бросил сквозь зубы:
   - Гагригда ко мне.
   Через несколько минут тот  явился.  Грон,  натягивая  выкованную  Угромом
только луну назад кольчугу, повернулся к Гагригду и произнес:
   - Слушай внимательно и не перебивай. Ты едешь к перевалу  Мохнатых  елей.
Молчи! Там ждешь Дивизию. Все три полка. Выведешь их по соседней долине  вон
к тому распадку. Развернуться в боевой порядок должны на подходе к опушке. Я
знаю - это долго, но время у вас будет. И главное, - он схватил Гагригда  за
плечи и упер в него тяжелый взгляд, - атаку начнете ТОЛЬКО тогда, когда  нас
сомнут и прижмут к Рогатой скале. Молчи! Мне плевать на то,  что  ты  хочешь
сказать, и еще больше на то, что ты хочешь сделать. Марш выполнять приказ! -
Он на секунду задержал на лице капитана строгий взгляд и отвернулся.
   Гагригд несколько  мгновений  не  шевелился,  не  веря,  что  Грон  может
отослать его в такой момент, и не смея  ослушаться,  затем,  тяжело  ступая,
двинулся к своему коню.
   Орда подошла за два часа до  заката.  Сначала  показались  две  передовые
сотни. Сотня арбалетчиков, укрытая за засекой, затаила  дыхание.  Две  сотни
всадников, стоящих  в  ста  шагах  за  засекой,  молча  ожидали  кочевников.
Степняки некоторое время  топтались  на  месте,  высылая  поближе  к  засеке
одиночных всадников, но сотня лежала на земле, не сводя  глаз  с  Грона.  Он
пообещал лично пристрелить любого, кто  без  команды  высунет  нос.  Наконец
кочевникам надоело топтаться, и две сотни прянули вперед, вопя,  подвывая  и
натягивая на ходу тугие луки из козьих рогов. Когда до засеки им  оставалось
не более сорока шагов, Грон вскинул к  губам  сигнальный  рог.  Над  долиной
прозвучал резкий, звонкий сигнал.  Арбалетчики  вскочили  и  развернулись  в
сторону кочевников. Громко хлопнули тетивы, и после первого же  залпа  почти
полсотни,  всадников  покатились  по  земле.  Остальные  брызнули  в  разные
стороны. Арбалетчики, которым Грон приказал отдать арбалеты всех трех сотен,
молниеносно поменяли  арбалеты  и  дали  еще  один  залп  в  упор.  Степняки
развернулись и бросились назад, поэтому последний залп был дан вдогонку,  но
в этот раз у стрелков было время поточнее взять прицел, так что, когда  утих
гул арбалетных тетив, под копыта лошадей повалилось еще почти семь  десятков
кочевников.
   Когда спустя полчаса у входа в долину показались основные силы орды, Грон
уже отозвал арбалетчиков с рубежа и поставил в строй. Три сотни молча стояли
и смотрели, как извивающийся червь, состоящий из тысяч  всадников,  поднимая
тучи пыли над дорогой и вытаптывая траву  на  пологих  склонах,  вползает  в
долину.  Грон,  сузившимися  глазами  наблюдавший  за   приближением   орды,
почувствовал, как его кто-то тронул за плечо, и раздраженно обернулся. Рядом
с ним на могучем и кряжистом, под стать  всаднику,  коне  сидел  насупленный
Сугром.
   - Зачем ты пришел?
   - За моей спиной мой дом, - бухнул тот.
   Грон нахмурился - с Сугромом прискакало не менее сотни свободных бондов.
   - Вы спутали мне все карты. - Грон выругался. - Я не готов назначить  вам
место в своем боевом порядке.
   - И не надо, - буркнул Сугром, - мы просто умрем рядом с тобой.
   Грон зло ощерился:
   - Ну уж нет, я ИМ такого удовольствия не доставлю.
   Сугром удивленно воззрился на него:
   - Ты рассчитываешь выжить в этой битве?
   Грон, не отвечая на его вопрос, задумчиво оглядел строй бондов,  задержав
взгляд на огромном топоре, притороченном к седлу Сугрома.
   - Слушай, мне кажется, вы больше привычны драться пешими? Сугром кивнул.
   - Тогда спешь своих и построй в линию в двадцати шагах от Рогатой скалы.
   Сугром сумрачно покачал головой:
   - Ты не доверяешь нам.
   Грон усмехнулся:
   - Ты спрашивал, надеюсь ли я выжить в этой битве? Так вот тебе мой ответ:
я надеюсь победить. И если ты не можешь понять,  как  я  хочу  это  сделать,
тогда заткнись и делай, что я говорю.
   Сугром несколько мгновений раздумывал, не обидеться ли, но  потом  глянул
на приближавшуюся орду и повернул коня.  Грон  посмотрел  на  своих  бойцов.
Возбуждение от победы в первой стычке уже прошло, и воины  были  спокойны  и
сосредоточенны.
   Орда ни на  мгновение  не  задержалась  перед  засекой.  Передовые  сотни
разошлись в стороны, натянув тетиву  луков  и  ожидая,  пока  над  деревьями
покажутся фигуры арбалетчиков, чтобы осыпать их сотнями  стрел.  Следовавшие
за ними перешли на рысь  и  начали  втягиваться  в  промежуток  между  двумя
крыльями засеки. Грон дождался, пока за линией засеки оказалось  около  пяти
сотен, и дал сигнал.  Его  сотни  рысью  двинулись  вперед,  бойцы  вскинули
арбалеты. Кочевники натянули луки, и над долиной разнеслись  леденящий  душу
визг и дикие вопли. Резко хлопнули тетивы арбалетов, и почти  сотня  степных
воинов покатилась по земле. Грон вскинул рог, и вслед  за  звонким  сигналом
первые три шеренги перешли на галоп, а их длинные пики синхронно  склонились
вперед. Через несколько мгновений две конные  массы  столкнулись.  Удар  был
страшен. Воины Грона проломились через первые десять шеренг кочевников, даже
не затормозив коней,  сбивая  степняков  и  опрокидывая  их  лошадей.  Потом
замелькали мечи. Грон рубился в первых рядах, работая обеими руками, и успел
трижды вспомнить Угрома, когда степные клинки скользнули по прочным  кольцам
кольчуги. Улучив момент, он развернул коня и прорубился на фланг, ссадив  по
пути троих. Они оттеснили степняков к самой  засеке.  Грон  окинул  взглядом
клубящуюся за стеной поваленных деревьев орду и,  отбив  неуклюжий  выпад  и
разрубив пополам вывернувшегося откуда-то ошалелого степняка, поднес  рог  к
губам. По этому сигналу сотня Гагригда, которая в боевом порядке сгорала  от
нетерпения за спиной двух рубящихся сотен новобранцев, двинулась  немного  в
сторону, набирая скорость, а бойцы двух сражающихся сотен стали оттягиваться
назад. Грон сузившимися глазами наблюдал,  как  схватка  смещается  вбок  от
прохода в засеке. Когда в образовавшееся  пространство  начали  проскакивать
всадники свежих ордынских сотен, он махнул рукой. Последняя  сотня  спустила
тетивы арбалетов и, склонив пики, перешла на галоп.  Через  несколько  минут
степняки, опрокинутые ударом, завернули коней и,  нахлестывая,  помчались  в
сторону основных сил, которые оттянулись  на  тысячу  шагов  от  засеки.  Со
втянутыми в схватку оставшимися  двумя  сотнями  было  покончено  за  десять
минут. Грон быстро развернул сотни в промежутке засеки и остановился. Быстро
темнело. Орда некоторое время клубилась в тысяче шагов, потом бойцы увидели,
как степняки начали поворачивать коней, и орда покатилась назад.
   Когда Грон, отправив за ордой патрули,  вернулся  к  Рогатой  скале,  его
встретил Сугром:
   - А ведь я тебе не поверил, князь.
   - Я не князь, - устало отозвался Грон. - И они еще вернутся.
   Сугром кивнул:
   - Я знаю. Но теперь я верю, что ты победишь. - Он развернул коня и бросил
через плечо: - И в то, что ты князь, я тоже верю.
   Орда вернулась через час после восхода солнца. Грон выстроил сотни  почти
перед самой засекой. За вчерашний бой  они  потеряли  сорок  бойцов,  причем
сотня Гагригда всего троих. А трупов степняков Сугром насчитал за пять сотен
только с этой стороны засеки, по другую  сторону  лежало  еще  сотни  две  с
половиной. Но сегодня все было иначе. Орда сразу повалила всей массой.  Грон
сначала ударил двумя сотнями, как вчера, но, когда  масса  степняков  начала
выдавливать его  бойцов  и  расползаться,  пытаясь  охватить  его  воинов  с
флангов, он дал сигнал отходить и коротким броском резервной сотни опрокинул
первую линию устремившихся в погоню, а затем развернулся и рванул  к  скале,
прикрываясь арбалетными залпами. Бойцы первых двух сотен  уже  спешились  и,
выставив пики, заняли позицию рядом  с  бондами  Сугрома,  которых  за  ночь
набежало уже почти две полные сотни.
   Орда налетела, не дав времени опомниться, и некоторое время  Грон  только
рубил, колол, уворачиваясь от сгустков  крови,  отрубленных  пальцев,  ушей,
лошадиных  кишок,  летевших  в  разные  стороны.  Наконец  орда  откатилась.
Степняки заклубились в двухстах шагах, доставая луки. Грон хрипло крикнул:
   - Арбалеты.
   За спиной возникло шевеление, стук арбалетных  лож,  упираемых  в  землю,
потом все затихло. Степняки попробовали выскакивать  десятками  и  на  скаку
спускать луки. Но у арбалетчиков было преимущество в дальнобойности, к  тому
же они стояли на твердой земле, - поэтому,  потеряв  около  сотни,  степняки
откатились вновь. Через некоторое время Грон заметил в первых рядах воинов в
одинаковых зеленых накидках. Похоже, хан, предводительствующий  этой  ордой,
решил бросить в бой свою лучшую сотню. Что ж, разумно. Если  они  не  смогут
сбить их хлипкий заслон до подхода основных сил,  хану  уже  не  понадобится
никакая гвардия.
   Наконец волна хлынула вновь. Грон стиснул зубы.  Где  же  Дивизия?  Но  в
следующее мгновение ему стало не до размышлений. Он  оказался  в  водовороте
тел, клинков, копейных острий, лошадиных копыт  и  выбросил  из  головы  все
лишние мысли, сосредоточившись на - работе мечами, зажатыми в  обеих  руках.
Вдруг - может, через час, а может, через миг -  он  явно  почувствовал,  что
ярость  атаки  ослабела.  Степняки  к  чему-то   прислушивались.   Некоторые
отпрыгивали назад, и их оскаленные лица уже не появлялись в стене атакующих,
потом  послышался  нарастающий  рев,  и  кочевники  покатились  назад.  Грон
опустился на землю. Где-то впереди проносились всадники.  Он  устало  потряс
головой, потом поднялся и побрел к  коню.  Все  тело  ломило  от  полученных
ударов и тяжкой работы. С трудом вскарабкавшись в седло, он окинул  взглядом
поле  битвы.  Дивизия  гнала  степняков  по  всей  долине.  Несколько  сотен
оказались прижаты к засеке, и их рубили в капусту  княжеские  дружины.  Грон
улыбнулся распухшими губами: "Значит, пришли".
   - Князь Грон! Князь Грон!
   К нему мчался младший сын князя  Ирума,  властителя  соседней  с  Эгроном
долины. Мальчишке только сравнялось четырнадцать.
   - Мы победили!
   Грон посмотрел в возбужденное лицо молодого  княжича  и,  повернувшись  к
столь же обессиленному бойцу, сидевшему рядом, хрипло спросил:
   - Вино есть?
   Княжич не верил своим глазам. В его понимании Победитель должен горделиво
стоять с обнаженным мечом  и  сурово  хмурить  брови.  Воин  тяжело  помотал
головой. Грон посмотрел на свои руки, все еще судорожно сжимавшие  мечи,  и,
швырнув клинки под ноги, буркнул:
   - Вот  всегда  так,  таскаем  за  собой  разный  ржавый  хлам,  а  самого
необходимого нет.

   Серма капризно надула губки:
   - Ну долго ты там будешь возиться? Мужчина улыбнулся:  "Что  ж,  наверно,
это будет забавно". Он ловко стянул тунику и бросил комом рядом с  женщиной,
потом провел рукой по ее обнаженному телу  и  скользнул  на  отведенное  ему
место. Когда женщина начала извиваться под ним, он левой  рукой  стиснул  ее
грудь, а правую протянул к  длинному  стилету,  спрятанному  под  скомканной
туникой.

   Ваши Дилмар, хмурясь, повернулся к собеседнику. Эта сделка  была  слишком
выгодной, чтобы быть правдои, но проклятый Грон ввел его  в  такие  расходы,
что поневоле приходилось надеяться на чудо. Он  вздохнул  и  принял  вежливо
предложенный кубок с дожирским, не заметив легкого движения над кубком.

   Приор сидел в  портике  и  смотрел  на  звезды.  Фигуры  двоих  появились
внезапно. Приор приподнялся в кресле, но один из пришедших грубо толкнул его
обратно. Приор вздохнул:
   - Вы немногим поживитесь, у меня только двадцать золотых, они в шкатулке.
   Тот, кто стоял перед ним, сделал знак второму  и,  когда  тот  скрылся  в
комнате, спросил:
   - Что рассказал тебе Измененный?
   Приор побледнел, потом улыбнулся:
   - Значит, вы все же пришли? Он был прав.
   Налетчик выхватил кинжал и воткнул ему под ребра.  Приор  охнул  и,  сжав
кулак, попытался ударить нападавшего. Но едва  смог  дотянуться.  Нападавший
вытащил  лезвие.  Брезгливо  посмотрел  на  труп,  потер  руку,  оцарапанную
перстнем, и... рухнул под ноги своей жертве.

   Улмира вызвали к  казначею  поздно  вечером.  За  четыре  луны  он  успел
привыкнуть к должности старшего писца казначейства, да и разговоры за спиной
поутихли. Он  пахал,  как  две  воловьи  упряжки,  так  что  те,  кто  ценил
работников, стали приходить к мысли, что, несмотря на молодость,  он  вполне
справляется с работой. Однако времени на праздность почти не оставалось. Вот
и сейчас он успел только забежать в свою комнату, подхватить  церемониальный
серебряный поднос со свитками, требующими личной визы казначея, и уже спешил
по коридорам к кабинету казначея. У самых дверей он  затормозил,  удивленный
отсутствием на посту часового-реддина. Улмир даже вернулся  к  лестнице,  но
часового нигде не было видно, однако  снизу  было  слышно,  как  поднимается
смена, мерно меряя шагами ступени широкой дворцовой  лестницы.  Он  подумал,
что если что-то не так, то они разберутся, и  вернулся  к  дверям  кабинета.
Войдя внутрь, молодой  человек,  прежде  чем  опустить  глаза  и  произнести
церемониальную фразу, бросил взгляд на стол казначея. Старик  иногда,  когда
они были одни, просто раздраженно мотал головой, показывая, что у  него  нет
времени на все эти глупости. Возможно,  Улмира  спасло  именно  это.  Старик
казначей сидел, неестественно откинувшись  на  кресле.  Улмир  замер,  но  в
следующее мгновение заметил слева движение и отпрыгнул, громко крича.  Дюжий
реддин бросился на него, выставив вперед острие  меча.  Улмир  заметался  по
комнате, но реддин начал умело зажимать его в угол.  Когда  он  нанес  укол,
Улмир вдруг вспомнил Грона, их  последнюю  попойку  и  вскинул  перед  собой
серебряный  поднос.  В  следующее  мгновение  клинок   проткнул   серебряную
пластину. Улмир  неуклюже  крутанул  его,  уводя  удар  в  сторону,  и  пнул
пролетевшего мимо реддина. Тот врезался в стену  и  скрипнул  зубами.  Улмир
выпустил поднос, оттолкнул нападавшего и, вопя  во  все  горло,  бросился  к
двери. Реддин быстро очухался и рванул за ним. Тут дверь  отворилась,  и  на
пороге появился караул. Старший, не поняв  происходящего,  шагнул  навстречу
реддину, но тот, махнув  клинком,  разрубил  стражнику  голову  и  следующим
движением попытался дотянуться до Улмира. Он смог полоснуть его по ноге,  но
это сделала уже рука мертвеца. Караул проткнул реддина несколькими клинками.
Улмир выскочил в коридор и обесеиленно сполз  по  стене.  Он  не  знал,  что
оказался единственным, кому в этот раз повезло.

   Грон  смотрел  на  говорившего.  Он  знал,  что  не   пользуется   особой
популярностью среди лордов побережья, да и среди доброй  половины  князей  -
особенно из древних родов, властителей богатых центральных и южных долин,  -
но столь откровенный наезд... Такое было впервые. Грон поднялся.
   - Не хочет ли благородный Эсторн сказать, что  его  младший  сын  гораздо
лучше справится с честью быть князем долины Эгрон?
   Палата князей негромко загудела. Грон ясно понимал, что любой из князей с
радостью посадил бы на освободившийся после гибели в битве у  Рогатой  скалы
князя Эгрона  трон  одного  из  своих  многочисленных  младших  сыновей,  но
позволить такое другому... Князь Эсторн побагровел:
   - Это наглая ложь.
   - Тогда кого из достойных вы хотели бы порекомендовать на  мое  место?  -
вкрадчиво поинтересовался Грон. - Назовите имя, только сейчас, не медля, и я
тотчас же освобожу трон князя долины Эгрон.
   Князь  Эсторн  пошел  пятнами.  Он  совсем  не  хотел  сажать  на   столь
вожделенный трон кого-то другого.
   - В таком случае, - грозно закончил Грон, - я требую  извинений,  а  если
таковых не последует, то настаиваю на праве поединка.
   Князь Эсторн позеленел. Об исскустве Грона владеть мечом ходили  легенды.
Лишиться  жизни,  выполняя  дурацкий  план  какого-то   гнусного   выскочки,
претендующего на трон Старейшего... Он шумно выпустил воздух и пробормотал:
   - Возможно, я заблуждался.
   - Громче, не слышу, - прикрикнул Грон, добавив металл в голосе.
   Князь шумно откашлялся.
   - Я... признаю... что возможно... был введен в заблуждение...
   - Это не извинение!
   - ...и прошу у князя Грона, властителя долины Эгрон, снисхождения к  моим
словам.
   Грон кивнул и опустился на место. Князь Баргот, властитель долины Сиргот,
раздосадованно хлопнул ладонью по подлокотнику. Грон улыбнулся про себя.  Он
так и предполагал, что вся эта затея была идеей Баргота. Только  исполнитель
подкачал. Князь Эсторн умел грозно произносить монологи, но стоило его сбить
с мысли, как он терялся и шел на попятный, а если еще его припугнуть...
   - Кто еще хочет говорить, благородные? - послышался голос князя Эгиора.
   Палата негромко шумела, но никто не  выбрасывал  рукавицу  на  пол  перед
креслом Старейшего.
   - Да будут боги благосклонны к долинам, совет окончен, -  произнес  князь
Эгиор ритуальную фразу, и князья загомонили, поднимаясь с мест  и  отодвигая
кресла.
   Грон прошел к выходу и бросил взгляд в сторону Баргота. Перед  ним  стоял
Эсторн, съежившись, как побитая собака. Кто-то тронул Грона за локоть,  Грон
обернулся. Это оказался сам Эгиор.
   - С первой речью тебя, князь Грон.
   - Скорее с первой отповедью, - криво усмехнулся Грон, а Эгиор рассмеялся.
   - Сегодня ты увеличил  число  своих  сторонников.  Князья  в  большинстве
своем, конечно, не блещут умом, но сильных уважают. А  ты  сегодня  доказал,
что можешь постоять за себя не только на поле битвы.
   - Значит, теперь, - насмешливо вопросил Грон, - меня признают уже не семь
князей, а больше? Восемь?
   Эгиор снова хохотнул, потом посерьезнел.
   - Да нет, по-прежнему только  семь,  но  остальные  пока  приглядываются.
Возможно, скоро кто-то и сдастся.
   Они вышли на улицу и пошли вниз по ней к раскинутым на лугу  под  стенами
города шатрам.
   - Когда обратно? - спросил Эгиор.
   - Завтра.
   Лето только начиналось. Прошлой осенью, в битве у  Рогатой  скалы,  погиб
князь Эгрон. Он был бездетен, а вместе с ним пало и  двое  его  племянников.
Его брат погиб семь лет назад во  время  набега  степняков.  Поэтому,  когда
главы теинов долины пришли к Грону и просили его принять престол, соперников
у Грона не  нашлось,  и  мать  погибших  племянников  отдала  ему  княжеские
реликвии и благословила на княжение. Всю  зиму  он  был  в  тяжелых  трудах.
Дивизия потеряла на поле битвы три сотни воинов. Из двух сотен  новобранцев,
сражавшихся вместе с Гроном, осталось в живых всего  четыре  десятка.  Сотня
Гагригда потеряла  тридцать  два  бойца.  Но  ко  времени,  когда  закрылись
перевалы, более двух тысяч человек готовились пройти  "давильный  чан".  Так
что по весне Дивизия насчитывала больше бойцов, чем год  назад.  Через  луну
после того, как открылись перевалы, к Грону примчался гонец  с  приглашением
на Совет князей. Грон понял, что его  трон  зашатался.  Горные  князья  были
плодовиты, а поскольку домен представлял собой неделимый майорат  и  целиком
передавался старшему сыну, то столь лакомый кусочек, как свободный  престол,
манил очень многих отцов, озабоченных  судьбой  младших  детей.  Так  оно  и
произошло. Грон  прибыл  на  Совет  задолго  до  назначенного  срока.  Эгиор
встретил его с улыбкой:
   - Ты приехал заранее нагреть кресло князя Эгрона, чтобы  не  мерзнуть  на
Совете?
   Грон не принял шутки и вздохнул:
   - Боюсь, что предстоит погреть  кости  шустрым  бегом  и  работой  языком
задолго до того, как ты откроешь Совет.
   Эгиор понимающе кивнул:
   - Знаешь, почему-то я был уверен, что ты поймешь это.
   К началу Совета у него было семь  голосов,  которых  вполне  хватало  для
того, чтобы он остался на месте князя Эгрона до той  поры,  пока  кто-то  из
других претендентов не сможет набрать больше.
   Грон подошел к своей палатке и невольно  остановился.  У  коновязи  стоял
конь Дорна. У  палаток  охраны  тоже  прибавил