здоровы, к моменту получения письма в табуне ходило триста  пятьдесят
голов. Половины присланной суммы хватило, чтобы купить две соседние фермы  и
полторы сотни кобылиц, но пастбищ хватит и на тысячу-полторы голов. Торговля
идет блестяще, а Врен-табунщик решил перебраться к ним. Через луну после его
отъезда около фермы появились лихие люди, но потом пропали, не напав.  Приор
передает ему привет и радуется его успехам.
   Грон отложил письмо и задумался. Прошло уже больше года с того  дня,  как
он покинул Роул. И с той ночи, когда он встретился с карликом. Луну назад он
собрал десяток.
   - Вот что, парни, есть еще кое-что, что вы должны знать. - Грон замолчал,
раздумывая, что можно рассказать ребятам, но тут подал голос Сиборн:
   - Если ты о карлике, то мы знаем о нем.
   Грон так изумился, что Сиборн рассмеялся:
   - Видишь, вот и мы смогли тебя удивить. - Он весело оглядел остальных.  -
Мы многое знаем о тебе, Грон. О Тамарисе, об Аккуме, о Роуле, о том, что  ты
учился в гимнасиуме.
   Все молча улыбались. Потом Дорн положил ему на руку ладонь.
   - Мы думали о твоих словах, Грон, честно. Хотя никто  не  хотел  об  этом
думать. Но теперь все решено. - Он хмыкнул. - Теперь тебе до конца жизни  не
отделаться от нас, десятник. Так что терпи. А о карлике или кто там появится
еще, не думай. Мы за этим приглядим.
   В тот вечер карлик со всеми его хозяевами вдруг  показались  Грону  такой
мелочью, что их можно было раздавить, не заметив.
   ...Грон закончил читать письмо и посмотрел в окно. Солнце садилось. Ветер
был по-весеннему теплым. Вскоре вновь застучали копыта, и  во  двор  въехали
остававшиеся в Эллоре Яг, Ливани, Хирх и ездивший за ними Сиборн.
   Стол накрыли на улице. После  того  как  все  доложили  о  том,  что  еще
осталось сделать, Грон отхлебнул дожирского  и  задумался:  как  всегда,  не
хватает последней ночи. Он оглядел свой штаб.
   - Значит, так, парни. Сколько  бы  мы  ни  собирались,  всегда  останется
что-то, чего мы не доделаем. В поле за фермой, у костров,  живет  почти  три
сотни человек. Завтра Яг, Сиборн, Ливани, Хирх,  Йогер  и  Дайяр  отправятся
туда. Будете отбирать себе десятки. Послышались возгласы  -  кто  радовался,
кто выражал сомнение, а Грон повернулся к Дорну,  который  смотрел  на  него
обиженно-удивленно.
   - Сегодня я расскажу вам, куда мы пойдем. Все тут же притихли.
   - Если идти на север, после Роула будет  город  Фарны,  затем  Алесидрия.
Дальше только пограничные гарнизоны. Но за ними лежит страна, имя которой  -
Атлантор. Мы должны дойти до нее за два года.  Нас  будет  несколько  сотен,
возможно, тысяча. Там будет наш новый  дом.  -  Грон  замолчал,  давая  всем
возможность осознать, как далеко отсюда  они  окажутся,  потом  обратился  к
Дорну: - Ты вместе с Угромом и  кузнецами  выедешь  в  Роул.  Будете  ковать
оружие. Там найдешь оружейников и  будешь  ждать  нас.  За  зиму  мы  должны
изготовить новый доспех. - Он повернулся к Якиру: - Ты пойдешь с  ним.  Зиму
проведем в Роуле, на фермах, - нужно запасти  продукты,  котлы  и  построить
печи.
   Некоторое время все молчали, потом подал голос Ливани:
   - Мне бы надо завтра быть в порту. Ждут судно с канатами с Тамариса.
   За ним  заговорили  остальные.  У  всех  на  завтра  нашлось  дело.  Грон
насупился, потом кивнул:
   - Хорошо, но завтра последний день. Все, что не успеете, - бросить. Через
четверть вы представляете мне свои десятки, и с началом  следующей  четверти
уходим. Всем остальным можете объявить, что они  могут  попытать  счастья  в
Роуле через год. Там мы примем человек триста - четыреста.
   Отряд шел уже полторы луны. Парни гоняли свои десятки. Все было похоже на
то, как они начинали сами. Перед отходом Сиборн отыскал  здоровенный  дуб  и
срубил его, обрубив, сучья. И вот уже больше сорока дней десятки попеременно
волокли дерево по крутым холмам  и  спускам,  перетаскивали  через  речки  и
овраги, матеря про себя  своих  командиров.  Шли  они  по  полдня,  а  потом
начинался финиш. Вечером десятки доползали  до  своих  костров  и,  злясь  и
удивляясь, наблюдали за  тем,  как  после  тяжелого  марша  и  изнурительных
занятий десятники вместе с Гроном делали  растяжку,  садились  на  шпагат  и
молотили конечностями по стволу дуба. Либо, яростно ощерив рты, сходились  в
отчаянной схватке друг с другом.
   Каждый десятник имел по два коня. Но днем шли, привязанные к задку телег,
которые вели наемные возницы, и только к вечеру, когда изнуренные не столько
маршем, сколько занятиями бойцы валились с ног, кто-то из десятников садился
на коня и объезжал лагерь.
   К исходу первой луны их отряд уменьшился на семь человек, а Сиборна и Яга
пытались зарезать.  К  сегодняшнему  дню  отстали  еще  двое.  Но  остальные
мало-помалу начали втягиваться. Сам Грон каждое утро  вскакивал  на  коня  и
уезжал куда-то. Когда через три-четыре часа  он  возвращался,  то  его  ждал
котелок с остывающим завтраком и пустой лагерь.  Отряд  уже  уходил  вперед.
Грон ел, давал пару часов отдыха коню и рысью догонял отряд. Появлялся он на
обеденном привале, сопровождаемый любопытными взглядами. Вчера он решил, что
пора начинать работать с остальными.  Поэтому  сегодня  Грон  впервые  решил
устроить выходной.  Десятки  как  раз  прибежали  с  утренней  пробежки,  он
выстроил  отряд  и  объявил  о  своем  решении.  Шеренги  глядели  на   него
выжидательно, будто не веря, что в этом  походе  может  быть  что-то,  кроме
изнурительных  тренировок.  Сиборн  окинул  взглядом   настороженные   лица,
ухмыльнулся и дал команду разойтись. Десятники подошли к Грону:
   - Нам ты не давал дней отдыха первые три луны.
   - И сегодня тоже не дам, - заявил Грон. - Вы  нужны  мне  на  весь  день,
поэтому сегодня десятки останутся без командиров. - Он помолчал.  -  Сегодня
мы начнем заниматься вольтижировкой.
   - А что это? - осторожно спросил Яг.
   - Увидишь, - улыбнулся Грон.
   Они отъехали на пару миль в сторону, к  ближайшему  леску.  Грон  слез  с
лошади и нарубил длинных и гибких веток. Потом связал лозу в пучки, срубил и
заточил колья, расставил в один ряд, предварительно привязав к  ним  готовую
лозу. А чуть поодаль повесил кольцо размером с ладонь, сделанное  из  гибкой
ветки. Затем срубил высокое молодое деревце, тщательно очистил его от сучьев
и веток и, заострив конец, воткнул его в землю в конце ряда  лозы.  Закончив
приготовления, он повернулся к  своим  ребятам,  молча  наблюдавшим  за  его
приготовлениями, и произнес:
   - Смотрите.
   Вскочив на коня, он отъехал на тридцать -  сорок  шагов  и  обнажил  меч.
Сердце бешено колотилось. Он никогда особенно  не  блистал  в  кавалерийской
науке, хотя учителя были прекрасные. Когда  он  еще  служил  во  Львове,  то
командиром оперотряда там был капитан Заволуйко, родом из кубанских казаков,
лихой рубака и ярый кавалерист. Мог  рубить  на  скаку  одновременно  обеими
руками. На полном галопе  с  двадцати  метров  разбивал  из  нагана  шеренгу
глиняных крынок и мог пролезть под брюхом скачущего коня с шашкой  в  зубах.
Погиб он тоже на коне, на полном скаку поймав грудью автоматную очередь.
   Грон дал шенкеля, и конь прыгнул вперед, переходя на галоп. Грон  откинул
руку назад, вспоминая забытое ощущение того, как  сила  стекает  с  руки  на
лезвие клинка, а лезвие становится продолжением руки. За шаг до первой  лозы
вскинул руку в резком замахе и, поймав ритм, рубанул. Галопом  пройдя  лозу,
он на скаку выдернул очищенный ствол и,  резко  развернув  лошадь,  поскакал
обратно, уперев тупой конец ствола в ступню правой  ноги.  За  три  шага  до
кольца он подкинул ствол, развернул острием вперед и, резко  выбросив  руку,
надел кольцо на заостренный конец. Когда он шагом  подъехал  к  ребятам,  те
встретили его несколько ошеломленными взглядами. Потом Яг негромко произнес:
   - Я чувствую себя как после первого дня в базарной страже.
   Ливани хмыкнул и, вытащив меч, пошел рубить лозу, на ходу бросив:
   - Когда твой зад превратится в одну  большую  мозоль,  а  селезенка  -  в
большой синяк, возможно, и ты сумеешь так же.
   Через две четверти Сиборн, первый из всех, прошел всю линию,  срубив  всю
лозу и поддев кольцо деревянной пикой.
   А в начале третьей четверти их попытались отравить.
   Что их спасло, кроме  Божьего  Промысла,  представить  было  трудно.  Они
остановились наобеденный привал у чудесного источника, бьющего  из  скалы  и
падающего небольшим водопадом в маленькое круглое озерцо,  локтей  восемь  в
окружности. Когда дали команду: "Разойдись", один из бойцов, худой  чернявый
венет Оерт, не выдержал и с разбегу плюхнулся в  озерцо.  Народ  был  сильно
возмущен, поскольку никто еще не набрал воды для котлов, но Оерт в ответ  на
вопли и ругань только блаженно щурился и орал, что он уже луну  не  мылся  и
чувствует себя вонючей пустынной крысой, так что  лучше  всем  заткнуться  и
прыгать к нему, а воду можно набрать прямо под стру„й  водопада.  Народ  уже
начал раздеваться,  как  вдруг  Оерт  зашипел  и  принялся  чесаться,  потом
выскочил из воды и начал судорожно драть кожу, вопя и извиваясь. Все очумело
смотрели на него. А Оерт, уже отчаянно крича, упал на землю и начал биться в
судорогах. Его кожа приобрела синюшный оттенок, на губах выступила пена, его
судороги стали непрерывными, еще  через  несколько  мгновений  он  захрипел,
дернулся последний раз и затих. Грон рявкнул:
   - Всем отойти от источника на  двадцать  шагов.  Десятники,  опомнившись,
пинками отогнали потрясенных  людей.  Грон  окинул  взглядом  окрестности  и
приказал:
   - Яг, Сиборн, - вперед, Хирх, Дайяр, - влево, Ливани,  Йогер,  -  вправо,
взять по одному из  своего  десятка.  Всех,  кого  заметите,  -  скрутить  и
привести ко мне.
   Через несколько минут топот копыт  затих,  а  Грон  осторожно  подошел  к
трупу. У того уже слезла большая часть кожи, обнажив красное мясо, а та, что
осталась, висела клоками. Грон подобрал  палку,  предварительно  убедившись,
что она сухая, и повернул откинутую голову. По толпе пронесся  стон.  Голова
Оерта представляла собой маску смерти. Грон посмотрел на  толпу,  в  которую
превратился отряд, остановил взгляд на десятке Хирха.  Этот  десяток  сейчас
больше всего напоминал испуганное овечье стадо.
   - Первый, Седьмой, возьмите рогожу с телеги и принесите сюда.
   Первый тут же  повернулся  и  побежал  к  телегам,  а  Седьмой,  высокий,
красивый элитиец из благородной семьи, остался на месте, уставившись на труп
остекленевшим взглядом. Грон нахмурился, потом выхватил сюрикен и метнул ему
в мякоть левой руки. Седьмой вскрикнул:
   - За что?
   Грон отвернулся. Когда Первый, все еще не  заслуживший  свое  имя  Ограм,
прибежал с рогожей, Грон кивнул на труп и приказал:
   - Завернуть, положить на телегу. - Он собирался густо засыпать его  солью
и по прибытии в Роул показать приору.
   Первый начал осторожно приближаться к мертвому телу. Грон поднял глаза на
Седьмого. Тот стоял с оскорбленным видом, зажимая рану на руке.  Грон  знал,
что этот нахрапистый парень изрядно мутил воду в десятке, стараясь всем дать
понять,  что  его  подчинение  какому-то  крестьянину  всего  лишь  досадное
недоразумение, которое немедленно  рассеется,  как  только  он  потолкует  с
Гроном. Но сам, повидимому, понимал, что шансов на это нет, поэтому  никаких
разговоров не заводил. А Хирх, по крестьянской привычке, еще  немного  робел
перед сыном Всадника.
   Грон несколько мгновений разглядывал Седьмого сумрачным  взглядом,  потом
шагнул вперед и, одним движением выхватив меч, рубанул от плеча. Левая рука,
кисть правой и голова Седьмого, с еще не исчезнувшим оскорбленным выражением
на лице, отделились от заваливающейся фигуры и со звучным шлепком  упали  на
землю. Через мгновение рухнуло и тело. Грон повернулся к десятку и произнес:
   -  Завтра  двойное  бревно,  вместе  с  десятником,  -  и,  молча  обведя
охваченные ужасом лица, приказал сквозь зубы: - Третий - в  помощь  Первому,
Второй и Пятый, - он пнул тело Седьмого, - убрать.
   С тех пор никто не мог и помыслить задержаться с выполнением его приказа.
   Хирх, Дайяр,  Ливани  и  Йогер  вернулись  довольно  быстро.  Грон  путем
манипуляций  с  обрубками  Седьмого  установил,  что  заражено  озерцо.  Сам
источник был чист. Поэтому он набрал казан, развел огонь и, сварив похлебку,
уселся есть у всех на виду. Остальные решили не рисковать.  Когда  подъехали
дозоры, отправленные в стороны от  дороги,  Грон  молча  выслушал  доклад  и
буркнул Хирху:
   - Еще раз повторится, будешь заново завоевывать себе имя в новом десятке,
- и, не пытаясь ничего объяснить  хлопающему  от  удивления  глазами  Хирху,
жестом отпустил его. Он ждал тех, кого послал вперед.
   Яг и Сиборн приехали под утро. Когда из  темноты  послышался  нарастающий
топот копыт, сон слетел со всего отряда. Сиборн скинул с седла чье-то  тело,
закутанное в его собственный  плащ.  Грон  сел,  подкинул  в  огонь  дров  и
отвернул верхний край - перед ним со  связанными  руками  и  кляпом  во  рту
лежала женщина редкой красоты. На первый взгляд ей было  около  тридцати,  и
судя по одежде, она была не из крестьян. Грон поднял глаза на Сиборна -  тот
зло скрипнул зубами:
   - Семеро. Она главная. Дрались, что твои реддины. Мы потеряли двоих.
   Яг добавил:
   - Не догадались, что мы двинем вперед на лошадях. Впереди  на  два  пеших
перехода отравлены все источники.
   Грон перевел взгляд  на  женщину,  буравящую  его  яростным  взглядом,  и
кивнул. Сиборн протянул ему здоровый ком из чьих-то плащей.
   - Вот то, чем они травили источники.
   Грон заговорил:
   - Хирх.
   Тот выступил из темноты:
   - Я.
   - Трупы захоронить, они больше не нужны. С рассветом отряд  ушел  вперед.
Грон перетасовал десятки, и Яг оказался  свободным.  Он  послал  его  назад,
предупредить караваны. Потом  нагрел  воды,  плотно  позавтракал,  сполоснул
котелок под водопадом и подошел к женщине, все еще  валявшейся  связанной  у
его костра. Присев на корточки, он разглядывал  е„  некоторое  время,  потом
разрезал веревку,  удерживающую  кляп,  и  резким  движением  выдернул  его.
Женщина вскрикнула и застонала.
   - Как тебя зовут?
   - О, благородный воин, развяжи меня, я ужасно страдаю, что может  сделать
слабая женщина со столь могучим бойцом? Прошу тебя!
   Грон покачал головой:
   - Нет. - Он задумчиво посмотрел на нее. - Впрочем, если тебе плохо,  могу
освежить. - Он кивнул на озерцо.
   Женщина оскалилась:
   - Ты - тварь, неужели в тебе нет ни капли жалости?
   Грон повторил:
   - Как тебя зовут?
   Та молчала. Грон вздохнул, рывком поднял  женщину  и,  подогнув  ей  одну
ногу, резко окунул  вторую  в  озерцо.  Женщина  заверещала.  Грон  подождал
несколько мгновений, потом отрубил зараженную ногу  по  колено  и  перетянул
жгутом оставшуюся часть.  Женщина  потрясение  уставилась  на  культю.  Грон
опустил ее на землю и принялся невозмутимо укладывать свои пожитки во  вьюк.
Когда он закончил, женщина немного пришла  в  себя.  Грон  вновь  присел  на
корточки:
   - Как тебя зовут?
   Она окинула  его  взглядом,  полным  ненависти.  Грон  осуждающе  покачал
головой. Потом кивнул на культю.
   - Сейчас будет вторая нога, потом я отрублю тебе  пальцы  рук,  груди,  а
закончу тем, что разрублю живот и растяну кишки  так,  чтобы  концы  были  в
воде. - Он снова помолчал, давая время осознать, что не шутит,  потом  снова
поднял ее и повернулся к озерцу.
   Женщина закричала:
   - Не-е-ет!!!
   Грон посмотрел ей в глаза:
   - Ты передумала?
   Она кивнула. Грон положил ее обратно.
   - Говори.
   - Меня зовут Эсера, я вдова...
   Грон накрыл ей рот ладонью и покачал головой:
   - Видно, ты меня не поняла.
   - Чего ты хочешь?
   Грон усмехнулся:
   - Ну, для начала я хотел бы услышать о том, как дела  у  брата  Эвера  из
Тамариса?
   Женщина судорожно всхлипнула:
   - Он тебе рассказал...
   - Я умею задавать вопросы. - Трон искривил губы  в  холодной  усмешке.  -
Итак?
   Она окинула его затравленным взглядом. Потом с усилием сказала:
   - Его будут судить.
   - Это печально, но ты продолжай рассказывать.
   - О чем?
   Грон разочарованно покачал головой:
   - Ты хочешь, чтобы я ОПЯТЬ задавал вопросы? Женщина вздрогнула:
   - Нет. -  Она  помолчала.  -  Ты  оказался  самой  большой  проблемой  за
последние  три  Эпохи.  Всех,  кто  появлялся  до  тебя,  Хранители   сумели
нейтрализовать раньше, чем они нанесли какой-либо заметный вред.  А  ты  уже
заразил эту часть Ооконы. Брат Эвер настаивал на радикальном воздействии, но
его обвинили в долгом небрежении и бросили в Скалы. - Она усмехнулась.  -  Я
презирала его, а сейчас вижу, что он был прав. Ты слишком  опасен.  И  после
того, как мы уничтожим  тебя,  следует  выжечь  всю  землю,  по  которой  ты
проходил.
   Грон хмыкнул:
   - Вам придется сильно постараться. Ну да ладно. А сейчас ты ответишь  мне
на четыре вопроса: во-первых, ты еще не назвала мне своего НАСТОЯЩЕГО имени,
во-вторых, что означает термин "Эпоха"  и  сколько  она  длится,  в-третьих,
сколько еще человек действуют против меня и кто они  такие  и,  в-четвертых,
кто такие Хранители и где мне их найти?
   Через два часа он покинул  место  беседы,  полный  сумрачных  мыслей.  На
горизонте появился Шлейф пыли, тянущейся за отрядом, и Грон вздохнул. Что ж,
кое-что прояснилось. А что касается Хранителей, придет время - отыщем.

   - Ну, что ты можешь сказать по этому поводу, Ксанив.  -  Грон  кивнул  на
лежащий  на  медном  блюде  кусок  пористого  материала,  по  внешнему  виду
неотличимый от обыкновенного булыжника.
   Приор усмехнулся и  взял  в  руки  предмет.  Грон  инстинктивно  качнулся
вперед, чтобы выбить смертельно опасную вещь из рук друга,  но  ему  тут  же
пришло в голову, что приор знает, что делает, и он замер, зорко глядя на его
спокойное лицо. Ксанив, заметив его дерганье, улыбнулся:
   - Не волнуйся, сейчас эта вещь абсолютно безопасна. Яд, которым она  была
пропитана, при контакте с водой исчезает за двадцать дней.
   Грон слегка расслабился и, откинувшись на спинку кресла, оскалил  зубы  в
злобной гримасе:
   - Эти твари, для того чтобы уничтожить нас,  готовы  заплатить  не  одной
сотней человеческих жизней. Да за  это  время  они  бы  потравили  еще  пять
караванов.
   Приор пожал плечами:
   - Вряд ли. Яд действует слишком быстро,  и,  для  того  чтобы  остановить
движение, хватило бы по одному мертвому каравану у крайних в ряду  колодцев,
но вот сама форма смерти... Хотя, впрочем, может, им как раз  и  было  надо,
чтобы за тобой тянулся шлейф из страшных смертей?
   Грон задумчиво кивнул:
   - Возможно, ты прав.
   Ксанив положил поддельный камень на место.
   - Мы не смогли опознать ни камня, ни яда. Ни в  одном  из  трактатов  нет
описания такого яда, а подобный материал  вообще  чудо.  Смотри,  он  сейчас
почти невесом. Мы испытывали его. Пока он теплый, то впитывает в себя  воду,
масло, вино, даже туман и огонь. В принципе, пока все это в  нем,  он  может
весить и как обычный булыжник, и тогда его  вообще  невозможно  отличить,  а
отдавать содержимое он начинает, только если  его  охладить  до  температуры
ключевой воды.
   - Значит, пока он теплый, он безопасен?
   Приор кивнул:
   - Удивительный материал.
   Грон протянул руку и, взяв поддельный камень, сунул его в свою сумку.
   - Что ж, я думаю, он мне еще пригодится. Слушай, Ксанив. - Он замолчал, в
очередной раз прикидывая, как бы заставить приора  принять  предложение,  не
открывая всей правды, и в очередной  раз  не  нашел  решения.  -  А  как  ты
смотришь на то, чтобы отправиться в путешествие?
   Ксанив улыбнулся:
   - Ты имеешь в виду - с тобой?
   Грон кивнул. Ксанив покачал головой:
   - Нет. Я люблю свой гимнасиум и уже не в том возрасте, чтобы менять образ
жизни.
   Грон вздохнул. Как ни страшился он этого момента,  он  наступил.  Что  ж,
кому, как не Ксаниву, он еще мог открыть правду о себе.