыкания и теперь лежал спокойно в  полной  уверенности,  что
никакое подкроватное существо не сможет ухватить одеяло  за  кончик  и
стащить его вниз.

    - Привет, тигрята. Рановато