надо
было что-то делать. Грон подумал, что некоторые увечья братьям не  повредят,
и встретил очередного ударом стопы  по  гортани,  слегка  попридержав  силу,
чтобы ненароком не прикончить. Но с этими ребятами все было не  как  обычно.
Опрокинутый ударом братец даже не кашлянул,  он  тут  же  вскочил  и,  сипло
взревев, бросился в атаку. Грон угостил его гуда же, но уже от души, а потом
добрался  до  второго.  Этот  получил  пяткой  в   основание   шеи,   когда,
промахнувшись по Грону, пролетел мимо с очередным дрыном. Третий нарвался на
прямой в "солнышко", который Грон не стал смягчать. Ему показалось,  что  он
со всего размаха засветил кулаком по каменной стене. Последний тупо  оглядел
валявшихся братьев и, в полном соответствии со ставшей уже понятной за время
этой  схватки  семейной  традицией,  ринулся  в  безнадежную  атаку.   Когда
последний представитель славной семьи рухнул на усыпанный щебнем и обломками
двор,  Грон  перевел  дух  и  огляделся.  За  поединком  наблюдало  изрядное
количество народу, потихоньку выбравшегося из своих  дневных  нор.  Еще  бы,
лихой рев братьев мог поднять мертвых. Заметив,  что  Грон  обратил  на  них
внимание, зрители попытались тихо, но быстро ретироваться, однако не тут  то
было. Из-за спины Грона послышался начальственный вопль Вграма;
   - А ну стоять!
   Зрители послушно замерли на месте. Вграм вразвалочку, будто  это  он  сам
только что завалил Братьев-гасил, подошел к ближайшему и, небрежно кивнув на
лежащие туши, плюнул сквозь зубы и бросил:
   - Их мешки сюда.
   Тот испуганно глянул на Грона, но Грон невозмутимо разглядывал облака,  и
незнакомый оборванец, вжав голову в плечи,  юркнул  в  какой-то  пролом,  из
которого, по всей вероятности,  вылезли  Братья-гасилы.  Немного  погодя  он
выволок четыре объемистых мешка. Вграм по-хозяйски вытряхнул их содержимое и
принялся  сортировать.  Отобрав  наиболее  ценное,  в  том  числе   копченую
козлятину, полкруга козьего  сыра,  несколько  слегка  зачерствевших  ломтей
хлеба и деревянную флягу, наполненную явно не водой, он быстро запихал это в
два мешка, а остальное брезгливо пнул и громко объявил:
   - Щерник!
   Народ,  пока  Вграм  был  занят  с  мешками,  потихоньку  отползавший   с
занимаемых позиций, недовольно заворчал, но Вграм свирепо рыкнул:
   - Ну!.. - И ворчание тут же прекратилось.  Вграм  повернулся  к  Грону  и
подобострастно  указал  в  сторону  пролома,  из  которого  приволокли  вещи
братишек:
   - Прошу, хозяин.
   Грон  помедлил,  разглядывая   начавших   шевелиться   Братьев-гасил,   и
проследовал в указанном направлении.
   Он прожил на  "ночном  дворе"  пол-луны.  И,  похоже,  то,  что  хозяином
"ночного  двора"  стал  одиночка,  было  вопиющим  нарушением  всех  местных
канонов. Поэтому первые несколько дней Грону еще трижды пришлось в  схватках
со стаями других претендентов силой подтверждать свое право на власть. Но, в
отличие от первого раза, он особо не церемонился. Так что, как правило, стаи
уползали обратно весьма  и  весьма  потрепанные,  а  он  оставался  хозяином
"ночного двора", в очередной раз подтверждавшим  свое  право  на  власть.  И
кончилось  все  это  только  тогда,   когда   на   его   стороне   выступили
Братья-гасилы. Причем обошлось  даже  без  драки.  Просто  стоило  очередным
претендентам появиться на "ночном дворе" и начать громко поносить Грона, что
являлось  тут  чем-то   вроде   официального   вызова   на   поединок,   как
Братья-гасилы, вывернувшись из-за спины  Грона,  зарычали  в  своей  обычной
манере:
   - Хорки.
   - Дай.
   - Мы.
   - Начистим.
   - Им рыло!
   По-видимому, несмотря на поражение,  четверо  братишек  имели  в  местных
кругах ОЧЕНЬ большой авторитет. Потому что претенденты тут же  заткнулись  и
быстро ретировались. И больше  никто  не  появлялся.  Возможно,  его  теперь
считали вожаком стаи братьев. Вграм, который неделю назад  пытался  доказать
Грону, что оставлять при себе поверженных хозяев  "ночного  двора"  -  самая
большая глупость, после столь эффектного выступления громил быстро переменил
мнение. Но когда  он  попытался  покровительственно  похлопать  старшего  из
братишек по шее, то  тут  же  почувствовал,  как  на  его  горле  сомкнулись
железные пальцы, а ноги внезапно перестали касаться земли.  Грон  фыркнул  и
показал жестом, что с того достаточно, и старший из братьев  швырнул  Вграма
на землю, сопроводив угрозой, как всегда высказанной коллективно:
   - Еще.
   - Раз.
   - Дернешься.
   - Прибьем.
   Для того чтобы добиться подобного послушания со  стороны  братьев,  Грону
пришлось приложить некоторые усилия. Началось с того, что после той памятной
битвы Вграм с комичной настырностью и апломбом вразвалочку подошел к братьям
и, пнув валявшиеся рядом мешки, развязно заявил:
   - А ну выметайтесь с "ночного  двора"!  И  братья,  похожие  на  огромных
лохматых пастушьих собак-волкодавов, глухо  заворчали,  но  послушно  начали
собирать вещи. Такова была традиция. Старые хозяева покидали  "ночной  двор"
до тех пор, пока не принимали решения рискнуть и  снова  сделать  вызов.  Но
Грон тихонько свистнул,  заставив  Вграма,  будто  дрессированную  дворнягу,
мигом развернуть  нос  в  сторону  хозяина,  и  отрицательно  махнул  рукой,
негромко произнеся:
   - Пусть остаются.
   Вграм, как, впрочем, и Братья-гасилы, удивленно уставился  на  Грона.  Но
тот, сказав все, что он хотел сказать, повернулся и лениво двинулся  в  свои
новые  апартаменты.  Вграм  попытался  что-то  произнести,  но  сдержался  и
потрусил за тем, кого он признал своим хозяином, еще  больше  напоминая  при
этом послушную дворнягу. Братья-гасилы недоуменно переглянулись, но  старший
тут же сделал приглашающий жест, и все склонились к нему. Если  этот  глупец
позволил им остаться, грешно было упускать  возможность  посчитаться  с  ним
этой же ночью. Они появились перед рассветом. Грон,  которому,  как  хозяину
"ночного двора", не надо  было  шляться  по  городу  в  поисках  пропитания,
поскольку каждый, кто пользовался ночлегом на  его  территории,  платил  ему
медный щерник, хорошо отоспался днем. И потому еще за пару часов до прибытия
братьев подготовил им достойную встречу. Так что, когда  братья,  крадучись,
подобрались к его апартаментам и с ревом ворвались внутрь,  первое,  что  их
встретило, было тяжелое бревно, подвешенное к потолку на двух канатах.  Трое
тут же отрубились. Четвертого Грон оприходовал  сам.  Когда  братья  наконец
очнулись посреди двора,  уже  рассвело.  Трон  дождался,  пока  все  четверо
более-менее придут в себя, потом ухватил старшего за волосы и, притянув  его
рожу к своему лицу, внятно произнес:
   - Уже второй раз. И я пока никого из вас не убил. Догадайся почему?
   Спустя  пару  часов  братьям  представился  случай  убедиться,  что   они
действительно являются исключением  из  правил.  Из  стаи  в  семь  человек,
рискнувших бросить вызов Грону, относительно целыми покинули  "ночной  двор"
только трое. У двоих были в нескольких  местах  переломаны  конечности,  еще
двое  были  мертвы.  Одному  Грон  раздавил   гортань,   другому   переломил
позвоночник у основания черепа.  Вечером  следующего  дня,  после  очередной
схватки, старший из  братьев  подошел  к  пролому  в  стене  и  остановился,
неуклюже переминаясь с ноги  на  ногу.  Вграм  по  привычке  попытался  было
петухом налететь на него, но брат так зыркнул на  оборванца,  что  тот  живо
изменил траекторию движения и рванул в сторону, старательно делая вид, будто
он направлялся совсем не к этой огромной лохматой образине.  Грон  не  спеша
встал и столь же неспешно подошел к брату. Тот неумело попытался  изобразить
поклон и протянул громадную, как лопата, ладонь, на  которой  лежало  четыре
медных  щерника.  Плата  за  постой.  Все  это   сопровождалось   блестящей,
выразительной речью:
   - Вот... Это... Мы... Все... Значит... Грон спокойно взял деньги. Старший
из братьев несколько мгновений постоял, потом бочком-бочком  отодвинулся  и,
переваливаясь, побрел к своим. Но утром они пришли опять. На этот  раз  Грон
не стал устраивать ничего серьезного, но, когда братья уже проникли  внутрь,
откуда-то из темного угла вдруг вылетел нож и пришпилил  тунику  старшего  к
здоровенной доске. А потом Грон поднял темный  колпак,  которым  был  закрыт
свет масляной лампы, и медленно двинулся к ним.  Трое,  сразу  после  броска
ножа выдвинувшиеся вперед и прикрывшие старшего, несколько отпрянули. Но  ни
один не отступил. Грон остановился прямо перед ними и, усмехнувшись,  сделал
жест рукой, приказывающий расступиться. Те только  набычились.  Тут  старший
что-то пробормотал, и они нехотя шагнули  в  стороны.  Грон  молча  протянул
руку, одним движением вытащил глубоко всаженный нож и  повернулся  спиной  к
нападавшим. За спиной тут же раздался какой-то звук. Грон, демонстративно не
обращая  на  него  внимания,  отошел  на  несколько  шагов  и  только  потом
развернулся. Один из братьев сидел на каменном полу, держась за ухо, а вид у
старшего был очень рассерженный. Грон плеснул на дрова, сложенные  в  очаге,
немного земляного масла и подпалил их от масляной лампы. Потом  вынул  из-за
каменного обломка заранее  приготовленную  флягу  с  вином,  полкруга  сыра,
вяленую баранью требуху и хлеб, разложил все это  на  чистой  тряпке  и,  не
глядя на братьев, сделал  приглашающий  жест.  Напротив  него  сел  старший,
остальные устроились у брата за спиной. Грон отрезал хлеб, сыр,  баранины  и
воткнул нож перед старшим братом. Тот сначала отрезал по куску всего младшим
братьям, а потом себе. Грон  протянул  ему  флягу,  из  которой  перед  этим
отхлебнул сам. Некоторое время они молча ели. Спустя полчаса старший  громко
рыгнул, намекнув младшим, что культурным  людям  пора  бы  уж  насытиться  и
прекратить жевать, и вытер губы жесткой ладонью. Грон тоже отставил флягу  и
отшвырнул в сторону остатки хлеба с сыром. За обломками что-то шевельнулось,
протянулась рука, и остатки трапезы тут же исчезли. На некоторое  время  над
местом совместной трапезы повисло молчание, потом братья заговорили:
   - Почему.
   - Ты.
   - Нас.
   - Не убил?
   Грон выдержал приличествующую паузу и ответил:
   - Скоро я покину этот город. Не хотелось бы оставлять "ночной  двор"  без
присмотра.
   Братья недоверчиво воззрились на него. Затем  старший  утробно  рыкнул  и
вопросил с покушениями на почтительную интонацию:
   -  Как  тебя  зовут,  Хозяин?  Грон  мгновение  промедлил,  потом  твердо
произнес:
   - Хорки.
   Братья несколько мгновений удивленно взирали на него, потом  уважительно,
но неуклюже склонили голову.
   На "ночном дворе" ночевало около шести десятков разного  рода  бродяг.  И
потому за четверть у Грона при всем том, что  он  каждый  день  пиршествовал
бараньей требухой и дешевым кислым местным  вином  да  прикупил  кое-что  из
необходимых мелочей, скопилось почти семь  серебряных  зугарников.  Поэтому,
когда наступило утро базарного дня, он оделся в новую столу, купленную аж за
полтора зугарника специально для этого случая, и в  сопровождении  Вграма  и
Братьев-гасил торжественно вышел из ворот  "ночного  двора"  и  двинулся  на
базар. Вход на базар свободным  иноземцам  был  строго  запрещен,  только  в
качестве раба или слуги при корзине. Вот потому, когда Грон подошел к мытне,
в которой уплачивали сбор за право торговли, толстый стражник поднял на него
презрительный взгляд:
   - Эй, ты, иноземец, куда прешь?
   Братья-гасилы  тут  же  вылезли  из-за  спины  Грона  и,   нависнув   над
стражником, зарычали в привычной манере:
   - Это.
   - Наш.
   - Слуга.
   - Он.
   - Идет.
   - С нами.
   Стражник, ошарашенный  столь  недовольным  видом  этакой  помеси  быка  и
собаки-волкодава, растерянно пролепетал:
   - Но у него нет корзины...
   Старший  свирепо  оскалился  и,  как  было  заранее   договорено,   ткнул
растопыренной пятерней в сторону рынка:
   - Там. Купим. - И с угрозой злобно дернул головой: - Ну?
   Перепуганный стражник быстро закивал головой:
   - Конечно, конечно, проходите, да пребудут над вами милости Щер, Зугар  и
Магр, господа.
   Базар везде базар. По  краям  площади  располагались  капитальные  лавки,
ближе к центру шли крытые торговые ряды, а  в  самом  центре  было  открытое
пространство, просто заставленное корзинами с  рыбой  и  рядами  горшков,  с
площадкой для выступления акробатов  и  факиров.  Грон  вышагивал  в  толпе,
прикрываемый со всех сторон мощными телами братьев. А  у  Вграма  была  своя
задача, и потому, только они прошли мытню, он исчез. Наконец  они  вышли  на
самую середину площади. Там выступали пять  акробатов,  четверо  из  которых
явно были братьями, а один просто на них очень похож. А может, он  тоже  был
им братом, но только по матери или отцу. Грон посмотрел на их представление,
потом незаметно вытащил из кошеля  серебряный  зугарник  и  жестом  подозвал
стоящего рядом мужчину в возрасте, который подавал братьям  реквизит.  Мужик
сначала огляделся, не подзывает ли его какой-нибудь горгосец, и  лишь  после
этого подбежал к Грону. Увидев размер  подношения,  он  распахнул  глаза.  У
иноземцев в Горгосе не могло быть  ТАКИХ  денег.  Грон  подмигнул  мужику  и
сказал:
   - К закату приходи на "ночной двор", есть разговор.
   Мужик побледнел, но,  увидев  Братьев-гасил,  выдвинувшихся  из-за  спины
Грона, обреченно обронил:
   - Да... господин.
   В этот момент откуда-то вывернулся Вграм  и  с  довольным  лицом  поманил
Грона за собой. Грон проводил взглядом отошедшего мужика и  двинулся  сквозь
толпу.
   Лавку купца Сгранка он  покинул  уже  затемно.  Купец  остался  несколько
ошеломленным открывающимися перспективами,  а  Вграм,  все  время  разговора
сидевший за спиной Грона и испускавший приглушенные возгласы, бежал рядом  с
ошарашенным видом. Грон усмехнулся. Ему нужны были деньги,  причем  много  и
скоро. Из чего следовало, что  этому  городу  пришла  пора  познакомиться  с
настоящей организованной преступностью. И первое, чем он собирался заняться,
был игорный бизнес. Причем начать он решил с ореховых скорлупок.
   Спустя четверть он покидал Нграмк вместе с акробатами, и в его поясе были
зашиты десять расписок Сгранка, по каждой из которых он мог получить  двести
золотых магриков и половинку разрубленной надвое золотой монеты, по  которой
Братья-гасилы должны были опознать его посланца, в случае если он не  сможет
приехать сам. А за спиной оставался город, сошедший с ума от трех  скорлупок
и  шарика  и  не  подозревающий,  что  уже  подготовленный  Гроном  новый  и
смертельный удар носит название - лотерея.
   - И вы хотите проникнуть туда, господин? - Самой, владелец труппы и  отец
акробатов, пятый из которых действительно был плодом греха одной горгоски  с
Самоем, был явно испуган. Грон его понимал. Тайное убежище Ордена  выглядело
богатым горгосским поместьем, а  возможно,  им  и  было.  Судя  по  рассказу
первосвященника с Ситакки. Орден вряд ли упустил бы возможность использовать
дармовую рабочую силу, каковой являлись ученики.
   - Нет. Это было бы бесполезно. Есть много способов  узнать  то,  что  мне
надо, и без подобного риска.
   Самой  облегченно  вздохнул.  Но  тут  же   нашел   новую   причину   для
беспокойства:
   - Но если мы войдем в Сграр, покинуть его будет невозможно.
   - Так ты собираешься всю оставшуюся жизнь давать представления  только  в
Сграре? - полюбопытствовал Грон.
   Самой смутился:
   - Нет. Мы, конечно, поедем  дальше.  Но  только  после  того,  как  глава
городского совета сочтет,  что  мы  дали  уже  достаточно  представлений,  и
прикажет надсмотрщику за иноземцами сделать отметку на нашей подорожной. Без
этого любой из горгосцев, встретившийся нам на дороге,  может  объявить  нас
своими рабами.
   Грон стиснул зубы. Ну и порядочки.
   - Значит, вас защищает только мятая полоска кожи. - Он криво ухмыльнулся.
- Слабая защита. Самой вздохнул:
   - Да, господин, я знаю  некоторых  акробатов,  которым  это  не  помогло.
Вернее, я так считаю, поскольку никогда их больше не видел. Мы стараемся  не
ходить далеко на север. Там много рудников и потому всегда нужны рабы.  Пока
нам везло. Грон задумчиво посмотрел на небо. До заката оставалось еще  около
трех часов.
   - Значит, ты говоришь, из города выйти невозможно?
   - Да, господин.
   - А вы всегда даете представления только в городе...
   - Да, господин.
   - А почему?
   - ?!
   Грон кивнул вниз, в лощину:
   - Чем тебе не нравится эта большая богатая деревня?
   Самой непонимающе посмотрел в сторону, куда указывал  Грон.  Чуть  погодя
Самой потерянно протянул:
   - Я не знаю, господин. Мы никогда не выступали в деревнях.
   - А почему? Это запрещено? Самой мотнул головой:
   - Нет. Я знаю, что некоторые труппы дают представления в деревнях, но  мы
ни разу...
   - Значит,  сегодня  будет  первый  раз,  -  жестко  перебил  его  Грон  и
направился к крытому фургону, в котором он передвигался по Горгосу вместе  с
акробатами уже целую четверть.
   Деньги Сгранка позволили акробатам купить  новые  фургоны  и  лошадей,  а
также хорошо  обновить  реквизит.  Грон  собирался  подвизаться  на  поприще
метателя ножей,  для  чего  закупил  для  себя  десяток  довольно  приличных
бронзовых клинков и заказал у  плотника  мишени.  Согласно  висящей  у  него
теперь на шее полоске кожи, он уже несколько  лет  разъезжал  по  Горгосу  с
труппами акробатов. Подобные вещицы, своевременно снятые с бесхозных трупов,
иногда позволяли хорошо пополнить карман прислужников местного общественного
крематория, обиходующего бедняков и  иноземцев.  Самой  устало  посмотрел  в
спину удалявшемуся  человеку,  столь  внезапно  свалившемуся  на  его  седую
голову, и понуро побрел к своим ребятишкам.
   Представление началось на славу. Грон в этот вечер  не  хотел  выступать.
Его задача на ближайшие два вечера была проста. Найти кого-нибудь из обслуги
поместья и попытаться поближе с ними познакомиться. Он не  был  уверен,  что
это  удастся  сделать  в  первый  же  вечер,  но  в   таких   местах   слухи
распространяются быстро...
   Ему повезло буквально в первый же час представления.  Рослая,  под  стать
ему,  тридцатилетняя  кухарка,  с  огромной  корзиной  и  пышными   формами,
несколько раз стрельнула глазами в его сторону. Грон, еще  в  начале  вечера
занявший позицию рядом с этаким увальнем, смотревшим  на  акробатов  разинув
рот, ткнул того в бок и спросил на ухо:
   - Что это за бабенка?
   Парень тупо хлопнул  глазами,  потом  осознал  вопрос  и,  расплывшись  в
улыбке, ответил:
   - А, это Лграна, кухарка из поместья. Сладкая баба, но стерва. Ты от  нее
держись подальше. Она любого мужика в постель может затащить.  -  Он  окинул
взглядом Грона и гыкнул: - Даже с иноземцами путалась.
   Грон хмыкнул. В деревнях, как он и рассчитывал, нравы были  попроще.  Как
сегодня выяснилось из рассказа Самоя, акробат приобрел  пятого  сына  именно
после представления в одной из деревень. Надо полагать, этим и было  вызвано
его нежелание выступать в деревнях.
   - Вообще-то я не думаю,  что  они  уж  очень  сопротивлялись,  -поддержал
разговор Грон.
   - Так она ж изведет. Для ее дырки три отростка  надо,  чтобы,  пока  один
работал, остальные отдыхали. А иначе  -  засмеет.  Но...  ядреная  баба,  ой
ядреная. - Мужик сладко вздохнул. - Оттого ее, наверное, хозяева из  столицы
и отправили. Она у нас всего две луны, а уже половину мужиков перепробовала.
Тех, кто на передок послабже. Остальные дюже опасаются.
   Грон со знанием дела кивнул и, повернувшись, поманил Самоя:
   - Сразу, как отработаете, объявишь меня.  Самой  не  мог  упустить  такой
важный повод испугаться и в мгновение ока побледнел.
   Грон был в ударе. Ножи слушались малейшего движения руки, а под конец  он
вывел из толпы Лграну и предложил ей встать  у  мишени.  Красотка  кокетливо
надула губки и приняла несколько фривольную позу. Грон поднял руки, вз