что  не  выспался  прошлой
ночью, но теперь, когда его окутывали темнота и тишина, сна не было ни
в одном глазу. Он просто боялся закрыть глаза. Он лежал и изо всех сил
старался не заснуть -  вел  воображаемые  беседы  с  отцом  Каванагом,
вспоминал те дни, когда мама так часто улыбалась и ласкала его.  Тогда
ее голос еще не был таким резким как теперь, а фразы, хоть и  сочились
ирландским юмором, но не имели нынешней горечи. Да и просто  вспоминал
Мишель Стаффни, ее рыжеватые волосы, точно такие же мягкие и пушистые,
как у его сестренки Кетлин. Но у Мишель они обрамляли  лицо  с  умными
глазами и выразительным ртом, а не  то  личико  с  сонным  взглядом  и
бессмысленным выражением, которое было у Кетлин.

    Майк уже проваливался  в  сон,  когда  почувствовал  резкий  порыв
холодного ветра. Он встревоженно приподнял голову.

    Несмотря на открытое окно в комнате было жарко. Весь  день  теплый
воздух поднимался вверх, а вентиляторов конечно  не  было.  Но  сейчас
порыв  ветра,  который  пронесся  мимо  Майка,  был  холоден  как   те
сквозняки, что гуляли в его комнате январскими ночами.  И  этот  ветер
нес с собой запах мороженого мяса и застывшей на холоде крови.  Запах,
который у Майка вызвал ассоциацию с  холодильником,  где  они  держали
говядину, закупленную оптом в торговом центре.

    Майк кубарем скатился с кровати и опустился на корточки у решетки.
Свет керосиновой лампочки бешено мигал, как будто в маленькой комнатке
бушевала буря. Холод надвинулся на Майка с такой силой,  будто  кто-то
сжал холодными пальцами его горло  и  обхватил  лодыжки  и  плечи.  Он
ожидал, что сейчас же к бабушке войдет в криво застегнутом халате и со
сбившимися набок волосами мать, войдет чтобы проверить не случилось ли
чего. Но весь дом был тих и молчалив, только из  родительской  спальни
доносился мощный храп отца.

    Холод словно вползал сквозь решетку и с силой врывался через окно.
Керосиновая лампа мигнула в последний раз и погасла. Майку показалось,
что из темного угла, где лежала Мемо, донесся тихий стон.

    Мальчик вскочил на ноги, схватил бейсбольную  рукавицу  и  кубарем
скатился по  лестнице.  Деревянные  ступени  сделали  его  шаги  почти
неслышными.

    Обычно дверь Мемо оставляли  чуть  приоткрытой.  Сейчас  она  была
захлопнута наглухо.

    Почти готовый к тому, что дверь окажется запертой изнутри  -  вещь
невозможная, если Мемо  была  одна  в  комнате  -  Майк  долю  секунды
помедлил подле двери, касаясь ее пальцами, как пожарник, ощущающий жар
бушующего за деревянной стеной пламени. Рукавица висела у  него  через
плечо, и он был готов пустить ее в дело в любую минуту.

    Внутри было достаточно светло, чтобы увидеть, что  комната  пуста,
совершенно пуста за исключением бугорка под одеялом, который был Мемо,
разложенных на столе и развешанных по стенам фотоснимков,  флакончиков
из-под лекарств на специально купленном медицинском столике,  любимого
дедушкиного кресла, стоящего в углу, старого радио,  которое  все  еще
работало... Все было как обычно.

    Но даже сейчас, когда он стоял, зажав в руке рукавицу и готовый  к
бою с неизвестным врагом, Майк чувствовал, что здесь  они  с  Мемо  не
одни. Холодный поток ветра вился и  струился  вокруг  него,  водоворот
ледяного,  вонючего  воздуха.  Однажды  Майк  чистил  у   миссис   Мун
холодильник, в котором она держала кур и мясной фарш, после того,  как
у них в доме целых десять дней не было электричества. Сейчас запах был
точно таким.

    Майк выставил вперед рукавицу, хотя ледяной  поток  окутывал  его,
холодные пальцы словно щекотали его живот  и  спину  там,  где  их  не
прикрывала короткая пижама, чей-то мертвый рот дул ему в шею, смрадное
дыхание щекотало его щеки, словно в дюйме от лица  Майка  было  чужое,
невидимое лицо, извергающее на него тление могилы.

    Майк выругался и ткнул рукавицей  в  темноту.  Ветер  завыл  и  до
мальчика донесся чей-то стон, будто какой-то  черный  человек  зашипел
ему в ухо. Разбросанные по комнате бумаги не шелохнулись.  Снаружи  не
доносилось ни звука, только слабо шелестели колосья в полях за домами.

    Майк поперхнулся новым ругательством, но еще раз ткнул перед собой
рукавицей, теперь держа ее обеими руками. Он стоял в центре комнаты  в
позе, которая представляла нечто среднее  между  позой  отбивающего  и
стойкой боксера. Гадкий ветер будто съежился и укрылся в самом дальнем
углу, Майк шагнул туда, но оглянувшись  через  плечо,  увидел  бледное
лицо Иемо на подушке и вернулся. К ней. Что бы там не  кружило  вокруг
него.

    Он нагнулся над Мемо, теперь его щека ощущала ее сухое  дыхание  -
по крайней мере, он знал, что она жива - и попытался  защитить  ее  от
холода своим телом.

    Послышался вой ветра, прозвучавший как чей-то тихий смех  и  холод
шмыгнул в раскрытое окно,  как  бывает  когда  черный  водоворот  воды
исчезает в стоке трубы.

    Внезапно вспыхнул свет в  лампе,  ее  шипящее  пламя  и  танцующие
золотые отблески заставили Майка испуганно вскочить на ноги. Сердце  у
него чуть не выскакивало из груди. Он  застыл  с  поднятой  рукавицей,
ожидая нападения.

    Но холод исчез. Теперь  в  открытое  окно  лился  теплый  июньский
ветерок и слышалось стрекотание внезапно воскресших кузнечиков,  шорох
листьев.

    Майк обернулся к кровати и присел рядом  с  Мемо.  Ее  глаза  были
широко распахнуты,  и  казались  совершенно  черными  и  влажными.  Он
наклонился вперед и коснулся ее щеки теплой ладонью.

    - Ты в порядке, Мемо? - спросил он.

    Иногда она понимала вопросы и давала на них ответы:  одно  мигание
означало "да", два - "нет". В некоторые  дни  и  такого  разговора  не
получалось.

    _Одно мигание._ Да.

    Майк почувствовал, как взволнованно забилось у  него  сердце.  Так
много времени прошло с тех пор, как Мемо говорила с ним... даже  таким
несчастным способом.

    Во рту у мальчика пересохло. Он едва выговорил следующий вопрос.


    - Ты чувствовала это?

    _Одно мигание._

    - Здесь что-то было?

    _Одно мигание._

    - Это было по-настоящему?

    _Одно мигание._

    Майк перевел дух. Это было все равно, что говорить с мумией,  если
не  считать  миганий,  да  и  те  в  этом  призрачном  свете  казались
ненастоящими. Он согласился бы отдать все что угодно, все что  у  него
когда-нибудь будет в жизни, за то, чтобы Мемо могла поговорить с ним в
эту минуту. Хоть на мгновение.

    Он прочистил горло.

    - Здесь было что-то плохое?

    _Одно мигание._

    - Это было... привидение?

    _Два мигания_. Нет.

    Майк заглянул ей в глаза. Между ответами она совсем не мигала. Это
было все равно, что брать интервью у трупа.

    Майк потряс головой, чтобы прогнать предательскую мысль.

    - Это было... это была смерть?

    _Одно мигание._ Да.

    Ответив,  она  закрыла  глаза  и  Майк  наклонился   ниже,   чтобы
убедиться, что она еще жива, и затем нежно прикоснулся  ладонью  к  ее
щеке.

    - Все нормально, Мемо, - прошептал он ей прямо в  ухо.  -  Я  буду
рядом. Оно сегодня не вернется. Спи.

    Он посидел на корточках рядом с  кроватью,  пока  ее  прерывистое,
беспокойное дыхание не выровнялось и как-то не успокоилось.  Тогда  он
встал, взял дедушкино кресло  и  пододвинул  его  к  кровати.  Качалка
стояла  гораздо  ближе,  но  почему-то  ему  захотелось  взять  именно
дедушкино кресло, и он уселся в него,  бейсбольная  рукавица  все  еще
лежала на его плече. Майк твердо намеревался загородить Мемо от окна.

    Чуть пораньше в тот же вечер, в полутора кварталах от дома  Майка,
Лоуренс и Дейл готовились ко сну.

    Они только что посмотрели по телевизору "Морской Охотник" с Лойдом
Бриджесом в главной роли. Фильм начинался в девять тридцать, это  было
единственное исключение, которое  им  позволяли  делать  из  железного
правила укладываться  в  девять  часов.  Сейчас  они  оба  отправились
наверх, первым шел Дейл, чтобы зажечь  свет.  Хотя  было  уже  десять,
слабый свет летних сумерек лился через окна.

    Лежа в своих кроватях, которые стояли друг от друга на  расстоянии
восемнадцати дюймов, Дейл и Лоуренс еще несколько минут пошептались.

    - Как это получается, что ты не боишься темноты?  -  тихо  спросил
Лоуренс.

    Он лежал, крепко прижимая к себе  своего  плюшевого  панду.  Этого
звереныша, которого Лоуренс упорно именовал "медвежонком", несмотря на
уверения Дейла, что это именно панда, а ни какой  не  медвежонок,  они
когда-то давно выиграли в  шуточном  аттракционе  в  чикагском  парке.
Внешний вид игрушки  претерпел  с  тех  пор  сильные  изменения:  один
глаз-пуговица потерялся, левое ухо было  почти  начисто  сжевано,  мех
кое-где вытерся, особенно в  тех  местах,  на  которые  за  шесть  лет
пришлась наибольшая  доля  объятий,  черная  нитка  рта  распустилась,
придавая медвежонку странное выражение вечной ухмылки.

    - Боялся темноты? - повторил Дейл. - Но  здесь  не  темно.  Ночник
включен.

    - Ты же знаешь, о чем я.

    Дейл и в самом деле знал, о чем говорит его младший брат. И  знал,
как трудно Лоуренсу признаться в своих  страхах.  В  течение  дня  его
восьмилетний братишка не боялся  ровным  счетом  ничего.  А  ночью  он
обычно просил Дейла подержать его руку, пока он не заснет.

    - Не знаю, - ответил Дейл. -  Я  же  старше.  Ты  тоже  не  будешь
бояться темноты, когда станешь старше.

    Лоуренс  минутку  полежал  молча.  Снизу,  из  кухни  едва  слышно
доносились шаги матери. Затем они стихли, видимо мама теперь ходила по
ковру в гостиной. Отец еще не вернулся из деловой поездки.

    -  Но  ведь  раньше  ты  боялся,  -   проговорил   Лоуренс   почти
утвердительно.

    _Но не так как ты, трусишка_, хотел было ответить Дейл. Но  сейчас
было не время для поддразниваний.

    - Угу, - прошептал он. - Немного. Иногда.

    - Темноты?

    - Да.

    - Боялся входить в комнату, чтобы дернуть шнур выключателя?

    - Когда я был маленьким, у нас в Чикаго, в моей  комнате,  я  хочу
сказать, в нашей комнате, не было  такого  шнура.  Там  на  стене  был
выключатель.

    Лоуренс прижался носом к медвежонку.

    - Как бы я хотел, чтобы мы и сейчас там жили.

    - Ты что, - энергично зашептал Дейл, закладывая руки под голову  и
следя за тем, как скользят по потолку  тени  листьев.  -  Этот  дом  в
миллион раз лучше. И в Элм Хэвен гораздо  интересней,  чем  в  Чикаго.
Там, когда мы хотели погулять, нам приходилось идти в Гарфилд Парк,  и
с нами обязательно шел кто-то из взрослых.

    - Я немного помню Чикаго, - прошептал в  ответ  Лоуренс,  которому
было всего четыре года, когда  они  перехали  сюда.  Его  голос  снова
зазвучал настойчиво. - Но ты _действительно_ боялся темноты?

    - Да, боялся.

    На самом деле Дейл  не  мог  точно  припомнить,  чтобы  он  боялся
темноты в той квартире, но он не хотел, чтобы Лоуренс чувствовал  себя
законченным слюнтяем.

    - И чулана?

    - Ну, там у нас был настоящий чулан, -  с  некоторым  хвастовством
заявил Дейл и глянул в угол комнаты, где высился, сделанный из сосны и
покрашенный в желтый цвет шкаф.

    - Но ты боялся его?

    - Не знаю. Я уже не помню. А почему ты его боишься?

    Лоуренс ответил не сразу. Казалось, что он поглубже  зарывается  в
постель.

    - Иногда там что-то шумит, - прошептал он чуть погодя.

    - Это старый дом и в нем водятся мыши,  дурачина.  Ты  же  знаешь,
мама с папой всегда расставляют мышеловки. - Это входило в обязанности
Дейла и он ненавидел это дело. Часто по ночам он  слышал,  как  что-то
скреблось в стенах даже здесь, на втором этаже.

    - Это не мыши, - в голосе  Лоуренса  слышалась  уверенность,  хоть
звучал он уже совсем сонно.

    - Откуда ты знаешь? - Дейл почувствовал, что при словах  брата  по
его собственной спине пробежал холодок. - Почему ты думаешь,  что  это
не мыши? Что же это, привидения?

    - Не мыши, - прошептал Лоуренс почти из сна. - Это  то  же  самое,
что иногда прячется под кроватью.

    - Брось, ничего под кроватью не прячется, - отмахнулся  Дейл,  уже
уставший от беседы. - Там только пыль.

    Вместо ответа Лоуренс протянул руку в его сторону.

    - Ну пожалуйста. - Голос был сонный-сонный.

    Рукав любимой пижамы едва доставал до локтя, мальчик из нее  давно
вырос, но надевать что-либо другое отказывался.

    Иногда Дейл не соглашался держать брата за руку,  в  конце  концов
они оба уже почти взрослые мужчины, но сегодня ладно. Дейл чувствовал,
что этой ночью он сам нуждается в поддержке.

    - Спокойной ночи, - шепнул он, не ожидая ответа. - Приятных снов.

    - Рад, что ты ничего не боишься, - донесся до  него  шепот  брата.
Казалось, что он говорит издалека, из тумана снов.

    Дейл полежал еще немного, держа руку Лоуренса  и  удивляясь  тому,
какие у его брата все-таки еще маленькие пальцы. Когда  же  он  закрыл
глаза, ему тотчас вспомнилось дуло глядящего ему прямо в лицо ружья  и
он мигом подскочил на месте. Сердце судорожно билось.

    Дейл знал, что есть кое-что кроме темноты, чего он боится.  Только
это были _настоящие_ страхи, _настоящие_ опасности. На будущей  неделе
ему следует держаться подальше от Си Джея и Арчи.

    Сейчас Дейл понял, что игра, которую они затеяли, разыгрывая охоту
на Тубби Кука и шпионя за Руном  и  остальными,  закончена.  Это  было
глупо и могло принести кому-нибудь вред.

    В Элм Хэвене не было никаких загадок,  здесь  нечего  было  делать
Нэнси Дрею или Джо Харди с их  таинственными  приключениями  и  умными
догадками. Но зато здесь была куча  придурков  вроде  Си  Джея  и  его
старика, готовых действительно прибить тебя, если ты попадешься у  них
на дороге. Джим Харлен возможно и вправду сломал себе руку из-за  этой
затеи. Дейл почувствовал сегодня, что и Кевин и Майк  тоже  устали  от
этой игры.

    Много позже Лоуренс вздохнул и перевернулся на другой бок, все еще
сжимая медвежонка, но высвободив руку Дейла. Старший  брат  улегся  на
правый бок и задремал. За сетками  на  окнах  шуршали  листья  старого
дуба, цикады выводили свое  бесконечное  стрекотание.  Угас  последний
отблекс сумеречного света, но во мраке ветвей  перемигивались  огоньки
светляков.

    Когда Дейл уже почти заснул, ему показалось, что  он  слышит,  как
мама гладит на кухне. Кроме дыхания обоих мальчиков в комнате какое-то
время не было слышно  на  звука.  Снаружи  доносилось  уханье  совы  и
отдаленное воркование лесного голубя. Затем ближе,  гораздо  ближе,  в
шкафу у них в комнате что-то  тихо  заскреблось  и  заскрипело.  Потом
затихло,  чуточку  помолчало  и  снова  зацарапалось  перед  тем   как
угомониться насовсем.


                              Глава 13.


    Дьюану таки удалось убедить дядю Арта в том, что четверг  наиболее
подходящий  день  для  того,  чтобы  отправиться   в   университетскую
библиотеку -  на  протяжении  многих  лет  Арт  тратил  большую  часть
зарабатанных денег на  покупку  книг,  но  тем  не  менее  никогда  не
отказывался посетить "приличную библиотеку" -  и  сразу  после  восьми
утра они вдвоем туда и отправились.

    То, что дяде Арту не удалось  потратить  на  книги,  он  вложил  в
автомобиль и теперь Дьюану оставалось только дивиться великолепию этой
машины  размером  с  эскадренный  миноносец.  К  тому  же   она   была
оборудована всеми технологическими  новинками,  освоенными  на  данный
момент заводами Детройта, вплоть до автоматического переключателя  фар
с сенсорным датчиком, установленным  на  приборном  щитке.  Его  форма
смахивала на лучевой пистолет и  напоминала  какое-то  из  изобретений
Старика. Правил дядя Арт, небрежно откинувшись на подушках  сиденья  и
едва придерживая двумя пальцам руль.

    Дьюан любил своего дядю.  Круглое,  цветущее  лицо  дяди  Арта  со
всегда готовым к улыбке ртом,  казалось  принадлежало  человеку,  либо
только что услышавшему веселую шутку, либо предвкушающему ее.  В  том,
что касается дяди Арта, такое предположение являлось правдой.

    Арт Макбрайд был насмешником. В то время как отец Дьюана от  своих
неудач впал в разочарование  и  горечь,  дядя  Арт  выработал  в  себе
ироническую  покорность  обстоятельствам,  которую  приправил   легким
юмором. Старик везде подозревал заговоры и конспирацию, он видел их  в
правительстве,  в  телефонной  компании,  в  Обществе   Ветеранов,   в
большинстве преуспевающих семей Элм Хэвена, в то время  как  дядя  Арт
был глубоко  убежден,  что  большинство  людей  слишком  глупы,  чтобы
составлять заговоры.

    По-своему потерпел неудачу каждый из братьев. Отец Дьюана  не  раз
начинал собственный бизнес и столько же раз видел, как  он  постепенно
разваливается. Дела  шли  плохо  вследствие  отсутствия  планирования,
ужасного хронометрирования и из рук  вон  плохой  техники  управления,
никогда не  являвшейся  эффективной  даже  при  той  бешеной  энергии,
которую Старик умудрялся  развивать.  Кроме  того,  он  обладал  даром
ссориться со всеми лицами и организациями, которые были необходимы для
успеха дела. В отличие от него дядя Арт лишь  несколько  раз  в  жизни
начинал собственное дело - и ему удалось заработать кое-какие  деньги,
которые он почти полностью потратил на своих трех жен, ныне покойных -
а затем он пришел к выводу, что бизнес это не для него. Теперь,  когда
появлялась нужда в деньгах, он работал на заводе  Кантерпиллер  вблизи
Пеории. И, имея степени в области технологии и управления, он  тем  не
менее всегда предпочитал работу на сборочном конвейере.

    Дьюан пришел к выводу, что склонность к ироническим наблюдениям  и
способность справляться с ответственностью не всегда сопутствуют  друг
другу.

    - Какого рода раритеты интересуют тебя в  университете  Бредли?  -
поинтересовался дядя Арт.

    Дьюан  поправил  очки,  вечно  съезжавшие  на   кончик   носа,   и
заторопился с ответом.

    - Да, я хотел кое-что разузнать, но не нашел никаких материалов  в
библиотеке Оук Хилла.

    - А ты справлялся в Библиотеке  Элм  Хэвена?  Лучшем  из  хранилищ
человеческой мудрости со времен Александрийской библиотеки?

    Дьюан улыбнулся. Одна комнатка "библиотеки"  на  Брод  Авеню  была
предметом  их  давних  шуток.  В  ней  едва  ли  насчитывалось   более
четырехсот книжек. В то время как библиотека  дяди  Арта  состояла  из
более, чем трех тысяч томов. Дьюан мог  бы  поискать  там  сведения  о
колоколе Борджиа, но он был знаком с этим собранием достаточно  хорошо
и знал, что та эпоха в ней представлена довольно скудно.

    - Впрочем, что это я говорю "хранилище", - продолжал дядя  Арт.  -
Мне следовало бы сказать "гноилище". Повезло  тебе,  приятель,  что  я
временно свободен.

    - Повезло, - согласился Дьюан. Дядя Арт бывал  "свободен"  большую
часть года, в зависимости от приливов и отливов спроса на рабочую силу
для сборочного конвейера. И ничего не имел против такой свободы.

    -  Нет,  серьезно,  что  ты  разыскиваешь?  -  дядя  Арт   включил
кондиционер и тронул пальцем кнопку подъема  стекла.  В  кабину  потек
теплый, влажный воздух. Арт пробежал рукой по коротким волосам: он был
счастливым обладателем роскошной белой  шевелюры  волнистых  и  густых
волос. Дьюан помнил, что несколько раз  дядя  Арт  отращивал  их  ниже
плеч. Но обычно носил такую короткую стрижку, как сейчас.  Еще  Дьюану
помнилось, как  однажды,  когда  его  дядя  вернулся  после  годичного
отсутствия, вызванного смертью его третьей жены, он сам,  в  то  время
четырехлетний  малыш,  был  поражен  сходством  между  его   бородатым
родственником и Санта Клаусом.

    Дьюан вздохнул.

    - Меня интересуют кое-какие материалы по Борджиа.

    Дядя Арт с интересом повернулся к нему.

    - Борджиа? Это те, которые... Лукреция, Родриго, Чезаре?

    - Ага, - кивнул Дьюан. - Тебе много о них известно? Ты случайно не
слышал об их колоколе?

    - Нет. О Борджиа я