Калитка открылась с легким скрипом, показывающим, что  хозяин  иногда
тратится на масло для смазки петель, и перед Эсмереей  выросла  странная
фигура. Человек, долговязый и худой  как  палка,  держал  в  одной  руке
масляную лампу, а другой поддерживал обтрепанную шаль, накинутую  поверх
длинной,  до  пят,  ночной  рубашки,  когда-то  сшитой,   наверное,   из
белоснежного полотна.
   Солдат шагнул вперед, отпихнув его в сторону, и настороженно  оглядел
двор. Человек тихо ахнул:
   - Золотоплечий...
   Эсмерея усмехнулась. Что ж, она оказалась права. Эсмерея сделала  шаг
вперед, движением ладони приказав солдату отойти на несколько  шагов,  и
произнесла:
   - Рада видеть вас в добром здравии, Старший Посвященный Облион.
   Человек вздрогнул и отшатнулся.
   - Нет... я не... кто вы такая? Эсмерея с усмешкой пожала плечами:
   - Вы считаете, что эти вопросы нужно обсуждать  здесь,  на  улице,  у
открытой калитки? Хозяин дома опомнился:
   - Нет... то есть, конечно, пройдемте в дом.
   Когда за ними затворилась  укрепленная  бронзовыми  полосами  входная
дверь, на которую, судя по ее толщине и конструкции, возлагалась задача,
сходная с той, которую несут крепостные ворота, Эсмерея окинула взглядом
внутреннее убранство комнаты. Предметы, которые находились  здесь,  были
отнюдь не характерны для обитателей подобных домов на этой окраине Кира.
Полка со свитками, несколько сундуков, покрытых явно тамесской резьбой и
закрытых на массивные штырьковые замки, низкое,  широкое  ложе,  укрытое
медвежьими шкурами, вместо ковра с подушками на полу - все это указывало
на то, что хозяин этого жилища обладает  несколько  иными  вкусами,  чем
исконные уроженцы Венетии.
   - Что ж, Посвященный, вижу, свое жилище вы обставили  в  соответствии
со своими  вкусами.  -  Эсмерея  сделала  шаг  вперед  и,  прикоснувшись
пальцами к изящному семисвечнику, спросила невинным тоном:
   - Такие светильники были популярны на Острове, да, Облион?
   Хозяин жилища несколько мгновений сверлил  ее  напряженным  взглядом,
затем, поняв, что отнекиваться смысла не имеет, как-то обмяк  и,  отводя
глаза в сторону, пробормотал:
   - О Творец, как давно  я  не  слышал  этого  названия...  -  И  вдруг
выпрямился как пружина:
   - Откуда вы обо мне узнали?
   Эсмерея усмехнулась:
   -  Это  было  не  так  уж  сложно.  В   предпоследний   день   своего
существования Старший Посвященный Гнерг был ОЧЕНЬ откровенен со мной.
   - Вы... убили Гнерга?
   Эсмерея небрежным жестом выудила томг из выреза платья и пояснила:
   - Он оказался опасно невоздержанным на язык. Впрочем, вы, как видите,
тоже оказались жертвой этого его недостатка.
   Хозяин жилища поник головой, но лишь на миг - ему удалось взять  себя
в руки.
   - Что вам от меня надо? - сердито спросил он. Эсмерея пожала плечами:
   - В принципе то же, что и от  всех,  с  кем  я  встречаюсь  последнее
время. - Она приблизила свое лицо к лицу собеседника и, пристально глядя
ему в глаза, тихо произнесла:
   - Я интересуюсь Измененным.
   Хозяин жилища скрипнул зубами:
   - О Творец, ОН настиг меня и здесь!
   Эсмерея понимающе кивнула. Она и сама была потрясена,  когда  узнала,
что один из коренных обитателей Острова остался  в  живых.  Естественно,
что он ненавидел Измененного, который лишил его всего, что он имел и  на
что рассчитывал в будущем. Гнерг узнал о  его  существовании  совершенно
случайно. Когда-то давно, когда он был еще Младшим  Посвященным,  старый
Хранитель отправил его на Остров взять там и привезти в  Скалу  какой-то
магический артефакт, который нельзя было доверять чужим рукам.  Гнерг  и
сам не знал, что он привез, поскольку тот предмет был упакован  в  ларец
из толстой кожи, запертый на  столь  популярный  на  Острове  горгосский
штырьковый замок. Каково же было его удивление, когда уже  после  гибели
Острова он увидел на базаре Кира человека, который вручил  ему  когда-то
этот самый ларец. Он проследил за ним, а затем нагрянул  к  нему  домой.
Состоялся полезный для обеих сторон разговор. Гнерг дал Облиону  немного
денег, а взамен получил от него кое-какие вещи, которые  пока  еще  были
практически бесполезны, но потом, после возрождения Творца,  могли  дать
их хозяину очень существенные козыри. Эсмерея оказалась права  в  оценке
ситуации внутри Ордена. Все Старшие Посвященные, в том числе даже  такой
придурок, как Гнерг, спали и видели, как бы скинуть Хранителя  Эхимея  с
места, которое, как все они считали, он занял незаконно.
   Облион поднял голову и посмотрел на Эсмерею. На его лице не  было  ни
намека на испуг или растерянность.
   - Итак, что вам от меня надо? - Он усмехнулся. - КРОМЕ информации  об
Измененном.
   Эсмерея  покачала  головой.  Этот   Посвященный   произвел   на   нее
впечатление. Несмотря на непрезентабельный внешний  вид,  он  совсем  не
походил на тех тупиц и лизоблюдов,  которые  составляли  основную  массу
постоянного населения Скалы. Впрочем, это было вполне  объяснимо.  Скала
всегда была неким захолустьем, практически не имеющим связей  с  внешним
миром, этаким тайным уголком, запасным командным пунктом. А такие уголки
очень часто становятся  местом  ссылки  различных  серых  личностей,  не
сумевших добиться ничего существенного, но и  не  замеченных  ни  в  чем
предосудительном, либо людей надломленных, уставших от постоянной  гонки
за властью и влиянием, каковой была жизнь в основных центрах  Ордена.  А
Остров снимал сливки. Туда стремились все, кто был  умен  и  честолюбив.
Ибо Остров всегда был средоточием власти и могущества.
   - Знаете, уважаемый Облион, сначала я думала поступить  с  вами  так,
как поступила с этим уродом Гнергом. Выжать как лимон и выбросить, чтобы
вы не путались под ногами, но теперь...  -  Эсмерея  задумчиво  покачала
головой. - Пожалуй, я не прочь заключить с вами некое  соглашение.  Если
меня удовлетворят ваши старания, я готова обеспечить вам  необходимый...
статус, который позволит вам обустроить  свою  жизнь  в  соответствии  с
вашими вкусами.
   Облион замер на миг, затем вкрадчиво произнес:
   - А  вы  обладаете  подобными  полномочиями?  Эсмерея  усмехнулась  и
провела себя по груди, на которой покоился томг.
   - Пока - да, и в наших с вами интересах сделать так, чтобы  это  ПОКА
продлилось как можно дольше. Ну а в знак того, что мое отношение  к  вам
действительно изменилось, я сделаю  вот  что.  -  С  этими  словами  она
повернулась и, приоткрыв дверь, крикнула наружу:
   - Сбагр, отпусти... пусть идет сюда.
   Дверь распахнулась, и на пороге появилась молоденькая девушка,  почти
ребенок. На руках она держала кулек, из которого  слышался  приглушенный
несколькими слоями материи детский плач.
   Облион побледнел.
   - Не пугайтесь, - успокоительным тоном сказала Эсмерея. - Об ЭТОМ  не
известно никому. Просто голод очень обостряет память,  а  Гнерг  обладал
достаточно острым взором, чтобы заметить некоторые детали, но совершенно
недостаточными аналитическими способностями,  чтобы  сделать  правильный
вывод. К тому же он решил, что вот это, - Эсмерея показала на  несколько
заскорузлых полых деревянных трубок с  отверстием  в  боку,  -  один  из
артефактов, вывезенных вами с Острова.
   А  я  видела,  как  женщины  в  оазисах  подкладывают   такие   своим
младенцам-мальчикам, чтобы их пеленки не так сильно намокали.  Облион  с
натугой кивнул.
   - Как умер Гнерг? - внезапно спросил он. Эсмерея усмехнулась:
   - От заворота кишок. Я две луны  не  давала  ему  пищи,  а  когда  он
наконец дорвался до еды, то съел столько, что его кишечник не  выдержал.
- Она лицемерно вздохнула и тоном, который не оставлял сомнений  в  том,
что никакого огорчения она не испытывает, добавила:
   - Я его предупреждала, что не стоит так набрасываться на еду,  но  он
был такой непослушный...
   Облион хмыкнул и отвернулся.

***

   На следующий день Эсмерея, ставшая в этом доме, как и везде, где  она
останавливалась  на  более  или  менее  длительный  срок,  полновластной
хозяйкой, пригласила Посвященного Облиона на обед.
   Обед начался в молчании. Облион не питал никаких  иллюзий  по  поводу
обещанного  Эсмереей  соглашения  и  демонстрируемого  благожелательного
отношения. Он неплохо изучил такую породу  людей.  На  Острове  их  было
предостаточно. И пусть ТАМ они предпочитали обходиться без  убийств,  их
сущность от этого не менялась. Просто все понимали:  если  при  игре  на
таком  замкнутом  пространстве,  как   Остров,   допустить   возможность
физического устранения соперника, сразу же  начнется  такая  резня,  что
Остров быстро обезлюдеет. Да и  то,  что  Эсмерея  ночью  демонстративно
отпустила его женщину и ребенка, тоже ровным счетом ничего  не  значило.
Он был уверен, что она проследила, где они скрываются, и может  в  любой
момент вернуть их обратно. Или переправить в любое другое место, которое
будет ей угодно. Этот жест скорее имел целью дать ему  понять:  "Я  знаю
твое слабое место".
   Поэтому  Облион  был  подчеркнуто   вежлив,   предупредителен   и   с
готовностью внимал Госпоже.
   К тому времени, когда подали десерт, Эсмерея изложила весь свой  план
действий на ближайшее будущее. Наконец она замолчала.  Облион  некоторое
время сидел, обдумывая услышанное,  поднял  свой  стакан,  отпил  глоток
вина, поставил его обратно на столик и повернулся к Эсмерее.
   - Да... раньше с этим было легче. Раньше Орден имел очень густую сеть
наблюдателей, да и проблемы со связью практически не существовало. Места
власти располагались не дальше, чем в одном дне пути друг  от  друга  по
всей Ооконе. - Он замолчал и наморщил лоб. - Впрочем, кое с чем  я,  как
мне кажется, смогу вам помочь. - С этими словами он поднялся, подошел  к
одному из своих сундуков и, открыв замок, осторожно извлек из  него  два
небольших туго набитых мешочка. Эсмерея подозрительно на них посмотрела:
   - Что это? Облион хмыкнул:
   - Мы называли это "смертельным  дыханием".  И  вот  что  я  предлагаю
сделать...
   Эсмерея слушала объяснения Посвященного и мысленно  хвалила  себя.  О
да,  Скала  не  обладала  и  десятой  частью  тех  технологий,   которые
использовали люди Острова, а она получила в руки то,  что  осталось,  да
еще и человека, который умеет все это использовать. И это означало,  что
сегодня нет в Ооконе человека более могущественного, чем она. Что бы там
ни думал о себе Хранитель Эхимей.

8

   Капитан Арамий болтался по морям уже добрых два десятка лет.  Он  был
невысок, жилист, продублен морской водой, дочерна прожарен на солнце,  и
лишь седые нити,  кое-где  серебрившиеся  в  его  по  венетскому  обычаю
тщательно ухоженной, завитой и умащенной благовониями  бороде,  намекали
на то, что капитан уже не так  молод,  как  можно  подумать.  В  Кире  и
Арнаме, самых богатых и крупных портах западного побережья, было  немало
хороших капитанов, но все, от самого  богатого  купца  и  до  последнего
грузчика-улая, знали, что Арамий - лучший. Купцы, которые  доверяли  ему
свои товары, могли не тратиться на  покупку  страховки  Корпуса.  За  те
двадцать лет, что Арамий провел на палубе своей акки, он еще ни разу  не
терял товар. Он всегда успевал вовремя укрыться в  порту  перед  началом
шторма, первым замечал пиратов, будь то лихие ребята из недалекого Ллира
или с островов, а то и ситаккцы. И даже  когда  несколько  капитанов  из
Арнама, сговорившись, специально  наняли  известного  пиратского  вожака
Тримания, чтобы тот положил конец череде  удач  Арамия,  это  казавшееся
абсолютно беспроигрышным дело к удивлению  всех  закончилось  совсем  не
так, как ожидалось. Триманий, к изумлению всех, кто  был  в  курсе  этой
истории, в назначенное время не смог отыскать акку  Арамия.  И  это  при
том, что Арамий шел обычным, сотни  раз  хоженым  маршрутом  в  соседний
недалекий  Арнам.  Вернее,   ДОЛЖЕН   БЫЛ   идти.   После   двух   суток
безрезультатного ожидания Триманий  взбесился  и  начал  потрошить  всех
подряд. Он успел взять  на  меч  двоих  кирцев,  перевозивших  шерстяные
ткани, тамесианца с грузом меди, а потом нарвался на ситаккскую двойку и
получил  удар   двойным   ситаккским   топором   по   башке.   Так   что
недоброжелатели   Арамия   благополучно   потеряли   деньги.    Подобная
удачливость была чем-то из ряда вон выходящим. Поэтому среди моряков  по
поводу  Арамия  ходило  множество  слухов  один   невероятнее   другого.
Например, поговаривали, будто Арамий в молодости "покрыл" морскую нумру,
полуженщину-полурыбу,  богиню  прибрежных  вод.  И  той  так  понравился
"прибор" молодого моряка, а также  то,  как  он  им  сработал,  что  она
подарила ему сукар, камень, отводящий глаза. Поэтому, мол, стоит  только
Арамию захотеть, его тут же перестают видеть  пираты,  а  также  шторма,
ураганы, рифы и все, кто мог бы причинить ему вред.  Другие  утверждали,
что это чепуха, а все дело в том, что  в  киль  Арамиевой  акки  заделан
кусочек настоящего дерева итумар, одного из тех, что растут  на  дне,  в
саду самого Верховного морского владыки. И потому ничто на море не может
причинить его кораблю никакого вреда.  Слуги  Морского  владыки  тут  же
ополчаются на любого, кто пытается это сделать. Как оно  было  на  самом
деле, никто не знал, но зато всем было известно,  что  Арамий  берет  за
свои услуги ту цену, которую считает достойной своей  репутации,  и  все
равно не испытывает  недостатка  в  желающих  ими  воспользоваться.  Вот
почему, когда в таверне  "Акульи  зубья",  считающейся  лучшей  таверной
Кира, появился хорошо одетый человек,  чей  золоченый  ошейник,  однако,
выдавал в нем раба (и это самым лучшим образом  указывало  на  богатство
его владельца, поскольку кто еще станет одевать раба в  хорошую  одежду,
кроме обладателя сундуков,  набитых  деньгами),  никого  не  удивил  его
вопрос, как ему найти капитана Арамия. Хозяин таверны  быстро  оценил  и
одежду раба-посыльного, и его юношескую тонкость и  красоту,  и  хорошие
манеры, намекающие на то, что этот раб скорее всего принадлежал когда-то
к высшим слоям, а сейчас, вполне возможно, тешит не только самолюбие, но
и похоть своего владельца, и решил, что такой заказчик стоит того, чтобы
побеспокоить сон Великого Арамия, хозяина  морской  удачи.  Окинув  раба
барственным взглядом,  он  молча  кивнул  (вот  еще,  тратить  слова  на
какого-то раба) и, оставив стойку  на  сына,  поднялся  по  лестнице  на
второй этаж.
   К счастью, капитан Арамий уже встал  и  занимался  туалетом.  Он  был
большим модником  и  тщательно  следил  за  собой,  не  упуская  случая,
находясь на  берегу,  лишний  раз  совершить  необходимые  косметические
процедуры. Так что когда пришел хозяин таверны, рабыня,  присматривавшая
за комнатами, как раз умащивала тело  дорогого  гостя  лучшим  оливковым
маслом и благовониями, кувшинчики с которыми хозяин самолично  принес  в
его номер не далее как вчера вечером.
   - Да возвеличится Фанер, желаю тебе доброго дня, уважаемый Арамий,  -
громогласно приветствовал гостя хозяин. - Хорошо ли  почивал  и  нет  ли
какого недовольства?
   Гость любил вежливое, приятственное обхождение, и  хозяин,  не  желая
лишаться такого клиента, всячески потакал ему в этой  слабости.  Ну  еще
бы, чуть ли не половина самых денежных клиентов выбирала его таверну  по
причинам, так или иначе связанным с тем, что  в  дни,  когда  знаменитый
капитан Арамий находился в Кире, проще всего отыскать его было именно  в
таверне "Акульи зубья". Один приезжал сюда в  надежде  нанять  капитана,
другому не терпелось взглянуть хотя бы одним глазком на славного моряка,
а некоторым достаточно было просто провести ночь в  его  комнате,  когда
капитан был в плавании, а потом хвастать в  кругу  друзей,  что  спал  в
комнате "самого Арамия".
   - Благодарение Фанеру и морским нумрам, ночи в твоей  таверне  всегда
услаждают мое тело и разум, уважаемый. Так же, как, впрочем, мои  дни  -
ваш кошелек, - с улыбкой ответил капитан.  Он  кивнул  служанке,  и  та,
торопливо накинув на спину капитана пушистое полотенце, выскользнула  из
комнаты.  -  Садитесь,  уважаемый.  Что  привело  вас  ко  мне  в  столь
прибыльное время?
   Хозяин таверны грузно опустился на скамью и, коротко  хохотнув  (дабы
показать Арамию, что оценил его шутку насчет прибыли), приступил к делу:
   - Дело в том, уважаемый  капитан  Арамий,  что  внизу,  в  зале,  вас
ожидает раб.
   Капитан пошевелился и, повернув голову, уставился на хозяина таверны.
В принципе среди знати была довольно распространена привычка -  посылать
раба с приглашением прийти  и  переговорить  по  поводу  взаимовыгодного
предложения,   но   Арамий   был   настолько   известен,    что    самые
высокопоставленные особы  довольно  часто  прибывали  к  нему  лично.  И
хозяину таверны было об этом известно.
   - Я никогда не видел этого раба  в  Кире,  однако  он  одет  в  новую
шерстяную накидку с рисунком, который делают в мастерских Ллира, на  нем
дорогая   колама,   а   его   ошейник   вызолочен.   -   Хозяин   сделал
многозначительную паузу и продолжил вкрадчивым голосом:
   - Я думаю, что пославший его никогда не видел дна  своих  сундуков  с
деньгами и может предложить великому капитану Арамию достойную цену.
   Капитан некоторое время лежал,  задумчиво  глядя  на  пару  массивных
масляных ламп, стоящих в изголовье его кровати (эти  лампы  были  лишним
подтверждением тому, насколько хозяин таверны ценил своего гостя, ибо во
всех остальных комнатах этого этажа было только по одной лампе, а  гости
попроще из  нижних  комнат  довольствовались  сальными  свечами),  потом
решительно откинул полотенце и сел.
   - Хорошо, уважаемый, я сейчас спущусь.
   Хозяин с облегчением вздохнул. Наниматели находили капитана Арамия  и
в порту, и на улице, во время прогулок по городу,  и  во  многих  других
местах, но, если сделка заключалась в таверне "Акульи зубья" либо хозяин
таверны тем  или  иным  образом  участвовал  в  ее  заключении,  капитан
аккуратно выплачивал ему не  менее  пяти  золотых.  А  один  раз,  когда
заключенная сделка оказалась  чрезвычайно  выгодной  для  капитана,  тот
отсыпал ему от своих щедрот целых пятнадцать монет. И с того дня  хозяин
мечтал превзойти эту сумму.
   Арамий появился в зале спустя полчаса. Его борода была,  как  обычно,
тщательно расчесана, завита и подкрашена хной. Раб, к этому моменту  уже
изъелозивший всю лавку, на которую его усадил  хозяин  таверны,  тут  же
вскочил  и  бросился  было  к  капитану,  но,   натолкнувшись   на   его
равнодушно-презрительный взгляд, покраснел и  застыл  на  месте.  Хозяин
расплылся в улыбке. Похоже, мальчик попал в рабы совсем недавно и еще не
успел привыкнуть к своему положению. А его хозяин  -  большой  оригинал.
Отпускать новообращенного  раба  в  город  одного,  без  надсмотрщика...
впрочем, возможно, его первые предположения верны и у этого раба  особые
отношения с хозяином. Если это так, то и одежда, и манеры,  и  золоченый
ошейник - все это находит  свое  объяснение.  Почему  бы  не  побаловать
любимую игрушку?
   Арамий степенно уселся на свое место, которое во время его пребывания
в "Акульих зубьях" хозяин никому не разрешал занимать, и,  отхлебнув  из
услужливо поднесенной хозяином кружки горячего лакао, соизволил  наконец
посмотреть на переминавшегося с ноги на ногу раба:
   - О чем тебя просили мне сообщить? Раб еще пуще покраснел и заговорил
срывающимся голосом:
   - Вы - капитан Арамий, не так ли?
   Капитан  не  удостоил  раба  ответом,  отхлебнул   лакао   и   слегка
нахмурился. Хозяин сочувственно качнул головой и зло  зыркнул  на  раба.
Вот идиот, ну разве так  раб  должен  разговаривать  с  самим  капитаном
Арамием? Этак он  может  оскорбить  капитана,  и  тот  вообще  откажется
разговаривать с его хозяином. И тогда плакали  денежки.  Между  тем  раб
заговорил снова:
   - Моя хозяйка велела передать, что она ждет вас  сегодня  к  полудню,
чтобы побеседовать о предложении, которое, как она  надеется,  покажется
ва