поиска  с  задачей  засечь
возможное наблюдение. При этом не открывая им ничего о самом  собрании  и  о
тех, кто мог вести за ним наблюдение. Так что в этом мире, до  сего  момента
вряд ли представлявшем о методах  многослойного  прикрытия,  такой  комплекс
мероприятий давал почти стопроцентную гарантию сохранения тайны.
   Когда Грон, в кожаных штанах, вывернутой  мехом  наружу  безрукавке  и  в
грязном шерстяном "бедуинском" платке, закрывавшем лицо, появился на  поляне
в сопровождении Яга, одетого подобным же образом, то в первый момент  на  их
появление никто  не  отреагировал.  Вновь  прибывших  окинули  спокойными  и
равнодушными взглядами и отвернулись:  вопросов  они  не  задавали,  значит,
знали, что к чему, а что касается закрытых лиц, то так поступили  почти  все
из присутствующих. Но стоило Грону открыть лицо,  как  все  повскакивали  на
ноги. Яг отчаянным взмахом руки  удержал  восторженный  вопль,  уже  готовый
вырваться из полутора сотен глоток.
   - Чума на ваши головы! - Яг досадливо сморщился. -  Если  бы  Грон  хотел
быть замеченным там, куда долетит ваш вопль, он оделся бы иначе.
   Бойцы смущенно переглянулись. Грон усмехнулся и негромко предложил:
   - Садитесь. - Он оглядел молниеносно упавших на сухие зады бойцов, оценил
выучку и привычку к повиновению, потом улыбнулся и начал: - Я собрал вас для
того, чтобы объяснить вам, что мне от вас надо. Каждый из вас уже встречался
со мной и знает, что мне требуется ни много ни мало, как ваша жизнь. Все  вы
готовы отдать ее мне, но, полагаю, никто  пока  не  представляет,  насколько
большим вам придется пожертвовать... - Он обвел взглядом устремленные к нему
лица. - Я здесь для того, чтобы это объяснить.
   На  несколько  мгновений  на   поляне   повисла   тишина,   потом   среди
присутствующих пролетел возбужденный шепот. Бойцы не понимали Грона.  Каждый
знал, что готов умереть за него, и надеялся, что и Грон верит  в  это.  Грон
мысленно улыбнулся. Они были правы, он верил в  них,  но  ему  меньше  всего
нужна была их смерть. Он собирался забрать у них именно то, о чем говорил, -
жизнь, и по возможности долгую. А это было не одно и то же. Однако надо было
убедиться, что здесь находятся только те, кто имел на это право. Грон кивнул
Ягу, и тот, сделав шаг вперед, негромко приказал:
   - Обнажить левый локоть.
   И он прошел по рядам, протирая каждому левый локоть тряпкой, смоченной  в
растворе,  приготовленном  лично  Гроном.  После  легкого  мазка  на   локте
проступало изображение барса. Когда все были проверены, Яг вернулся к Грону,
коротко кивнул и уселся рядом.
   - Я ни мгновения не сомневаюсь в том, что любой из вас готов  умереть  по
зову и во славу Корпуса, если бы это было не так, ни один из вас не сидел бы
здесь передо мной. Но мне нужна  ваша  жизнь.  Долгая  и  тяжелая.  Прожитая
именно так, как нужно мне и Корпусу, а не  так,  как  хотелось  бы  вам.  Вы
должны быть готовыми жить там, где нужно мне, быть тем, кем нужно мне,  даже
рабом или пиратом, пробираться в постель к тем женщинам, которые понадобятся
мне, и вызывать отвращение у тех, у кого это будет необходимо мне. Даже если
вы всей душой презираете первых и любите вторых. Вы должны научиться плавать
в нечистотах и лизать пятки подлецам, если  мне  это  будет  необходимо.  Вы
можете умереть, и ваш труп сгниет в какой-нибудь выгребной яме,  безвестный,
никем не оплаканный. Вы должны быть готовы предстать  перед  теми,  кто  вам
дорог, в личине изменника и предателя и заставить их всем сердцем  презирать
вас, если я этого захочу. И только я один буду знать правду о вас. Это будет
секрет между двумя людьми. Мной и... каждым из  вас.  -  Он  обвел  взглядом
ошеломленные и враз посуровевшие  лица  и,  выделяя  голосом  каждое  слово,
закончил медленно: - И эта жизнь будет длиться до самой вашей смерти.
   Над поляной повисла напряженная тишина. Многие из тех, кто  пришел  сюда,
думали, что Грон собирается набрать какую-то новую личную стражу,  хотя  то,
как был обставлен отбор, и навевало мысли,  что  им  не  светит  красоваться
рядом с Гроном в великолепных доспехах во время парадов и учений или мчаться
в атаке, гордо неся личный штандарт командора рядом с его конем, но такое...
   - У вас есть одни сутки, чтобы принять решение, но  те,  кто  согласится,
пусть знают - обратного пути не будет.
   На следующий день Грон появился  почти  в  полдень.  Количество  людей  у
костров, которые были разведены прошлым вечером, уменьшилось не намного. Яг,
еще утром доложивший, что за ночь ушли только чуть больше двух десятков, как
и вчера, маячил за спиной. Заметив Грона, все поднялись на ноги, но на  этот
раз никто  не  сделал  попытки  приветствовать  его  криком,  а  когда  Грон
вгляделся в их глаза, то увидел, что в них поселилась горечь. Все, что  Грон
обещал им вчера, было совсем не то, что они готовы были отдать  Корпусу,  но
раз он потребовал от них такого... Они поняли, что готовы отдать  Корпусу  и
это. У Грона запершило в горле. Он вдруг  почувствовал,  что  никакие  слова
больше не нужны. То, что эти люди остались здесь,  говорило  само  за  себя.
Поэтому он лишь глухо произнес:
   - Что ж, начнем работать.
   И вот теперь часть тех людей уже была далеко отсюда,  обживала  нищенские
подстилки на базарах Горгоса, мелкие лавочки на Аккуме, в рабских  ошейниках
отворяла двери роскошных венетских дворцов и  надрывалась,  ворочая  тяжелые
весла в гребных камерах ситаккских галер. А другие, которых было почти  пять
десятков, уже три года жили в тайной горной долине, не только  осваивая  все
то, чему Грон пытался их научить в искусстве конспирации, тайнописи,  тихого
умерщвления человека и скрытного проникновения в пределы усиленно охраняемых
объектов,  но  и  вживаясь   в   образы   бродячих   акробатов,   торговцев,
пилигримов... Трудно было рассчитывать, что Грон будет точно  знать,  откуда
Орден нанесет удар. И, вероятнее всего, они  больше  не  рискнут  полагаться
только на силу мечей. Поэтому Грон планировал при первых признаках того, что
Орден зашевелился, разослать по  близлежащим  странам  свои  боевые  группы.
Чтобы иметь возможность при особой  необходимости  нанести  удар  далеко  от
полей, на которых лилась бы кровь бойцов и трещали древки ломающихся  копий.
Причем Горгосу он уделил основное внимание. Туда должны были отправиться  аж
три группы. И вот теперь наступил этот час.
   - Отправляй.
   - Маршруты?
   Грон мгновение всматривался в глаза Яга, но  тот  спокойно  выдержал  его
взгляд.
   - Они знают.
   Яг также спокойно кивнул, встал и покинул кабинет. На душе была  пустота.
Все-таки тот посвященный был не во всем не прав,  и  Яг  сразу  почувствовал
это. Не зря же его слова так запали в душу. И ведь он до сих пор не  доложил
Грону о том разговоре...
   А вечером, когда в караул уже заступила ночная смена, к  воротам  Герлена
прискакало трое всадников. Двое были "ночными кошками"  из  крепости  Горных
Барсов, а третий.... Третьим был Сайторн.
   К назначенному месту они подъехали уже  после  полудня.  Грон  еще  утром
начал нервничать, нетерпеливо ерзать в седле и время от времени  привставать
на стременах, пытаясь  разглядеть  что-то  среди  этих  унылых  однообразных
холмов. Но каменную, бабу первым заметил Сайторн. Хотя никакой его заслуги в
этом не было. Просто она показалась именно с его стороны, причем  там,  куда
он смотрел в этот момент.  Сайторн  остановился  и  указал  рукой  на  грубо
обтесанный каменный столб, в котором только при  очень  сильном  воображении
можно было увидеть  стоящую  скособоченную  женщину  с  огромным  беременным
животом. Грон галопом рванул вперед, далеко опередив  приставленных  к  нему
двух бойцов. Объехав бабу, перед которой уже стоял  на  коленях  спешившийся
проводник, Грон дал шенкеля Хитрому Упрямцу и вылетел на ближайший  гребень.
Через несколько мгновений рядом с ним  остановился  Сайторн.  Степь  впереди
резко изменилась. Будто кто-то провел по гребням холмов  невидимую  границу.
Лежащие  перед  ними  холмы  выглядели   больными.   Чахлая   растительность
постепенно  исчезала,  и  дальше  начинались   голые   камни   и   песчаник,
выветрившиеся  до  каких-то   причудливых   форм.   Грон   некоторое   время
рассматривал эту картину, потом жестом подозвал одного из бойцов:
   - Капитана ко мне.
   Тот появился почти мгновенно,  будто  ждал,  прячась  за  крупом  Хитрого
Упрямца. А может, так оно и было на самом деле.
   - Лагерь разобьем здесь. Судя по  ландшафту,  тут  еще  безопасно.  Да  и
проводник говорит, что, когда степняки приходят к  Злой  матери  на  большой
хурал, стойбища ставят с этой стороны холмов.  И  пока  это  еще  никому  не
повредило. - Грон еще раз окинул горизонт взглядом из-под ладони и сказал: -
Оседлай мне другую лошадь, я собираюсь немедленно  отправиться  туда,  -  он
бросил вопросительный взгляд на Сайторна,  и  тот  утвердительно  кивнул,  -
только вдвоем с  Сайторном  и  проводником.  Так  что  приготовьте  нам  три
комбинезона и маски. Вопросы?
   Вопросы у капитана, понятно,  были,  но  Грон  отдал  распоряжения  таким
тоном, что капитан понял, лучше их оставить без ответов.
   Спустя полтора часа они уже пробирались  по  дну  небольшой  лощины  или,
скорее, ущелья. Грон  рыскал  по  сторонам  как  хорошая  охотничья  собака,
выискивающая след, потом вдруг остановился, упал на колени и с  возбужденным
видом осторожно потер тонкочешуйчатый, похожий на слюду кристалл  с  матовым
зеленоватым  отливом.  Несколько  мгновений  он   разглядывал   его,   потом
повернулся к стоящему рядом степняку:
   -  Значит,  говоришь,  гиблое  место,  скотина  дохнет,  язвы   у   людей
открываются?
   Тот торопливо закивал головой и залопотал что-то по-своему.  Но  Грон  не
стал  вслушиваться.  Он  поправил  тонкие  кожаные  перчатки  и  примитивный
тканевый респиратор и полез вверх  по  осыпи.  Взобравшись  на  косогор,  он
внимательно  осмотрел  лощину,  небольшие  холмы  вокруг  и  широким   шагом
направился  в  сторону  проема  узкой   пещерки,   видневшейся   неподалеку.
Протиснувшись внутрь, он вытащил из связки, притороченной за спиной,  факел,
запалил его и пополз вперед на четвереньках, внимательно осматривая  стенки.
Наконец ему повезло. В неверном свете факела он увидел на  стене,  на  срезе
песчаника, небольшой мазок вещества, очень похожего на  смолу.  Грон  достал
бронзовую лопатку, осторожно счистил мазок в завинчивающийся свинцовый пенал
и попытался развернуться. Это оказалось делом невозможным. Грон  чертыхнулся
и стал осторожно пятиться назад.
   Сайторн уже ждал у входа в пещерку. Грон чуть отдышался, жестом  подозвал
коновода, и они молча двинулись в обратный путь.
   До лагеря они добрались через полчаса.  Бойцы  уже  развели  костры.  Два
больших, а ниже по склону, чуть в стороне, один поменьше. Все уже  привыкли,
что командор и этот чужак каждый вечер о  чем-то  долго  беседовали  друг  с
другом наедине. Зачастую приходилось неоднократно  разогревать  ужин  прежде
чем они подходили к общим кострам, или командор  разрешал  принести  ужин  к
своему. Кони слегка запарились, и лагерный коновод, поймав поводья, принялся
гонять их по кругу, ожидая, пока они чуть остынут,  чтобы,  следуя  строгому
наказу Грона, как следует их выкупать. Сайторн вымылся сам,  дождался,  пока
Грон также тщательно отскоблит кожу и несколько раз  вымоет  голову,  уши  и
прополощет  рот,  потом  подал  ему  полотенце.  И  когда  тот,   хорошенько
вытеревшись,  швырнул  полотенце  к   снятому   ранее   сплошному   кожаному
комбинезону, прошитому двойным швом, кожаным перчаткам и кожаному же шлему с
шейным клапаном, Сайторн негромко спросил:
   - Ну что, это то, что тебе нужно? Грон скорчил гримасу неуверенности:
   - Кто его знает? Здесь нужен профессиональный геолог. А я всегда  работал
с чистыми материалами. Но судя по тому, как  описывают  это  место...  Очень
может быть.
   - И как узнать точно? Грон достал свинцовый пенал.
   - Я взял образец. Впрочем, это вполне может быть пометом летучих мышей. -
Грон вздохнул. - Ладно, во всяком случае, если  судить  по  слухам,  которые
ходят об  этом  месте,  из  пяти  остальных,  нам  известных,  это  -  самое
перспективное. - Он повертел цилиндрик у носа и пожал плечами. -  Все  равно
больше найти не успел бы. Завтра выеду пораньше и полазаю по осыпям и щелям,
может, накопаю еще. Тогда и проведем анализ.
   Солнце уже зашло,  и  закат  пылал  на  небе  как  небесный  пожар.  Грон
припомнил рукотворное зарево, которое ему довелось несколько раз  увидеть  в
прежней жизни, и невольно содрогнулся от того, что  планировал  сделать.  Но
иного выхода не было. Ему надо было  срочно  заполучить  "большую  дубинку".
Такую, заиметь  достойный  ответ  на  которую  в  этом  мире  никто  не  мог
рассчитывать. По зрелом размышлении, ограничение на развитие технологии было
вызвано именно попыткой перекрыть людям доступ к мощному оружию. До сих  пор
они незыблемо стояли  на  этом,  и  Грон  мог  бы  найти  немало  оправданий
подобному подходу, опираясь на историю своего собственного  мира.  Но  того,
что готовил Орден, этот мир, несмотря на всю его грязь и  кровь,  по  мнению
Грона, совсем не заслуживал. И для того чтобы предотвратить  неизбежное,  он
должен был заставить своих противников играть по своим собственным правилам.
Просто внедряя новые технологии в областях, находящихся под его  властью,  и
создавая  систему  распространения  знаний,  он  не  мог  быть  уверенным  в
выигрыше, даже будь у него время. А времени у него не было. К тому же он  не
был уверен, что даже если он успеет сделать все, что  собирался,  то  сумеет
остановить неизбежное. А потому ему нужно было сломать, изменить сам  Орден,
заставить своих врагов включиться в гонку технологий, чтобы  даже  в  случае
неудачи у людей следующей Эпохи появился бы шанс. Иначе - замкнутый круг.

   - Так сколько, ты говоришь, осталось времени?  -  спросил  Грон.  Сайторн
усмехнулся:
   - Ты спрашиваешь меня об этом каждый час уже третий год.
   - Просто это помогает мне лучше думать. - Грон стиснул зубы.
   - Понимаю, - сказал Сайторн. - Это очень сложно, сражаться одному  против
целого мира. Грон мотнул головой.
   - Не так. - Он посмотрел Сайторну в глаза. - Понимаешь, я, конечно,  тоже
не сахар, могу устроить кровопускание, войну,  положить  несколько  десятков
или сотен тысяч довольно приличных людей просто потому, что  они  на  другой
стороне, но... - он задумался, - я прекрасно представляю себе, что я не бог,
а этот мир, если к нему руки приложить, совсем не плох, и я не  собираюсь  с
ним сражаться. Это... просто ребенок. Он может вредить,  буянить,  пакостить
по-мелкому или по-крупному, но он не враг.  Его  можно  отшлепать,  наказать
как-то, но мне никогда не приходило в голову  смахнуть  его,  как  надоевший
песочный домик, что, если верить вашей Книге Мира, не  раз  проделывал  тот,
кого ты называешь Творцом. С помощью преданной ему банды кровавых фанатиков.
- Он помолчал. - Хотя в их  ненависти  к  новым  знаниям  есть  и  некоторое
рациональное зерно. Я сам придерживаю  кое-какие  военные  технологии,  если
считаю, что пока могу без них обойтись, например, порох или динамит.
   Сайторн склонил голову к плечу, вслушиваясь в незнакомые названия, как бы
пробуя их на вкус, и спросил:
   - А это... - он кивнул в ночную темень, где притаились странные холмы,  к
которым они ездили сегодня днем, - это страшнее  пороха?  По-моему,  ты  сам
боишься того, что собираешься сотворить.
   Грон вздохнул:
   - Ты прав. - Он яростно потер лицо ладонью. - Это много страшнее  пороха,
но дело в том, что никто, кроме меня, не сможет этого  повторить  еще  очень
много лет, а вот порох... - он усмехнулся, - это намного проще.
   Некоторое время они молчали, глядя на пламя костра. Послышались шаги,  из
темноты вынырнул сержант и вытянулся перед Гроном:
   - Мой командор, ужин готов. Грон кивнул:
   - Спасибо, сейчас идем.
   Сержант переминался с ноги на ногу, наконец неловко поежился и, кашлянув,
спросил:
   - Может, принести? Грон улыбнулся:
   - Не стоит. Не думаю, что сегодня мы просидим слишком долго. Я  устал,  а
завтра предстоит тяжелый день, так что скажи ребятам, пусть уже наваливают в
котелок.
   Сержант козырнул, недовольно покосился на  Сайторна  и  потопал  обратно.
Сайторн проводил его взглядом.
   - Твои люди любят тебя, Грон, а я так и остался для них чужим.
   - Мы из Корпуса, Сайторн, а ты нет, -  заметил  Грон.  -  Ты  же  сам  не
захотел, чтобы было по-другому.
   Сайторн пожал плечами:
   - Ты ведь не только учишь их сражаться,  но  и  пытаешься  перекроить  их
мозги, а я решил больше никому не позволять делать это со мной.
   - Но поскольку ты знаешь об этом, с тобой подобный  номер  невозможен,  -
ехидно заметил Грон.
   Сайторн улыбнулся:
   - Я лучше остерегусь, а то я уже привык, что все, что ты  делаешь,  -  ты
делаешь хорошо.
   Они захохотали.
   Над степью пронесся крик степной совы. Грон  утер  выступившие  от  смеха
слезы и махнул рукой:
   - Ладно, поболтали, и будет.  -  Он  поднялся  на  ноги.  -  Пошли,  ужин
остывает, - и зашагал к кострам.
   Сайторн постоял  еще  немного,  наблюдая,  как  гаснет  пламя  маленького
костерка. Потом посмотрел на звездное небо. Прошло уже почти семь лет с того
дня, как он подошел к воротам крепости  Горных  Барсов  и,  показав  кинжал,
попросил часового проводить его к командору. Именно этот день был последним,
когда он мог считать себя членом Ордена. Вернее, по  орденским  законам,  он
заслуживал смерти уже после  самовольной  попытки  отравить  Грона  крошеным
промбоем, ядом, от которого не  было  спасения.  Никто,  соприкоснувшийся  с
Измененным, не имеет права на жизнь. Но до того дня  он  по-прежнему  считал
себя сыном Ордена, исполняющего волю Творца и несущего людям этого мира свет
истины. До того дня... Звезды холодно и равнодушно сияли на огромном  куполе
степного неба. Ему вдруг припомнилось, как точно такой же ночью он  сидел  у
рыбацкого костра на  побережье  и  слушал  песню  о  том,  как  смелый  воин
Грон-Казимир прыгнул навстречу  ситаккским  "акулам",  чтобы  спасти  людей,
которых он видел всего один день, но успел полюбить. А вокруг сидели, блестя
глазенками, десяток ребятишек. Половину  из  них  звали  Гронами,  а  другую
Казимирами. В той песне еще говорилось, что воин вернется, когда небо упадет
на землю и боги разгневаются на  людей  и  захотят  их  уничтожить.  Сайторн
зашагал вслед за Гроном. Не каждому доводится присутствовать  при  том,  как
легенды становятся явью. Впрочем, чего еще ждать от Измененного?
   Следующий день начался рано. Грон проснулся на заре,  тихонько  вышел  из
палатки, умылся ключевой водой, натянул последний из оставшихся комбинезонов
и снова отправился в лощину,  перед  отъездом  приказав  офицеру  никого  не
выпускать за пределы лагеря. Сайторн проснулся, когда  Грон  уже  уехал,  и,
соответственно, оказался заперт в лагере до приезда командора. Он послонялся
по окрестностям, поднялся ко вчерашнему кострищу, постоял, глядя, как  бойцы
старательно закапывают пепел от их комбинезонов,  сожженных  вчера  вечером,
ссыпанный в герметичный медный бак, и вернулся в палатку. Там  он  тщательно
задернул полог,  достал  из  тубуса  тонкие  листки  и  проверил  ручку.  Он
по-прежнему не мог перебороть в себе заложенное с раннего детства отвращение
к  большинству  усовершенствований,  введенных  Измененным,  но   некоторые,
подобные ручке-самописке... Сайторн вздохнул и склонился над писчей доской.
   "...Сие путешествие угнетало Великого Грона.  Он  всей  душой  противился
тому, что собирался совершить, но не  мог  найти  другого  выхода.  Как  мне
кажется, он пришел в это гиблое место, чтобы каким-то одному  ему  известным
образом овладеть самой смертью. А может ли быть что-то более  неестественное
для того, кто собирался  положить  все  свои  силы,  чтобы  сохра