ютно устроились в  небольшом,  увитом  плющом
павильоне,  скрытом  в  густых  зарослях  дальнего  угла   храмового   сада,
примыкавшего  к  задней  стене  дарохранилища.  Хранитель  Порядка,  желудок
которого до сих пор не пришел в спокойное состояние после сумасшедшей гонки,
неизвестно зачем затеянной этим идиотом, тоскливо  окинул  взглядом  столик,
заставленный вазами с фруктами, и протянул слабую  руку  к  кубку  с  соком.
После нескольких глотков он почувствовал  себя  немного  лучше  и,  поставив
кубок, откинулся на спинку плетеного стула.
   - Значит, вы считаете, что ваш план принесет успех?
   Вграр шумно захохотал:
   - Конечно, Хранитель. Этот Измененный оказался довольно крепким  орешком,
и я  думаю,  что  прямое  давление  ничего  не  даст.  Пока.  Но  того,  что
обсуждалось, тоже недостаточно. Я думаю, к настоящему моменту всем уже стало
ясно, что наша самая большая угроза не "грязные знания", которые он несет, и
не то, что он держит под своей рукой обширные земли. В конце концов, все это
непотребство не будет продолжаться слишком долго. Наша самая большая  угроза
- сам Измененный. Сама Магр не знает, какие трюки у него  еще  припасены.  И
наш основной удар надо направить именно на  него.  -  Он  гыкнул,  довольный
собой.  -  Судя  по  тому,  чем  окончились   наши   прежние   попытки   его
нейтрализации, он был в своем мире не  последним  человеком.  -  Жрец  сгреб
своей лапищей кубок с дожирским и, уполовинив его одним глотком,  продолжил,
довольно крякнув: - Сказать по правде, он  достоин  восхищения.  Я  полистал
книги и могу сказать, что не нашел ни одного его  предшественника,  которому
удалось сделать так много за столь короткое время.  Признаться,  кое-что  из
его нововведений мы применили и у себя. - Он бросил  в  сторону  собеседника
испытующий взгляд, но Хранитель Порядка остался невозмутим.
   Еще несколько лет назад Хранитель, носивший  тогда  имя  брата  Эвера  из
Тамариса и имевший самый низший в Ордене ранг -  Наблюдателя,  пришел  бы  в
ужас от одной мысли,  что  Орден  хотя  бы  просто  оставит  в  своих  рядах
кого-нибудь,  соприкоснувшегося  с  "грязным  знанием",  принесенным  в  мир
Измененным, но сейчас... Последние два Совета Хранителей  были  проведены  в
основном  для  того,   чтобы   официально   выразить   одобрение   некоторым
нововведениям, которые хотя и именовались привнесенными Творцом, но  реально
были переняты у Измененного.
   - Так вот, - продолжал Вграр, - как это ни прискорбно, сейчас я не только
не вижу силы, которая могла бы очистить землю, оскверненную Измененным, но и
не вижу в этом особой необходимости. Еще раз  повторю,  что  главное  -  сам
Измененный. - Он сделал паузу, влил в глотку остатки вина и  поставил  кубок
на место. Хранитель в свою очередь пригубил сок, успев поймать еле  заметный
отблеск презрения, мелькнувший во взгляде собеседника. Брат Эвер из Тамариса
вряд ли бы смог обратить внимание на  едва  уловимый  отблеск,  но  жизнь  в
резиденции Ордена очень быстро учит замечать малейшие  оттенки  в  поведении
тех, с кем сводит тебя судьба. Человечек усмехнулся про  себя.  Этот  дюжий,
высокомерный мужлан хочет его использовать? Что ж, посмотрим, кто,  в  конце
концов, от этого использования больше приобретет.
   - И как  вы  хотите  это  сделать?  -  Вграр  подался  впер„д  и  яростно
заговорил, обдавая собеседника брызгами слюны:
   - У каждого  человека,  Хранитель,  даже  у  меня  и  у  вас,  за  спиной
болтаются...  поводья.  Как  у  коней,  запряженных  в  квадригу.   И   сила
Измененного не столько в нем самом, сколько в том, что он  сумел  запрячь  в
свою квадригу сильных "коней" и искусно  управляет  ими.  Мы  должны  просто
перехватить эти поводья из его рук, а  если  получится  -  взнуздать  и  его
самого. А разве есть в этом мире кто-то, кто умеет  делать  это  лучше,  чем
Орден? В конце концов, разве не  этим  мы  занимаемся  на  протяжении  всего
своего существования? - И он оглушительно захохотал.
   Человечек по возможности незаметно обтер рукавом забрызганное слюною лицо
и на мгновение стиснул зубы. Брат Эвер успел проникнуться крайней неприязнью
к  этому  грубому,  потному  мужлану,   пользующемуся   любой   возможностью
продемонстрировать свое физическое превосходство, но он уже достаточно долго
пробыл Хранителем, чтобы научиться хорошо скрывать  свои  истинные  чувства.
Поэтому он дождался момента,  когда  его  собеседник  наконец  замолчал,  и,
изобразив вежливую улыбку, спросил:
   - Значит, вы предполагаете, что этого Измененного тоже можно взнуздать?
   - А почему бы и нет? - Вграр пожал плечами. - У  него  есть  жена,  дети,
какие еще нужны поводья для человека?
   - До сих пор он демонстрировал поразительные  способности  ускользать  из
наших самых хитроумных ловушек, - возразил Хранитель. - Так что я не был  бы
столь самоуверен и в этом случае.
   Вграр сграбастал крупное, крепкое яблоко и,  с  хрустом  откусив,  широко
осклабился. Так, что изо рта торчала белая яблочная плоть.
   - Что ж, очень может быть. Но  я  не  думаю,  что  это  будет  совсем  уж
бесполезно. По моим сведениям, он искренне привязан к своей семье.  В  конце
концов, если не получится так, как я... как мы планируем,  то  хотя  бы  это
просто причинит ему боль.
   Хранитель несколько мгновений смотрел на жреца, потом  коротко  кивнул  и
протянул руку к своему кубку с соком. Вграр отвернулся и облегченно  смахнул
пот со лба. Несмотря на всю демонстрируемую им  самоуверенность,  он  сильно
нервничал. Но, благодарение  Магр,  свершилось.  Его  план  одобрен,  а  это
значит, что именно он становится первым среди посвященных высшего ранга. Ибо
именно он будет острием копья, которое Орден вонзит в Измененного. Что ж, не
зря говорят, что времена смуты топят неудачников и выносят наверх обреченных
властвовать. Он стал самым молодым Верховным  жрецом  Магр  за  всю  историю
Храма и сейчас получил шанс стать самым молодым Хранителем  за  всю  историю
Ордена.
   Часть I
   БИТВА МОРСКИХ ДРАКОНОВ
   Грон стоял у дворцового окна и смотрел во двор. Последние четыре года  он
проводил в Эллоре пять зимних лун,  а  как  только  открывались  перевалы  -
отправлялся на север, в Атлантор. Основные  события  разворачивались  именно
там. Там был Корпус, там были новые заводы, там был флот. Здесь,  в  Эллоре,
мало кто знал, что  делает  на  севере  герой  войны  с  Горгосом  и  супруг
Базиллисы, по каким-то  неясным  для  всех,  но,  видимо,  важным  для  него
причинам, отказавшийся от коронации. Но к этому уже привыкли. И вот  сегодня
он в который раз подумал о том, что к исходу четверти  пора  отправляться  в
дорогу. Толла тоже знала об этом, и потому эти последние ночи были настоящим
неистовством. Однако вот уже третий день Грон, несмотря на  усталость  после
столь бурных ночных ласк, просыпался с первыми лучами солнца и больше не мог
заснуть. Эта весна начиналась стремительно,  солнце  светило  ярко,  но  ему
казалось, что на ослепительно голубое небо наползает какая-то зловещая тень.
И именно она не давала ему спать. Как бы невероятно это ни звучало - Великий
Грон, для  многих  являющийся  символом  отчаянной  смелости  и  неукротимой
отваги, в одиночку проникнувший за стены  занятого  горгосцами  Акрополя,  а
потом с боем прорвавшийся сквозь легионы горгосцев к воротам и открывший  их
для своих воинов, боялся наступающей весны.
   Более  пятнадцати  лет  назад  Казимир  Янович  Пушкевич,  сын  польского
шляхтича и воспитанницы Смольного института, внук  приват-доцента  Киевского
университета, волею случая или судьбы ставший офицером НКВД  и  вышедший  на
пенсию  в  звании  полковника  КГБ,  известный  всем  спецслужбам  мира  под
агентурной кличкой "Клыки"  и  собравший  под  разными  псевдонимами  мантии
почетных членов нескольких всемирно известных университетов, после  неравной
схватки с бандитами, пытавшимися принудить его  отдать  им  его  собственную
квартиру,  принял  смерть  в  своем  времени,  в  своем  теле,  в   возрасте
шестидесяти девяти лет. Перед тем как испустить дух, он, по  просьбе  своего
покойного друга, корейского монаха, которого привел  с  собой  пленником  из
диверсионного рейда во времена Корейской войны, а потом  спас  из  застенков
МГБ, нахлобучил на голову некий головной убор, именуемый Белым  Шлемом.  Это
ли послужило причиной, либо что иное, однако он не  попал  на  тот  свет,  а
очнулся в теле умственно недоразвитого парня по имени Грон, подвизавшегося в
качестве мальчика на побегушках в толпе припортовых оборванцев,  живущих  за
счет мелкого воровства и погрузочных работ в  большом,  по  местным  меркам,
торговом порту, в мире, едва достигнувшем уровня развития древних  греков  и
римлян. В новом для себя мире он прошел  тернистый  путь,  сначала  попав  в
рабство, затем в плен к пиратам, потом  странствуя  с  караваном  торговцев,
работая сельскохозяйственным рабочим и табунщиком и наконец  став  уважаемым
заводчиком лошадей. Однако все это время за ним следили враждебные глаза,  и
многое из того, что происходило с ним, вовсе не являлось случайностями этого
жестокого  мира,  но   было   результатом   усилий   некоей   могущественной
организации, обладающей тайной, однако наиболее сильной властью в этом мире.
Эта организация именовалась Орденом. И в  конце  концов  Грон  столкнулся  с
Наблюдателем Ордена лицом к лицу. Оценив все, что  ему  удалось  узнать,  он
решил вступить в схватку с  Орденом.  Собрав  войско,  стал  сначала  князем
долины, а затем  Старейшим  князем  Атлантора,  страны  северных  гор.  Став
Старейшим, он получил в руки невиданную  власть.  Его  отряд,  не  мудрствуя
лукаво названный им Дивизией, разросся до нескольких десятков тысяч человек.
После  чего  Орден  пришел  к  выводу,  что  этого  Измененного   необходимо
остановить, не считаясь уже ни с какими потерями, и  бросил  в  бой  сначала
кочевников, а потом одновременно  армии  двух  самых  могучих  государств  -
Венетии и Горгоса. Грону удалось привлечь на свою сторону кочевников,  после
чего он вступил в войну с остальными. Во время решительного боя  погиб  один
из высших иерархов Ордена, который руководил этой войной, а в плен попал сам
принц горгосцев, командовавший всем экспедиционным  корпусом.  Это  означало
конец войне. Горгосцы ушли, а  Орден  прислал  парламентера  с  предложением
объявить перемирие на пять лет.
   Грон вздохнул. С тех пор прошло уже почти четыре года, и последнее  время
его все больше мучили тяжелые предчувствия. Сложно представить, чтобы  Орден
до конца сдержал слово. А это значит, что со дня на день надо  ждать  удара.
Только вот когда точно? И где?
   За спиной раздался шорох, Грон обернулся. Толла  потянулась  на  ложе  и,
распахнув свои огромные глаза, повела по сторонам еще томным со сна  взором.
Заметив Грона, она улыбнулась, еще раз выгнулась, потягиваясь, и  грациозным
движением села на кровати. Тут  лицо  ее  нахмурилось,  и  она  встревоженно
спросила:
   - Что случилось, любимый?
   Грон покачал головой и ласково улыбнулся:
   - Ничего, просто радуюсь солнечному деньку и тому, что могу провести  его
с тобой.
   Толла несколько мгновений тревожно смотрела на него, но Грон сохранял  на
лице веселую мину, что, впрочем, было не так уж трудно, имея  перед  глазами
столь великолепный объект, потом расслабилась, тряхнула волосами и  тихонько
засмеялась. Грон почувствовал, как в сердце ударила мягкая  волна  восторга.
Эта женщина могла по-прежнему свести его с ума одной своей улыбкой.  Тут  за
пологом, закрывавшим  арку  двери,  послышалось  торопливое  шлепанье  босых
детских ножек. Грон поспешно накинул на плечи край тоги. Он еще не настолько
проникся местными нравами, чтобы предстать нагишом перед собственным  сыном.
Толла хихикнула. Она частенько подтрунивала над подобными комплексами  мужа.
По-видимому, она и сейчас собиралась  сказать  что-то  ехидное,  но  в  этот
момент полог распахнулся - и пред ними предстал маленький Югор. Увидев,  что
родители уже проснулись, он восторженно завопил и, вытянув руки, на  которых
болтался большой тряпичный горный барс, громко возвестил:
   - Снезный хотит падаяваться.
   Грон шагнул вперед, с серьезным видом погладил барса по пятнистой  спинке
и произнес:
   - Доброе утро, Снежный, как вы провели ночь?
   Югор прижал игрушку к себе и серьезно заявил:
   - Мы пали киепко.
   Толла с улыбкой наблюдала за ними. В этот момент  раздался  крик  Лигейи.
Толла соскользнула с ложа и подбежала к детской  кроватке,  стоящей  в  углу
спальни. Лигейя уже стояла на ножках и тянула к  ней  ручки.  Когда  мама  с
дочкой вернулись к своим мужчинам, те уже вовсю  возились  на  ложе.  Стоило
Лигейе увидеть отца и брата, как комнату огласил еще один  радостный  вопль.
Спустя мгновение на ложе образовалась куча мала из четырех тел. Старая няня,
только теперь успевшая подняться по лестнице вслед за  шустрым  мальчуганом,
привалилась к косяку, с улыбкой слушая радостные детские вопли и  заливистый
смех. Эта семья мало чем напоминала привычные патрицианские семьи, где  отец
начинает узнавать сына в лицо, только когда тот переходит спать  на  мужскую
половину  дома,  а  дочь,  когда  принимается  подыскивать  ей  партию   для
замужества. Те же, кто был перед ней, искренне любили друг друга.  На  глаза
нянечки навернулись слезы, и она, достав амулет Матери-солнца, зашептала над
ним страстную молитву. Слишком много она видела на своем веку примеров тому,
что счастье мимолетно, а расплата  за  подаренные  им  мгновения  -  слишком
велика. Закончив с молитвой, нянечка спрятала амулет  и,  выйдя  в  коридор,
устроилась на небольшой скамеечке, дожидаясь,  когда  мальчика  можно  будет
отвести в купальню. Это произошло только спустя полчаса.
   После завтрака семейство  отправилось  кататься.  Грон  посадил  Югора  в
маленькое креслице, прикрепленное к передней луке его седла, а Толла  вместе
с Лигейей ехала в колеснице, которой управляла Беллона. Франк скакал  рядом,
его Эмиор был еще слишком мал для таких прогулок.
   - Папа, моти, каяблик! - восторженно завопил Югор, указывая  на  панораму
порта, открывшуюся перед ним. Франк усмехнулся:
   - Твой сын прав, сейчас это нечастое зрелище. Грон  кивнул.  В  последнее
время морские путешествия стали слишком опасным  делом,  и  купцы  все  реже
снаряжали торговые караваны к другим берегам. На западе рыскали горгосцы, на
востоке - венеты, и нужно было нанимать слишком большую охрану, чтобы  иметь
шансы проскочить. Правда, оставался еще юг, но там были ситаккцы. И хотя они
редко нападали на большие караваны, но столь долгий  кружной  путь  требовал
слишком много припасов и сулил столь серьезные расходы, что на прибыль можно
было не рассчитывать. Так  что  идти  мимо  Ситакки  имело  смысл  только  в
одиночку, в крайнем случае парой, надеясь больше не на  силу,  а  на  удачу.
Охотники пока еще находились, но их с каждым годом становилось все меньше  и
меньше. К тому же доходили слухи, что элитийских купцов не очень  приветливо
принимают в горгосских  и  венетских  городах,  а  несколько  кораблей  даже
ограбили, убив при этом их владельцев, да и капитанов тоже, а команды продав
в рабство. По-видимому, мысли Франка текли в том же направлении.
   - Думаешь, работа Ордена?
   - Думаю, да. Но это мелочь - нападения на  купцов.  Так  что  пока  можно
считать, что  перемирие  соблюдается.  -  Грон  усмехнулся.  -  Кто  бы  мог
подумать, что оно затянется так надолго?
   Франк кивнул:
   - Ну, ты-то зря времени не терял.
   Грон вздохнул:
   - Боюсь, что они тоже.
   Они вернулись во дворец с боем полуденного колокола.  После  обеда  Грон,
Франк, Комар и Толла  собрались  в  угловой  башне.  Все  знали,  что  через
несколько дней Грон уедет и за это время  им  надо  было  еще  очень  многое
сделать. Но сегодня Грон собрал их как бы на  итоговый  разговор.  Он  хотел
перед отъездом точно уяснить, как начинается этот год.
   Тяжело вздохнув, Грон произнес:
   - Ну что ж, друзья, есть ли у кого-то  сомнения,  что  наше  перемирие  с
Орденом подходит к концу?
   Все невольно вздрогнули от этого вопроса. Франк ответил за всех:
   - Нет.
   Несколько мгновений стояла тишина, потом Грон спокойно попросил:
   - Я хочу, чтобы каждый из вас проанализировал все, что он  знает  с  этой
точки зрения, и ответил мне, что, по его мнению. Орден уже предпринял против
нас. - Он сделал паузу.  -  Это  были  слишком  спокойные  годы,  друзья,  и
волей-неволей мы расслабились, а потому мы вполне могли этой  весной  что-то
упустить. Что-то, что показалось случайностью, не заслуживающей  ни  вашего,
ни моего внимания. Для нас сейчас очень важно  узнать,  что  они  собираются
предпринять. Угадать направление удара, который они готовят.
   Некоторое время все молчали, потом Франк окинул всех спокойным взглядом и
негромко произнес:
   - Море... Комар встрепенулся:
   - Видимо, да, венетские  галеры  и  горгосские  триеры  рыскают  у  самых
берегов, и даже каботажные капитаны испытывают страх, выходя в море.
   К нам еще захаживают купцы из Тамариса или с Аккума, реже венеты, но наши
даже не рискуют собирать караван. -  Он  помолчал.  -  Я  слышал,  несколько
человек хотят сговориться с  капитанами  венетских  торговцев  и  попытаться
проскользнуть через ситаккские воды. Но мало кто верит,  что  у  них  что-то
получится. Франк добавил:
   - Горгосцы разграбили несколько рыбацких деревень, и теперь  даже  рыбаки
не часто рискуют выйти в море.
   Комар подтвердил:
   - Цена на рыбу на базаре взлетела до немыслимых высот.  -  Он  возмущенно
фыркнул. - Когда вы видели,  чтобы  корзинка  белогрудки  стоила  целых  два
золотых? Да сейчас на рыбе можно озолотиться.
   Грон усмехнулся:
   - Может, мне со своими кораблями заняться  ловом  рыбы?  Заодно  и  денег
заработаю.
   Все рассмеялись, и это несколько сняло напряжение,  повисшее  в  комнате.
Вдруг Грон повернулся к Комару и спросил:
   -  Как  скоро  ты  сможешь  узнать  имена  тех  купцов,  что   собирались
договариваться с венетами? Комар насторожился:
   - К вечеру, а что?
   Грон сделал неопределенное движение рукой:
   - Так, есть одна мысль, но мне надо знать, как у них дела с деньгами.
   Все недоуменно смотрели на него. Грон рассмеялся:
   - Просто я хочу получать  деньги,  ничего  не  делая.  В  моем  мире  это
называется страховка. - И, насладившись зрелищем недоуменных лиц, пояснил: -
Мы заранее берем определенную сумму денег,  скажем,  пятую  часть  стоимости
груза, корабля и какую-то часть тех денег, в которые они оценят свои  жизни.
Если плавание пройдет успешно, то деньги остаются нам,  но  если  нет  -  мы
выплачиваем всю сумму.
   Комар некоторое время смотрел на Грона, потом замотал головой:
   - Абсурд! Сейчас нет почти никаких шансов на то,  что  они  проскользнут.
Так что мы только потеряем деньги. А потом, если все наладится, кто  захочет
просто так отдавать свои деньги?
   Грон усмехнулся:
   - Ты не совсем прав. Сейчас  мы,  скорее  всего,  действительно  потеряем
деньги. Но при нормальной обстановке у нас не  так  много  шансов  уговорить
купцов расстаться с деньгами на подобных  условиях.  К  тому  же,  если  они
поплывут на венетских кораблях, расходы  будут  не  так  высоки,  только  на
возмещение стоимости груза и суммы, в которую  будет  оценена  жизнь  самого
купца. Кроме  того,  чуть  позже  я  тебе  расскажу,  что  такое  отлаженная
страховка, и кое-что еще.  Для  начала  надо  показать,  что  это  работает,
отладить механизм и создать ажиотаж, а начать получать денежки можно,  когда
прижмем горгосцев. Мы же в любом случае скоро ими займемся.
   Комар задумчиво кивнул:
   - Что ж, можно попробовать. Но все равно я думаю,  что,  когда  серьезная
угроза спадет, число желающих платить за это деньги сильно сократится.
   Грон покачал головой:
   - Не думаю, что так уж сильно. Ты недооцениваешь силу привычки. К тому же
всегда есть опасность налететь