ный путь, где был фураж  и  чистая  вода.  Мы  оставили  им  тропу,
отчетливую, как помеченная дорожка, проведенная к пороховому погребу.
   Они повернули на запад к Бухаресту и нашли город обезлюдевшим и  лишенным
каких бы то ни было припасов. Тогда они пошли на север  к  Снагову,  где  на
укрепленном острове их ждали сотни моих людей и воинов. Озеро  было  слишком
глубоким для переправы врага в полном вооружении, а стены слишком высоки для
тех, кто все же смог переправиться. Мои орудия  сеяли  среди  них  смерть  и
опустошение.
   Махмуд последовал за мной дальше  на  север,  оставив  Снагов  в  тылу  и
подвергнув множество своих людей ночным страхам и смерти на колах по утрам.
   И вот, в лето Господне 1462, июня семнадцатого дня, я налетел  на  войско
Махмуда, но не с легким отрядом, а с тринадцатью  тысячами  моих  храбрейших
бояр и их отборных воинов. Мы  разметали  охрану,  рассекли  основные  силы,
насадили на пики тех, кто пытался  сопротивляться,  и  пронеслись  через  их
гигантский лагерь подобно раскаленному мечу,  пронзающему  мягкую  плоть.  С
собой у нас были факелы, и  мы  зажгли  их,  чтобы  отыскать  красный  шатер
султана. Я был в полной уверенности, что мне самому удастся убить этого  пса
и выпить его кровь еще до того, как солнце поднимется вновь.
   Мы нашли красный шатер и перебили всех, кто в нем оказался, но это был не
тот красный шатер. Для меня явилось слабым  утешением,  что  мы  обезглавили
двух визирей Махмуда. Когда я перестроил  своих  людей,  султанская  конница
стекалась с трех сторон.  Даже  тогда  у  меня  еще  оставалась  возможность
довести битву до победы, поскольку Махмуд потерял голову и бежал из  лагеря,
а его пехотинцы, охваченные паникой, разбегались  в  полном  беспорядке.  Но
один из моих военачальников, боярин по имени Галеш, сорвал атаку с  западной
стороны, откуда по  моему  приказу  должна  была  последовать  вторая  волна
наступления. Из-за трусости Галеша Махмуд скрылся, а моему  отряду  пришлось
прокладывать путь в смыкающемся кольце наседающей оттоманской конницы.
   Именно там, в лагере Махмуда, две стрелы попали мне в грудь. Я вырвал  их
и поднял высоко над головой при свете факелов  и  огней,  подбадривая  своих
людей. Тайный дар самоисцеления,  с  рождения  отличавший  меня  от  обычных
людей, был гораздо сильнее во мне в то время. А  за  час  до  боя  я  принял
Причастие. И тут раздался  крик:  "Господаря  Дракулу  нельзя  убить!"  -  и
оставшиеся в живых бояре сомкнулись вокруг меня. Образовав клин из  щитов  и
клинков, мы вырвались из этого ада.
   Султан вернулся к своему войску. Поговаривают, что его чуть ли  не  силой
приволокли в лагерь полководцы и мой брат Раду. В ту ночь  я  не  попил  его
теплой крови.
   В гневе приказал я доставить к себе в шатер  за  час  до  рассвета  труса
Галеша. Мои телохранители обезоружили его, содрали с него  одежду,  заломили
руки и подвесили на железном кольце, которое я всегда брал с собой в походы.
Затем, еще весь в крови и грязи битвы, ощущая великую боль в  груди,  я  сам
взялся за  дело.  Единственными  моими  орудиями  было  шило,  буравчик  для
открывания винных бутылок и бритва моего отца,  изготовленная  из  лучшей  в
Европе стали. Этого было достаточно. Я пил  кровь  из  еще  живого  тела  до
восхода солнца, затем заснул, поднялся и отдал  приказ  на  марш  обратно  в
Тырговиште, после чего возобновил трапезу и продолжил пить кровь  до  заката
того дня. Кто-то написал, что вопли труса были слышны туркам за сорок лиг от
того места.
   В Тырговиште мы приготовились к году осады, а то и больше. Город закрыли,
по отстроенным башням и стенам рассадили воинов, зарядили пушки,  нагнали  в
крепость скот и птицу, а по трубам, которые  я  приказал  тайно  прорыть,  в
город провели подземную воду. Приближался сброд султана Махмуда  и  голодный
Раду.
   Остановились они в  двадцати  семи  лигах  от  наших  стен.  Сотни  лесов
преодолел Махмуд со своим войском, чтобы  добраться  до  подножия  Карпат  и
ворот Тырговиште, но в то утро они вышли еще к одному  лесу  и  остановились
перед этим лесом, прежде чем пройти через него.
   Во время  предыдущей  зимней  кампании  против  турок  я  перебил  тысячи
неприятельских  воинов.  Страстно  желая  вести  точный  счет  жертв   среди
оттоманцев, я повелел боярам отрезать головы убитых и привозить их домой для
подсчета. К февралю в войсках начался ропот: слишком много накопилось голов,
слишком много пропитанных кровью, тяжелых мешков.  К  окончанию  кампании  я
велел пересчитать головы и записать полученные цифры,  после  чего  у  голов
отрезали носы и уши и  отправили  их  моему  другу,  иногда  даже  союзнику,
венгерскому королю  Матиашу  Корвину.  Он  не  ответил  на  мое  послание  с
приложенными к нему дарами, но я знаю, что полученное  им  впечатление  было
сильным.
   Счет пленных турок, взятых во время той зимы, шел, конечно, на тысячи.  В
июне, когда Махмуд приблизился к стенам нашей столицы, в тюрьмах и  темницах
содержалось более  двадцати  трех  тысяч  пленных.  И  вот,  когда  все  еще
огромная, но измотанная и изголодавшая армия  Махмуда,  исполненная  злобной
решимости, двинулась маршем, чтобы преодолеть двадцать семь лиг,  отделявшие
ее от очевидной победы под Тырговиште, она остановилась перед лесом, который
я приказал воздвигнуть. Лес представлял собой насаженных на  колья  двадцать
три тысячи турок, причем некоторые из них  все  еще  извивались.  На  кольях
повыше торчали тела  любимых  военачальников  султана,  друзей,  которых  он
намеревался выкупить, в том  числе  Хамза-паши  и  легендарного  грека  Фомы
Катаволиноса.
   Султанский лизоблюд и хроникер Лаоникус Цхалькондилес писал о  том  утре:
"Ошеломленный увиденным, не поверив собственным  глазам.  Император  сказал,
что он не может отнимать землю у человека, совершающего  столь  удивительные
поступки, осуществляющего власть над своими подданными  подобным  образом  и
явно способного на еще более великие свершениям.
   Так сказал Цхалькондилес. Но нет сомнения в том, что из вонючей пасти его
исходила ложь. Если бы вам пришлось там побывать в то утро,  а  я  был  там,
наблюдая  с  расстояния  в  поллиги,  сидя  на  лошади,  то  вы  бы  увидели
деморализованное войско, которое в беспорядке повернуло вспять, подальше  от
трупной вони моего нового леса. И вы увидели бы потрясенного  султана,  чуть
не обмочившего свои пышные шелковые шаровары. Увидели бы, как он приказывает
своим воинам вернуться в лагерь, расположенный на  расстоянии  видимости  от
моего леса, будто они не могли оторвать взгляда от этого зрелища, и как  они
вырыли вокруг перепуганного лагеря ров глубже, чем Дунай,  и  зажгли  тысячи
огней, чтобы удержать меня от нападения. Мне кажется, той  ночью  я  мог  бы
беспрепятственно пройти в их лагерь и сделать им козу, чтобы все воинство  в
страхе разбежалось.
   Султан Махмуд со своей шайкой начал отход от Тырговиште на следующее утро
и пошел маршем на Брайлу, к своему флоту, желая вернуться в  свою  проклятую
страну. Мои лазутчики донесли, что султанское  войско  вошло  в  Адрианополь
ночью, дабы тамошние жители не  стали  свидетелями  его  позора,  а  к  тому
времени, когда султан вернулся в  Константинополь,  его  когда-то  надменные
орды  анатолийцев,  румелийцев,  азабов  и  джаниссаров  представляли  собой
истерзанных псов. Однако султан повелел устроить великие празднества по всей
стране по случаю его великой победы над Дракулой.
   Но хватит о победах над мусульманами. Послушаю-ка лучше разговоры заезжих
членов Семьи и домочадцев о войне в пустыне.

Глава 31

   Кейт выскочила бы за Джошуа  на  освещенную  факелами  территорию  вокруг
дворца, если бы О'Рурк не удержал ее. Между часовней и башней  Киндия,  куда
несли ребенка, было не меньше сотни стригоев, но она все равно попыталась бы
преодолеть это расстояние, если бы не О'Рурк.
   - Мы ничего не сможем сделать, - прошептал он. Ярдах в  десяти  от  двери
часовни находились охранники. - Посмотрим, куда они его доставят.
   Кейт сгребла обеими руками разорванную рубашку О'Рурка.
   - Разве мы не сможем последовать за ними? Он молчал, но она и сама  знала
ответ: слишком долго им придется ползти назад по тоннелю, они не  узнают,  в
каком из "мерседесов" увезли ребенка, а  охранники  перехватят  любого,  кто
попытается преследовать их хозяев. Кейт стукнула кулаком по груди О'Рурка.
   - Это просто.., невыносимо.
   Она сделала несколько глубоких вдохов,  чтобы  не  разрыдаться,  а  потом
стала смотреть в сторону башни в надежде увидеть сына.
   Сторожевая башня Киндия представляла собой  каменное  сооружение  высотой
футов восемьдесят - девяносто. Ее  четырехугольное  основание  переходило  в
цилиндрический корпус, увенчанный зубцами. В свете факелов башня  напоминала
ладью, сбежавшую с шахматной доски. На стороне, обращенной к  часовне,  было
два сводчатых окна, превышающих по высоте рост человека. Под одним из  окон,
примерно  в  сорока  футах  от  земли,   виднелся   каменный   балкончик   с
металлическими перилами. Кейт заметила проходящую от широкого основания вниз
трещину, скрепленную железными скобами.
   О'Рурк проследил за ее взглядом.
   - Это после землетрясения, что случилось  несколько  лет  тому  назад,  -
прошептал он. - С тех пор  башня  закрыта  для  туристов.  Чаушеску  выделил
средства на ремонт, но на том все и кончилось.
   Кейт кивнула с отсутствующим видом. Она  понимала,  что  О'Рурк  пытается
отвлечь ее от мыслей о страшной опасности, нависшей над  Джошуа.  Что,  если
они заставят его пить человеческую кровь сегодня ночью?  Возможно,  это  уже
произошло. В Снагове она не видела ребенка, но она там многого не видела.
   Толпы фигур в красных балахонах медленно двинулись от часовни к основанию
башни Киндия. Послышалась  музыка,  будто  играл  ансамбль,  но  потом  Кейт
разглядела  портативный  магнитофон,  усилители  и  колонки,   установленные
неподалеку от вертолета и лимузинов. Музыка звучала неразборчиво, бездушно -
что-то вроде некоего восточноевропейского гимна, - но затем изменился  темп,
аккорды стали бравурными, и Кейт вдруг  сообразила,  что  динамики  изрыгают
мелодию из фильма  "Роки".  Она  покачала  головой.  Если  все  это  и  было
кошмаром,  то  сейчас  его  жутковатая  сюрреалистичность   превратилась   в
нелепость.
   Фигуры в красном вышли из двери на помост,  возвышающийся  над  головами.
Звуки ликования раздались в толпе собравшихся внизу. Кейт  невольно  охнула,
разглядев в одном из вышедших Раду фортуну. Но полной уверенности у  нее  не
было. Человек в красном протянул сверток, завернутый в шелк,  над  перилами,
будто предлагая его толпе. Сверток зашевелился, и  Кейт  вцепилась  в  рукав
О'Рурка, испугавшись, что Джошуа сейчас бросят вниз.
   Фигуры на балконе, казалось, с  минуту  прислушивались  к  приветственным
возгласам, после чего отступили назад, в сводчатый проем. Толпа внизу  сразу
смешалась, разбилась на кучки  и  двинулась  от  башни.  Кейт  увидела,  как
прикуриваются сигареты и кое-кто сбрасывает капюшоны.
   Они находились достаточно близко, чтобы разглядеть лица, но  ни  одно  из
них не  показалось  ей  знакомым.  Сборище  во  дворе  напоминало  окончание
заседания "Ротари-клуба".
   Никто не расходился. Прошло минут двадцать - тридцать, и из  башни  вышла
группа людей. Как  Кейт  ни  напрягалась,  ребенка  она  не  заметила.  "Они
оставили его в башне? Хоть кто-нибудь присматривает там за  ним?"  Сердце  у
нее заколотилось, но потом она разглядела,  что  пятый  от  начала  участник
процессии неловко держит на руках красный сверток.
   Толпа во дворе расступилась, давая дорогу. Никогда еще  Кейт  не  ощущала
такого отчаяния и бессилия.
   Охранники в черном оцепили вертолет с красными и белыми полосами.  Чихнул
стартер, лопасти начали медленно вращаться, и толпа  инстинктивно  отпрянула
назад.  Как  только  дверь  за  последним  участником  процессии  закрылась,
дворцовую территорию заполнил рев двигателя, вращающиеся лопасти  слились  в
прозрачный круг, вертолет содрогнулся, накренился вперед на лыжах  и  быстро
поднялся   над   верхушками   деревьев   в   северном   направлении,   мигая
навигационными огнями. Толпа наблюдала за вертолетом, пока он не скрылся  за
тучей,  а  потом  все  начали  разбредаться  по  своим  лимузинам.  Водители
открывали хозяевам дверцы, а охранники изображали бдительность.
   - Это какой-нибудь правительственный вертолет? - шепотом  спросила  Кейт.
Ей очень хотелось знать, куда он направился.
   - Это "Джет Рейнджер" американского производства,  -  прошептал  в  ответ
О'Рурк.  -  Не  знаю,  какими  вертушками   пользуется   правительство,   но
сомневаюсь, что американскими. Скорее всего, это частная машина.
   Кейт кивнула. Она не удивилась  тому,  что  О'Рурк  без  труда  определил
модель вертолета: очевидно,  способность  назвать  какую-нибудь  железку  ее
собственным именем является  предметом  гордости  многих  мужчин.  Особенно,
когда это касается авиационной и военной техники.  Кейт  быстро  привыкла  к
репликам Тома во  время  просмотра  по  телевизору  какого-нибудь  дурацкого
фильма про войну типа: "Гляди-ка! Вместо старого танка "Шерман"  они  гоняют
"М-60". Или: "Неужели они считают нас идиотами, способными принять "F-5"  за
"МиГ-29"? Для Кейт все это было лишено смысла. Она  считала,  что  мальчишки
запоминают эту чепуху, потому что им нравится делать модели, и  они  никогда
не перестают гордиться своими техническими познаниями.
   Двор опустел, охранники удалились от часовни, а в груди у Кейт щемило  от
ощущения потери и бессилия. Чтобы поддержать разговор, она спросила:
   - Откуда ты знаешь, что это.., как его... "Джет Рейнджер"?
   - Я летал на таком.
   Ответ удивил ее и она посмотрела на О'Рурка, отметив  при  тусклом  свете
хлопья ржавчины,  запутавшиеся  в  его  покрытых  каменной  пылью  бороде  и
волосах. Кейт представила свою прическу.
   - Летал?
   Повернувшись, к ней, он ухмыльнулся, по-мальчишески тряхнув головой.
   - Во Вьетнаме. Кажется, я там был единственным, кому нравилось летать  на
мясорубках.
   - Мясорубках? - Она  непроизвольно  провела  растопыренными  пальцами  по
своим волосам, вычесывая мусор.
   - Вертолетах. - О'Рурк оглянулся  на  машины,  выезжавшие  из  охраняемых
главных ворот.  -  Впрочем,  знавал  я  одного  офицера,  который  летал  на
мясорубках в долину А Шау, что не отбило у него охоты летать. Он подбрасывал
меня туда несколько  раз,  а  позже,  когда  я  уже  заполучил  новую  ногу,
выяснилось, что он  организовал  авиакомпанию  в  Калифорнии  неподалеку  от
ветеранского госпиталя,  где  я  лежал.  -  О'Рурк  поскреб  бороду,  словно
удивившись тому, что начал рассказывать  такую  длинную  историю.  -  Короче
говоря, он давал мне уроки.
   - А лицензия у тебя есть? - спросила Кейт, наблюдая за разъездом гостей и
ломая голову над тем, как им узнать, где будет проходить Церемония следующей
ночью. Город, секс, подземный ход, факелы, музыка - все казалось нереальным.
Реальным был лишь Джошуа. Она заставила себя собраться.
   - Нет, - ответил он, пробуя дверь. Она была заперта на  висячий  замок  и
ржавый засов, которые легко выбить. - Я решил, что перед  одноногим  пилотом
открываются не слишком блестящие  перспективы..,  и  вместо  этого  пошел  в
семинарию.
   Вдруг О'Рурк заставил ее пригнуть пониже  голову  и  потащил  в  какую-то
нишу.
   - Тс-с-с, - прошептал он.
   Через  минуту  замок  подергали  и  открыли.  Луч  фонаря  скользнул   по
внутреннему пространству часовни, после чего дверь захлопнули и  заперли  на
ключ. Они молчали минут пять, прежде чем снова заговорили.
   - Должно быть, последняя проверка, -  прошептал  О'Рурк.  Они  прокрались
обратно к двери. Во дворе было темно  и  пусто,  главные  и  боковые  ворота
закрыты.  Башня  Киндия  вырисовывалась  темным  силуэтом  на  фоне   низкой
облачности,  освещаемой  заревом   огней   нефтехимического   комбината   на
северо-востоке.
   Они выждали  еще  минут  двадцать.  Кейт  растирала  лицо,  онемевшее  от
напряжения. Затем О'Рурк выбил дверь. Засов  легко  вылетел  из  прогнившего
дерева.
   - Музейные работники расстроятся, когда увидят, что  мы  сотворили  с  их
часовней, - сказала Кейт. Шутка была не  из  лучших,  но  она  вздохнула  от
облегчения, когда поняла, что им не придется лезть по тоннелю обратно.
   Продвигались они медленно, скрываясь за  разрушенными  стенами  и  голыми
розовыми кустами, но на территории дворца  уже  никого  не  осталось,  а  на
улицах не было ни одной  машины.  Казалось,  что  вся  Церемония  им  только
приснилась.
   Забор по-прежнему украшала колючая проволока и битое  стекло,  но  О'Рурк
отыскал где-то на задворках низкую калитку, через которую вполне можно  было
перелезть.

***

   Хотя улицы Тырговиште оставались  пустынными  и  тихими  после  нашествия
стригоев, Кейт и О'Рурк старались держаться в  тени  аллей.  Даже  городские
собаки не смели лаять той ночью.
   Мотоцикл так и стоял в сарае. Пока О'Рурк возился с  громоздкой  машиной,
Кейт  забралась  наверх,   чтобы   забрать   дорожную   сумку.   Зарево   от
нефтехимического комбината  сквозь  запыленное  окно  освещало  гнездышко  в
соломе, где они с О'Рурком лишь несколько часов  назад  занимались  любовью.
"Неужели это было на самом деле?" Кейт устало вздохнула, свернула  одеяло  и
спустилась вниз.
   Распахнув двери, О'Рурк выкатывал на улицу неуклюжую машину.
   - Тысячу долларов отдала бы, чтобы принять сейчас ванну, - сказала  Кейт,
вытряхивая мусор из волос и одежды. - Пять сотен - за нормальный сортир.
   - Вынимай чековую книжку, - откликнулся священник, заводя мотор.

***

   Францисканский  монастырь  находился  в  старом  районе  Тырговиште,   по
узеньким улочкам которого не прошла бы и "дачия". Но здесь  не  было  вообще
никаких машин. Тарахтенье мотоцикла, эхом отдававшееся  от  старинных  стен,
казалось  Кейт  неприлично  громким.  При  тусклом  свете  фары  можно  было
заметить, что почти каждый из домов имел  какую-либо  индивидуальную  черту:
кусок ярко окрашенной филенки, окна  восхитительной  формы  на  каком-нибудь
древнем домишке размером с шалаш, причудливая  резьба  по  камню,  мастерски
выкованная калитка на почти  повалившемся  заборе  или  даже  промелькнувшие
льняные занавески в окне сооружения, которое в Штатах сошло бы разве что  за
фермерский сарай.
   Монастырь   же   представлял   собой   удлиненное   одноэтажное   здание,
расположенное  в  глубине  квартала,  где  пустыри  чередовались  с  темными
строениями, многие из которых не имели окон. О'Рурк проехал один  раз  мимо,
развернулся, осмотрел здание со стороны, свернул в аллею и обогнул монастырь
с тыльной части, имеющей заброшенный вид. На калитке висел замок,  но  забор
был невысокий. Кейт разглядела на  заднем  дворе  ухоженный  сад  и  силуэты
шпалер.
   - Подожди здесь немного, - тихо сказал он, остановив мотоцикл в рощице  у
пересечения аллеи с большой улицей. - Если  стригои  на  нас  охотятся,  они
могли кого-нибудь оставить.
   Кейт  прикоснулась  к  его  руке,  ощутив,  несмотря   на   усталость   и
подавленность, магнетизм возобновившегося контакта.
   - Не стоит рисковать, - прошептала она. О'Рурк ухмыльнулся.
   - А как насчет ванны? Санузла  со  всеми  удобствами?  Может  быть,  даже
чистой одежды?
   Кейт начала выбираться из коляски.
   - Я иду с тобой.
   Он отрицательно качнул головой.
   - Нет. Садись на мое место. Если я буду выходить второпях, заводи  машину
и подбирай меня на ходу. Ты умеешь обращаться с мотоциклом?
   Кейт  нахмурилась,  но  кивнула.  За   время   поездки   она   достаточно
присмотрелась, чтобы не сомневаться, что сможет сделать  это.  Почему-то  ей
вдруг вспомнилась "миата", сгоревшая во время пожара. Она  очень  любила  ту
машину.., любила ощущение свободы и радости, появлявшееся у нее,  когда  она
неслась по извилистым горным