редко
появлялась в этом храме, ее родители обычно ездили в собор Св. Марии в
Пеории, но в тех  редких  случаях,  когда  она  _бывала_  здесь,  Майк
чувствовал как трудно ему сосредоточиться на своих обязанностях.

    - Но я не  учусь  в  одном  классе  с  Мишель  Стаффни,  -  хрипло
пробормотал   он,   стараясь   говорить   непринужденно.   _Если   это
проболталась эта крыса Донни Элсон, то я ему покажу_, подумал  он  про
себя.

    Отец Каванаг кивнул и улыбнулся. Улыбнулся очень мягко,  без  тени
насмешки, но Майк снова покраснел до корней волос. И  опустил  голову,
словно завязывая шнурки выполнял работу неимоверной важности.

    - Значит, я ошибся, - сказал  священник,  погасил  в  стоявшей  на
столике пепельнице сигарету, и тут же стал хлопать себя  по  карманам,
отыскивая новую. - Вы с друзьями запланировали  какие-нибудь  дела  на
сегодня?

    Майк пожал плечами. Вообще-то он собирался  немного  пошататься  с
Дейлом и мальчишками, а потом установить наблюдение за Ван  Сайком.  И
теперь он снова, в который уже раз покраснел, понимая в какие  детские
игры они играют.

    - Нет, - ответил мальчик. - Ничего особенного.

    - Я намеревался сегодня часов около пяти навестить миссис  Кланси,
- проговорил отец Каванаг. - И  мне  помнится,  что  ее  покойный  муж
незадолго до смерти вырыл пруд у себя на ферме. Наверное она не станет
возражать, если мы захватим с собой удочки и проверим, как поживает  в
нем рыба. Хочешь пойдем вместе?

    Майк кивнул, чуствуя как радость поднимается в нем,  подобно  тому
голубю в виде которого на западной стене храма  был  изображен  Святой
Дух.

    - Отлично. Я заеду за тобой в  папомобиле  примерно  без  четверти
пять.

    Майк  снова  кивнул.  Отвец  Каванаг  всегда  называл   приходской
служебный атомобиль -черный линкольн  -  "папомобиль".  Сначала  Майка
ужасно шокировало это слово, но затем он решил, что вряд ли  священник
употребляет его в присутствии посторонних лиц. Возможно, у  него  даже
возникли бы неприятности, если б  Майк  повторил  это  слово  при  ком
нибудь другом, и воображение мальчика услужливо  нарисовало  ему  двух
кардиналов,  прибывающих  из   Ватикана   на   специально   присланном
вертолете,  хватающих  его  друга  -  священника  и  тут  же  на  ходу
заковывающих его в испанский сапог. Теперь шутка уже  казалась  своего
рода актом доверия, отец Каванаг как бы  говорил  этим:  "Мы  с  тобой
все-таки светские люди, Майкл, мой друг".

    Майк помахал на прощание священнику и вышел из сумрачного храма на
ослепительный свет воскресного полдня.


    Дьюан работал большую часть дня, пришлось чинить  Джона  Дира,  их
машину, затем прополол сорняки вдоль канавы, вывел коров  с  западного
пастбища на поле между сараем  и  кукурузой,  и  даже  прошелся  между
кукурузными рядами, хотя полоть ее было еще рановато.

    Старик приехал домой около трех часов дня. Дьюан, державший всегда
окна своего подвала  открытыми,  несмотря  на  то,  что  они  не  были
зарешечены, услышал шум подъезжавшей машины еще издалека.  Разумеется,
Старик был пьян, хоть и не в  стельку.  Поэтому  Дьюан  и  Витгенштейн
остались у себя и только хвост колли застучал по каменным плитам пола.

    Обычно по воскресеньям,  если  Старик  не  уезжал,  они  сражались
вдвоем в шахматы до самого полудня. Но сегодня было явно не до шахмат.

    С прополки Дьюан вернулся домой около  четырех  часов  дня,  когда
Старик сидел в кресле-качалке под тополем на южной лужайке.  На  траве
перед ним была растелена "Нью Йорк Таймс".

    - Смотри, что я захватил в  Преории,  -  пробормотал  он  и  потер
небритые щеки. Он не  брился  уже  два  дня  и  седая  щетина  красиво
серебрилась на солнце. - Забыл тебе сразу сказать.

    Дьюан уселся на траву и принялся перелистывать газеты, ища колонку
книжного обозрения.

    - Это за прошлое воскресенье? - спросил он.

    - А ты что думал, за сегодняшнее?

    Дьюан молча пожал плечами и стал читать газету. Почти вся  колонка
была посвящена книге Ширера  "Расцвет  и  падение  Третьего  Рейха"  и
нескольким другим книгам на эту же тему. Возможно это было  связано  с
тем, что как раз на прошлой неделе в Буэнос  Айресе  схватили  Адольфа
Эйхмана.

    Старик прочистил горло и заговорил:

    - Я вообще-то не собирался ... гм... возвращаться так  поздно.  Но
какой-то  долбанный  профессор  из  Бредли,  которого  я  встретил   в
маленькой пивнушке на Адамс Стрит, затеял со мной спор о Марксе и я...
ну, вобщем, сам понимаешь. Как дома, все в порядке?

    Дьюан кивнул, не поднимая глаз.

    - Тот солдат переночевал у нас или нет? - продолжал отец.

    Дьюан опустил газету.

    - Какой солдат?

    Старик снова потер щеки и шею, очевидно пытаясь отделить  фантазии
от реальности.

    - Гм... Помню, что я  подвозил  какого-то  солдата.  Подобрал  его
около моста через Спун ривер. - И он снова  принялся  тереть  щеку.  -
Обычно я не сажаю этих халявщиков... сам  знаешь...  но  тут  как  раз
начался дождь... - Он замолчал и  оглянулся,  как  будто  ожидал,  что
солдат все еще сидит в пикапе. - Да, да, теперь я все  припоминаю.  Он
за всю дорогу не сказал ни одного слова. Только кивнул один раз, когда
я спросил не демобилизовался ли он. Будь оно  проклято,  я  все  время
чувствовал, что что-то с его мундиром  не  то,  но  я  был...  э...  я
слишком устал, чтобы запомнить что там именно было не в порядке.


    - А что было не в порядке? - тут же поинтересовался Дьюан.

    - Его обмундирование. Оно было совершенно  несовременным.  Это  не
было даже не курткой  времен  генерала  Эйзенхауэра.  Он  был  одет  в
старинную  шинель...  да,  да,   такую   коричневую   шинель,   старую
широкополую солдатскую шляпу, и краги.

    - Краги, - повторил Дьюан. - Ты имеешь в виду те обмотки,  которые
носили в Первую Мировую Войну?

    - Угу, - кивнул Старик. Он жевал ноготь  на  указательном  пальце,
как обычно делал, когда бывал  чем-то  озадачен.  -  Вот  именно,  все
говорило о том, что солдат воевал еще на той войне... краги,  башмаки,
знаешь тогда носили такие тяжелые, подбитые гвоздями  ботинки,  шляпа,
даже пояс Сэм Брауни*. Сам парень был довольно молодой, он не мог  был
настоящим солдатом, он словно вырядился в мундир своего  дедушки,  или
возвращался домой с какого-нибудь  маскарада.  -  Тут  Старик  перевел
взгляд на Дьюана. - Он остался позавтракать?


    [* Пояс "Сэм Брауни" - портупея, надеваемая  через  правое  плечо,
которую обычно носили офицеры в армии США.]


    Дьюан покачал головой.

    - Никто не приходил сюда прошлой ночью. Ты должно быть высадил его
где-нибудь по дороге.

    Старик на миг сосредоточился на этой мысли, затем энергично затряс
головой.

    - Нет, нет. Я _уверен_, что он сидел в кабине рядом со мной, когда
я поворачивал на подъездную аллею. Я помню что еще на минуту  забыл  о
его существовании, потому что он сидел очень тихо.  Я  собирался  дать
ему сандвич и уложить спать на кушетке. - Старик  снова  посмотрел  на
мальчика. Его глаза были испещрены кроваво-красными прожилками.  -  _Я
знаю_, что он был рядом со мной, когда я подъезжал к дому, Дьюни.

    Дьюан спокойно кивнул, чтобы не раздражать отца.

    - Ну значит, я просто не слышал, когда вы вошли в дом. А может, он
пошел в город пешком?

    Старик прищурился и глянул в сторону шоссе.

    - Это в середине ночи? Кроме того, я помню, что он говорил,  будто
бы живет где-то здесь неподалеку.

    - Мне казалось, ты сказал, что он все время молчал.

    Старик снова зажевал ноготь.

    - Он не... не помню, что он говорил... ладно, дьявол с ним. - И он
вернулся к чтению финансовой сводки.

    Дьюан закончил чтение книжного обзора и пошел к дому.  Уитт  вышел
из  сарая,  где  он  предавался  послеобеденному  отдыху  и   принялся
потягиваться,  гоняться  за  собственным  хвостом  и  вообще  всячески
выражать готовность отправиться с Дьюаном куда угодно.

    - Эй, парнишка, - обратился к нему  мальчик,  -  тут  случайно  не
прохаживался один пехотинец?  Он  немного  задержался,  возвращаясь  с
полей Первой Мировой, так вот не гулял ли он вокруг нашего сарая?

    Уитт тихо взвизгнул и недоуменно наклонил голову, явно не понимая,
что от него хотят. Дьюан в знак утешения поскреб у  него  за  ушами  и
подойдя к грузовичку, открыл дверь кабины. Оттуда  пахнуло  застарелым
запахом  виски  и  старых  носков.  На  виниловом  сиденьи   рядом   с
водительским местом отпечаталась отчетливая вмятина, будто тут  кто-то
сидел. Но она была здесь все то время, что они владели  этой  машиной.
Дьюан пошарил под сиденьем, проверил бардачок и заглянул  под  коврик.
Уйма мусора - тряпки, карты, открывашка для бутылок, несколько  пустых
бутылок, банок из-под пива и даже несколько  заряженных  патронов  для
пистолета, но  ничего  интересного.  Ни  тебе  офицерской  трости,  ни
маузера, случайно забытого таинственным  посетителем,  ни  даже  схемы
военных укреплений на Сомме или карты Белли Вуд*.


    [* Белли Вуд - лесной массив на севере Франции, в  битве  рядом  с
которым морской десант Армми США одержал крупную победу в 1918г.]


    Дьюан усмехнулся про себя и пошел обратно по двор дочитать  газеты
и поиграть с Уиттом.


    Когда Майк и отец Каванаг закончили свою  рыбную  экспедицию,  был
уже  вечер.  Миссис  Кланси,  умиравшую  не  столько  от   преклонного
возраста, сколько от непрерывного брюзжания, не хотела, чтобы  в  доме
присутствовал кто-нибудь посторонний, пока она будет исповедоваться  и
Майку пришлось довольно долго гулять вокруг пруда, бросая на тот берег
камешки и предаваясь сожалениям, что он не пообедал перед тем как уйти
из дому. Было  не  так  уж  много  вещей,  способных  заставить  Майка
пропустить воскресный обед, но прогулка с отцом Каванагом  была  одной
из них. Когда он поинтересовался у мальчика, пообедал ли тот уже, Майк
только кивнул в ответ. И тут же подумал, что во  время  исповеди  этот
ответ ему придется включить в раздел "Да, отец мой,  несколько  раз  я
обманывал  старших".  Когда  Майк  станет  старше,  он  поймет  почему
священники не могут  жениться.  Кто  же  согласиться  выйти  замуж  за
человека, которому придется регулярно исповедоваться?

    Отец Каванаг присоединился к  Майку  когда  было  уже  около  семи
часов, но  из-за  солнца,  только  едва  прикоснувшегося  к  верхушкам
деревьев, казалось, что гораздо меньше. Из багажника  папомобиля  Майк
принес два спиннинга и они примерно час еще  порыбачили.  Успех  выпал
только на долю Майка, ему удалось поймать  несколько  мелких  рыбешек,
которых они тут же выбросили обратно  в  воду,  но  зато  беседой  они
насладились вволю. Беседой, настолько интересной, что у мальчика  даже
закружилась голова. О чем они только не говорили. И о таинстве  Святой
Троицы, и о  хулиганах  на  чикагских  улицах  времен  молодости  отца
Каванага, и об уличных бандах, и о том, почему все  вокруг  в  природе
это творение, а Бог это сущее, и почему старики обращаются  к  Церкви,
отец Каванаг рассказал мальчику о знаменитом  пари,  которое  заключил
Паскаль и о многом, многом другом. Майк обожал такие разговоры с отцом
Каванагом. Конечно, болтать с Дьюаном или Дейлом, или еще с кем-нибудь
из башковитых  ребят  было  довольно  забавно,  у  них  бывают  разные
интересные идеи, но отец Каванаг знал _жизнь_. Он был умным человеком,
умным не только потому что одолел премудрости латинского  и  теологии,
но и потому что победил в себе циничного подростка с чикагской  улицы,
жизнь которой Майк никогда бы даже не мог вообразить.

    Тени деревьев потянулись по зеленой траве и уже окунулись в  воду,
когда отец Каванаг глянул на часы и воскликнул:

    - Боже, Майкл, смотри, как уже поздно. Миссис Мак  Кафферти  будет
беспокоиться. - Миссис МакКафферти была экономкой в  доме  священника,
причем если для отца Гаррисона она была сестрой,  пытающейся  удержать
беспутного братца на краю пропасти, то с отцом Каванагом она нянчилась
как мать.

    Они погрузили спиннинги в кузов и по шестой окружной направились к
городу.  Когда  они  спустились  с  первого  холма  и  взобравшись  на
следующий  поравнялись  с  клабищем  Кэлвери,  в  поле  зрения  Майка,
несмотря на пыль, поднятую автомобилем, попал справа  дом  Дьюана  Мак
Брайта, а чуть позже слева ферма дяди Генри, которому Дейл  приходился
родственником.  Майк  увидел,  что  золотившийся  в   вечернем   свете
кладбищенский двор был пуст, заметил отсутствие машин на стоянке вдоль
дороги и неожиданно вспомнил о том, что он  сегодня  собирался  начать
слежку за Ван Сайком. Мальчик тут же попросил священника  притормозить
и тот свернул на обочину и остановился у кованых железных ворот.

    - Что случилось? - спросил он.

    Майк принялся лихорадочно соображать что ему сказать.

    - Я... ну... я  обещал  Мемо  сходить  на  дедушкину  могилу.  Ну,
понимаете, посмотреть не заросла ли она травой, остались ли с  прошлой
недели цветы и все такое. - Еще одно признание для будущей исповеди.

    - Я подожду тебя, - ответил священник.

    Майк покраснел и  побыстрее  отвернулся,  чтобы  отец  Каванаг  не
заметил его румянца. Хорошо бы, чтоб он еще не услышал фальшивых ноток
в его голосе.

    -  Гм...  Понимаете,  я  бы  хотел  побыть  там  один.  Ну,  чтобы
помолиться.- _Святой Михаил, что он только несет. Ты хочешь помолиться
и поэтому просишь священника уйти подальше._  -  Кроме  того,  я  хочу
нарвать в лесу цветов и могу немного задержаться.

    Отец  Каванаг  посмотрел  на  заходящее  солнце,  которое  подобно
красному шару повисло над самым кукурузным полем.

    - Но уже почти темно, Майкл.

    - Я успею вернуться домой до темноты. Честно.

    - Но до города еще почти миля. - В голосе священника  ясно  звуало
сомнение, как будто он подозревал, что происходит что-то не то, но  не
мог понять, что именно его смущает.

    - Нет проблем, отец. Мы с ребятами часто гулям в такое  время.  Мы
ведь почти все время проводим в лесу.

    - Но ты не задержишься здесь?

    - Нет, - ответил Майк. - Только сделаю то, тчо обещал Мемо и сразу
домой. - У него в голове промелькнула мысль, _а мог  бы  отец  Каванаг
сам бояться темноты_, но он тут же ее отбросил. Следующую  секунду  он
колебался, не рассказать ли священнику всю правду об их подозрениях, о
том что что-то нечисто со Старым Централом,  и  о  исчезновении  Тубби
Кука, да и сказать о том, что он собирается  всего  лишь  заглянуть  в
старую сторожку позади кладбища, где по слухам ночует Ван Сайк.  Но  и
эту мысль он тоже отбросил, ему совсем не хотелось, чтобы отец Каванаг
счел его психом.

    - Ты уверен? - уточнил священник. - А то твои домашние думают, что
ты поехал со мной.

    - Они знают, что я обещал Мемо, - эта ложь далась Майку уже легче.
- Я вернусь домой до темноты.

    Священник кивнул и наклонился, чтобы открыть дверцу.

    - Хорошо, Майкл. Спасибо за совместную рыбалку  и  беседу.  Завтра
будешь на ранней мессе?

    Вопрос был чисто риторическим. Майк каждый день  служил  во  время
ранней мессы.

    - Конечно, до завтра, - ответил  он,  закрывая  тяжелую  дверцу  и
наклоняясь к опущенному стеклу. - Спасибо за... - Он помолчал, не зная
за что именно он благодарит  священника.  _За  то,  что  тот,  хоть  и
взрослый, а говорит с ним как с равным_? - Спасибо за то, что одолжили
мне спиннинг.

    - В любое время, - усмехнулся отец Каванаг. - В следующий раз мы с
тобой отправимся на Спун Ривер, вот там водится настоящая рыба.  -  Он
отсалютовал двумя поднятыми вверх пальцами, тронулся с места  и  через
минуту исчез за следующим холмом. Майк немного постоял, выжидая  когда
рассеется пыль, в низкой траве вокруг его ног прыгали кузнечики. Затем
обернулся и посмотрел на кладбище. Его собственная тень протянулась до
самой   черной   остроконечной    решетки    железной    кладбищенской
ограды._Великолепно.  А  что  если  здесь  сейчас   сидит   Ван   Сайк
собственной персоной?_

    Ему до этого и в голову не пришло, что это то  ли  сторож,  то  ли
чернорабочий может быть здесь. В воздухе стоял густой  запах  зреющего
зерна,  и  влажного  июньского  вечера.  Место  выглядело,  звучало  и
_ощущалось_ пустым. Майк потянул на себя невысокую калитку, открыл  ее
и вошел  на  территорию  кладбища.  Все  его  существо  чувствовало  и
бежавшую впереди него  его  собственную  тень,  и  скорбные  очертания
могильных  памятников,  и,  особенно  остро,  оглушительное  молчание,
повисшее над ним после часов бесед.

    Он и вправду остановился у могилы дедушки. Она находилась почти  в
самом центре кладбища, которое  занимало  площадь  примерно  в  четыре
акра, и памятник дедушки был четверты от травянистой дорожки, делившей
кладбище на две половины. Все О'Рурки были похоронены на этом участке,
родственники его матери чуть  ближе  к  забору  с  другой  стороны,  и
дедушкина могила была ближайшей в этом ряду. Рядом  виднелось  пустое,
заросшее  травой  пространство,   которое,   как   Майк   знал,   было
приготовлено для его родителей. И его сестер. И для него самого.

    Цветы все еще были здесь, поникшие и увядшие, но все еще здесь. Их
принесли в прошлый понедельник, в  День  памяти,  вместе  с  крошечным
флажком Американского Легиона. Родители приносили этот  флажок  каждый
год в этот день и часто в мозгу Майка чередование времен года  странно
согласовывалось с тем, насколько выгоревшим был этот  флажок.  Дедушка
когда-то был зачислен в Американский легион, но побывать на фронте ему
не  удалось,   он   всего   лишь   провел   четырнадцать   месяцев   в
мобилизационном лагере в Джорджии. Когда Майк был маленьким, ему часто
доводилось слушать рассказы Мемо о военных подвигах друзей дедушки  на
полях сражений и у него сложилось твердое убеждение в том, что  именно
эта неудача серьезно повлияла на дедушку.

    Сейчас цвета флага были яркими, красный был кроваво-красным, белый
ослепительно белым над яркой зеленью травы. Горизонтальный свет низких
фонарей делал все окружащее словно  более  выпуклым  и  ярким.  Далеко
отсюда, на ферме дяди Генри, расположенной примерно  в  четверти  мили
отсюда, мычали коровы и звук отчетливо разлился в спокойном воздухе.

    Майк наклонил голову и прошептал про себя слова  молитвы.  Теперь,
возможно,  его  слова  можно  будет  не  считать   ложью.   Затем   он
перекрестился и по тропинке направился к дальней стороне кладбища, где
находилась сторожка Ван Сайка.

    Впрочем, она была не совсем его, скорее это был старый  сарай  для
инструментов, который уже многие годы стоял на кладбище.  Располагался
он у самого забора,  отделенный  от  последнего  ряда  могил  полоской
скошенной  травы.  Хотя,  как  думал  Майк,  довольно  скоро  кладбище
подступит к домику вплотную. Вечерние лучи солнца  освещали  небольшой
участок западной стены и делали его похожим на кусочек масла.

    Майк заметил, что на  двери  висит  замок  и  прошел  мимо,  будто
направляясь  к  лесу,  обычному  месту  назначения  всех  мальчишеских
походов, затем резко повернул обратно и нырнул в тень. Кузнечики слепо
запрыгали вокруг его кед и под ногами зашуршала упругая трава.

    С этой стороны в стене было окно - единственное окно всей сторожки
- совершенно крохотное и находившееся примерно на уровне шеи Майка. Он
подошел ближе, нагнулся и, заслонив глаза ладонью, заглянул внутрь.

    Ничего. Окно было слишком тусклым, а комнатка - слишком темной.

    Небрежно засунув руки в карманы и насвистывая, Майк обошел  вокруг
домика. Несколько раз оглянулся через плечо, на аллее никого не  было.
После того, как машина отца Каванага уехала, больше никого  на  дороге
не появлялось. На кладбище царила тишина.  Медленным  малиновым  шаром
солнце уплывало вниз, за дорогу. Но пустое небо все еще  горело  огнем
прекрасного иллинойского заката,  светлый  июньский  вечер  катился  в